Интерактивная деформация личности как следствие ненормативного развития личности

Психологические механизмы интерактивной деформации личности

Л. И. Анцыферова, раскрывая личность с позиции динамического подхода, пишет: «Психологические механизмы можно представить себе как закрепившиеся в психологической организации личности функциональные способности реализации ее психической жизни, в результате чего меняется ее режим функционирования. Психологические механизмы, по мысли Л. И. Анцыферовой, являются механизмами реальных или мысленных преобразований взаимоотношений человека с обществом.

Интерактивная деформация как следствие ненормативного развития личности представляет собой искажение психологических механизмов интепретации развивающейся личности действий всех тех, с кем она вступает во взаимодействие в процессе своего социального функционирования.

Интерактивная деформация личности — это деформация ее интерсубъективности, а это означает, что интерактивную деформацию личности можно представить в четырех основных ее формах:

• 1) деформация социального интеллекта;
• 2) деформация социальной компетентности;
• 3) психотехническая деформация личности;
• 4) социотехническая деформация личности.

Интерактивная деформация личности формируется вследствие дефекта интерактивных систем ее развития. Для того, чтобы раскрыть психологический механизм интерактивной деформации личности, представим первоначально психологический механизм интерактивного развития личности в его идеально-нормативном виде.

Нормативное интерактивное развитие личности базируется на многоуровневом психологическом механизме. Первым уровнем этого психологического механизма является аттракция.

Аттракция как психологический механизм эмоционального притяжения развивающейся личности к развивающей характеризуется, прежде всего, формированием селективного эмоциогенного отношения.

Психологический механизм аттракции создает эмоционально-позитивную платформу, своего рода психологический фундамент интерактивного развития личности. Посредством аттракции осуществляется селективный выбор объекта идентификации развивающейся личности. Аттракция создает условия для разрешения противоречия между доверием и недоверием как исходным противоречием, разрешение которого определяет, согласно Э. Эриксону, линию развития личности.

Доверие, возникающее у развивающейся личности к паттернам общения с развивающей личностью, запускает психологический механизм второго уровня.

Этим психологическим механизмом интерактивного развития личности является интериоризация.

Понятие «интериоризация» введено психологами Полем Жане, Жаном Пиаже, Анри Биллоном.

Интериоризация — это процесс формирования внутренней структуры человеческой психики с помощью усвоения социальных норм, ценностей и других компонентов социальной среды и моделей социального взаимодействия — интерактивных паттернов.

Интереоризация — это психологический механизм, раскрывающий процесс перевода элементов внешней среды во внутреннее «я». Интериоризацию отличают от любых форм получения «извне», переработки и хранения «внутри» психики знаковой информации, каковыми, например, являются память и восприятие. Результат интериоризации есть индивидуальность личности, неповторяемость ее духовного мира, специфика социальной активности, порождаемая сопряжением врожденных особенностей темперамента, интеллекта, воображения и социальных условий.

Интериоризация как психологический механизм интерактивного развития личности является по отношению к психологическому механизму трансформации (психологический механизм третьего уровня) запускающим.

Введение

в действие психологического механизма трансформации становится возможным только в том случае, если психологический механизм интериоризации обеспечивает «Я-систему» развивающейся личности индукторами развития.

Индукторами развития я называю поведенческие паттерны интеракций, интерактивные нормы, аффективные и социальные оценки интеракций, интерактивные когниции, то есть все то, что развивающаяся личность присваивает в процессе интеракции с развивающей.

Важнейшим условием трансформации является состояние аффиляции.

Аффиляция как своего рода психологическое сосуществование в интерактивном процессе служит катализатором процесса трансформации.

Используя термин «трансформация» для описания психологического механизма интерактивного развития личности, я имею в виду нормативную трансформацию личности.

В трактовке термина «нормативная трансформация личности» я опираюсь на подход, описанный М. Ш. Магомед-Эминовым. Вот как определяет автор феномен «нормативная трансформация личности» в своей монографии «Трансформация личности»:

«Нормативная трансформация происходит как последовательное движение развития личности по определенной психосоциальной матрице или по сменяющимся трансформационным этапам. Одну из разновидностей такой трансформации наиболее убедительно описал Э. Эриксон в своей эпигенетической теории развития личности (Erikson, 1950). Введя понятие идентичности, он достаточно правдоподобно показал, как в процессе развития личности при определенных условиях происходит смена одной эго-идентичности на другую. Если на мгновение освободиться от теоретической установки и посмотреть на вещи обыденным взглядом, то каждый из нас увидит, что мы отличаемся не только от других, но и от самих себя в разные моменты своей жизни. Не зря первое, что мы делаем, когда снова видим старого знакомого после долгой разлуки, — это пытаемся понять или разузнать, остался ли он таким же, каким был в нашей памяти, или изменился и стал другим.

Когда личность развивается, то она закономерно проходит определенные стадии, уровни развития. Следовательно, одно целостное состояние личности (Jli) сменяет другое (Jli—1), и само затем также сменяется другим (JIi+1). Конечно, это не три отдельные личности, хотя иногда эти личности разительно непохожи, а три трансформации, или перевоплощения одной и той же личности. При этом мы имеем в виду не смену саморепрезентаций, «Я-концепции» или имплицитных теорий личности, а личность в своей действительности. Согласно Э. Эриксону, на каждой стадии развития личность складывается заново, на новых основаниях, но с учетом предшествующих. Формирующаяся идентичность интегрирует в себя разнообразные отношения личности к себе и к окружающему миру.

Рассматривая трансформацию как основной интрапсихический механизм развития, хочу отметить, что на разных стадиях развития трансформация будет разной. Если в период раннего детства для развивающейся личности основным психологическим механизмом развития является нормативная трансформация, то в период юности — индивидуационная трансформация, в период социальной зрелости — это самоактуализирующая трансформация. А для личности, которая пережила серьезные эмоционально-психологические периживания, психосоциальная работа ориентируется на возрождающую трансформацию.

Нормативная трансформация запускает в действие психологические механизмы концептуализации личности. В результате концептуализации личности формируется ее «Я-концепция». «Я-концепция» личности как воплощение синтеза эго-идентичности и социоидентичности формирует базисный социоген личности.

Базисный социоген личности — это базисное отношение, формирующееся в интерактивных системах развития личности. Идею базисного социогена личности как основания для формирования характера предложил в свое время Э. Берн. Ему же принадлежит первая мофологическая характеристика социогена личности. Она представлена у Э. Берна тремя параметрами: параметр «Я» выражает отношение к себе; параметр «Вы» — отношение к оркужению; параметр «Они» — отношение к людям вообще.

М. Е. Литвак, использующий социогенную морфологию Э. Берна в обосновании теории и психотерапии неврозов, добавил к трем параметрам Э. Берна четвертый — «Труд» как отношение к предметной деятельности.

У Э. Берна социоген определяется как источник, а точнее, жизненный сценарий социального развития личности. М. Литвак рассматрвает социоген как личностный комплекс, формирующийся в результате дефектов развития личности. Я считаю, что социоген (или как я называю в своих работах по психологической теории дефицитной патологии развития личности базисный социоген личности) формируется при любых условиях развития личности. Однако при нормативном интерактивном ее развитии, когда интерсубъективность выражает сформированное социальное чувство, базисный социоген личности совсем иной, чем при ненормативном развитии.

Разница заключается в знаковой атрибуции параметров социогена. Знак плюс во всех трех параметрах (по Э. Берну) означает нормативность развития личности в интерактивной системе семьи и ее ориентацию на персонализацию. Знак минус отражает социальное отчуждение личности и свидетельствует об интерактивном дефекте ее развития. Для иллюстрации приведу фрагмент из книги М. Е. Литвака «Если хочешь быть счастливым»:

«При «Я +» человек воспринимает себя как благополучную личность. Следует подчеркнуть, что позиция отличается от самооценки. Первая формируется в раннем детстве и зачастую не осознается. Она достаточно стабильна, является основной характеристикой комплекса и с большим трудом поддается изменению. От нее зависит формирование остальных позиций. Самооценка же довольно часто обусловлена конкретной ситуацией. Закономерность такова: если у человека чрезмерно высокий уровень притязаний, то у него низкая самооценка, и даже при наличии реальных успехов он будет чувствовать себя несчастным.

При «ВЫ+» человек в контактах с близкими осознанно или неосознанно апеллирует к их положительным качествам, считает их благополучными людьми. Это выражается дружелюбием, привязанностью, готовностью к примирению при недоразумениях, стремлением путем разумных уступок сохранить установившиеся связи. Недостатки своих партнеров он тоже видит, но относится к ним примерно как цветовод к розе: наслаждается ее запахом, красотой, но при этом старается не наткнуться на колючки и не пытается обламывать их.

При «ВЫ-» человек настроен на конфликт с членами своей микросреды, которые рассматриваются им как неблагополучные личности. Часто отмечается стремление перевоспитать своих близких. Такие люди склонны к ироническим замечаниям, чрезмерному критицизму, сарказму, придирчивости, готовы прекратить отношения и прервать эмоциональные связи даже по незначительному поводу. Ужиться с ними можно, только постоянно им уступая. В общении они, как правило, играют роль Преследователя. Если они выступают Избавителями, то отличаются скрытой агрессивностью. Это заботливые родители, все сами делающие за детей, которые растут неприспособленными к жизни; начальники, выполняющие всю ответственную работу сами, тем самым препятствуя росту своих подчиненных. Часто такие люди предлагают свои услуги, хотя их никто об этом не просит.

При «ОНИ+» личность расположена к новым контактам. Такие люди фиксируют внимание на достоинствах новых партнеров, дружелюбны и вступают в деловые отношения.

При «ОНИ-» отмечаются застенчивость, стремление избегать новых контактов. Внимание обращается, прежде всего, на недостатки в поступках и характере новых партнеров по общению. Адаптация в незнакомой обстановке проходит медленно".

Базисный социоген личности — это своего рода психологический фундамент формирования не только ее характера, но и всей «Я-системы».

Таким образом, многоуровневый психологический механизм интерактивного развития личности запускается на основе аттракции.

Психологический механизм ненормативного развития личности имеет две модификации. Сущность этих модификаций психологического механизма интерактивной деформации личности определяется доминирующим интерактивным стилем ненормативной интеракции. Это может быть стиль эмоциональной депривации или психологического симбиоза.

Е. Т. Соколова, изучающая проблемы психотерапии пограничных состояний и определяющая психотерапию как особый род детскородительского отношения, дает интересную интерпретацию «Основного генетического закона культурного развития психики личности». На первый взгляд, незначительность интерпретации известного положения культурно-исторической теории развития Л. С. Выготского, осуществленой Е. Т. Соколовой, может продемонстрировать завышенное ею значение культуроформирующей функции общения. Оно дает возможность Е. Т. Соколовой выдвинуть оригинальную по своей простоте концепцию модели психотерапевтического общения и дать оригинальную характеристику психологических механизмов формирования интерактивной деформации личности при психологическом симбиозе и при эмоциональной депривации.

Если сопоставить описание психологического механизма насилия над развивающейся личностью, предложенного Е. Т. Соколовой, с описанным мной психологическим механизмом интерактивного развития, то очевидным становится факт замены при ненормативном развитии аттракции на фрустрирование аффилятивной потребности развивающейся личности.

Но вернемся к рассмотрению психологических механизмов ненормативного развития личности. Представив выше психологический симбиоз и эмоциональную депривацию в качестве патогенных психологических механизмов формирования дефицитных типов личности, я считаю необходимым дать более развернутое их описание. Это стало возможным и по той причине, что в научно-психологической литературе идет интенсивная разработка этих феноменов.

По мнению Е. Т. Соколовой, симбиоз может восприниматься как мистическое родство душ, понимание, не нуждающееся в словах; подобное состояние отвечает одной из важнейших потребностей человека в аффилиации.

С точки зрения Э. Фромма, инфантильный симбиоз является причиной неплодотворной ориентации характера: рецептивной и эксплуататорской, а также авторитарности, садомазохизма, некрофилии. В транзактном анализе описаны непродуктивные жизненные сценарии и непродуктивные игры, обусловленные симбиозом. Однако, указывая на патогенность симбиоза, авторы обычно не раскрывают механизм его возникновения.

М. Н. Миронова предложила интересный подход для раскрытия механизма возникновения и функционирования психологического симбиоза на основе теоретических воззрений А. А. Ухтомского. Для демонстрации весьма оригинального подхода к раскрытию механизма психологического симбиоза приведу статью М. И. Мироновой с некоторыми сокращениями. Все подчеркивания в тексте сделаны мной для того, чтобы обратить внимание на наиболее значимые моменты психологического анализа феномена симбиоза в контексте рассматриваемой темы. М. И. Миронова пишет:

«Попытаемся за разъяснением природы симбиотической связи и причин патогенности обратиться не к психоаналитическим источникам, а к учению А. А. Ухтомского о доминанте и уточнению Б. Ф. Поршнева о тормозной доминанте, т. е. рассмотреть проблему на психофизиологическом уровне. Возможны возражения: можно ли завязывать в один клубок психоанализ и отечественную физиологию? В свое время А. А. Ухтомский, когда писал о высших кортикальных доминантах, опускающихся «в скрытое состояние», он отмечал, что они, очевидно, совпадают по смыслу с «ущемленными комплексами» или «…что намеки на принцип доминанты находят во множестве у 3. Фрейда, а значит, он сам дал «добро» на подобное «завязывание». А. А. Ухтомский не только относил доминанту к физиологии и психологии, но и считал универсальным человеческим принципом.

Под доминантой он понимал «устойчивый очаг повышенной возбудимости центров», причем вновь приходящие в центры возбуждения служат усилению (подтверждению) возбуждения в очаге, тогда как в прочей центральной нервной системе широко разлиты явления торможения". Поначалу А. А. Ухтомский предполагал, что доминантный процесс происходит в одном и том же центре: «…для нашей лаборатории процесс возбуждения самым интимным и непосредственным образом связан с процессом торможения, т. е. один и тот же рефлекс, протекающий на наших глазах при тех же раздражениях… может перейти в явление тормоза в этих же самых центрах».

По мнению Б. Ф. Поршнева, в дальнейшем в работах А. А. Ухтомского все четче проявляется двойственный характер доминантных изменений: «нарастание возбуждения в одном месте и сопряженное торможение в другом месте», «сопряженное торможение — это „целая половина“ принципа доминанты», «Без понятия сопряженных торможений… нет и принципа доминанты». Или: «При развитии доминанты посторонние для доминирующего центра импульсы, продолжающие падать на организм, не только не мешают развитию текущей доминанты, но и не пропадают для нее даром: они используются на подкрепление ее и текущей установки… и на углубление сопряженных торможений в других рефлекторных дугах». Или: «Симптомокомплекс доминанты заключается в том, что определенная центральная группа… в первую голову принимает на себя текущие импульсы, но это связано с торможениями в других центральных областях…».

Значительно позднее Б. Ф. Поршнев уточнил понятие «сопряженное торможение». Согласно предложенному им взгляду, «всякому возбужденному центру… доминантному в данный момент в сфере возбуждения, сопряженно соответствует какой-то другой, в этот же момент пребывающий в состоянии торможения. Иначе говоря, с осуществляющимся в данный момент поведенческим актом соотнесен другой определенный поведенческий акт, который преимущественно и заторможен». Получается следующая схема: аппарат доминанты состоит из доминирующего центра возбуждения ДВ (работающего «по Павлову» — по принципу безусловных и условных рефлексов) и сопряженно соответствующего ему доминантного центра, пребывающего в состоянии торможения ДТ (т. е. работающего, «по Ухтомскому», или тормозной доминанты). Все вызванные раздражениями импульсы возбуждения делятся в ЦНС между двумя центрами.

«Из этих двух взаимосвязанных нервных аппаратов более мощным, более сложным, эволюционно более поздним, энергетически более дорогим является тормозная доминанта. Механизм возбуждения… остается одним и тем же на очень разных уровнях эволюции и на разных уровнях нервной деятельности какого-либо высокоразвитого организма. Это генетически низший, собственно рефлекторный субстрат. Переменная, усложняющая величина — противостоящее ему торможение. Тормозная доминанта как бы лепит, формирует антагонистический полюс-комплекс, или систему возбуждения. Она отнимает у этого комплекса все, что можно отнять, и тем придает ему биологическую четкость, верность, эффективность… Здесь важны три момента.

• 1. Торможение — резец скульптора, активное начало, вырабатывающее поведение так, как скульптор лепит из глыбы статую.
• 2. Торможению здесь приписывается одно из свойств доминанты… — питаться текущими диффузными афферентными возбуждениями…
• 3. Для определения природы этого тормозящего механизма предлагается сравнение с парабиотическим участком нерва".

С помощью торможения достигается идеальное фокусирование возбуждения. Торможение — это угнетение всех лишних для возбуждения связей и сохранение всех нелишних. «Возбуждение рассеивается по всей коре, охватывает ее всю целиком, но… сейчас же сопровождается тормозным процессом и вгоняется в определенные рамки». Иначе говоря, в сплошном поле торможения им самим проделывается отверстие, в нее и выливается возбуждение в обычном смысле этого слова". Торможение «стоит дороже» возбуждения.

Для нас решающим фактором является уточнение того, что эволюционно более поздним и энергетически более дорогим образованием является тормозная доминанта. Поэтому гипотетически можно предполагать, что и в раннем онтогенезе аппарат доминанты складывается на основе симбиоза, существующего между матерью и ребенком. Только «объединенные организмы» могут «вытянуть» устойчивый процесс возбуждения ребенка, сопряженный с торможением. Поэтому в каждый момент в зависимости от ситуации складывается симбиотический аппарат доминанты: доминантный центр возбуждения принадлежит одному организму, а тормозная доминанта — другому, вероятно, более к нему подготовленному, организму. Симбиоз между матерью и ребенком позволяет обеспечить устойчивую работу доминантных центров возбуждения ребенка с помощью доминантных тормозных центров матери. В психологическом плане это означает включение «Я» ребенка в «Я» матери. Возникает сопряженное состояние доминанты —.

сед.

Образно работу симбиотической сопряженной доминанты ССД можно представить так: сплошное поле торможения для обоих организмов обеспечивает один организм — матери, а в «дырочку» выливается возбуждение, сформированное другим организмом, — ребенка.

ССД необходима и для самого первичного научения ребенка матерью, для передачи ему установок, управления его поведением. Вероятно, это и может быть тот самый этап в развитии ребенка, когда «интерпсихическое действие» (по Выготскому — Лурии) разделено между матерью и ребенком, и только в будущем оно превратится в собственный, внутренний «интрапсихический» процесс регуляции. В этом случае с помощью симбиотической доминанты непосредственно образуются рефлекторные дуги ребенка, а сама доминанта состоит из доминанты возбуждения матери и доминанты торможения ребенка. Естественно, такая схема может быть образована только после того, как центры торможения ребенка достаточно созрели.

Такой симбиотический аппарат сохраняется до тех пор, пока у ребенка не созревает собственный аппарат сопряженных доминант, после чего происходит угасание симбиотической связи как более нецелесообразной, выполнившей свою развивающую и обеспечивающую жизнедеятельность функцию. По этому поводу Э. Фромм пишет: «Мать не только должна вытерпеть отделение ребенка, но должна сама этого хотеть и способствовать этому… И именно на этой стадии многие матери не справляются с задачей материнской любви». Подобная схема иллюстрирует механизм образования описанных в зарубежной психологии, в частности, в транзактном анализе, так называемых родительских директив, предписаний, установок, сценариев.

Обратимся к существующим исследованиям раннего периода жизни ребенка, в которых также происходило обращение к учению А. А. Ухтомского о доминанте. Речь идет о том, что между ребенком и матерью еще до рождения устанавливается прочная информационная взаимосвязь, формируется система «мать — дитя», которая по природе связей, ее образующих, является биосоциальной. Ведущим механизмом этой системы называется «родительская доминанта», причем имеется в виду не какая-то одна доминанта, а целая взаимосвязанная иерархия доминант, которые, последовательно сменяя друг друга, не только привносят в материнское поведение разные биосоциальные задачи, но и обеспечивают длительность протекания всего цикла. Мать рассматривается как основной и ведущий носитель свойств родительской доминанты, а ребенок — как фактор поддержания и подкрепления ее. В результате этого происходит формирование единого информационно-эмоционального поля доминанты, в котором ребенок и мать действуют в единых «ритмовых» поведенческих проявлениях. Неразрывность связи приводит к тому, что нарушения эндогенных и экзогенных факторов подкрепления родительской доминанты приводят к сопряженным расстройствам в организмах матери и ребенка.

Итак, «родительская доминанта» — это системное образование, в которое входит мать и ребенок. Однако каков именно механизм образования связи внутри системы, авторы фактически не указывают. Если предполагать, что «родительская доминанта» не является симбиотической, то без привлечения дополнительных категорий непонятно, как происходит «формирование единого информационно-эмоционального поля доминанты», как организуется поведение ребенка, как вызревает его собственная сопряженная доминанта. Между тем, явление симбиоза достаточно известно в психологии. Гипотетически можно предполагать то, что авторы называют «родительской доминантой», является симбиотической сопряженной доминантой, о которой речь шла выше. При таком ее устройстве объясняются и «ритмовые» поведенческие проявления у матери и ребенка, и сопряженные расстройства при нарушении подкрепления, и порой необратимые последствия для ребенка этих нарушений.

Возвратимся к рассмотрению ССД; для обеспечения торможения необходимы большие энергетические затраты (по Б. Ф. Поршневу, тормозная доминанта — энергетически более дорогой аппарат), т. е. такой симбиоз не является равноправным, один организм эксплуатирует другой, что является биологически необходимым и целесообразным в раннем онтогенезе и, как правило, имеет отрицательное значение при неугашении симбиоза в положенное время. В случае инфантильного симбиоза велика вероятность паразитирования одного организма на другом. В последнем случае возможны два варианта:

• а) мать по-прежнему участвует в создании тормозных доминант уже взрослого ребенка, частично или полностью обеспечивая для доминантного аппарата его тормозную часть, а взрослый ребенок — только часть возбуждения; в этом случае он находится в энергетически льготном положении в симбиозе, т. е. фактически является паразитом матери; чтобы не применять таких терминов, условимся называть его в этом случае акцептором, а мать — донором;
• б) мать и взрослый ребенок меняются функциями, т. е. мать является акцептором, а взрослый ребенок — донором. ССД, работающая в соответствии с этими схемами, может образовываться не только между ребенком и матерью, но и между субъектами, имеющими инфантильное стремление к симбиозу. Степень симбиоза может быть различной, т. е. в одних случаях доминантный аппарат может работать как самостоятельно, так и в симбиозе, с образованием симбиотических доминант только на отдельные «предметы»; в других же, крайних, случаях доминантный аппарат работает практически только в симбиозе.

Внутренними мотивами подобной эксплуатации могут быть:

• а) осознанное или неосознанное стремление к энергетической выгоде, т. е. подсознательная или вполне осознанная установка на выполнение принципа наименьшего действия;
• б) осознанная или неосознанная установка на обладание другим человеком, возможность использования его, по сути, как собственной вещи;
• в) эгоцентризм, осознанная или неосознанная установка на возможность эксплуатации других людей для получения выгоды или удовольствия для себя.

Вероятно, другой причиной образования инфантильного симбиоза может быть невозможность или затруднительность создания собственной тормозной доминанты из-за ущерба раннего развития (эмоциональная депривация ребенка, ранние психические или соматические травмы) или утраты способности ее создавать в результате более поздних психических или соматических травм.

Казалось бы, акцептор в создании симбиотической доминанты имеет только неоспоримые преимущества, однако практика показывает обратное; эта функция не только небезопасна для донора, но разрушительна для акцептора. Для пояснения вновь обратимся к А. А. Ухтомскому:

«Возьмем организм, фактически наиболее преуспевший на пути к наименьшему действию, организм, получивший счастливую возможность производить минимум работы в окружающей среде. Какие примеры из биологии мы имеем? Прежде всего, это сидячие, паразитные формы. У них редуцирована высшая рецепторная система, сведены до минимума органы чувств… сокращена сфера рефлексов на среду, в известном смысле достигнута наибольшая изолированность от среды, расходуется и перерабатывается энергии несомненно меньше, чем у их родных братьев… если бы только организм принципиально пользовался своими рефлекторными дугами только для того, чтобы какнибудь подальше быть от влияний среды и при первой возможности от них отбояриваться, то… он действительно постепенно редуцировал бы свою рефлекторную работу, и, прежде всего, свою высшую рецепторную систему, и постепенно превратился бы в сидячую, по возможности паразитную форму. Очевидно, что в общем и целом, принцип Ле Шателье, принцип наименьшего действия сам по себе вел бы организм к редукции, но не к развитию и экспансии».

Вероятно, если перенести эти слова на человека, а А. А. Ухтомский делал это постоянно, то речь может идти о том, что человек, паразитирующий при создании доминанты на другом человеке, в конечном счете приходит к редукции высших функций, в частности, к личностной редукции до архаических или детских форм. Донор же терпит ущерб на физиологическом уровне и, кроме этого, — препятствия в развитии личности.

В тех случаях, когда акцептор и донор образуют ССД, акцептор получает возможность организовывать свое поведение (свои рефлекторные дуги) энергетически дешевым способом — за счет использования центра торможения донора (вспомним, что на его создание тратится в несколько раз больше энергии, чем на создание центра возбуждения). При этом собственные центры возбуждения донора заторможены. В этом случае акцептор обладает высокой работоспособностью, процесс общения «пьянит» его, у донора возникает быстрое утомление, он подавлен. Длительное пребывание в составе этой сращенности приводит к возникновению патологий и у акцептора, и у донора.

В других случаях сопряженная симбиотическая доминанта может служить для образования рефлекторных дуг донора при возбуждении соответствующих центров акцептора, в этом случае речь может идти о некритическом выполнении каких-либо действий донором по желанию акцептора (заметим, что при обучении экстрасенсов и суггестологов они осваивают навык «страстно желать того, что необходимо внушить»), В этом случае собственная рефлекторная деятельность донора подавлена, что наносит безусловный вред его организму.

После рассмотрения подобных схем становится ясно, что симбиотическая доминанта может устанавливаться между лицами, имеющими инфантильную потребность в ней, или с лицами, находящимися в состоянии дистресса. Образование симбиотической доминанты — деструктивное явление для обеих сторон. Поэтому оно должно быть хорошо узнаваемым. Это представляется важным, поскольку явление симбиотической связи встречается как крайний случай психической зависимости не только в семейных взаимоотношениях, но и в отношениях начальник — подчиненный, учитель — ученик, психотерапевт — клиент, врач — больной, внутри тоталитарных религиозных сект и, вероятно, оно же является причиной вновь распространившегося сейчас увлечения так называемой черной магией и экстрасенсорикой.

У Б. С. Братуся представлено поуровневое строение личности. В этой классификации существуют: почти неличностный уровень, где человек не имеет личного отношения к выполняемым действиям; эгоцентрический, где человек имеет устремления успеха или удобства для себя; группоцентрический — устремления успеха для группы, социума; гуманистический — где другой человек рассматривается как носитель прав, свобод и обязанностей; и последний — духовный. С этой точки зрения симбиотическое единство с другим человеком может образовываться с помощью почти неличностного уровня личности, т. е. самого низшего уровня. Можно гипотетически предполагать, что с активизацией низшего уровня связан «синдром распада», описанный Э. Фроммом.

Существует еще один аспект, требующий уточнения. Деструктивность ССД для донора иногда может проявиться через очень длительный срок (который иногда измеряется годами) после ее образования. Для понимания того, почему через определенное время появляется обратный эффект, вновь обратимся к А. А. Ухтомскому: «Пережитая доминанта при затухании не аннулируется, а тормозится до поры до времени». «Доминанта оставляет за собой в центральной нервной системе прочный, иногда неизгладимый след. В душе могут жить одновременно множество потенциальных доминант — следов от прежней жизнедеятельности… при погружении из поля ясной работы сознания они не замирают и не прекращают своей жизни… Эти высшие кортикальные доминанты, то ярко живущие в поле сознания, то опускающиеся в скрытое состояние, но продолжающие владеть жизнью и из подсознательного, очевидно, совпадают по смыслу с теми „психическими комплексами“, о которых говорят Фрейд и его ученики. „Ущемленные комплексы“, т. е. попросту заторможенные психофизиологические содержания пережитых доминант, могут действовать патогенно, как если бы они не были в свое время достаточно вплетены и координированы в прочую психическую массу. Тогда последующая душевная жизнь будет борьбою вытесняющих друг друга, несогласных доминант, которые стоят друг перед другом „как инородные тела“».

Возможно, чтобы компенсировать негативное влияние «заторможенной» симбиотической доминанты, у донора значительно увеличивается потребность к аффилиации с тем, чтобы в новых симбиотических связях быть акцептором и получить энергетически льготные условия существования. Поэтому явление симбиотической доминанты может быть заразительным, так как человек, являющийся донором в одной связи, иногда вынужден становиться акцептором в другой, иначе его может ожидать полное истощение.

В одних случаях человек, имеющий инфантильную потребность к образованию ССД, интуитивно находит «свою половину» среди тех, кто имеет подобную же потребность, тогда сращенность образуется «добровольно». В других — для образования ССД необходимо насилие (осознанное или неосознанное), вызывающее состояние дистресса — этому служат манипуляция, психологические уколы, сообщение неприятной, нежелательной информации. Постепенно происходит сдвиг мотива на цель, подобный механизм образования личностных аномалий описан Б. С. Братусем. Если вначале мотивом являлось поддержание симбиоза, а целью — создание дистресса посредством сотворения зла, то вскоре мотивом становится собственно сотворение зла, которое в некоторых случаях становится хроническим, приобретает характер патологии. (Этим и можно объяснить развитие садомазохизма, некрофилии и неплодотворных характеров, описанных Э. Фроммом.).

Описанный механизм психологического симбиоза, на основе учения о доминанте А. А. Ухтомского, необходимо представить в контексте теории объектных отношений. Теория объектных отношений как одна из теоретических концепций психоаналитической трактовки развития личности в онтогенезе, впервые обосновала дефицит как источник патогенного развития личности. Такое представление дает возможность рассматривать психологический симбиоз как источник патологического процесса (основанного на дефиците спонтанного саморазвития личности) развития личности.

Как отмечают исследователи современного психоанализа П. Фонда и Э. Йоган, для того чтобы ребенок хорошо развивался и чтобы его жизненность (витальность) сохранялась на должном уровне, он нуждается в аффективно-либидинозной инвестиции от объекта. Ему нужно чувствовать, что он, ребенок, является в первую очередь объектом желаний со стороны матери и отца.

В связи с теорией объектных отношений, в которой очень важны отношения с внешним объектом, разные психоаналитики все более подчеркивают значение чувственного вклада объекта, который очень необходим для хорошего и здорового роста ребенка.

В процессе развития становится все более важным взаимодействие субъект — объект, которое, конечно же, распространяется на внутренний и внешний миры. Объект со своим внутренним миром, как, например, с тяжелыми неосознанными проблемами, может сильно отягощать развитие ребенка или даже деструктивно затруднять его, препятствовать ему. Замечено, что тяжелые патологии очень часто развиваются в патологических семьях. В тяжелых семейных патологиях трудно себе представить, чтобы объекты-родители, особенно на начальных фазах развития, могли выполнять вторичную роль, как это может подразумеваться (то есть имплицитно) в какой-то мере в начальной теории Фрейда. Объект все-таки активно присутствует и играет значительную роль при взаимодействии с субъектом. Взаимодействие в этом случае носит характер эмоционально-символистической интеракции. Символизм развивающей интеракции обеспечивается системой экспрессивных средств.

С помощью экспрессивных средств, которые он имеет, ребенок запускает во внешний мир в форме проективных идентификаций, и испытывает некие ощущения, которые он еще не способен представить в своей незрелой психике. Мать понимает их, разбирается в них и дает им мыслимое представление в своем сознании. Для этого она использует свою способность воображения. Чтобы сделать это и найти адекватный ответ, она обращается не только к своим познаниям, но и к тем впечатлениям, которые пробуждаются у нее благодаря сообщениям ребенка.

Эти впечатления, связанные главным образом с опытом матери (более всего детским), она может вернуть ребенку ответ, адекватный его нужде, которая производила начальную проекцию. Этим она предоставляет ребенку измененное изображение ощущений, возникающих у него и проектируемых в нее. Она трансформирует грубые психические элементы, не используемые для мышления, в элементы, которые можно представлять в воображении, фантазиях, снах и др. Поэтому их уже можно использовать и обрабатывать в процессе мышления.

Эту циркуляцию психических элементов можно определить так: содержимое ребенка испускает немыслимые бета-элементы, матьконтейнер вбирает, перерабатывает и возвращает их ребенку. Ребенок способен эти элементы в новой форме (альфа-) мыслить и взаимодействовать с ними. В итоге это схема, в которой мать дает взаймы ребенку свой аппарат для осмысления психических содержаний. Этот аппарат ребенок постепенно интериоризирует, становясь, таким образом, все более способным самостоятельно выполнять функцию «контейнирования».

В Англии ученый Джозеф Савдлер, типичный представитель традиции Фрейда, находит компромиссный переход к теории объектных отношений и изучает новую мотивационную силу в психике: по его мнению, субъекту нужен объект из-за потребности в безопасности.

Только через объект можно построить свою личную безопасность, которая является условием (назовем это базисной безопасностью) для нормальной психической деятельности.

Кроме того, следует подчеркнуть, что в теории объектных отношений часто появляется концепт дефицита психической функции или дефицита, который появляется из-за недостатка и ошибок в заботе о психическом развитии ребенка.

Если следовать логике известного психоаналитика Питера Орбана, который использует концепцию А. Лорензера, психологический симбиоз и эмоциональную депривацию можно рассматривать как интеракциональные формы, реализующие материнские позиции в отношении развивающейся личности ребенка. Интеракциональная форма — это ситуация развития личности, которая в ряде моих работ определяется как коммуникативная ситуация развития личности. Именно интеракциональная форма развития личности задает первичные репрезентации личности: «объект-репрезентации» и «Я-репрезентации». Это репрезентации, которые становятся своего рода строительным материалом социогена и «Я-концепции». То есть это репрезентации, которые закладывают основание «Я-системы» личности.

Проведенный анализ психического симбиоза демонстрирует в контексте теории доминанты А. А. Ухтомского патогенность его как интерактивного механизма развития личности. Опора на теорию объектных отношений представляет психический симбиоз как интеракциональную форму, определяющую базальное формирование «Я-системы» развивающейся личности.

Я специально не раскрываю здесь психологический механизм эмоциональной депривации как в контексте доминанты Ухтомского, так и в теории объектных отношений. Это сделано мной по той причине, что есть прекрасная работа Й. Лангмейера и 3. Матечека «Психическая депривация в детском возрасте» и целый ряд исследований М. Кляйн, посвященных эмоциональной жизни ребенка, представленных в русле теории объектных отношений.

Хочу отметить то, что если психический симбиоз — это прежде всего дефицит спонтанности личности, то эмоциональная депривация — это дефицит аффиляции.

В дефицитной патологии развития проявление этих дефицитов наиболее рельефно выявляется в затруднениях идентификации личности в подростковом возрасте. Эти затруднения определяются С. А. Васильевым, Н. М. Полуэктовой и Н. Ю. Щербаковым, как:

• • диффузия идентичности: неспособность «Я» в «течение некоторого времени сформировать идентичность». Это связано с затруднениями в выработке ценностей, идеалов, норм и эталонов оценивания, необходимых для того, чтобы завершить психосоциальное самоопределение;
• • негативная идентичность проявляется в ориентации на социально неприемлемые роли и нормы", такие, как алкоголизм, вандализм, наркомания, проституция и т. п. Идентификация с социально отрицательными ролями обусловлена не только конфликтной средой развития или наследственной предрасположенностью, но и потребностью в демонстративных формах проявления автономности и независимости;
• • сверхидентификация: неспособность отделить себя, свое «Я» от нравственного идеала или, по терминологии К. Юнга, архетипического «высшего „Я“». При этом юноша воспринимает себя как лицо с особой миссией на земле. Следствием такой сверхидентификации является неспособность встроиться в социальную среду. Другим вариантом сверхидентификации может быть чрезмерная ориентация на другого, идеализируемого человека, принятие его психологических установок, особенностей и интересов как своих собственных. Вместо того, чтобы выработать собственную концепцию, представление о самом себе, своих потребностях, индивидуальном и неповторимом своеобразии своего внутреннего мира, юноша некритично приписывает себе качества другого человека, тем самым создавая опасность ложной идентификации;
• • противоречия в развитии трех аспектов личностной идентификации в биосоциальном, социально-групповом (организационном) и культурно-духовном самоопределении.

Противоречия эти проявляются в последовательности, различной длительности и неоднозначном взаимовлиянии указанных процессов. Так, резкие изменения физического облика или задержка в усвоении социально-половых ролей могут затруднять социально-групповую идентификацию.

Затруднения в идентификации нарушают двуединый процесс развития личности — индентификации отчуждения. Психоцентрирование развивающейся «Я-системы» подростка на проблемах индентификации в период возрастных кризисов создает эффект гиперболизации идентификации и парализует процессы отчуждения. Это и характеризует патологию развития личности. Но здесь уже решающим является дефицит баланса идентификации и отчуждения.

Дефицит баланса идентификации и отчуждения — это дефицит, который является результирующим и формирующим патогенную линию развития личности по отношению к дефициту социального чувства как основополагающему в ненормативном развитии личности.

Ненормативное развитие личности в интерактивной системе семьи запускается фрустрированием аффилятивной потребности, т. е. потребности, выражающей социальное чувство личности. Я определяю этот уровень психологического механизма ненормативного развития как аффилятивной фрустрации. Именно аффилятивная фрустрация приводит к смене нормативной трансформации личности на индуктивную или на травматическую.

В процессе индуктивной или травматической трансформации личности за счет прогрессирующей фрустрации автоматически срабатывают механизмы патогенной психологической защиты. Нэнси МакВильямс, американский психоаналитик, определяет такие механизмы психологической защиты как первичные — примитивные. В ситуации ненормативного развития личности и формирования интерактивного дефекта чаще всего проявляются защитные психологические механизмы примитивной изоляции; проективной идентификации и расщепления эго.

Расщепления эго, обычно называемое просто расщеплением. Истоки его находятся в довербальном периоде, когда младенец еще не может отдавать себе отчет в том, что заботящиеся о нем люди обладают и хорошими, и плохими качествами, и с ними связаны как хорошие, так и плохие переживания. Нередко у двухлетних детей наблюдается потребность приписывать хорошие или плохие валентности всему окружающему миру и тем самым структурировать свое восприятие. Подобное приписывание вместе с различением большого и маленького (взрослого и ребенка) — одна из первичных форм организации опыта. Пока нет константности объекта, не может быть и амбивалентности, поскольку амбивалентность предполагает наличие противоположных чувств к постоянному объекту. Вместо этого существует хорошее или плохое отношение к воспитывающей личности.

Механизмы расщепления могут быть очень эффективны в своей защитной функции уменьшения тревоги и поддержания самооценки. Конечно, расщепление всегда влечет за собой деформацию, и в этом заключается его патогенность для развивающейся личности.

В интерактивной системе семьи, где все ее члены эмоционально идентифицированы, продуктивно реализуется психологический механизм развития личности, который по мнению В. С. Мухиной, представляет собой единство идентификации и обособления.

Акцентировка членов пары «идентификация — обособление», отмечает В. С. Мухина, имеет сложную обусловленность. Этим объясняется то, что индивид может развиваться в трех направлениях:

• 1) постоянной гиперболизированной, ярко выраженной готовности к идентификации с другими индивидами;
• 2) обособления (отчуждения) от других индивидов;
• 3) гармоническоего взаимодействия членов пары в соответствии с внутренними потребностями личности и социальной необходимостью.

Развитие личности через механизм идентификации-обособления — сложный противоречивый процесс. Процесс, в котором фактор риска ненормативного развития реально существует постоянно. Его присутствие обусловлено именно противоречием самого процесса развития.

Сама природа человека двойственна. Онтогенетический дуализм, раскрытый в психоаналитических теориях развития, демонстрирует, что риск ненормативного развития личности, риск формирования интерактивного дефекта развития заложен именно в этой двойственности. Этим и определяется двойственность психологического механизма развития личности. При нормативной развитии личности между идентификацией и отчуждением существует динамическое равновесие и «Я-система» личности обладает пластичностью, которая обеспечивает условия для динамики процесса персонализации. В условиях ненормативного развития динамика равновесия между идентификацией и отчуждением нарушается. Доминирующим в развитии становится механизм отчуждения. Она определяет патогенность развития личности.

Таким образом, дефицит эмоционально насыщенного общения, формирующийся вследствие дефекта интерактивной системы семейного развития личности, и определяет запуск психологического механизма ненормативного развития личности. В результате действия психологического механизма ненормативного развития личности формируется интерактивный дефект развития.

Интерактивный дефект развития, в соответствии с представленным мной психологическим механизмом ненормативного развития личности, представляет собой нарушение динамического равновесия между идентификацией и отчуждением. Интерактивный дефект развития личности диагностируется в практике психосоциальной работе по ярду психосоциальных индикаторов.