Взгляд на Россию в первом «философическом письме»

А. Пушкин также высказал свое отношение к оценкам России, ее прошлого и перспектив, которые содержались в первом письме П. Чаадаева. В чем же суть чаадаевских обличений России?

«Одна из самых прискорбных особенностей нашей своеобразной цивилизации, — пишет „басманный философ“, — состоит в том, что мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах… Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. Дивная связь человеческих идей в преемстве поколений и история человеческого духа, приведшие его во всем остальном мире к его современному состоянию, на нас не оказали никакого действия…»^[1]

«Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня; мы как бы чужие для себя самих. Мы так удивительно шествуем во времени, что, по мере движения вперед, пережитое пропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствие культуры, всецело заимствованной и подражательной. У нас совсем нет внутреннего развития, естественного прогресса, прежние идеи выметаются новыми, потому что последние не происходят из первых, а появляются неизвестно откуда. Мы воспринимаем только совершенно готовые идеи, поэтому те неизгладимые следы, которые отлагаются в умах последовательным развитием мысли и создают умственную силу, не бороздят наших сознаний. Мы растем, но не созреваем… Мы подобны тем детям, которых не заставили самих рассуждать, так что, когда они вырастают, своего в них нет ничего, все их знание поверхностно, вся их душа вне их. Таковы же и мы»¹.

«…Раскинувшись между двух великих делений мира, между Востоком и Западом, опираясь одним локтем на Китай, другим на Германию, мы должны бы были сочетать в себе два великих начала духовной природы — воображение и разум, и объединить в нашей цивилизации историю всего земного шара. Не эту роль предоставило нам провидение. Напротив, оно как будто совсем не занималось нашей судьбой. Отказывая нам в своем благодетельном воздействии на человеческий разум, оно предоставило нас всецело самим себе… Мы жили и сейчас еще живем для того, чтобы преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам…»²

Как видно из приведенных отрывков, П. Чаадаев отмечает целый ряд весьма негативных черт культурно-духовного состояния России. Эти черты существенно отличают Россию от цивилизованных стран, под которыми он подразумевает, прежде всего, страны Западной Европы. Отмечая негативные черты, философ далек от злорадства, он пишет о них с сожалением и горечью. Согласно П. Чаадаеву, печальный итог, к которому пришла Россия в ее современном состоянии, есть логическое следствие ее истории. Российская история «не удалась» с самого начала. Уже первые шаги русской государственности в Киево-Новгородской Руси, связанные с приглашением на княжение варяжских князей из рода Рюриков, якобы знаменовали последующую «неудачу» русской истории. Кроме того, российская история, по П. Чаадаеву, сложилась как бы вне духовной составляющей, эволюция духовно-культурной жизни занимала в ней ничтожно малое место, она по сути бездуховна. Наконец, в историческом развитии России отсутствует преемственность. В отличие от исторического развития Запада, история России часто обрывалась. Прерывность — характерная (и отрицательная) черта российской истории. Результатом исторического развития явились особенности духовно-культурного строя России, которые можно свести к следующим. Во-первых, духовно-нравственная глухота большой части населения, в том числе и образованного слоя. Из нее следует неосмысленность существования, отсутствие стремления увидеть и понять смысл собственного бытия — философ поражен «немотой русских лиц». Во-вторых, отсутствие независимого от власти общественного мнения. Господствует ориентация не на истину, долг и справедливость, а на авторитет власти и силы. Отсюда — атмосфера удушливости, фальши и лицемерия в обществе. В-третьих, заимствованный и подражательный характер культуры. Имеется в виду подражание Западу. Русская культура не создала, по П. Чаадаеву, ничего оригинального и значительного. «Предложите основать премию за то, чтобы найти идею, родившуюся в России», — иронически пишет он^[2].

Прежде чем попытаться дать оценку чаадаевскому взгляду на Россию, обратим внимание на то, как отреагировал на идеи П. Чаадаева А. Пушкин. Содержание первого письма стало известно ему еще до публикации. Он подготовил ответное письмо, но не отправил его адресату, узнав о последовавших в отношении П. Чаадаева репрессиях и не желая усугублять без того тяжелое положение философа. Содержание письма А. Пушкина стало известно позднее, после смерти поэта. А. Пушкин не согласился с отрицательной оценкой российской истории. «…Клянусь честью, — писал он, — что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал»^[3]. Пушкин отвергает чаадаевские ламентации^[4] по поводу отечественной истории, предлагая взамен ценностный подход к прошлому. Последний исходит из того, что, с одной стороны, в прошлом ничего не изменишь, оно таково, каким состоялось, поэтому сожаления по поводу прошлой истории неизбежно порождают чувство неудовлетворенности и не ведут ни к чему позитивному. Деяния предков могут быть поверены и оценены в полном объеме лишь нашими собственными деяниями. Право судить прошлое есть то, что следует заслужить. С другой стороны, мы обязаны прошлому уже самим фактом нашего существования. Следовательно, в истории всегда можно найти то, на что можно опереться, найти нечто позитивное, — но только при условии нашей собственной ориентации на ценности непреходящего значения. Негативизм П. Чаадаева по отношению к российской истории целиком подпадает под резко отрицательную оценку А. Пушкиным тех деятелей, которые, фрондируя своим либерализмом, на деле стоят «в оппозиции не к правительству, а к России». Такая «оппозиционность» совершенно несовместима с политическим мировоззрением поэта, который в зрелые годы четко определил свое политическое кредо. Его можно характеризовать как государственный патриотизм и умеренный консерватизм

А. Пушкин не согласен с чаадаевской оценкой истории России не только с позиций ценностного отношения, но и с точки зрения фактической. «Что же касается нашей исторической ничтожности, — писал поэт, — то я решительно не могу с вами согласиться. (…) Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы — разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие — печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, — как, неужели все это не история, а лишь бледный и полузабытый сон! А Петр Великий, который один есть целая всемирная история? А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел вас в Париж?..»^[5][6]

Вместе с тем Пушкин соглашается с П. Чаадаевым в том пункте, который касается духовно-нравственного состояния российского общества: «Действительно, нужно сознаться, что наша общественная жизнь — грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью и истиной, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству — поистине могут привести в отчаяние. Вы хорошо сделали, что сказали это громко»^[7].

Тема России занимает значительное место в творчестве П. Чаадаева. Однако философские размышления мыслителя, как отмечалось, далеко не сводятся к российской тематике. Как в «Философических письмах», так и в других произведениях П. Чаадаевым затрагивается широчайший спектр философских проблем. Мыслитель обнаруживает яркую способность к систематическому построению философской теории. Вместе с тем его наследие демонстрирует умение излагать свою мысль в краткой афористической форме. Для примера приведем некоторые из изречений П. Чаадаева, в которых выражаются особенности его философского взгляда, манеры мыслить и излагать.

«Прочь себялюбие, прочь эгоизм. Они-то и убивают счастье. Жить для других значит жить для себя. Доброжелательность, бесконечная любовь к себе подобным — вот, поверьте мне, истинное блаженство, иного нет».

«Я очень хорошо знаю, откуда ко мне приходят дурные мысли; одни лишь сумасшедшие думают, что знают, откуда к ним приходят хорошие».

«Что нужно для того, чтобы ясно видеть? Не смотреть сквозь самого себя.

Что такое христианство? Наука жизни и смерти.

Что делают законодательные, политические, юридические и им подобные учреждения? Они исправляют зло, ими же вызванное.

Кем стали варвары, разрушители древнего мира? Христианами.

Чем сделался бы мир, если бы не пришел Иисус Христос? Ничем.

Случалось ли кому-нибудь видеть во сне, что дважды два — пять? Нет. Зачем же говорить, что во сне мы не пользуемся нашим разумом?

Как поступают с мыслью во Франции? Ее высказывают. В Англии? Ее применяют на практике. В Германии? Ее переваривают. А как поступают с ней у нас? Никак; и знаете ли почему?

Люди воображают, что находятся в обществе, когда сходятся в городах или в других огороженных местах. Как будто тесниться один к другому, сбиваться в кучу, держаться стадом, как бараны, — означает жить в обществе.

Христианское бессмертие — это жизнь без смерти, а вовсе не жизнь после смерти.

Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю огорчать ее, предпочитаю унижать ее, только бы ее не обманывать.

Слово звучит лишь в отзывчивой среде.

Болезнь одна заразительна, здоровье — нет, то же самое с заблуждением и истиной. Вот почему заблуждения распространяются быстро, а истина так медленно.

Бессильный враг — наш лучший друг; завистливый друг — злейший из наших врагов"^[8][9].

• [1] Чаадаев П. Я. Указ. соч. Т. 1. С. 323.
• [2] Чаадаев П. Я. Указ. соч. С. 468.
• [3] Пушкин А. С. Письмо П .Я. Чаадаеву//Русская идея. Сост. и авт. вступ. ст. МА Маслин. М., 1992. С. 51.
• [4] Ламентации — неуместные сожаления.
• [5] См.: Франк С. Пушкин как политический мыслитель//Пушкин в русскойфилософской критике. М., 1990. С. 396—422.
• [6] Пушкин А. С. Письмо П.Я. Чаадаеву. С. 51.
• [7] Там же.
• [8] Чаадаев П. Я. Указ. соч. Т. 1. С. 453−475.
• [9] См.: Зеньковский В. В. История русской философии. Т. 1. Ч. I. С. 173.