Брачно-семейное право афинян

В вопросах брака и семьи, особенно положения замужней женщины, демократичные афиняне полностью расставались со своим свободолюбием. Глава семьи — kyrios — «господин», «надзиратель». Смысл этого термина полностью соответствовал тому, что вкладывают комментаторы в аналогичный термин римского права патриархальных времен — paterfamilias. Кир нес ответственность за жену и детей, поэтому они находились в его полной власти, однако права на их жизнь и смерть в Афинах он никогда не имел. Важно отметить, что в случае смерти своего супруга, не оставившего завещания, вдова вместе с детьми переходила под власть (опеку) кира ее детей, назначенного им в опекуны. Впрочем, она могла снова вернуться к своему прежнему владыке, выдававшему ее замуж.

Больше всего власть главы семейства проявлялась в имущественных вопросах. Он распоряжался всем имуществом семьи, включая приданое супруги. Но после ее смерти наследовать его могли только ее дети. Приданое, собственно, для того и давалось. Сделки, заключенные женой, считались недействительными, так как она находилась под властью мужа. Однако мелкие сделки, стоимостью в 1 медимн ячменя, она могла совершать.

Глава семьи был еще и главой семейного культа. В основном это имело значение для обряда признания детей от данного брака своими. На 10-й день после рождения отец совершал над ребенком обряд dekate — признания его своим. Позже, если обнаруживалось, что он был обманут, то специальным актом apokeryxis он брал свое признание назад. Для статуса законнорожденного очень важно было формальное заключение брака engue.

Надо заметить, что в Афинах брак считался законным, если родители имели гражданство города, браки с метэками и иностранцами вели для детей от таких браков к умалению их статуса, а подчас такие браки и вовсе преследовались. Обязательным условием законности брачной связи было заключение брачного контракта engue с киром (опекуном) женщины. Суть контракта сводилась к исключению женщины из-под власти прежнего ее господина и переход иод власть нового — мужа. Совершеннолетние женщины-сироты состояли под покровительством ближайшего родственника-мужчины, а в случае отсутствия такового — архонта, который заботился о выдаче их замуж (epikleros). Обычно в брачный контракт включалась основная формула: «Я, имярек, передаю (enguao) мою дочь (сестру и т. п.) тебе». Невеста даже могла и не присутствовать при его заключении. Затем в контракте устанавливался размер приданого и другие связанные с этим событием вещи. Переходом невесты из дома отца в дом мужа заканчивалось дело.

Развод был известен афинскому брачному праву. Инициатором его могли быть обе стороны. Правда, муж имел больше свободы в этом вопросе; для того, чтобы сделать развод свершившимся фактом, ему достаточно было отослать свою жену в дом к тестю. Супруга же могла ходатайствовать о разводе только перед архонтом. Приданое в обоих случаях муж обязан был вернуть. Основанием для развода могла быть супружеская неверность. Детей оставляли всегда с отцом. Мужу даже дозволялось свободно убить любовника жены, если он их заставал вместе {Лисий. Речи. I).

Брак по-афински был достаточно либерален в отношении инцеста. Достаточно вспомнить, что Фрейд создал свою теорию на материале Софокла. Однако запрещались брачные связи с прямыми нисходящими и восходящими, что не касалось боковых родственников. Безбрачие в Афинах преследовалось, как и в Спарте, но наказание было несравнимо более щадящим — незначительная атимия, холостяку запрещалось быть оратором или стратегом — вот и все, что полагалось за безбрачие в Афинах.

Недостаток законных невест компенсировался в Афинах настоящим институтом организованной проституции. Проституток закон разделял на два вида: hetaira — гетэра, могущая быть и конкубиной, и pome — обычная проститутка. Статус и тех и других мог быть как свободным, так и несвободным. Если это были свободные, то, как правило, не гражданки Афин. Дети наложниц наследниками не являлись, только если не получали самостоятельно гражданских прав.

Особенностью брачного права греков было существование у них левирата. Правда, уже во времена Плутарха этот обычай, узаконенный Солоном, казался им «странным и смешным» {Плутарх. Солон. 20).