Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Поведенческие сценарии толпы типа III при доминировании социальных потребностей

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Характерным примером толпы, демонстрирующей такую стратегию, может служить толпа уральских казаков, сосланных в Туркестанский край в 1875 г. за беспорядки, произведенные ими при введении в Уральском войске нового положения о военной службе и общественном управлении. «С первого своего появления в крае стали они отвергать все заботы и предложения мирной администрации, клонящиеся к облегчению… Читать ещё >

Поведенческие сценарии толпы типа III при доминировании социальных потребностей (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Доминанта социальных потребностей при неблагоприятных условиях внешней среды и достаточности ресурсов может приводить к формированию толп, участники которых самоорганизуются для преодоления кризисной ситуации на основе принципов религиозной веры, политической идеологии, единства социальных ценностей. В условиях угрозы нашей вере, идеалами, ценностям, ритуалам и достаточности внутренних ресурсов толпа использует следующие сценарии поведения.

Сценарий 1. Совместное спасение от природных и социальных катаклизмов Это тот случай, когда даже в кризисной ситуации социальные нормы затормаживают действие биологического инстинкта самосохранения «спасайся, кто может», и на первый план выходят требования социального долга: спасти другого и даже пожертвовать жизнью во имя его спасения. (Понятно, что социальные нормы в разных культурах могут различаться. В культуре, утверждающей ценности индивидуализма, самосохранение может доминировать над заботой о ближних или может четко определяться круг ближних, на которых распространяется требование пожертвовать собой во имя их спасения.).

Представляется, что именно этим случаем ограничены пределы применимости аффилиативной модели паники, утверждающей, что поведение людей перед лицом массовой угрозы жизни мотивировано стремлением к контактам с дорогими им людьми более, чем поиском выхода из сложившегося положения, а также, что присутствие близких (друзей, знакомых, родных) оказывает гипнотически-успокаивающее воздействие, притупляя инстинкт самосохранения, объясняя готовность людей скорее погибнуть вместе с любимыми, чем выжить в одиночку. Именно так, в частности, гибли (судя по результатам раскопок) жертвы японских землетрясений. К сожалению, этот случай, если опираться на множество сви;

детельств доминирования инстинкта самосохранения, не является общим правилом.

Спасающаяся от природных и социальных катаклизмов толпа, в которой доминирующими оказались социальные потребности, самоорганизуется для оказания оперативной помощи друг другу и совместного поиска выхода из кризисной ситуации. Так, например, под влиянием объявления войны сторонней державой, неожиданной военной катастрофы или, наоборот, военных успехов возникает патриотическое движение в стране, формируется толпа ополченцев. Еще вчера враждебно настроенные по отношению друг к другу толпы, социальные общности начинают объединяться. Мятежная толпа, как отмечал В. М. Бехтерев, «прекращает свою борьбу с правительством вместе с наступлением войны ввиду грозящей всем опасности и вместе с развитием общего патриотического настроения в стране. В этих видах правительства уже неоднократно прибегали к спасительным для них войнам, руководясь тем, что ожидаемыми победами можно отвлечь или временно подавить революционное движение»1.

Сценарий 2. Нейтрализация и (или) уничтожение источника угроз Мягкую форму нейтрализации угроз участниками толпы представляют собой различные проявления общественного негативизма. Ярким примером такого совместного противодействующего поведения или отношения служит забастовка.

Во время капповского путча в Германии (1920) «свергнутые министры и лидеры социал-демократов опубликовали свое обращение к народу, в котором призвали всех к тотальной забастовке. Профсоюзы тоже поддержали старое правительство, и вся страна прекратила работать. Закрылись магазины, парализованным оказался транспорт, в том числе и общественный. В Ганновере и других городах гражданское население захватило склады с оружием, в ключевых промышленных центрах иод руководством левых партий были созданы стачечные комитеты. В самом Берлине прекратилась подача газа, электричества и воды.

Капповцы попытались ответить на эти действия репрессиями, но выяснилось, что у них не так уж и много сил, готовых беспрекословно выполнять приказы. Основная часть армии заняла выжидательную позицию и не переходила ни на одну из сторон. А моряки и вовсе поддержали старое правительство. То тут, то там вспыхивали боевые столкновения между капповцами и отрядами оппозиции. Баррикады появились и в столице. Ко всему прочему мятежники столкнулись с саботажем, который развернули чиновники. Дошло до комедии: путчисты не смогли даже взять деньги из государственного банка. Под разными предлогами им отказали в финансировании. Шайка налетчиков и то справилась бы с этой задачей, а «грозные» каииовцы — нет.

17 марта мятежники капитулировали, поскольку не контролировали ситуацию в стране и ничего не могли с этим поделать"^.

Забастовка, отмечает В. М. Бехтерев, возникает «обыкновенно под влиянием каких-либо внешних условий и влияний, достаточно сильных, чтобы.

  • 1
  • 2

2016.

воздействовать на массы, в то время, как эти массы не могут иными способами дать соответствующий отпор этим влияниям, сводящимся к насилию. Иначе говоря, вследствие неосуществимости активного противодействия вместо него выступает акт торможения. Однако забастовка является актом большого общественного значения не в смысле только одной обороны, но и как действительное средство борьбы, нередко достигающее тех или других положительных результатов"[1].

Анализируя динамику забастовок, известный петербургский исследователь И. С. Бурикова отмечает, что «участники забастовки проходят путь от ненасильственных и переговорных методов к более жестким и экстремальным: от выдвижения требований, попыток переговоров, к остановке работы, выходу на улицы, перекрыванию дорог и железнодорожных путей, до массовой голодовки, акций протеста, демонстраций, митингов, восстания и т. д.»[2]

Вот описание сценария развития студенческой забастовки (г. Кент, США, 1970 г.): «В ночь с 1 на 2 мая 1970 года толпы студентов бродили по улицам американского города Кент, распевая антивоенные песни. Атмосфера была такова, что хватило одной искры, чтобы произошел взрыв. В этих условиях пустая бутылка, брошенная каким-то не выспавшимся обывателем с балкона в толпу, и стала такой искрой. Студенты разгромили магазин, перевернули случайно подвернувшуюся машину, разбили несколько окон. Мэр Кента Лерой Сатром вызвал полицию и ввел в городе комендантский час, о чем многим студентам, далеким от политики и веселившимся в ту ночь в городских кабачках, было неизвестно. Полиция выбрасывала их на улицу оттуда, многие получили ранения. Студентов это озлобило. И тем не менее на следующий день в кентском кампусе было поначалу все спокойно. Состоялось совещание лидеров антивоенной организации с лидерами студентов-афроамериканцев. Они договорились о совместных действиях. Администрация университета разрешила им провести вечером митинг в самом центре кампуса. Однако мирно провести его не удалось. Около 800 студентов, взбудораженных ночной стычкой с полицией, многие еще со следами побоев, с окровавленными повязками, под руководством воинственно настроенных радикалов практически сорвали митинг. Неизвестно еще, кто это сделал — то ли проповедники революционного насилия в духе Мао из числа студентов, то ли платные провокаторы, но так или иначе было подожжено здание службы подготовки офицеров запаса — излюбленная мишень ультралевых. Мэр Сатром вызвал части Национальной гвардии. „Порядок“ был восстановлен к полуночи. 3 мая в Кент прибыл губернатор штата Огайо, который выступил с погромной пресс-конференцией перед местными журналистами и, несмотря на просьбы президента Кентского университета Роберта И. Уайта, запретил все демонстрации в кампусе. Около 500 студентов отказались выполнить этот приказ, 150 из них арестовали. Утром 4 мая около тысячи студентов собралось в центре кампуса. Около двух тысяч их коллег — возле учебных корпусов. Офицеры Национальной гвардии приказали им разойтись. В толпу полетели канистры со слезоточивым газом. Студенты ответили булыжниками. Кто-то схватил канистру с газом и, прежде чем она успела разорваться, бросил ее в национальных гвардейцев, что, конечно, вызвало всеобщий хохот. Очевидцы событий в Кенте рассказывают, что студенты не воспринимали всерьез этой стычки. До последнего момента никто не верил, что гвардейцы, вставшие на одно колено, как на учениях, будут стрелять в безоружную толпу. И все-гаки непоправимое случилось»[3].

В более жесткой форме данную стратегию поведения толпы мы наблюдаем во всех погромах, происходящих на религиозной почве.

«В 1880-х годах, — по свидетельству П. Н. Обнинского, — такая толпа направляла свои действия исключительно на разгром жилищ и лавок, уничтожение домашних вещей, издевательства над личностью еврея — вот обычная картина еврейских погромов того времени. Выпустить пух из перины, из подушек, на потеху толпе пустить его по воздуху, оттаскать „жида“ за пейсы — вот чем забавляется эта толпа. По крайней мере до последних лет такие погромы не сопровождались ни умышленными убийствами, ни нанесением умышленных рай, ни истязаниями. Такая толпа забавлялась, грубо, дико забавлялась, но не свирепствовала»[4]. «В прежние времена, — замечает П. Н. Обнинский, — при укрощении, например, смут, но введению уставных грамот, или при подавлении жидовских погромов, вполне достаточным умиротворением оказывалось не только появление воинской команды, но нередко и простое начальническое внушение; как только раздавался, бывало, первый выстрел, толпа падала на колени и порядок водворялся тотчас же; она оказывалась крайне сговорчивой даже перед розгами: высекут, бывало, двух, трех, и четвертый, видя, что „господа не шутят“, уже не ложился молча, а вместе со всем честным народом кланяется усмирителю в ноги и молит о пощаде»[5].

Этот же сценарий поведения толпы может проявляться и на почве противостояния политических идеологий, социальных идеалов. Такой была мятежная толпа кронштадтских матросов в июле 1906 г. «Не было ни погромов, ни грабежей, ни пьянства. Поставив своею целью: уничтожение законной власти, должностных лиц и насильственный захват Кронштадта, мятежники направили свою деятельность на арест офицеров, насильственный захват оружия и порчу телеграфных и телефонных линий. „Много вы нашей крови попили, теперь попьем вашей“, дерзко крикнул один из мятежников убитому впоследствии капитану 2-го ранга Д. В этот день 4 офицера были убиты и 4 ранены»[6].

Сценарий 3. Утверждение собственной веры, религиозных или политических идеалов Это толпа, члены которой охвачены идеей: умрем, но не сдадимся, т. е. демонстрирующие свою непобедимость. Людей, способных на героические поступки, всегда крайне мало. Но когда такие люди становятся духовными лидерами толпы, мы имеем дело как раз с типом героического поведения толпы, способной к самопожертвованию. Вот что писал Г. Лебон: «Все зависит от того, какому внушению повинуется толпа. Именно это обстоятельство совершенно упускали из виду все писатели, изучавшие толпу лишь с точки зрения ее преступности. Толпа часто бывает преступна — это правда, но также она часто бывает героичной. Толпа пойдет на смерть ради торжества какого-нибудь верования или идеи; в толпе можно пробудить энтузиазм и заставить ее ради чести и славы идти без хлеба и оружия…»[7] Известный историк М. Е. Сергеенко, описывая психологию рабов, выделял среди них тип не желающих мириться со своей рабской судьбой: «Жизнь их становилась сплошным протестом против законов злого и несправедливого мира, который подчинил их себе. Протест этот мог выражаться очень различно в зависимости от нравственного склада и умственного уровня. Одни становились просто „отчаянными“: ни плети, ни колодки, ни мельница ничего с ними не могли поделать; они пили, буянили, дерзили: это был их способ выражать свою ненависть и свое презрение к окружающему»[8].

Характерным примером толпы, демонстрирующей такую стратегию, может служить толпа уральских казаков, сосланных в Туркестанский край в 1875 г. за беспорядки, произведенные ими при введении в Уральском войске нового положения о военной службе и общественном управлении. «С первого своего появления в крае стали они отвергать все заботы и предложения мирной администрации, клонящиеся к облегчению и улучшению их собственного быта и положения. Началось с того, что, когда, после расселения, предложили им земли и даже некоторое пособие, чтобы дать возможность сразу обстроиться, „высланцы“ все поголовно отказались и от земли и от пособия. Как пригнали их по этапу в форт, как поставили станом на площади, так они там и остались, без крова, на голой земле, а время было холодное. Стали приглашать их перейти с площади на казенные квартиры, отведенные в казармах. „Своею доброю волею, значить, не желаем, окроме как на силок, — отвечают ссыльные: — коли силком поведут нас, — ну тут нечего делать, пойдем, потому против силка ничего не поделаешь, покоряться надо… Не по нашей воле нас сюда прогнали… Теперь над нами вся ваша воля и вся сила: делайте, что хотите“. Пришлось наряжать солдат из команды, чтобы насильно переносить их пожитки в отведенные помещения, пришлось насильно волочить в казармы и самих высланцев»[9].

Как отмечал В. М. Бехтерев, во время революционных событий в Петрограде наблюдалась не только самоорганизация толп погромщиков, мародеров и грабителей, но и самоорганизация толп верующих.

Толпа 9 января 1905 г. была той толпой, над которой, по выражению Н. К. Михайловского, «заведомо веет дух добра, правды, бескорыстия, великодушия»[10]. В ней проявилось отсутствие страха перед смертью, полное равнодушие к собственной участи. И в этой толпе господствовали, говоря словами Г. Тарда, «общая вера, общая страсть и общая цель».

«Настроение толпы, — рассказывает писательница и публицист Л. Я. Гуревич, — было напряженно-спокойное, чувствовалась какая-то связь, какое-то дружеское взаимное отношение. Были и женщины, молодые и старые, хотя и немного. На трибуну стала женщина… Она обратилась к женщинам с речью: «Матери и жены! Нс отговаривайте ваших мужей и братьев идти за правое дело. Идите вместе с ними. Вот вам перевязки с красным крестом. ««Все должны идти. Дайте кресты», — потянулись со всех сторон женские руки. А девушка, стоявшая подле меня [замечает свидетельница], обратилась к подруге в сильном возбуждении, говоря: «Пойди, скажи маме, я пойду. Все равно, убыот, так убьют. Все, все должны идти»». Затем говорил молодой рабочий, закончивший свою речь такими словами: «А теперь помолимся Богу, прочтем «Отче Наш»». «Вся толпа, — делает наблюдение свидетельница, — благоговейно, с напряженной думой в глазах, стройно, одним хором пропела молитву, истово крестясь. Один старик и многие женщины плакали…» «Вошло другое собрание, — читаем мы далее. — Снова пропели «Отче Наш», с тем же благоговейным настроением, с тайной думой о смерти. «Пойдем же твердым сомкнутым строем, нс отступая, нс отставая. Без криков и шуму. Идите мирно и благоговейно. Мы идем на великое дело и можем гордиться этим»», — закончил свою речь оратор.

Такою же напряженно-спокойной и в тоже время торжественной оставалась толпа и по выходе на улицу во все время движения к намеченной цели. «Шествие стало строиться в ряды, — рассказывает очевидец. — Впереди несли хоругви, иконы, кресты, царские портреты и белый флаг. В первых рядах, крепко взявшись под руки, шли… самые смелые, самые восторженные. Предшествуемый полицией, крестный ход тронулся и растянулся по шоссе — чуть не на несколько верст… Запели „Спаси, Господи, люди Твоя“. Все шли с обнаженными головами. Полицейские чины на пути снимали шапки. Даже при столкновении с войском и полицией такая толпа рабочих не проявляла никакой жестокости, никакой разнузданности. Один старик пред отрядом конницы бросился на колени, умолял пощадить народ. В другом месте депутаты вышли вперед и, махая белыми платками, пытались объяснить что-то, кричали убеждающим, умоляющим голосом указанием на свойства другой толпы, не рабочих, а народной, поскольку они проявились того же 9-го января»[11].

В вере люди пытались найти точку опоры в условиях творившегося социального беспредела. Религиозные идеи и принципы двигали этими людьми, примыкавшими к стихийно возникавшим толпам единомышленников в поисках спасения.

Ситуация беспредела или аномии, характеризующаяся отбрасыванием устоявшихся социальных норм, делает людей восприимчивыми к новым образцам поведения. В этой ситуации особенно значимой становится роль лидеров. Ценности тех, кто принимает командование, определяют направление движения толпы.

Лидеры могут формировать сознание участников толпы посредством веры, политической или религиозной идеологии. Например, пытаться привить толпе революционные идеалы, направляя агрессивную энергию толпы на очередное восстание обездоленных классов населения для свержения ненавистных правителей, захвата власти и гарантированного светлого будущего в виде обеспечения себя лучшими продуктами питания, высокими заработками, отдыхом и другими благами.

Или увлекать толпу идеологией мести «неразумных хазарам», превосходства арийской расы, обосновывающей правомерность мирового господства, иными идеологиями, оправдывающими или устанавливающими необходимость жестокого отношения (или уничтожения) к какой-либо национальной, религиозной, расовой, религиозной, профессиональной, иной социальной группы, назначаемой на роль врага или козла отпущения. В условиях кризиса такие идеи попадают на благодатную почву, толпа видит в них средство спасения.

Когда месть становится категорией социального долга (институт талиона — око за око, зуб за зуб), она из аффективного начала превращается в начало, организующее агрессивные толпы, взывающие к чувству справедливости.

Чувства презрения, ненависти к чужим — это социальные чувства, основанные на агрессивном противопоставлении нашей и чужой веры, наших и чужих этических и эстетических идеалов, наших и чужих критериев справедливости. Здесь лежит ответ на вопрос, почему толпа может ненавидеть человека, социальную группу, которые никогда с участниками толпы непосредственно не соприкасались и поперек дороги ей не становились. Более того, мы можем наблюдать в этом случае как убийцы, насильники, вандалы и разрушители чужих святынь становятся национальными героями и кумирами. Их деяния не только не расценивались как зверства и преступления агрессивной толпой, но воспринимались как революционная целесообразность или даже подвиг.

«Чтобы осветить хотя бы частицу той ненависти, с которой народ в период великой французской революции относился к предметам католического культа, — пишет В. М. Бехтерев, — заимствуем здесь некоторые из характерных событий в период 1789 г., проявлявшихся в форме так называемого иконоборства. Мы не будем говорить о чисто варварском разрушении колоколен, монументальных оград храмов, гробниц, священных сосудов и совершенно бесцельном сожжении церковных тканей и кружев. Но остановимся на картинах еще более ярких в этом отношении: «С августа 1789 г. по всей Франции вспыхнули костры среди пляски и диких воплей опьяневшей черни, на которых сжигались тысячи предметов неоцененной стоимости: мраморные столы, камины, зеркала, витрины, цветные стекла, статуи, резные церковные кресла и пр.

«Осветители» замков не щадили даже вековые деревья, которые срубались и сжигались тут же. Иконоборцы набрасывались не только на все изображения «бывших» ангелов, «бывших» христов, «бывших» святых, но также и на балдахины, хоругви, подсвечники, светильники, чаши, сосуды, блюда и все украшения обихода, так называемого «бывшего» католического культа. Местные рабочие привлекались насильно к «делу»; их заставляли бросать свою работу, чтобы идти на разгром церковных и городских владений". Таким образом и здесь дело шло о настоящем надругательстве озлобленного народа над тем, что являлось продуктом человеческого груда и таланта, создаваемом веками.

Аналогичные явления в революционные периоды наблюдаются и в отношении искусства. Должно сказать, что одним из тяжелых явлений народных переворотов является тот вандализм, который проявляется по отношению к искусству, когда ценнейшие произведения искусства разрушаются без всякой в сущности надобности, и таким образом в революционном пожаре погибало то, что является драгоценным достоянием всего человечества. При этом нельзя признать, чтобы народные вожаки и деятели ополчались на искусство. Нет, совсем нет. Известно, например, какие Конвент делал усилия возродить искусство и вообще дать народу все то, что до сих пор являлось привилегией богачей, устраивая для этого даже грандиозные публичные торжества. Однако народ именно в это время проявлял необычайный вандализм к предметам искусства. В период русской революции большевики стремились дать пролетариату все то, что до сих пор было исключительной привилегией богатого класса, устанавливая фактическое и юридическое господство пролетарских классов и беднейших крестьян. Некоторые из их вожаков читали лекции о значении искусства, образовывали новые музеи искусства из дворцов, по разве не в их период дворцовые сокровища подвергались наибольшему расхищению и разрушению. Можно объяснить этот поразительный вандализм неразвитостью народа, отсутствием воспитания и образованности. Без сомнения, это обстоятельство остается не без значения, но все же им нельзя объяснить прямого отношения к предметам искусства, когда оно разрушалось без всякой надобности там, где оно могло быть пощажено без всякого ущерба для дела революции. Очевидно, что причина здесь кроется еще и кое в чем другом. Здесь сказывается уже безразличное отношение и даже ненависть ко всему тому, что напоминает аристократизм, что является принадлежностью богачей. Когда народ держат в цепях рабства и затем эти цепи разрываются на части, то народ, предоставленный самому себе, дает полную волю своим инстинктам, и здесь, в народной ненависти ко всему тому, что напоминает прошлый уклад и прошлый быт с господством аристократии, гибнет все — и хорошее, и дурное; чем тяжелее были цепи рабства, тем сильнее проявляется народный вандализм в период переворота.

Во все периоды своей истории народ стремится олицетворить свои политические и религиозно-моральные верования в определенные символы, которые отражаются в искусстве. Но вместе с тем как эти верования начинают ослабевать или даже исчезают, народ обращается против тех символов, которые он почитал ранее, с тем большей яростью, чем более противоположны его новые политические воззрения по отношению к старым. Вот почему в слепой ненависти народа гибнет все, что своим содержанием напоминает прошлый уклад жизни и что олицетворяет в символических образах прошлые варварские народы"[12].

Если член тотема бурого медведя оскорбит словом, жестом или поступком мой тотем мамонта, то жди войны. Ведь оскорблен усвоенный мною с детства и священный для меня смысл. На этих смыслах построена вера человека. Что происходит, если кто-то сжигает Библию или Коран, рисует карикатуру на пророка, в которого мы веруем? Происходит самоорганизация агрессивной толпы, участники которой чувствуют себя оскорбленными.

Сценарий 4. Утверждение образцов красивого поступка, отношений, обстановки Такие лидеры могут утверждать или изменять в сознании участников толпы образы красивого поступка, отношений, обстановки. С помощью понятий о красивом и некрасивом, прекрасном и безобразном лидер может пытаться утверждать соответствующий эталон человеческой красоты и стремление ему подражать. Совокупность красивых атрибутов внешнего вида, стиль одежды, прически, манеры поведения, речи, ритуалы, которые становятся для толпы символом МЫ, образуют своеобразную униформу толпы. Например, вид бородатых, взлохмаченных, длинноволосых немытых, небритых, неряшливых хиппи был также своеобразным эталоном красоты, эталоном, символизирующим вызов аккуратно постриженному обществу и молодежный бунт в отношении социальных правил и устоев. А демонстрация неуважительного отношения к униформе естественным образом вызывает у участников толпы агрессивные реакции.

Сценарий 5. Утверждение норм, традиций Лидеры могут взывать участников толп к соблюдению традиций, устоявшихся социальных и юридических норм или к отказу от них и устанавливать новые нормы поведения.

Анализируя события французской революции, В. М. Бехтерев писал: «Жертвоприношения гильотине прививались все более и более: они стали входить в привычку, делались народной потребностью, а толпа, приучившаяся к виду крови, перестала испытывать чувство отвращения, а вскоре уже не могла обходиться без подобного возбудительного для нервов средства. Матери приводили на места казни детей, отцы поднимали их на плечи, „воспитывая в них таким образом ненависть к тиранам и чувство мужества“»[13].

Утверждение основ «общечеловеческой морали», прописанных в Моисеевых заповедях, не распространялись на чужих и на «идолопоклонников»: «Но поступайте с ними так: жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите и истуканы их сожгите огнем» (Второзаконие. 7−5). «И все города их во владениях и все селения сожгите огнем» (Числа. 31−10). Предписывалось также убивать всех мужчин, а женщин уводить. Моисей приказывал убивать и всех пленных женщин, «познавших мужчин» (Числа. 31−15−17)[14].

«Они создали богов и взывали друг к другу: „Бросьте ваших богов и придите поклониться нашим, не то смерть вам и богам вашим“. Когда христианство стало государственной религией в Римской империи, казни и поругание античных святынь совершались с жестокостью, не уступающей преследователям первых христиан. Попытки императора Юлия Флавия сохранить памятники эллинской культуры вызвали бунты христиан и массовый вандализм: „Все разрушим все разрушим во славу Отца и Сына и Духа Святого!“»[5]

Принимаемые участниками толп нормы становятся критериями добрых и злых поступков, составляя содержание их совести. Столкновение с бессовестным поведением (построенном на иных критериях добра и зла) может вызывать проявления массовой агрессии. Отметим, что толпа в неблагоприятных условиях активно выискивает чужих и в своих рядах. В этом случае мы будем наблюдать проявление дисциплинарной агрессии против нарушителей социальных норм, табу. Ярким проявлением данного сценария поведения толпы служит более чем жестокое отношение со стороны участников толпы к ябедникам, шпионам, провокаторам, перебежчикам и другим лицам, нарушающим принятые социальные нормы.

Сценарий 6. Нормированное распределение ограниченных ресурсов Здесь лидеры могут пытаться совладать с кризисной ситуацией введением нормированного распределения ограниченных ресурсов. Они могут, например, устанавливать кризисные нормы выдачи продовольствия, устремлять народные массы в сторону возможного регулирования брачных отношений, например, полигамии при избытке женщин, многомужия при избытке мужчин, ратовать за применение различных мер внутреннего порядка, например, обязательного брачного сожительства, как это применялось иногда между осужденными на длительные каторжные работы или поселение в безлюдных местах (например, на острове Сахалин). Эти нормы распределения благ принимаются участниками толпы в том случае, если расцениваются как справедливые. Навязывание толпе норм распределения ресурсов, воспринимаемых членами толпы как несправедливые, влечет за собой проявления бунта, массовой агрессии.

Подведем итоги. Вряд ли мы сможем что-то прояснить в природе массовых беспорядков, определяя их главное действующее лицо — толпу — исключительно как функцию от экстремальных обстоятельств, как форму стихийного панического поведения, возникающую в ответ на действие сверхсильного, неожиданного или непонятного раздражителя.

Важно помнить, что толпа — это всегда еще и совокупность внутренних условий: потребностей, мотивов, целей, ресурсов, индивидуальных личностных особенностей, установок, оценок, эмоциональных состояний, знаний, умений, навыков, прошлого опыта ее участников. Без учета этих внутренних условий непонятными останутся и причины массовых беспорядков. Это хроника личностных и социальных драм индивидуальных и групповых участников толпы, их несбывшихся ожиданий и обманутых надежд, лелеемых предвкушений и возникших преград, встреченных оскорблений и унижений и др. Это сценарии соответствующего поведения участников толпы, обеспечивающие их выживание и успешную адаптацию в кризисных условиях.

Анализ внутренних условий необходимо проводить в неразрывной связи с условиями внешними. И здесь совершенно исключительную роль играет хроника стихийных и организуемых информационных поводов, играющих на повышение или разрядку напряженных потребностей участников толпы.

Субъективное представление отдельных участников толпы о кризисном характере условий, агрессивных намерениях враждебных ОНИ, недостаточности собственных ресурсов для разрешения ситуации и т. п. может стать источником неадекватного реальности поведения толпы, в том числе массовых беспорядков.

Исторический образ формирования толпы часто акцентирован кульминационными моментами в протекании социально-политических, этнических, религиозных, экономических процессов, необыденных природных явлений и техногенных событий. Эти кульминационные моменты в разрядке напряженных до предела потребностей участников толпы могут быть окрашены массовой эйфорией, агрессией или фрустрацией. В такой ипостаси толпа предстает в качестве древнейшего социально-психологического инструмента адаптации и выживания человека.

Другая ипостась представления толпы — это форма, в которой выступает народ в процессе взаимодействия с властью, форма организации народной поддержки или протеста, проведения национальных празднеств и ритуалов, демократического самоуправления и волеизъявления. Это представление толпы как универсального средства унификации граждан, механизма эффективного управления большим количеством людей. Чем более однородна толпа по целям, мотивам, ценностям, убеждениям, поведению, тем эффективнее процесс управления ею.

Процесс формирования толпы вплетен в канву заурядных событий повседневной жизни. Толпа оказывается простейшим способом самоорганизации взаимодействия людей, оказавшихся в данное время в данном месте вне привычных социальных групп. При определенных условиях толпа может стать прологом к созданию устойчивых социальных групп.

Контроль за внешними и внутренними факторами формирования толпы служит ключом к управлению толпой, чему посвящена последняя глава.

  • [1] Бехтерев В. М. Избранные работы по социальной психологии. С. 351.
  • [2] Бурикова И. С. Кризис рынка занятости: «труд — продукт труда» и психология забастовочный движений URL: http://www.inspp.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=171&Itemid=0 (дата обращения: 27.03.2017).
  • [3] Большаков В. В. Бунт в тупике. С. 274—275.
  • [4] Безсонов Д. Д. Массовые преступления в общем и военно-уголовном праве. С. 162.
  • [5] Там же.
  • [6] Там же. С. 179.
  • [7] Лебон Г. Психология народов и масс. С. 47.
  • [8] Сергеенко М. Е. Жизнь древнего Рима.
  • [9] Старобрядчество и секты. URL: http://ptales.holdgold.ru/page.php?id=183 (дата обращения: 05.05.2017).
  • [10] Михайловский Н. К. Герои и толпа. Т. 2. С. 66.
  • [11] Гуревич Л. Я. Девятое января. URL: https://ru.vikisource.org/wiki/AeBHToe_HHBapH (Гуревич)/Глава_У1 (дата обращения: 26.04.2017).
  • [12] Бехтерев В. М. Избранные работы по социальной психологии. С. 222—224.
  • [13] Бехтерев В. М. Избранные работы по социальной психологии. С. 32.
  • [14] Там же. С. 33.
  • [15] Там же.
Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой