Педагогическое наследие М. М. Агаркова опыт переиздания и комментария

Былое нельзя воротить, и печалиться не о чем, У каждой эпохи свои подрастают леса…

А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем Поужинать в «Яр» заскочить хоть на четверть часа.

Булат Окуджава

Михаил Михайлович Агарков (01.04.1890, Казань — 25.07.1947^[1], Москва) в представлении не нуждается. Его имя говорит само за себя. И в среде современного российского юридического студенчества, не питающего особого почтения к авторитетам и не слишком утруждающего себя ознакомлением даже с учебной литературой (не говоря уже о научных сочинениях), сегодня вряд ли отыщется тот, кто не прочел по меньшей мере трех ключевых публикаций почтенного профессора — статью «Ценность частного права» (1920), брошюру «Учение о ценных бумагах» (1927) и фундаментальное (на наш взгляд лучшее) юридическое исследование своего времени «Обязательство по советскому гражданскому праву» (1940). В новейшей российской истории первое сочинение перепечатано трижды (1992, 2002, 2012), второе — четырежды (1993, 1994, 2000, 2012), третье — дважды (2002, 2012) — чем не показатель? В особенности в нашу эпоху всеобщего снисходительно-презрительного отношения к юридической науке и «ученым» книгам. Хоть сколько-нибудь «продвинутые» студиозусы обязательно добавят к этому перечню статьи про юридическую природу железнодорожной перевозки (1922) (перепечатана в 2007 и 2012 гг.), а также про понятия сделки и злоупотребления правом (1946) (перепечатаны в 2002 и 2012 гг.).

Словом, имя М. М. Агаркова не просто не забыто — оно на слуху, а его работы, написанные вот уже без малого сто лет назад, до сих продолжают быть источником научного вдохновения, юношеского образования и практической пользы. Избитое, конечно, выражение, но в данном случае как никогда верное: мэтр М. М. Агарков и сегодня с нами, он среди нас, он держит руку на пульсе текущих юридических проблем, обсуждает их, предлагает пути решения, полемизирует, снабжает обширными библиографическими указаниями на пяти различных языках… Да, все это делается не вживую — с печатных страниц (ни в «Яр», ни в «Пушкин», ни тем более в KFC с ним уже никому не заскочить даже на четверть часа!) — но разве того, что есть — мало? Правда, еще каких-то двадцать лет нас переспрашивали, как, дескать, пишется-то: «Агарков» или «Огарков»?" — что ж, хочется надеяться, что такое вот совсем уж неандертальское отношение к нашим классикам осталось позади.

Тем удивительнее, конечно, будет выход из печати настоящей книги. Даже тот, кто совсем ничего не знает, наверняка удивится: «Гражданское и торговое право: источники, категории, институты, конструкции«?! Да еще и с подзаголовком «Педагогическое наследие». Да еще и с аннотацией «полноценное пособие по основным темам учебных курсов гражданского и торгового права» Да неужели же и вправду есть у М. М. Агаркова такая книга? и если есть, то почему же прежде о ней никто, ничего и никогда не слышал? неужели в архивах «откопали» что-то новенькое, прежде не издававшееся? Недоумение, вероятно, только усугубится, если ответить на все эти вопросы кратко, ибо ответ будет парадоксальным: и да — и нет. И есть книга — и нет ее. Вернее, до сегодняшнего момента не было, но теперь будет, а архивы тут совершенно ни при чем.

Но чтобы не вносить большей путаницы — обо всем по порядку.

1.

История этой книги восходит к 2001 году — времени подготовки к изданию первого двухтомника «Избранных трудов» проф. Агаркова в серии «Научное наследие» издательства «ЮрИнфоР». Нам посчастливилось собрать практически все опубликованное наследие Мастера (за некоторыми исключениями, о главном из которых будет особо сказано ниже) и мы оказались перед нелегким выбором: что печатать, а с чем повременить? Определяющую роль сыграло наименование серии, в соответствии с которым было решено: раз, дескать, наследие научное, то в первую очередь науку и переиздаем; естественно, отдаем предпочтение еще не переизданному (на тот момент)¹. Произведения учебного, справочного, комментаторского жанра — главы и параграфы учебников, пособий, сборников — в результате применения такого подхода естественным образом оказались за страницами переиздания, уступив место научным монографиям, монографическим статьям, докладам, тезисам, публикациям в академических журналах. Было намерение составить из произведений учебной направленности третий том «Избранных трудов», но сразу его реализовать не удалось (по целому ряду причин, главным образом, технико-финансового свойства), а через некоторое время идею выпуска аналогичного двухтомника в серии «Классика российской цивилистики» анонсировало издательство «Статут». Руководствуясь описанной выше логикой, мы решили, что это издание и восполнит все то, что не попало в наш двухтомник; в итоге идея обособленного издания учебного или педагогического наследия профессора нами была оставлена.

Время шло, а заявленный двухтомник все не выходил. Наконец — в 2012 г. — он появился, притом, с двумя уникальными страницами (7—8) первого тома, — страницами «объяснений» издателя насчет того, как так случилось, что выпуск в свет трудов Классика столь задержался: оказывается, все мешали «белые пятна» и «неточности», касавшиеся периода работы М. М. Агаркова в Иркутском университете. Действительно, без сведений о том, кем и когда был открыт Иркутский университет, а также о том, что у М. М. Агаркова не было возможности приобрести штатскую одежду, но зато имелось разрешение хранить и носить револьвер, сборник его юридических сочинений выпустить «с чистой совестью» было, конечно, никак невозможно^[2][3]. Действительно, что может быть для юриста-специалиста по частному праву важнее револьвера? Ну да Бог с ними, с причинами, — в любом случае лучше поздно, чем никогда. Но что же оказалось в этом двухтомнике? Из наследия, которое не переиздавалось ранее — три статьи: «Исковая давность» из журнала «Арбитраж» 1938 г. (стр. 246—257 первого тома), «Задачи законодательного регулирования договора контокоррента» из журнала «Кредит и хозяйство» 1930 г. (стр. 448—458 т. II) и «Обязательства из причинения вреда» из первого выпуска «Проблем социалистического права» за 1939 год (там же, стр. 459—493). «Юридическая природа железнодорожной перевозки» 1922 г., которую мы не смогли поместить в нашем двухтомнике, к тому времени была уже перепечатана «Вестником гражданского права» с нашей подготовкой, редакцией и послесловием. Все остальное — либо повторение того, что уже перепечатано, либо материалы различных других авторов, главным образом, рецензирующего и биографического свойства. Не станем отрицать: тираж двухтомника, наполненного даже таким содержанием, буквально разлетелся — но в этом заслуга М. М. Агаркова, спрос на работы которого не смогло удовлетворить даже их многократное воспроизведение под различными обложками.

Как бы то ни было, но вопрос о современном переиздании педагогического наследия М. М. Агаркова остался открытым и по этой причине вновь был включен нами в собственную «повестку дня». Смущали преимущественно две вещи: во-первых, подобных переизданий раньше никто не делал и, соответственно, была не особенно ясна их техника, а во-вторых, для его осуществления не хватало одной «изюминки», которую нам все не удавалось разыскать.

1) В отличии от тех выдающихся юристов, — К. Н. Анненкова, Е. В. Васьковского, Ю. С. Гамбарова, Н. Л. Дювернуа, О. С. Иоффе, Д. И. Мейера, К. П. Победоносцева, П. П. Цитовича, Г. Ф. Шершеневича и др. — имена которых в представлении современников и потомков оказались неразрывно связаны с конкретными вполне или болееменее законченными курсами, учебниками и пособиями, М. М. Агарков ни одного подобного произведения не оставил. Да, он был одним из соредакторов (другим был Д. М. Генкин) двухтомного учебника «Гражданское право» 1944 года издания, да, он написал весьма весомую его часть (как, впрочем, и предшествующего советского двухтомника 1938 г. издания¹), но ассоциировать таковой с именем одного только М. М. Агаркова было бы несправедливо по отношению к другим его авторам; уверены, что профессор был бы первым, кто восстал бы против обозначений типа «Учебник Агаркова». В то же время его перу принадлежат также три главы пособия, вышедшего в 1948 г. под названием «Теория государства и права: макет учебника» под ред. М. А. Аржанова, несколько параграфов учебника «Гражданское и торговое право капиталистических стран» (под ред. Д. М. Генкина. М., 1949), а также еще^[4]

несколько разрозненных публикаций, учебное, практическое и справочное назначение которых явно превалируют над научной составляющей.

Конечно, нет никакого смысла публиковать названные отрывки один за другим в хронологическом порядке. В такой публикации читатель найдет множество повторяющихся или принципиально сходных положений, но в то же время обнаружит, что какие-то разделы курса не охвачены совсем. Но можно сделать по-другому: привести разрозненные отрывки учебников и пособий, написанные М. М. Агарковым, в некоторую систему и исключить повторы, «отменив» более новыми (позднейшими) частями публикаций более старые (ранние). Мы попробовали так сделать и получилось… полноценное учебное пособие по курсу гражданского и торгового права, по крайней мере, по его основным темам. От источников — через учение о нормах и применении права, о правоотношении, об объектах права и юридических фактах — к общему учению об обязательствах, об их наиболее распространенных основаниях возникновения (договорах), — и далее к учению об обязательствах отдельных видов (из договоров купли-продажи, подряда, кредитования и расчетов, причинения вреда и неосновательного обогащения); финальная глава — один из ключевых вопросов МЧП (как было некоторое время назад в ГК РФ). Вполне законченная система учебного курса, притом по частному праву не одной отдельно взятой страны, а, так сказать, интернациональному частному праву, — праву, в известной мере единому для всех времен и народов. Да-да, именно так: большинство из перечисленных подразделений освещаются М. М. Агарковым с использованием материалов как отечественного, так и иностранного права: иногда последние органично вплетены в общее изложение, иногда — выделены в особые параграфы.

Безусловно, мы бы сильно погрешили против истины, если бы назвали получившееся издание вполне законченным, исчерпывающим курсом гражданского и торгового права. Так, в нем очевидно не хватает самой первой (общей) главы — о понятии права как такового, о его разделении на публичное и частное, о дуализме частного права; в ней нет глав о субъектах права¹, об осуществлении прав, об их защите, об ответственности, о вещных правах, о большинстве отдельных договоров, о наследовании и пр. Но с этим, увы, ничего нельзя поделать: по одним вопросам (как, скажем, по праву собственности, наследственному праву, имущественному найму и пр.) М. М. Агарков практически ничего не написал, а по другим… большинство из написанного уже переиздано, притом многое даже неоднократно. В самом деле, статья «Ценность частного права» (1920) даст сто очков вперед главам любых учебников и пособий (как современных, так и напечатанных ранее) по самым главным, ключевым, системообразующим юридическим понятиям. Замечательными дополнениями к ней будут статьи ученого^[5]

о предмете и системе гражданского права (1940), а также о его принципах (1947); статья о юридической природе железнодорожной перевозки (1922) поможет составить представление не только о своем непосредственном предмете (железнодорожной перевозке), но и о таком экзотическом для нашей цивилистике вопросе, как секундарные права; содержание работ по ценным бумагам (1925, 1926, 1927), по понятию сделки (1946), по проблеме злоупотребления правом (1946), праву на имя (1915) и т. д. в особом разъяснении не нуждается; нет смысла особо рассказывать также о ценности и методическом значении главной монографии ученого «Обязательство по советскому гражданскому праву», равно как и о курсе лекций «Основы банкового права» (1929) и др. Перепечатывать все это в настоящем издании — при наличии как минимум двух современных (не говоря уже про первоначальные, оригинальные) — мы посчитали излишним. Лишь некоторые — еще не переизданные ни разу, а потому труднодоступные, но, притом интересные в учебном, методическом или практическом отношении публикации Мэтра — мы напечатали в Приложениях, приуроченных к главам и параграфам основного текста. Эти приложения размещены в конце третьей книги издания.

В результате получилась подборка материалов, более чем достаточная для овладения представлениями об основных частноправовых категориях, понятиях, институтах и конструкциях; даже с такой (не вполне завершенной) системой М. М. Агаркова способен конкурировать далеко не всякий современный учебник, в том числе претендующий на звание «наиболее полного».

2) Как было сказано выше, основную часть педагогического наследия М. М. Агаркова нам удалось собрать еще в 2001—2002 гг. До последнего времени недоставало лишь одного источника, но какого! — той самой «изюминки», без которой вся наша затея теряла едва ли не половину своего смысла. Мы говорим о главах, написанных М. М. Агарковым для книги «Теория государства и права», вышедшей в 1948 г. под ред. М. А. Аржанова с не вполне обычным подзаголовком: «макет учебника». Не «учебник», и не «учебное пособие», а именно «макет учебника»: современники-авторы и редакторы учебной литературы затрудняются привести какой-то другой пример подобного обозначения и теряются в догадках относительно тех причин, которые заставили в данном конкретном случае к нему прибегнуть. Думается, что главной причиной здесь была следующая.

Дело в том, что ранее был выпущен всего один подобный советский учебник — учебник по теории государства и права. Авторы его — С. А. Голунский и М. С. Строгович (М., 1940). Великая Отечественная война (на некоторое время отсрочившая подготовку новых подобных изданий) и ее последствия привели Советский Союз и мировое сообщество к новым условиям существования, в которых вопрос о наполнении и соотношении, с одной стороны, содержательной, с другой — идеологической составляющей учебника по теории советского государства и советского права, оставался открытым. Писать учебник с позиций 1937 г. было уже невозможно, а вот с каких позиций его следовало писать — понятно еще не было (государство занимали несколько иные, более насущные задачи). Следовательно, обозначение издания не как полноценного учебника, а как его макета было избрано сознательно для того, чтобы подчеркнуть: книга — лишь своеобразный пробный (пристрелочный) шар (или первый блин), а потому не взыщите, дорогие коллеги, если шар этот просвистит мимо цели (а блин окажется комом). Издание не претендует ни на что, кроме критики и доработки (переработки), и предпринимается — как, кстати, писали раньше в некоторых журнальных статьях — «в дискуссионном порядке» или «в порядке обсуждения». Последующее развитие событий вокруг пресловутого «макета» подтвердило правильность и основательность этого подхода^[6].

Несмотря на вот такое «осторожное» и «скромное» обозначение книги — ее наименование не учебником, и даже не учебным пособием, а лишь макетом учебника — в течение десятилетия со времени выхода в свет (т.е. примерно до конца 1950;х гг.) на нее массово ссылались в журнальных статьях и монографиях такие советские ученые, как Н. Г. Александров, С. Н. Братусь, О. С. Иоффе, С. Ф. Кечекьян, И. Б. Новицкий, Ю. К. Толстой, Е. А. Флейшиц, Р. О. Халфина. Но все же «макет» сделал свое «черное дело»: о книге постепенно стали забывать. Появились новые учебники и пособия — в идеологическом ключе более «правильные»; на них и стали ссылаться. Современные авторы об этом издании почти не упоминают; подозреваем, что большинство о нем просто не знает. Те небольшие исключения, которые сегодня изредка можно встретить, не оставляют сомнений: ссылки эти сделаны из вторых рук, а самого издания ссылающиеся на него не видели и в руках не держали. Долгое время не удавалось его найти и нам: не могло помочь ни одно московское книгохранилище — не только РГБ и Научная библиотека МГУ, но даже библиотеки ИНИОН, ИЗиСПа и ИГП РАН оказались бессильны. Все остальное к переизданию было готово, — недоставало только «агарковских» глав из пресловутого «Макета» 1948 г.

Мысль — столь очевидная, что оставалось только удивляться, отчего она не посетила нас раньше — явилась как всегда неожиданно: а что если обратиться за помощью к коллегам из северной Пальмиры? Так и было сделано; в результате уже через два дня мы смогли приступить к оцифровке долгожданных глав, за что не можем не поблагодарить доктора юридических наук, профессора кафедры коммерческого права юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета Олега Юрьевича Скворцова.

2.

Первое и главное соображение, руководившее нами при составлении и выпуске этой книги, было стремлением к тому, чтобы приобщить современных читателей не только к научному, но и к педагогическому наследию М. М. Агаркова. Читателям нашего и более старшего поколения настоящее переиздание доставит удовольствие освежить в памяти строчки, читавшиеся в давние студенческие годы, и пережить еще раз те волшебные ощущения, которые испытываешь, открывая потрепанный переплет в читальном зале университетской библиотеки. Другие читатели (нынешние студенты) с облегчением вздохнут по поводу того, что «за Агарковым» теперь не нужно «тащиться в библиотеку» и наконец-то можно ощутить себя учеником одного из величайших Мастеров отечественной цивилистики и коммерциалистики, не вставая из-за домашнего письменного стола или не отрываясь от любимого гаджета. Да, конечно, самого Мастера уже не воскресить, современного ГК ему уже не показать, а его мнения по поводу некоторых современных «научных» трудов не спросить! — очень жаль! Но слава Богу, что остались написанные им тексты — пусть же говорят они. Тем более что большая часть научного наследия Мэтра уже переиздана — не пора ли вытащить из тени все еще остающееся там наследие педагогическое? Логично? Более чем.

Но было и второе соображение, с одной стороны — подстегнувшее нас к тому, чтобы предпринять задуманное переиздание, а с другой — несколько воспрепятствовавшее ему. Оно появилось в процессе подготовки переиздания к печати. Всякому известно: чем текст более богат содержанием — тем больше вопросов, поводов для обсуждения, для желания сформулировать и высказать какие-то свои собственные соображения, которые он дает. Тексты М. М. Агаркова не просто богаты содержанием — они им насыщены, а кое-где так и вовсе перенасыщены. Содержание бьет, фонтанирует, переливается, хлещет через край; текстовые словесные формы (подобные библейским старым мехам, в которые не надлежит наливать нового вина) не всегда способны его удержать. Предмет для чтения (строки, абзацы, страницы) невелик, но предмет для осмысления и обсуждения (заключенный в тексте смысл, те предпосылки, исходя из которых он сформулирован, те материалы, с помощью которых он получен и которыми он аргументирован) — колоссален. Обо всем этом замечательно сказала, конечно, Р. О. Халфина (кстати — ученица М. М. Агаркова), поэтому предоставим слово ей:

«. .К творчеству М. М. Агаркова в полной мере относятся слова, сказанные при появлении небольшой книжки стихотворений Тютчева: «Но книга маленькая эта томов премногих тяжелей». Действительно, к работам Михаила Михайловича подходит, может быть, избитое, но точное сравнение с айсбергом: девять десятых материала скрыты «под водой», переработаны, переосмыслены автором. И только одна десятая (а возможно, и меньше) доводится до читателя. Автор не показывает эскизов, калек, планов, строительных лесов. Перед читателем завершенное, выстроенное, готовое здание.

Читая его книги и статьи, нельзя пропустить ни одной строчки, в них нет ни одной лишней, «проходной» страницы или абзаца. Поэтому, может быть, не всегда видно, какой огромный труд лежит за четкими формулировками, строгими аргументами, отточенными характеристиками. Иногда кажется, что выводы автора, его предложения сами собой разумеются и он только сформулировал то, что очевидно каждому. И лишь потом убеждаешься, что все это результат огромного творческого труда, что представление об «очевидности» создается благодаря убедительной аргументации, глубокому анализу и железной логике.

Вероятно, один из секретов столь долгой жизненности трудов М. М. Агаркова именно в их строгости, завершенности, последовательности, глубокой научной обоснованности. В сжатом, лаконичном изложении читатель найдет так много мыслей и информации, что неизбежно вновь и вновь будет обращаться к небольшим по объему и столь весомым по содержанию работам"^[7].

Когда читаешь М. М. Агаркова, на ум приходит множество соображений, большинство из которых хочется высказать, а некоторые — и облечь в более долговечную (письменную) форму. Зачем? Чтобы поделиться ими, предъявить их, так сказать, научной общественности, сохранить не только в собственной памяти, но и для потомков, ибо (чем черт не шутит!) вдруг и они окажутся кому-нибудь интересны и полезны? Соображения эти самого разного рода — здесь и простые оценки прочитанного, и какие-то системные ассоциации, сравнения, сопоставления; среди них — вопросы и замечания автору насчет ясности, точности, обоснованности, внутренней и внешней противоречивости сказанного, и, наконец, самое важное: собственные мысли и идеи. Мы уже имели случай отмечать, что до ознакомления с книгами Г. Ф. Шершеневича искренне считали юридическую научную литературу неплохим средством от бессонницы — оттого, что прежде не читали ничего, кроме творений советских авторов; здесь же есть возможность и повод сказать полнее и точнее о публикациях современных. Среди них по-прежнему немало тех, которые можно использовать в качестве снотворного, но еще больше — тех, ознакомление с которыми не оставляет ничего, кроме омерзения и возмущения из серии: да как же такое возможно?! Как может титуловать себя доктором юридических наук тот, кто не знает о том, что для вступления завещания в силу завещатель должен прежде умереть? Как может рассуждать о чем бы то ни было юридическом «специалист», который на вопрос о том, возможно ли (по его мнению) злоупотребление секундарным правом, отвечает вопросом «Что Вы имеете в виду?» Какое отношение к науке права имеют люди, искренне уверенные в том, что главная задача ученого-юриста сводится к тому, чтобы «уместить» в свое «юридическое исследование» как можно больше законодательного материала, по возможности — самого свежего, максимально полно и точно воспроизведенного (желательно вообще без каких бы то ни было отклонений от оригинального текста)? В последнее время стали попадаться даже аналоги прежних.

«комсомольских» претензий из серии «А ты знаешь, что в Гондурасе дети голодают?», — идеологически-заряженных обвинений в «объективистском изложении буржуазных теорий», в абстрактном формализме и схематизме, в попытках «отвлечь аудиторию от обсуждения насущных практических проблем» путем ее «вовлечения в научную (!) дискуссию». Очень показательны два следующих примера: с одной стороны — успешно прошедшая ВАК «докторская», доказывающая, что основной функцией частного (!) права является охрана и защита публичных (!) интересов, а с другой — тоже докторская, но на сей раз успешно «зарезанная» и ВАК, и ученым советом, проводившим повторную ее защиту, по причине основания ее положений на работах германских цивилистов и ее первоначальной защиты в «неправильном» совете. Воинствующее невежество, идеологическое шельмование, тупые и бессодержательные, но зато «политически выверенные» словоизлияния — все это (как теперь выясняется) отнюдь не изжито окончательно и бесповоротно; все это — элементы не только нашего советского прошлого, но и увы! — верные спутники российского настоящего.

Работы М. М. Агаркова — приятное исключение из вот этих общих весьма удручающих правил. Те мысли и идеи, которые возникают при их чтении, касаются не морального состояния человечества, не профессионализма и чистоплотности его отдельных представителей, а исключительно юридической науки — цивилистики и коммерциалистики. Науки чистой, освобожденной от разного рода идеологических, конъюнктурных и прочих наслоений. Науки, не имеющей возраста и места жительства — науки объективной, бесстрастной, логичной, а потому единой для всех времен и народов. Неудивительно поэтому, что научные положения и практические предложения, сформулированные самим М. М. Агарковым, представляющие собою их развитие, а также те мысли и идеи, что возникли под непосредственным влиянием его работ, и сегодня составляют основные опорные точки науки частного права, образуют ее скелет. Да, конечно, могла поменяться (и в ряде случаев действительно поменялась) внешняя (словесная) форма выражения этих идей (одни из них стали законоположениями, другие так и остались элементами доктрины); сегодня эти мысли и идеи зачастую находят себе несколько иную доказательную базу, чем прежде, но в сущности своей они поменялись незначительно, а то и не поменялись вовсе. Благодаря именно этим своим качествам тексты М. М. Агаркова, написанные без малого сто лет назад, продолжают оставаться вполне современными и актуальными (порою более актуальными, чем многие «творения» наших современников).

Рассуждая подобным образом, мы пришли к следующему, показавшемуся нам небезынтересным, замыслу: что если к переиздаваемым произведениям почтенного профессора присоединить некоторые собственные замечания и комментарии — те самые, которые так хочется дать при чтении этих произведений? Среди них могли бы быть и (а) наши собственные содержательные мысли, показавшиеся нам либо достойным развитием идей Мэтра, либо обоснованными критическими замечаниями к ним; затем, могли бы быть сформулированы и (б) замечания методического свойства, призванные помочь читателям более эффективно сориентироваться в содержательно обширном научном и педагогическом наследии Мастера, точнее и правильнее понять сказанное им, ну и, разумеется, могли бы быть даны (в) некоторые технические указания (насчет того, что устарело, что сохранилось, что обновилось, чем регулировалось прежде, как регулируется теперь и т. д. и т. п.). Новизна этого подхода только кажущаяся; в действительности он совсем не нов — чем, в конце концов, в свое время занимались средневековые глоссаторы и комментаторы римских юридических текстов, как не уяснением их смысла, критикой, толкованием и логическим развитием? Тексты М. М. Агаркова — как минимум ничуть не менее достойный предмет для глоссы или комментария, чем сентенции Ульпиана или Гая. Насколько достойны роли глоссатора или комментатора мы — судить, разумеется, читателям, но так или иначе (даже если окажется, что нет, недостойны), ничто и никто не мешает занять наше место того действительно достойным претендентам. Останется только порадоваться, если это однажды произойдет.

Руководство описанной выше идеей придало процессу подготовки педагогического наследия М. М. Агаркова к переизданию совершенно иное содержание и особый смысл, превратившись из чисто технического редактирования в создание собственного, оригинального, творчески самостоятельного научного произведения. Первоначально мы планировали разместить наши примечания-комментарии в сносках к перепечатываемым учебным текстам. Это решение было продиктовано в первую очередь такой их особенностью, как небольшой объем «подвалов» — подстрочных примечаний или сносок в оригинальных «педагогических» источниках профессора Агаркова. Их совсем немного, и в основном они представляют ссылки на источники публикации нормативных правовых актов или цитированных текстов, главным образом, «руководящего» назначения (Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина). К тому же оригинальные источники не отличаются единообразием в топографии этих ссылок — они размещаются как в подстрочных примечаниях (сносках), так и в основном тексте работы (в скобках), причем примерно с одинаковой частотой. Что ж, — решили мы, — очень хорошо: раз М. М. Агарков не стал занимать «подвалов» к собственным текстам сам, то почему бы не занять их нам? Немногочисленные авторские сноски и примечания мы полностью унесем в основной текст работы (в скобки); «подвал» книги таким образом окажется полностью свободным для наших собственных (!) сносок — примечаний и комментариев. В результате должно было бы получиться весьма своеобразное, ни на что не похожее издание, основной текст которого принадлежал бы перу М. М. Агаркова, а весь подстрочник — нам.

Так было задумано, и мы приступили было к реализации этого замысла. Но когда объем наших примечаний и комментариев приблизился к половине основного текста, мы задумались: а правильно ли поступаем? Ну что это за книга, минимум половину которой составляют… сноски? Когда же объем примечаний-комментариев приблизился к объему основного текста самого комментируемого издания, мы поняли, что задумка была ошибочной: и читать неудобно, и по существу неверно. Ведь в итоге у нас получились не просто сноски, а собственное, абсолютно самостоятельное и вполне законченное произведение — по существу целая книга размышлений над педагогическим наследием великого цивилиста, примечаний и комментариев, сформулированных в ходе и по итогам таких размышлений, а также дополнительных материалов, наглядно демонстрирующих базу для формулирования исходных взглядов и для самих наших размышлений, в первую очередь — тексты законодательных актов и иных (научных) работ профессора Агаркова и других ученых-юристов.

Таким образом родилось решение разделить издание на две книги различного авторства: первая — «книга Агаркова-педагога», вторая — «книга Белова-комментатора». Безусловно, такое решение было много удобнее для читателей, как минимум, потому что тех из них, которым интересен в первую очередь педагог-Агарков, не будет отвлекать комментатор-Белов. Читателям же, которые сочтут, что не прочь познакомиться и с нашими «размышлизмами», наличие двух раздельных книг доставляло бы следующее удобство: основную книгу (книгу М. М. Агаркова) кладешь перед собой, другую (нашу) — справа или слева и… вперед! Когда в тексте основной книги попадается номер примечания в квадратных скобках, набранный надстрочным индексом (например, такой;!⁰⁰³⁴!, или!⁰⁵⁷⁶!, или !¹¹⁶⁶! и т. д.), справляешься со второй книгой: о чем это, дескать, там речь? В первом примере — в примечании!⁰⁰³⁴! — мы подсказываем читателю, где он мог бы найти русский перевод Австрийского гражданского уложения и его оригинальный современный текст; во втором!⁰⁵⁷⁶! — воспроизводим текст ст. 157 ГК РФ об условных сделках для того, чтобы было проще сопоставить его с тем, что написано по этому вопросу у М. М. Агаркова и при необходимости скорректировать написанное соответственно текущему моменту; в третьем!¹¹⁶⁶! — даются наши небольшие пояснения насчет содержания и судьбы понятия оценочной неустойки. Для примера поставим прямо здесь три первых наших примечания общего характера _[0000]_;[0001]₎[0002]₁

Хорошо, — скажет читатель, — кажется, все понятно. Но книг-то в итоге получилось три, а не две! И все они помечены как книги М. М. Агаркова, а не В. А. Белова. Куда делись примечания-комментарии последнего? Объяснение простое: только что описанный второй — двухкнижный — вариант замысла также не был реализован, на этот раз по соображениям, лежащим главным образом в сфере издательского дела. Не будем в них вдаваться; скажем лишь, что в итоге было принято решение о том, чтобы объединить наши примечания-комментарии с их предметом — с теми текстами М. М. Агаркова, к которым они относятся (которые ими комментируются). При этом наши примечания-комментарии даются не в постраничных сносках, а после соответствующих глав. Да, это, быть может, несколько менее удобно — читать основной текст книги, придерживая пальцем или отмечая закладкой страницу с соответствующим примечанием или комментарием, — но… но вот сделано так, как сделано — в ключе более традиционном и понятном. Кстати, «удобно» и «неудобно» — вопрос индивидуальный: каждый читатель решит его сам для себя.

Надо сказать, что существует еще и такой путь донесения до читателей плодов наших размышлений и комментариев, как их размещение в виде концевых сносок — то есть не после соответствующих глав, а в конце книги. Этот способ был опробован нами на переизданиях ряда научных работ, осуществленных в 2001—2009 гг. в серии «Научное наследие» в издательстве «ЮрИнфоР». Увы! — на подобные «концевые» примечания читатели почти не обращают внимания. Видимо, сказывается какой-то психологический фактор: народ обнаруживает примечания-комментарии составителя издания уже после того, как прочитает всю книгу. Казалось бы, вот оно! — работа над книгой завершена! — но тут внезапно выясняется, что не только не завершена, но еще и не начата; что по существу надо теперь возвращаться к началу и читать книгу заново, по мере необходимости заглядывая в концевые комментарии. Надеемся, что способ выполнения настоящего издания — то есть формат, при котором со вспомогательным текстом читатель впервые столкнется не после того, как прочитает книгу, а прямо уже сейчас, после этого предисловия, а затем будет встречаться с ним всякий раз после каждой главы — поможет избежать этой печальной участи.

В результате структура издания получилась следующая: наше предисловие — глава М. М. Агаркова + наши к ней примечания и комментарии; — глава + примечания-комментарии и так далее^[8]. Издание завершают два вспомогательных раздела — (а) приложения (не переизданные на сегодняшний момент статьи М. М. Агаркова и материалы некоторых других авторов, ныне являющиеся библиографической редкостью, но абсолютно необходимые для полноценного ознакомления с педагогическим наследием Маэстро) и (б) дополнительные материалы, в основном биои библиографического характера, а также составленный нами «Научный катехизис» профессора Агаркова — свод его замечаний и наставлений, без использования или хотя бы учета которых осуществление научной юридической деятельности попросту невозможно.

Итак, примечания-комментарии расположили после глав — допустим. Но почему в итоге издание поделили на три, а не на две книги? Ответ прост: для того чтобы соблюсти одновременно два требования — более-менее обеспечить, с одной стороны, соразмерность объема книг, с другой — логику. При разделении на две книги пришлось бы откровенно нарушить или то, или другое: так, если выполнять требование соразмерности томов, то деление следовало бы производить на рубеже 9-й и 10-й глав, то есть… в середине общей части обязательственного права. Никакой логики. Если же соблюдать логику, то пришлось бы сделать два несоразмерных тома — или очень «тоненький» первый и «толстый» второй, либо наоборот. Да, при разделении издания на три книги логика тоже прихрамывает (читатели сами заметят почему), но всетаки не столь ужасно, как при делении пополам; к тому же соразмерность книг вполне выдерживается.

Естественно, возникает вопрос: а не слишком ли мы самонадеянно (нагло) мы поступили, когда взялись снабжать примечаниями и комментировать тексты такого Мэтра, как М. М. Агарков? Не станут ли такие примечания-комментарии поводом к очередному обвинению в неуемном апломбе и неуместных амбициях? — ишь, дескать, какой «вумный» нашелся! — взялся самого Агаркова комментировать — шутка ли! Все, конечно, может быть, ибо имеются коллеги, всегда готовые при случае обвинить нас во всех смертных грехах (см. начало настоящего предисловия), но все же характер наших примечаний-комментариев позволяет нам надеяться, что этого не случится. Почему? Потому что примечания, как было указано выше, имеют характер чисто методический или технический^[9], а содержательные комментарии являются авторскими или личностными. Указания методического свойства направлены, главным образом, на то, чтобы помочь читателям охватить своим мысленным взором все многообразие взглядов, позиций, гипотез и аргументов Мастера, разбросанных по различным его работам, и сопоставить их с теми, что были высказаны его предшественниками и современниками, а также с теми, что были развиты его последователями. Указания технические направлены в основном на актуализацию фактических данных, сообщаемых М. М. Агарковым, и на сопоставление сделанных им ссылок на ГК РСФСР 1922 г. с нормами современного российского законодательства (в первую очередь ГК РФ). Ну, а что касается комментариев — так это лишь «мысли вслух», т. е. рассуждения и соображения, посетившие нас во время чтения педагогических текстов Мэтра. Только и всего. Никто (надеемся) не станет отрицать наше право иметь и высказывать собственное мнение по тем или иным интересующим нас вопросам. В конце концов такое мнение формулирует для себя каждый, чьи бы тексты он ни читал; нечасто, например, можно встретить профессора-юриста, который на лекциях, семинарских и практических занятиях принципиально ограничивается одним только пересказом взглядов коллег, совсем не сообщая о них своего собственного мнения, совсем не вынося никакого о них суждения. Заслуживают ли эти мнения-суждения чьего-либо внимания? — это уже другой вопрос, отвечать на который должны читатели (слушатели). Никаких «поучений» и «наставлений», «менторского» тона и «шапкозакидательских» настроений типа «А не замахнуться ли нам, товарищи, на Уильяма, нашего, так сказать, Шекспира?!», мы, разумеется, себе не позволяли; как мы уже отметили, материал последней (18-й) главы — не чувствуя себя специалистом в сфере МЧИ — комментировать не стали совсем. В то же время мы приложили все усилия к тому, чтобы наши примечания-комментарии оказались максимально интересными и полезными, дабы избежать обвинений в стремлении «примазаться» к великому цивилисту и погреться, так сказать, в лучах его славы и авторитета.

Конечно же, все наши «мысли вслух» можно было бы оформить отдельными изданиями — статьями, брошюрами и книгами — которые со временем образовали бы целую серию публикаций, посвященных творчеству М. М. Агаркова. Да, это тоже возможный путь ознакомления читательской аудитории с результатами собственных раздумий, притом, более известный и традиционный, но… куда менее честный. Ведь если бы не почтенный Михаил Михайлович — не было бы никаких мыслей и рассуждений; так, стало быть, логично и привязать их к той базе, из и на основе которой они возникли и выросли. «Новым жанром» это, как мы уже говорили, не назовешь, но сама идея подобных изданий — с техническими уточнениями и содержательными комментариями публикатора к печатаемым текстам — нам кажется перспективной. Так, например, получился бы весьма интересный результат, если бы предметом комментариев, подобных выполненным, стали бы произведения того же самого М. М. Агаркова, только не учебного, а научного назначения, например, такие, как «Обязательство по советскому гражданскому праву» (1940) или «Учение о ценных бумагах» (1927). Другое дело, что из-за чрезвычайной содержательной плотности и многослойное™ этих сочинений — сколько раз не читай, всегда открываешь для себя что-нибудь новенькое! —для написания таких комментариев потребуется масса времени и усилий; быть может, ресурсов одного человека окажется даже и недостаточно, поскольку объем таких комментариев, можно сказать, обречен превысить свой собственный предмет, притом многократно.

Итак, вторая причина предпринятого нами труда — познакомить читателя со своими собственными мыслями, соображениями и рассуждениями, на которые нас натолкнули главы-параграфы учебников-пособий, написанные в 1930—1940;х гг. М. М. Агарковым.

Для чего? Для того, чтобы показать, что по-настоящему объективно, грамотно и изящно написанные произведения (учебные ли, научные ли, художественные — разницы никакой) не имеют возраста: десятилетия, отделяющие нас от времени их задумки и первой публикации, не гасят и не притупляют их способности стимулировать изучение гражданского и торгового права, рассуждать над ним, исследовать его. Ну и потому еще, конечно, что (судя по читательским отзывам) наши соображения-рассуждения вызывают в публике известный интерес — не без этого. Может быть, не только текстам, написанной Великим Мэтром, но и нашим «размышлизмам» над ними повезет и они удостоятся благосклонного читательского внимания.

Не нужно, конечно, думать, что все идеи, концепции и точки зрения, сформулированные М. М. Агарковым, являются безоговорочно верными и что все они в том или ином виде благополучно дожили до наших дней. Меньше всего мы хотел бы, чтобы читатели решили так: раз предпринимается подобное переиздание — значит, ценность переиздаваемых текстов непреходяща, они во всех отношениях полны, обстоятельны, безупречны, идеальны и заведомо бессмертны, ибо представляют собой продукт мыслительной деятельности гениального ученого. Увы, но всякому человеку (даже гению) свойственно ошибаться; М. М. Агарков не был исключением. Всякий без труда заметит в любом его тексте целый ряд концепций, тезисов и утверждений, которых российская юриспруденция по сию пору вообще или почти не восприняла, или от которых в последующем отказалась (что, впрочем, само по себе еще не доказывает их неправильности). Многие укажут на такие воззрения и суждения, которые ныне хотя и встречаются, но общего признания не имеют (не исключено, что напрасно); наконец, могут быть отмечены и высказывания, оставляющие желать лучшего в плане ясности, последовательности, внутренней непротиворечивости и внешней согласованности, дополнительной аргументации и пр. Так, нам лично, например, осталось непонятным, на каком основании М. М. Агарков упрекает буржуазную юриспруденцию в отказе рассматривать правоотношения как отношения общественные (и при чем здесь пресловутый «классовый подход»); что он понимает под субъективным правом; далее, мы никак не можем согласиться с его квалификацией однонаправленных актов изъявления общей воли (решений собраний и т. п.) или с его позицией о юридической природе права на защиту и его месте в системе юридических возможностей; конечно, он, очевидно, опечатался в годе издания Единообразного закона САСШ о продаже товаров и т. д^[10]. Страшно ли это? Думаем, что нет.

Мы не ставили перед собой задачу дать читателям «правильный», пригодный на все случаи жизни, свободный от любых недостатков и вообще во всех отношениях идеальный «юридический текст», — таковых не бывает и не может быть. Мы хотели показать лишь то, что у великих и гениальных людей великим и гениальным является буквально все, — не только открытия, озарения и достижения, но и ошибки, описки, недочеты и неточности, ибо их выявление, разбор, оспаривание и опровержение являют собой акты движения мысли, — необходимое условие развития и форму самого существования юридической науки. К тому же все подобные недостатки, сколько бы их ни было «отловлено», выглядят самыми настоящими «блохами» на фоне тех заслуг, которые можно и нужно признать за Михаилом Михайловичем. Даже если бы таковые ограничивались одним только «встраиванием» в нашу юриспруденцию французской дефиниции понятия договора (той самой, которую мы и сегодня читаем в п. 1 ст. 420 ГК РФ), то ему уже можно было бы ставить памятник; ну, а поскольку перечень того, чем российское правоведение обязано профессору Агаркову много разнообразнее и обширнее, то никакой нужды в дальнейших объяснениях (как и повода к дальнейшим сомнениям) очевидно, нет, — их просто не может быть, что называется, по определению. Каждая работа, каждый параграф, каждый абзац, каждое предложение М. М. Агаркова — это те точки бесконечно малого размера и бесконечно высокой плотности, «Большие Взрывы» которых способны образовать по своей собственной, автономной, самодостаточной и бесконечной «юридической Вселенной». Если кто-то этого не видит или не понимает, то это — факты их биографии. М. М. Агарков уж точно не виноват в том, что «не позаботился» о том, чтобы «подстроить» свои гипотезы, аргументы и выводы под их скудные знания и убогие мыслительные возможности.

В завершение предупредим читательскую общественность о следующем. Подготовка настоящего переиздания натолкнула нас на интересную мысль насчет еще одного оригинального «формата», в который можно было бы облечь современную перепечатку ряда классических произведений нашей юридической науки, до сего момента (специально это подчеркнем!) еще не переизданных. Быть может — при наличии некоторого количества свободного времени — мы реализуем эту задумку в более-менее обозримом будущем.

г. Москва

13 июля 2017 г.

профессор кафедры коммерческого права и основ правоведения юридического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, доктор юридических наук В. А. Белов

• [1] Некролог, напечатанный в «Советском государстве и праве» (1947. № 8. С. 78), называет датой смерти ученого 26 июля 1947 г. Именно этим указанием в свое время (2002) пользовались мы; 26 июля фигурирует в статье «Википедии»; эту дату указывают большинство биографов профессора, исключая В. А. Томсинова, который приурочивает его кончину к 27 июля (Российские правоведы XVIII—XX вв.еков: очерки жизнии творчества. Т. 2. М., 2007. С. 483). Думается, что ни одна из этих дат не соответствуетдействительности. Во-первых, на памятнике, установленном на могиле М. М. Агаркова, что на Введенском кладбище в Москве, даты рождения и смерти профессора были обозначены так: «1/IV 1890 — 25/VII 1947″. В 2014 г. этот памятник был заменен новым, на котором указаны одни лишь годы (без дат), но фотографию старого памятника всееще можно увидеть, пройдя, например, по ссылке: http://nec.m-necropol.ru/agarkov-mm.html. На фото ясно видно, что речь идет именно о 25 июля. Во-вторых, ту же дату мынаходим в Выписке из приказа № 545 по МГУ от 20.08.1947 (Личное дело МГУ, лист 30):"Исключить из списков профессорско-преподавательского состава профессора, зав. кафедрой гражданского права юридического факультета Агаркова Михаила Михайловича, скончавшегося 25 VII — 1947 г.». Руководствуясь всеми этими данными мы сочливозможным правильным отступить от общепринятой датировки смерти профессорав пользу 25 июля.
• [2] По этим причинам в «Избранные труды» 2002 г. не были включены такие произведения, как «Учение о ценных бумагах» и «Основы банкового права»: первое к томувремени было перепечатано уже трижды (в 1993, 1994 и 2000 гг.), второе — дважды (в 1994 и 2000 гг.).
• [3] Зато — как мы уже видели — оказалось вполне возможным и дату смерти своегогероя не перепроверить, и работу «Ценность частного права» датировать годом позднееее действительного выхода из печати, и второй том снабдить заглавием «Общее учениеоб обязательствах и его [?!] отдельных видах» ["его" — это чего? — «общего учения», чтоли? «Общее учение о … видах общего учения»? — так получается?], и инициалы почтенной Раисы Осиповны Халфиной переврать (см. «копирайт» на обороте титула), и т. д.Скажете, придирки? — ведь разве не очевидно, что речь идет просто об опечатках? —да, конечно. Но зачем же тогда было придираться к нашему изложению? почему нельзябыло бы признать тогда и другую опечатку: вместо ошибочно названного в нашей статье1920 г. не указать правильный, 1918;й? — и все вопросы автоматически снимались бы. Опечатки встречаются у всех, включая того же М. М. Агаркова, переводившего Единообразный закон САСШ о продаже товаров … 1926 г. — акт, в действительности никогдане существовавший. В чем дело? — опять в опечатке: имелся в виду Единообразныйзакон 1906 г. — Ну, а для тех, кто искренне полагает, что без сведений о «праве хранить револьвер» и «невозможности приобрести штатскую одежду» выпустить сборникнаучных юридических трудов никак нельзя, мы подготовили кое-какие дополнительныек изданию материалы — им можно начать чтение прямо оттуда.
• [4] Главы этих — и 1938, и 1944 года — двухтомников были «обкатаны» (или, кактеперь говорят, апробированы) еще и на более кратком издании, сегодня мало комуизвестном — см.: Учебное пособие по советскому гражданскому праву: сост. каф. гражданского права [ВПА]. М., 1938.
• [5] Хотя, впрочем, есть параграф (§ 3 гл. 4).
• [6] Материалы обсуждений «макета» и критические замечания к нему — см. в публикациях на страницах журнала «Советское государство и право» — см.: 1948. № 6.С. 7—8 (А. Я. Вышинский); 1948. № 8. С. 1—13 (М. А. Аржанов); 1948. № 9. С. 73—80(А. К. Кравцов, Л. А. Лунц, В. И. Серебровский, М. А. Гурвич, Р. О. Халфина, М. П. Карева, В. И. Сливицкий, Я. М. Магазинер); 1949. № 4. С. 40—46 (М. Яковлев); 1949. № 7. С. 11(Е. А. Коровин); 1949. № 8. С. 30—33 (С. Н. Братусь).
• [7] Халфина Р. О. Михаил Михайлович Агарков // Правоведение. 1978. № 3. С. 96—97.
• [8] Исключение составляет глава 18 — единственная, к которой мы не сделали ни примечаний, ни комментариев. Это объясняется спецификой рассматриваемого в нейвопроса (о юридической природе иностранного права и его применения российскимсудом).
• [9] Особенно много таких примечаний в первой главе — об источниках гражданскогои торгового права зарубежных стран. Оно и понятно — за почти 70 лет, прошедшихсо времени последней публикации М. М. Агаркова, многое успело поменяться: одниКодексы и законы утратили силу, другие, наоборот, ее приобрели и т. д. Вряд ли естьсмысл выпускать книгу, снабжающую читателя неактуальной фактической информацией. Подобные — классические, но осовремененные (актуализированные) — изданиявесьма распространены за рубежом, особенно в Англии и США; в качестве их авторовобыкновенно указываются имена не собственно авторов, а публикаторов; имя же авторавключается в название (!) книги; см., напр.: Beatson ,/., Burrows A., Cartwright J. Anson’sLaw of Contract [т.е. «Договорное право Уильяма Ансона"]. 29th ed. Oxford, 2010;Benjamin's Sale of Goods / gen. ed. A. G. Gest ["Продажа товаров» Иуды Бенджамина / гл.ред. Эй Джи Гест"]. 5th ed. London, 1997; Dean A. Bryant’s and Stratton’s Commercial Lawfor Business Men [т.е. «Коммерческое право для деловых людей Брайанта и Стрэттона"]. New York, 1866; Smith S. A. Atuyah’s Introduction to the Law of Contract ["Введение в договорное право Патрика Атья"]. 6th ed. Oxford, 2009 и др.
• [10] В наших примечаниях мы обращали внимание на подобные моменты, но, разумеется, не факт, что обратили внимание на все, — пусть читатели на нас не обижаются, если обнаружат какие-то «свои», нами не отмеченные, несообразности.