Графика и орфография

В результате освоения данной части студент должен:

знать

• • содержание понятий «буква», «графема», «графсмный комплекс», «аллограф», «основная и дополнительная графема», «диакритика»;
• • графическую систему русского языка, ее отношение к фонологической системе и основные особенности (слоговой принцип, способы обозначения мягкости согласных, многозначность некоторых букв алфавита);
• • написания, нарушающие принципы русской графики;
• • понятие орфографии с точки зрения теории и практики. Основные принципы устройства орфографии, определяющие ее специфику: фонетический, фонематический (фонемный), морфологический (морфемный), традиционный;
• • критерии рационального устройства орфографии;
• • специфику орфографической системы русского языка в ряду других языков мира;
• • частные принципы орфографии: транскрипционный и траислитерационный способы передачи иноязычных слов и наименований;
• • основные вехи истории орфографии и актуальные проблемы совершенствования практической орфографии;

уметь

• • интерпретировать способы графического изображения звукового состава слова;
• • дать оценку орфографической записи слова с точки зрения основных принципов орфографии;
• • оценить предлагаемые способы изменения (упрощения, облегчения) орфографической записи слова;

владеть

• • навыками анализа письменного текста с точки зрения принципов графики и орфографии;
• • пониманием роли орфографии в жизни социума для квалифицированного участия в обсуждении проблем дальнейшего совершенствования орфографических правил русского языка.

§ 228. Графика и орфография — это два раздела науки о письме. Письменная форма существования языка вторична по отношению к его устной форме. Письмо возникло значительно позже, когда потребности общения людей с помощью языка усложнились и приобрели новые масштабы. Письмо возникло как отражение устной речи и менялось в связи с развитием речи. Однако само назначение письма, призванного обслуживать не только нужды современников, но и передачу информации от поколения к поколению, обусловило его стабильность; поэтому в ходе истории изменениям, которые происходят в звучащей речи, свойственно опережать развитие письма.

Изменения в звуковом строе происходят непрерывно; со временем результаты их накапливаются, и когда разрыв со средствами отображения речи на письме достигает некоторой критической величины, то возникает проблема реформирования средств письма, с тем чтобы вновь приблизить их к звучанию.

Но реформа письменности всегда болезненно воспринимается людьми и вызывает сопротивление большей части общества, тем более что по мере развития цивилизации и культуры письменная форма существования языка приобретает все большее значение, а следовательно, и важнее становится единообразие и стабильность средств письма. Система письма неизбежно консервативна, но и отрыв письменности от звучания крайне нежелателен: он затрудняет обучение письму и пользование им. Таким образом, несмотря на тесную связь этих двух форм реализации языка, они существуют в какой-то мере автономно. Письмо должно следовать за изменениями в звуковом строе языка, но оно не может изменяться так же непрерывно и постепенно; изменения письма (графики и орфографии) обычно осуществляются в виде скачков, более или менее значительных, разделенных, как правило, большими промежутками времени.

• § 229. Другая сторона вопроса о соотношении письменной и устной речи — может ли письменность влиять на звучание? Естественно, что такой вопрос (допускающий возможность положительного ответа) может возникнуть только тогда, когда письменная форма общения начинает доминировать над устной и люди начинают не столько «слышать», сколько «видеть» язык. Об этом писал И. А. Бодуэн де Куртенэ: «Благодаря своему более позднему возникновению и большим усилиям при их усвоении, эти последние, графически-оптическис, представления ложатся у людей грамотных, точно верхний слой, на представления произносительно-слуховые и заслоняют их собою»^[1]. Та же мысль у Ф. де Соссюра: «Язык и письмо суть две различные системы знаков; единственный смысл второй из них — служить изображению первой; предметом лингвистики является не слово звучащее и слово графическое в их совокупности, а исключительно звучащее слово. По графическое слово столь тесно переплетается со словом звучащим, чьим изображением оно является, что оно в конце концов присваивает себе главенствующую роль; в результате изображению звучащего знака приписывается столько же или даже больше значения, нежели самому этому знаку. Это все равно, как если бы утверждали, что для ознакомления с человеком полезнее увидеть его фотографию, нежели его лицо»^[2]. И далее: «У языка есть устная традиция, независимая от письма и в неменьшей мере устойчивая; не видеть это мешает престиж письменной формы… Чем же объясняется такой престиж письма?
• 1. Прежде всего графический образ слов поражает нас как нечто более прочное и неизменное, более пригодное, нежели звук, для обеспечения единства языка во времени. Пусть эта связь поверхностна и создает в действительности мнимое единство, по все же ее гораздо легче схватить, чем естественную связь, единственно истинную — связь звуковую.
• 2. У большинства людей зрительные впечатления яснее и длительнее слуховых, чем и объясняется оказываемое им предпочтение. Графический образ в конце концов заслоняет звуковой.
• 3. Литературный язык еще более усиливает незаслуженное значение письма. Он имеет словари и грамматики; по книге и через книгу обучаются в школе, литературный язык выступает как некоторая кодифицированная система, а соответствующий кодекс представляет собою письменный свод правил, подчиненный строгому узусу: орфографии. Все это придает письму первостепенную значимость. В конце концов начинают забывать, что говорить научаются раньше, чем писать, и естественное соотношение оказывается перевернутым.
• 4. Наконец, когда налицо расхождение между языком и орфографией, противоречие между ними едва ли может быть разрешено кемлибо, кроме лингвиста; но поскольку лингвисты не пользуются никаким влиянием в этих делах, почти неизбежно торжествует письменная форма, потому что основываться на ней легче; тем самым письмо присваивает себе первостепенную роль, на которую не имеет права»^[3].
• § 230. Хотя графика и орфография теснейшим образом связаны, между ними имеется и существенная разница.

Графическая и орфографическая правильность написания слова не во всем совпадают: так, например, написание сухой — единственное правильное и графически, и орфографически; дом и дома (им. падеж мн. числа) также правильны и графически, и орфографически; но с позиций графики столь же правильным было бы и написание дама, поскольку о и, а в безударном положении читаются одинаково. Однако второе написание запрещено правилами орфографии. Из восьми одинаково читаемых (и следовательно, графически правильных) написаний подкоп, падкоп, поткоп, паткоп, подкоб, падкоб, поткоб, пашкоб графическая правильность совпадает с орфографической только в одном написании — подкоп.

Имеются также случаи (значительно более редкие) написаний орфографически правильных, но нарушающих правила графики: например, с точки зрения графики неправильно написание морфемы -ого, где буква г должна читаться как [в] — такого значения в русском алфавите буква г не имеет.

Таким образом, орфография ограничивает возможности графики, узаконивая лишь один из вариантов написания; обычно — из числа тех, которые разрешены правилами графики.

Это принципиальное различие между графикой и орфографией И. А. Бодуэн де Куртенэ определял следующим образом: «В письменности отражается не только объективная фонетика, но тоже объективная морфология и объективная семасиология языка. Вообще же рассмотрение отношений между русским письмом и русским языком распадается на следующие части.

• 1. Русский алфавит или русская азбука, то есть описание и всесторонняя характеристика писанно-зрительного материала, связанного потенциально с элементами произносительно-слуховыми, но еще без определенных частных ассоциаций. Говоря популярно, в этой части рассматриваются вопросы, с помощью каких графических средств обозначаются «звуки» русского языка и их сочетания.
• 2. Русская графика. Связь нисанно-зрительных элементов с элементами только произносительно-слуховыми, в отвлечении от ассоциаций с представлениями морфологическими и семасиологическими.
• 3. Русская орфография или правописание в тесном смысле этого слова. Связь писанно-зритсльных представлений нс только с представлениями произносительно-слуховыми, но тоже и с представлениями морфологическими и семасиологическими"^[4].

• [1] Бодуэн де Куртенэ И. Л.

  Введение

  в языковедение [ 19 171 // Избранныетруды по общему языкознанию. Т. II. М., 1963.

• [2] Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики //Труды по языкознанию. М., 1977.С. 62.
• [3] Там же. С. 63—64.
• [4] Бодуэн де Куртенэ И. А. Об отношении русского письма к русскому языку //Избранные работы по общему языкознанию. М., 1963. Т. 2. С. 221.