Функция уголовного преследования: содержание и механизм реализации

Проблема понятия и содержания уголовно-процессуальных функций является одной из наиболее разработанных и, тем не менее, одной из самых дискуссионных проблем в науке уголовного процесса. Несмотря на то, что исследования в этой области продолжаются уже не одно десятилетие, в доктрине уголовно-процессуального права нет единого подхода к пониманию сущности, субъектного состава и содержания уголовнопроцессуальной функции.

Анализ совокупности теоретических разработок в рассматриваемой области позволяет выделить несколько основных способов толкования термина «функция», который рассматривается как:

• 1) отдельный вид (сторона) или направление уголовно-процессуальной деятельности^[1];
• 2) роль и назначение участников уголовного процесса, независимо от того, в каких именно стадиях и в какой последовательности они находят свое осуществление^[2];
• 3) основная часть уголовно-процессуальной деятельности, круг деятельности одного или нескольких участников процесса, зависящий от его (их) процессуального статуса;
• 3

4) направление деятельности, рассматриваемое законодателем как обязанность соответствующего органа или лица^[3].

Множественность подходов к определению сущности уголовно-процессуальных функций предопределила наличие широкого спектра мнений относительно их количества. Научная дискуссия разворачивается вокруг концепции трех основных процессуальных функций: уголовного преследования (обвинения), защиты и разрешения дела. Выделение этих трех функций в известной мере традиционно и характерно для состязательной конструкции процесса. В качестве основного недостатка названной концепции называют тот факт, что приведенная градация основных направлений уголовно-процессуальной деятельности не охватывает всего спектра правоотношений, возникающих между участниками уголовного судопроизводства, а, следовательно, не включает в свою орбиту всех субъектов соответствующей деятельности и распространяется не на все стадии процесса^[4]. С точки зрения предмета нашего исследования наибольший интерес представляет вопрос о классификации уголовно-процессуальной деятельности, осуществляемой должностными лицами, ведущими производство по уголовному делу, а также частными лицами, находящимися на стороне обвинения. Так, еще в науке советского уголовного процесса неоднократно высказывалась точка зрения о том, что к числу самостоятельных процессуальных функций относятся функции расследования уголовного дела, поддержания гражданского иска и защиты от иска^[5]. В. Г. Даев, в целом поддерживая приведенную точку зрения, тем не менее, предлагает иную конструкцию этих функций, вытекающую из характера процессуальных интересов отдельных участников процесса. По его мнению, вся уголовно-процессуальная деятельность представляет собой совокупность следующих функций: расследования уголовного дела, судебного рассмотрения и разрешения уголовного дела, прокурорского надзора за соблюдением законности в ходе уголовного судопроизводства, защиты личных процессуальных интересов, оказания юридической помощи, представительства, оказания содействия в ходе уголовного судопроизводства^[6]. При этом отрицается наличие функции обвинения по тем мотивам, что ни один из участников процесса не наделен обязанностью или назначением осуществлять только обвинительную деятельность, а функция защиты распределяется между обвиняемым (защита личного интереса) и защитником (оказание юридической помощи). В этом же контексте поддержание прокурором обвинения рассматривается не как функция обвинения, а как одна из форм осуществления прокурорского надзора^[7]. Такой подход к проблеме разграничения процессуальных функций увязывается с вопросом об их носителях, в частности с процессуальными полномочиями прокурора, следователя и дознавателя. Существует мнение, что не только одна и та же функция может выполняться различными участниками процесса, но и один участник процесса может быть одновременно носителем нескольких различных функций^[8]. В частности, В. П. Нажимов допускает не только совмещение нескольких процессуальных функций должностным лицом, ведущим производство по уголовному делу, но и выбор самим участником процесса с учетом конкретных обстоятельств дела той функции, которую он будет осуществлять в ходе уголовного судопроизводства^[9].

Идеи множественности уголовно-процессуальных функций и отрицания наличия самостоятельной функции уголовного преследования (обвинения), на наш взгляд, явились следствием достаточно непоследовательной регламентации процессуального статуса участников уголовного процесса в УПК РСФСР. До 2001 г. уголовно-процессуальное законодательство не оперировало термином «сторона», в главе 3 УПК РСФСР содержался лишь общий перечень участников уголовного процесса, к числу которых относились подозреваемый, обвиняемый и его защитник, потерпевший, гражданский истец и ответчик, их представители, а также переводчик. Указанная легальная классификация позволяла рассматривать участников уголовного процесса как лиц, обладающих следующими признаками:

• 1) они отстаивают в делах охраняемый законом личный защищаемый или представляемый интерес, связанный с исходом дела;
• 2) выполняют процессуальные функции, которые определяются содержанием интереса;
• 3) наделены широкими процессуальными правами, позволяющими активно участвовать в процессе и влиять на движение и исход дела;
• 4) допускаются или привлекаются к участию в деле особым актом государственного органа (должностного лица)^[10]. Совершенно очевидно, что за основу взят функциональный критерий, следовательно, включение в данный перечень переводчика явно не соответствовало его процессуальному статусу. Кроме того, включение в одну группу прокурора, следователя, дознавателя и суд на том основании, что они являются должностными лицами или органами государства, также явно противоречит функциональному критерию классификации.

Совершенно иная позиция нашла отражение в УПК РФ. За основу классификации участников уголовного судопроизводства законодатель взял ключевое, на наш взгляд, понятие «сторона» (п. 45 ст. 5), обозначив им лиц, принимающих участие в состязательной деятельности перед судом, интересы которых непосредственно или опосредованно затрагиваются постановлением приговора. Раздел 2 УПК РФ закрепляет доминирующую в науке уголовного процесса концепцию трех процессуальных функций, разделяя всех участников уголовного процесса на несколько групп: суд; участники уголовного процесса со стороны обвинения (прокурор, руководитель следственного органа, следователь, орган дознания, начальник органа дознания, начальник подразделения дознания, дознаватель, потерпевший, частный обвинитель, гражданский истец, представители потерпевшего гражданского истца и частного обвинителя); участники уголовного процесса со стороны защиты (подозреваемый, обвиняемый, гражданский ответчик, защитник, законные представители несовершеннолетнего подозреваемого и обвиняемого, представитель гражданского ответчика); иные участники уголовного судопроизводства (свидетель, эксперт, специалист, переводчик, понятой).

Последовательно проводя идею состязательного судопроизводства, законодатель в императивной форме наложил запрет на выполнение одним и тем же органом или должностным лицом нескольких уголовно-процессуальных функций (ч. 2 ст. 15 УПК РФ). Такая позиция, на наш взгляд, ставит точку в дискуссии о том, какую функцию должны выполнять в уголовном процессе дознаватель и следователь, поскольку указанные должностные лица отнесены к стороне обвинения. Нам представляется, что указанное положение носит чисто декларативный характер и является негативным по сравнению с нормами «Концепции судебной реформы» и УПК РСФСР, которые даже формально не признавали за следователем и дознавателем функции обвинения. Практически указанные должностные лица обязаны устанавливать все фактические обстоятельства уголовного дела, хотя УПК РФ и не использует более традиционной формулировки «всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств уголовного дела», так как без этого невозможно проведение предварительного расследования в полном объеме и составление полноценного обвинительного заключения (обвинительного акта, обвинительного постановления). Отнесение следователя и дознавателя к стороне обвинения авторы УПК РФ аргументируют, прежде всего, тем, что российская модель уголовного судопроизводства традиционно относится к «смешанному» типу, где состязательность имеет место только в судебном разбирательстве, а в стадии предварительного расследования ее реализация крайне ограничена. Подобная мотивация нам представляется не совсем корректной. В соответствии с ч. 3 ст. 123 Конституции РФ на основании принципа состязательности осуществляется все судопроизводство в полном объеме, а не только стадия судебного разбирательства. В то же время классическая континентальная модель судопроизводства, действительно ограничивающая права защиты в доказывании на предварительном следствии, одновременно отдает такое следствие в руки судебных органов под полный судебный контроль. Думается, что законодатель делает попытки привести стадию предварительного расследования в соответствие с состязательной моделью судопроизводства, посредством: наделения суда полномочиями по процессуальному контролю за деятельностью органов предварительного расследования (ч. 2 ст. 29 УПК РФ); создания Следственного комитета РФ и соответствующего перераспределения подследственности уголовных дел (ст. 151 УПК РФ); изменения объема процессуальных полномочий прокурора (ст. 37 УПК РФ) и усиления роли руководителя следственного органа (ст. 39 УПК РФ). Однако, необходимо, на наш взгляд, не ограничиваться частичным ведомственным реформированием, а полностью вывести следователей из административного подчинения органов, осуществляющих уголовное преследование. Нам представляется абсолютно верной позиция И. Л. Петрухина и Э. Ф. Куцовой, которые рассматривают предварительное следствие как деятельность, в которой функцию обвинения выполняет прокурор, защиты — обвиняемый и защитник, а следователь осуществляет исследование обстоятельств дела и принимает решения под контролем судебной власти^[11].

Вместе с тем императивный запрет на выполнение одним и тем же участником уголовного процесса нескольких процессуальных функций не исключает возможности совершения теми или иными участниками процесса действий, внешне не совпадающих с их целевым назначением. Так, например, обвиняемый может признать себя виновным в совершении преступления, что не исключает выполнения им функции защиты. Более того, прокурор, осуществляющий от имени государства функцию уголовного преследования, не только вправе, но и обязан отказаться от поддержания обвинения в случае обнаружения его безосновательности. В таком положении нет отступления от принципа состязательности, поскольку «этот принцип отнюдь не предполагает обязанности органов уголовного преследования поддерживать обвинение во что бы то ни стало, вопреки имеющимся доказательствам»^[12].

В этой связи представляются достаточно спорными утверждения, о том, что «отказ государственного или частного обвинителя от обвинения — это, по сути, реализация ими функции защиты»^[13]; разъяснение мировым судьей подсудимому и потерпевшему права на примирение — это самостоятельная процессуальная функция мирового судьи^[14]. Думается что, если мы понимаем уголовно-процессуальную функцию именно как основное направление деятельности участников уголовного процесса, то наметившаяся в юридической литературе тенденция отождествлять каждое полномочие того или иного участника судопроизводства с реализацией определенной процессуальной функции по существу сводит саму проблему к характеристике классификации уголовно-процессуальной деятельности, т. е. к подмене термина «деятельность» термином «функция».

В связи с изложенным, позволим себе остановиться на характеристике только одной из триады уголовно-процессуальных функций — функции уголовного преследования (обвинения). Рассмотрение данного направления уголовно-процессуальной деятельности предполагает изучение механизма его реализации. По справедливому замечанию 3. Д. Еникеева, уголовное преследование — многофакторное, многостадийное понятие, оно не сводится к изобличению лица в совершении преступления, поскольку имеет масштабную структуру и охватывает широкую сеть свойственного ему механизма^[15]. Механизм уголовного преследования включает в себя широкий спектр элементов, среди которых принято выделять следующие основные звенья:

• 1) юридические нормы — начальное звено, основа правового регулирования, главный статический элемент уголовного преследования;
• 2) правовые отношения и правоприменение — средства, переключающие права и обязанности субъектов в практическую плоскость, динамический элемент уголовного преследования;

• 3) доказательства и доказывание — основная движущая сила уголовного преследования;
• 4) убеждение, принуждение и ответственность — сплав статических и динамических элементов, выступающих средствами обеспечения действия первых трех звеньев;
• 5) кадры органов уголовной юстиции — решающий элемент динамики уголовного преследования^[16].

Эти блоки признаются базовыми в силу их основополагающего характера. В составе каждого из них можно выделить подсистемы, выполняющие свои, присущие только им функции. Многообразие таких подсистем предопределяет широкий спектр возможностей их классификации и определения содержания. Так, например, следуя структуре правоотношения, С. В. Горлова определяет содержание механизма уголовного преследования следующим образом:

• 1) нормативное обеспечение деятельности (уголовно-процессуальное законодательство и подзаконные акты);
• 2) субъекты уголовного преследования (преследующие), т. е. сотрудники органов уголовного преследования;
• 3) объекты уголовного преследования (преследуемые) — подозреваемые, обвиняемые, подсудимые;
• 4) способы преследования — дознание, предварительное следствие и их составные части (например, доказывание)^[17].

В зависимости от стадии производства по уголовному делу выделяют несколько структурных элементов механизма реализации функции уголовного преследования. Так, в частности, предлагается рассматривать формирование обвинения в досудебном производстве в три этапа:

• 1) установление признаков преступления в стадии возбуждения уголовного дела;
• 2) привлечение в качестве обвиняемого;
• 3) формулирование окончательного обвинения, составление обвинительного заключения^[18].

Механизм судебного уголовного преследования представляет собой реализацию обязанности обвинителя поддерживать выдвинутое обвинение и базируется на нескольких основополагающих элементах, в числе которых:

• 1) равенство процессуальных прав стороны обвинения и защиты;
• 2) непосредственность, устность и гласность представления обвинителем доказательств, исследования доказательств сторонами и судом;
• 3) бремя доказывания, которое является обязанностью обвинителя;
• 4) возможность государственного обвинителя отказаться от поддержания обвинения или изменить его^[19].

Признавая справедливость приведенных позиций относительно содержания отдельных элементов механизма реализации уголовного преследования, позволим себе заметить, что, на наш взгляд, общая его структура является универсальной, следовательно, не может варьироваться в зависимости от стадии уголовного судопроизводства. Представляется, что механизм реализации уголовного преследования необходимо понимать как комплекс правовых средств, различных по своей природе и функциям, однако, связанных в единую систему общей целью. Полагаем, что в рамках тематики исследования в названном механизме представляют интерес два элемента:

• — нормативная основа, которую составляет уголовно-процессуальное законодательство;
• — способы реализации, которые проявляются в фактическом поведении участников уголовного судопроизводства со стороны обвинения, совершении действий, направленных на достижение цели уголовного преследования, т. е. результативную сторону механизма.

Характеризуя первый из перечисленных элементов, необходимо, на наш взгляд, опираться на положения общей теории права, в соответствии с которой законодательство является главным источником права и дает познание его внешней официальной формы, необходимой для практического применения. Внутренней формой права является его система, имеющая в своей структуре отрасли, подотрасли, правовые институты и нормы права^[20]. Учитывая приведенное соотношение системы законодательства и системы права, считаем закономерным рассмотрение вопроса о нормативно-правовой основе уголовного преследования через призму анализа совокупности норм уголовно-процессуального права, регламентирующих соответствующие отношения и ее место в общей системе уголовно-процессуального права. Уголовно-процессуальное законодательство содержит достаточно большой массив норм, посредством которых регулируется деятельность стороны обвинения. Характер интеграции указанных норм в общую систему уголовно-процессуального права неоднозначно оценивается в современной науке уголовного процесса. Анализ специальной литературы позволяет выделить две полярные точки зрения относительно поставленной проблемы. Одни процессуалисты утверждают, что уголовное преследование можно позиционировать как самостоятельный институт уголовно-процессуального права^[21]. Другие отрицают подобное утверждение, выделяя несколько проблем, связанных с признанием уголовного преследования в качестве правового института. Так, например, Р. В. Мазюк указывает на проблему технического оформления института уголовного преследования в действующем законодательстве, которая вызвана тем, что уголовное преследование, являясь процессуальной деятельностью стороны обвинения, включает в себя возбуждение уголовного дела в отношении конкретного лица, применение мер процессуального принуждения, проведение следственных действий и других процессуальных действий, которые, составляя содержание института уголовного преследования, сами по себе всегда рассматривались как самостоятельные институты уголовно-процессуального права^[22].

Дублирующим, по отношению к существующим институтам возбуждения уголовного дела, институту мер принуждения и институту обвинения признает институт уголовного преследования и 3. Д. Еникеев, указывая, однако, что все они.

«обслуживают только сферу уголовного преследования», вследствие чего их совокупность может быть признана подотраслью уголовно-процессуального права^[23]. Полагаем, что с данным утверждением достаточно сложно согласиться по нескольким причинам.

Во-первых, в содержание института уголовного преследования, помимо перечисленного, 3. Д. Еникеев включает: «институт разъяснения понятий уголовного преследования и его элементов, институты принципов и субъектов уголовного преследования, институт подозрения, институты подследствености и общих условий предварительного расследования, институт отказа в уголовном преследовании, институты приостановления и окончания уголовного преследования, а также возмещения ущерба, причиненного преступлением»^[24]. Думается, что ряд из приведенных институтов имеет общепроцессуальное значение и распространяется на всю уголовно-процессуальную деятельность. Так, в частности, не совсем ясно, что автор подразумевает под «институтом разъяснения понятий уголовного преследования и его элементов». Если речь идет о лексиконе законодателя, приведенном в ст. 5 УПК РФ, то данная норма разъясняет значение терминов, имеющих значение для всего уголовного судопроизводства, независимо от того, о какой процессуальной деятельности идет речь. Аналогичным образом, на наш взгляд, должен решаться вопрос относительно института «принципов уголовного преследования», поскольку общие начала, закрепленные в главе 2 УПК РФ, реализуются на всех стадиях производства по уголовному делу и представляют собой взаимосвязанную систему, в которой вычленение отдельных структурных элементов (в нашем случае — «принципов уголовного преследования) в самостоятельную подсистему представляется нецелесообразным, поскольку затрудняет практическое применение всей совокупности принципов. Часть из приведенных 3. Д. Еникеевым институтов, вообще, на наш взгляд, не может составлять содержание уголовного преследования, поскольку не отвечает временным рамкам его реализации или субъектному составу. Например, подследственность уголовного дела в подавляющем большинстве случаев определяется еще до его возбуждения, следовательно, до начала уголовного преследования, а меры процессуального принуждения могут применяться не только к тем лицам, в отношении которых ведется уголовное преследование (подозреваемому и обвиняемому), но и к иным участникам уголовного судопроизводства.

Во-вторых, уголовное преследование, на наш взгляд, не может быть определено как подотрасль уголовно-процессуального права. Общепринято под подотраслью понимать совокупность норм права, входящих в состав отрасли права, однако регулирующих общественные отношения, характеризующиеся своей спецификой и известной родовой обособленностью, вследствие которой развиваются в направлении к обособлению в качестве новой самостоятельной отрасли права^[25]. Достаточно сложно говорить о том, что совокупность уголовно-процессуальных норм, регламентирующих уголовное преследование, тяготеет к обособлению в самостоятельную новую отрасль права. Напротив, деятельность, составляющая содержание уголовного преследования имеет определяющее значение для всего уголовного судопроизводства, поскольку «…служит рычагом, с помощью которого приводится в действие весь механизм судебной машины»^[26].

Думается, что место уголовного преследования в системе уголовно-процессуального права, а следовательно, и возможность его детерминации в качестве самостоятельного правового института могут быть определены, исходя из общетеоретических подходов к содержанию соответствующей правовой категории.

Правовой институт в теории права принято рассматривать как группу, комплекс взаимосвязанных юридических норм, регулирующих определенный вид схожих, близких по содержанию, родственных общественных отношений^[27]. Объективной материальной предпосылкой интеграции правовых норм в самостоятельный правовой институт внутри отрасли права является наличие соответствующей разновидности общественных отношений. В качестве юридических критериев обособления совокупности норм в правовой институт принято выделять следующие. Во-первых, юридическое единство правовых норм. Как целостное образование юридический институт характеризуется единством содержания, которое выражается в общих положениях, правовых принципах или совокупности используемых правовых понятий, единстве правового режима регулируемых отношений. Во-вторых, полнота регулирования определенной совокупности общественных отношений. Правовой институт включает в себя различные виды правовых норм. Это могут быть регулятивные нормы права (правила поведения) и отправные нормы, которые могут быть совместно задействованы в процессе правового регулирования. Не дублируясь другими структурными компонентами системы права, правовые институты, в зависимости от элементного состава внутри отрасли права делятся на простые и сложные (комплексные). Простой правовой институт напрямую объединяет схожие, близкие нормы права. Сложный правовой институт также складывается из схожих, близких норм права, которые он объединяет посредством входящих в него нескольких простых институтов, более конкретных и меньших по объему, но имеющих и самостоятельное значение. В-третьих, обособление норм, образующих правовой институт в главах, разделах, частях и иных структурных единицах законов^[28].

Общественные отношения, складывающиеся в процессе реализации функции уголовного преследования, регулируются комплексом соответствующих уголовно-процессуальных норм, объединенных единым содержанием. Указанное единство базируется, на наш взгляд, на использовании некоторых общих как для всего уголовного судопроизводства, так и для института уголовного преследования положений. В этой связи позволим себе привести очень важную в рассматриваемой ситуации мысль. С. С. Алексеев писал: «Для каждой основной отрасли характерен также свой, весьма своеобразный „набор“ отраслевых принципов, общих положений, образующих общую часть отрасли, соответственно применимый ко всем без исключения институтам, входящим в ее структуру»^[29]. Следуя логике построения системы уголовно-процессуального права, можно утверждать, что уголовное преследование как ее структурная единица включает в себя некоторые общие положения, создающие основу процессуальной деятельности стороны обвинения. Полагаем, что к таким положениям можно отнести следующие:

• 1) основные понятия, которыми оперирует законодатель, при регламентации соответствующего направления уголовнопроцессуальной деятельности, закрепленные в ст. 5 УПК РФ: государственный обвинитель (п. 6); дознаватель (п. 7); начальник органа дознания (п. 17), начальник подразделения дознания (п. 17.1), обвинение (п. 22), органы дознания (п. 24), прокурор (п. 31), руководитель следственного органа (п. 38.1), следователь (п. 41), стороны (п. 45), сторона обвинения (п. 47), уголовное преследование (п. 55), частный обвинитель (п. 59);
• 2) принципы уголовного судопроизводства, закрепленные в главе 2 УПК РФ;
• 3) основания прекращения уголовного преследования (ст. 27, 28 УПК РФ);
• 4) правовой статус участников уголовного судопроизводства со стороны обвинения (глава 6 УПК РФ) и обстоятельства, исключающие их участие в уголовном судопроизводстве (ст. 61, 62, 65, 66, 67 УПК РФ);
• 5) предмет доказывания, общие правила сбора проверки и оценки доказательств стороной обвинения (главы 10, 11 УПК РФ);
• 6) задержание подозреваемого и применение к подозреваемому, обвиняемому мер процессуального принуждения (главы 12, 13, 14 УПК РФ).

Совершенно очевидно, что часть из перечисленных нами норм Общей части УПК РФ формирует самостоятельные институты уголовно-процессуального права (например, институты принципов уголовного процесса, участников уголовного судопроизводства, мер процессуального принуждения и т. д). Не разделяя приведенную выше позицию 3. Д. Еникеева относительно того, что указанные институты «обслуживают» уголовное преследование, полагаем, однако, что нормы, регламентирующие процессуальную деятельность стороны обвинения, интегрированы в самостоятельные процессуальные институты общей части уголовно-процессуального права.

Обозначение уголовного преследования как самостоятельного института уголовно-процессуального права обусловлено также и тем, что законодатель сделал попытку объединить соответствующие нормы в самостоятельной главе, имеющей название «Уголовное преследование». Вместе с тем, содержание главы 3 УПК РФ ограничивается регламентацией видов соответствующей процессуальной деятельности (ст. 20 УПК РФ) и общих правил ее реализации (ст. 21—23 УПК РФ), что не свидетельствует о полноте правового регулирования уголовного преследования в рамках названной главы УПК РФ. В данном случае уместно, на наш взгляд, говорить о сложности технико-юридического оформления рассматриваемого института, поскольку огромный массив норм, определяющих формы, способы и порядок осуществления уголовного преследования рассредоточен в различных главах Особенной части УПК РФ. Не ставя перед собой цели в рамках исследования нормативноправовой основы механизма реализации уголовного преследования проанализировать каждый раздел УПК РФ, отметим только, что часть из перечисленных норм регламентирует деятельность стороны обвинения на стадии предварительного расследования (например, порядок производства следственных действий, предъявления обвинения, прекращения уголовного преследования, составление обвинительного заключения, обвинительного акта, обвинительного постановления), а часть — в судебном разбирательстве (например, участие обвинителя в рассмотрении дела судом первой инстанции; поддержание обвинения при производстве по уголовным делам, подсудным мировому судье; апелляционное обжалование стороной обвинения судебных решений, не вступивших в законную силу).

Таким образом, полагаем, что с точки зрения нормативноправового регулирования, уголовное преследование можно считать сложным (комплексным) институтом уголовно-процессуального права, нормы которого с одной стороны сосредоточены в специальной главе уголовно-процессуального закона, с другой — интегрированы в самостоятельные процессуальные институты Общей и Особенной частей УПК РФ.

Второй из названных элементов механизма реализации функции уголовного преследования, как уже было отмечено, по своему внутреннему содержанию достаточно многообразен. Однако считаем возможным выделить две категории, составляющие его сущность, — это состязательность как основа осуществления всей уголовно-процессуальной деятельности, в том числе и функции уголовного преследования, и обвинение как содержание соответствующей процессуальной деятельности.

Состязательность является формообразующим принципом современного уголовного судопроизводства и вследствие этого имеет определяющее значение не только при характеристике механизма реализации функции уголовного преследования, но и всей уголовно-процессуальной деятельности в рамках рассмотренной нами триады уголовно-процессуальных функций. Рассматривая состязательность как сущностно необходимое условие реализации функции уголовного преследования, считаем возможным определить ее содержание следующей совокупностью элементов:

• 1) разграничения функций обвинения, защиты и разрешения уголовного дела между различными субъектами процесса;
• 2) признание представителей функции обвинения и защиты сторонами;
• 3) обеспечения сторонам равных процессуальных прав;
• 4) разбирательство уголовного дела путем полемики сторон перед независимым и беспристрастным судом.

Среди обозначенных элементов состязательности наиболее дискуссионным с точки зрения структуры рассматриваемого основного начала является равноправие сторон. Одни авторы полагают, что равноправие сторон является неотъемлемым элементом принципа состязательности^[30], другие считают равноправие сторон самостоятельным принципом уголовного процесса^[31]. Толчок к появлению полярных взглядов на рассматриваемую проблему был дан закреплением в ч. 3 ст. 123 Конституции РФ в качестве самостоятельных основ уголовного судопроизводства — состязательности и равноправия сторон.

С принятием УПК РФ была внесена окончательная ясность в этот вопрос, поскольку ч. 4 ст. 15 УПК РФ закрепляет равноправие сторон в качестве неотъемлемой части принципа состязательности. Нам представляется, что процессуальное равноправие сторон — это элемент состязательного начала уголовного судопроизводства, находящийся в тесной взаимосвязи с другими указанными элементами. Так, полноценная реализация уголовно-процессуальных функций невозможна без наделения их носителей равными правами по участию в собирании, представлении и исследовании доказательств, заявлении ходатайств. В условиях отсутствия четкого разделения уголовно-процессуальных функций, а соответственно, и признания их носителей сторонами уголовного процесса, принцип равноправия участников приобретает самостоятельное значение. При этом мы отмечаем отсутствие двух ключевых элементов состязательности. Содержание правила о процессуальном равноправии сторон дает основание для вывода о том, что между указанными принципами существует односторонняя зависимость.

В теории процессуальной науки вопрос о разграничении функций обвинения и защиты на стадии предварительного расследования не является предметом дискуссии. Процессуалисты единодушны в том, что четкого разделения не существует, хотя номинально, как уже было отмечено выше, УПК РФ определяет процессуальную функцию должностных лиц, ведущих уголовный процесс как обвинительную, отнеся дознавателя, начальника подразделения дознания, следователя, руководителя следственного органа, прокурора к участникам уголовного процесса, выступающим, соответственно, на стороне обвинения. Обвиняемый (подозреваемый) и защитник наделены полномочиями осуществлять деятельность, направленную исключительно на отыскание доказательств, оправдывающих лицо или смягчающих его ответственность. Органы дознания, дознаватель, следователь, по мнению одних исследователей, на протяжении всего предварительного расследования сосредоточивают в своих руках все три процессуальные функции^[32], а по мнению других — выполняют исключительно функцию обвинения^[33]. Следует обратить внимание на тот факт, что, наделяя указанных должностных лиц полномочием прекращать уголовное дело, УПК РФ тем самым наделяет их и функцией разрешения уголовного дела, отнесенной к прерогативе судебной власти. По своей природе предварительное расследование имеет целью не окончательное разрешение вопроса о совершении преступления и виновности лица, его совершившего, а установление фактических обстоятельств деяния, являющихся поводом для последующего судебного рассмотрения. Полагаем, что достаточно трудно говорить о равноправии сторон как ключевом элементе состязательности в досудебном производстве. Вместе с тем, необходимо отметить, существенное расширение сферы действия рассматриваемого принципа в действующем уголовно-процессуальном законе путем:

• 1) регламентации приоритетного права обвиняемого на защиту (ст. 16 УПК РФ);
• 2) допуска защитника в уголовный процесс с момента привлечения лица в качестве обвиняемого; с момента возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица; с момента фактического задержания лица по подозрению в совершении преступления; с момента вручения уведомления о подозрении в совершении преступления в порядке, установленном ст. 223.1. УПК РФ; с момента объявления подозреваемому постановления о назначении судебно-психиатрической экспертизы; с момента начала осуществления иных мер процессуального принуждения или иных процессуальных действий, затрагивающих права и свободы лица, подозреваемого в совершении преступления (ч. 3 ст. 49 УПК РФ);
• 3) предоставления стороне защиты широких прав по обжалованию в суде действий и решений должностных лиц, ведущих уголовный процесс (ст. 47 УПК РФ);
• 4) наделения суда полномочиями по избранию таких мер пресечения, как залог, домашний арест, заключение под стражу и продлению срока задержания, санкционированию производства ряда следственных действий и применению мер процессуального принуждения, затрагивающих конституционные права и свободы граждан (ч. 2 ст. 29 УПК РФ);

• 5) расширения возможностей стороны защиты по привлечению в процесс производства по уголовному делу специалиста для разъяснения вопросов, входящих в его компетенцию (ч. 2.1 ст. 58 УПК РФ^[34]);
• 6) предоставления защитнику права участвовать в следственных действиях, производимых по его ходатайству либо по ходатайству подозреваемого или обвиняемого (ч. 2.1 ст. 159 УПК РФ);
• 7) невозможности отказа в удовлетворении ходатайств стороны защиты о приобщении к материалам уголовного дела доказательств, в том числе заключений специалистов, если обстоятельства, об установлении которых она ходатайствует, имеют значение для данного уголовного дела и подтверждаются этими доказательствами (ч. 2.2. ст. 159 УПК РФ).

Основой состязательного уголовного процесса является возложение на суд только одной процессуальной функции — разрешения уголовного дела. Как один из указанных нами элементов принципа состязательности — рассмотрение уголовного дела путем полемики сторон перед независимым и беспристрастным судом — предполагает ограничение публичного начала в деятельности судебной власти. Представляется, что на современном этапе развития уголовнопроцессуального законодательства наибольшую значимость приобретает вопрос о месте суда в процессе доказывания. Необоснованное усиление роли суда в указанной деятельности может парализовать состязательность и инициативу сторон. В то же время полное отстранение суда от процесса доказывания может привести к тому, что принцип равноправия превратится в свою противоположность, когда процессуальные возможности обвинения и защиты будут существенно отличаться, а суд, освобожденный от обязанностей способствовать сторонам в поиске доказательств, ничего не будет предпринимать в помощь заинтересованному в том лицу. Состязательность как основополагающий принцип уголовного судопроизводства может быть обеспечена только правильным балансом полномочий суда и сторон в процессе доказывания. В указанном смысле ранее действовавшее законодательство было достаточно непоследовательно, поскольку, формально закрепляя четкое разделение уголовно-процессуальных функций, регламентируя конкретные полномочия сторон и суда в судебном разбирательстве, оно возлагало на судебную власть несвойственные ей полномочия в части исследования доказательств. Так, на наш взгляд, справедливо было исключено правило, о том, что суд имел право допросить участников судебного следствия (подсудимого, потерпевшего, свидетелей) в любое время, в том числе и до того, как они будут допрошены вызвавшей их стороной. При таком порядке исследования доказательств суд был более активен, нежели стороны, и зачастую, задавая вопросы обвинительного характера, судьи выполняют функцию обвинения, подменяя собой прокурора. Активная роль суда в процессе доказывания была обусловлена тем, что прокуроры зачастую не участвовали в судебном разбирательстве, ссылаясь на большую загруженность, что вызывало необходимость допросов подсудимых лично составом суда в 90% случаев^[35]. Подобная ситуация была исключена с вступлением в действие УПК РФ, обязавшего прокуроров участвовать в рассмотрении судами всех дел публичного и частно-публичного обвинения (ст. 246).

Однако с позиций разделения уголовно-процессуальных функций стороны, отстаивающие свой процессуальный интерес в судебном разбирательстве, пристрастны. Вследствие этого включение суда в процесс доказывания является дополнительной гарантией справедливости и обоснованности вынесенного приговора. Вместе с тем, судебное следствие не является аналогом предварительного расследования, поскольку суд лишен возможности выдвигать и проверять версии, формулировать и предъявлять обвинение. Судебные действия в большинстве случаев проводятся по ходатайству сторон. Инициатива суда проявляется, прежде всего, в проверке соблюдения конституционных прав участников процесса, что является дополнительной гарантией их реализации в условиях состязательного судебного процесса.

В соответствии с действующим уголовно-процессуальным законом судебное разбирательство, имеющее, безусловно, состязательный характер, не оставило суд в позиции бесстрастного наблюдателя полемики сторон, выносящего формальный приговор на основе доказательств, собранных и представленных ими. За судом закреплены права: допрашивать по своей инициативе подсудимого, потерпевшего, свидетелей, а также эксперта (ст. 275, 277, 278, 282 УПК РФ); по своей инициативе назначать производство экспертизы (ст. 283 УПК РФ); оглашать протоколы следственных действий и иные документы (ст. 285 УПК РФ); по своей инициативе назначать предварительное слушание уголовного дела (ст. 229 УПК РФ) и т. д.

Таким образом, разделение трех основных процессуальных функций является ядром состязательной формы судопроизводства. Реформирование уголовно-процессуального законодательства в этом смысле позволило говорить о расширении состязательных начал не только на стадии судебного разбирательства, но и на стадии предварительного расследования. В этой связи рассматриваемый принцип уголовного процесса приобретает важное значение в механизме реализации функции уголовного преследования, постепенно охватывая всю процессуальную деятельность стороны обвинения на различных этапах производства по уголовному делу.

Второй категорией, характеризующей результативную сторону механизма реализации функции уголовного преследования, является обвинение. Ключевым для понимания содержания рассматриваемого элемента является вопрос о соотношении понятий «уголовное преследование» и «обвинение». В науке уголовного процесса существует устойчивая тенденция отождествления рассматриваемых понятий^[36]. Сторонники синонимического толкования приведенных дефиниций в целом разделяют аргументацию, приведенную еще М. С. Строговичем, который полагал, что «обвинение как уголовно-процессуальная функция есть обвинительная деятельность, т. е. совокупность действий, направленных на то, чтобы изобличить совершившее преступление лицо и обеспечить применение к нему заслуженного наказания, которая носит

также наименование уголовного преследования"^[37]. В частности, А. Н. Гуськова, указывая на взаимосвязь всех частей судопроизводства с обвинением, считает нецелесообразным обозначение обвинительной деятельности разными терминами, поскольку это затрудняет понимание ее сущности^[38]. Аналогичной позиции придерживается и И. Р. Харченко, полагающая, что использование терминов «уголовное преследование» и «обвинение» как синонимов возможно постольку, поскольку «они определяют одно и то же явление»^[39].

Думается, что отождествление понятий «уголовное преследование» и «обвинение» связано с неоднозначностью законодательной регламентации рассматриваемых дефиниций. Системный анализ норм УПК РФ (п.п. 22 и 45 ч. 1 ст. 5, ч. 1 ст. 20 и других) позволяет утверждать, что с одной стороны приведенные термины для законодателя тождественны, поскольку, определяя понятие «стороны», он прямо использует их как синонимы (п. 45 ст. 5). С другой стороны, УПК РФ выделяет обвинение в материальном смысле как утверждение о совершении определенным лицом деяния, запрещенного уголовным законом (п. 22 ст. 5), и процессуальном смысле как процессуальную деятельность стороны обвинения (п. 55 ст. 5), т. е. уголовное преследование. В то же время в качестве уголовно-процессуальной функции называется именно обвинение, но не уголовное преследование (ч. 2 ст. 15 УПК РФ). В этой связи нельзя не согласиться с мнением Ф. М. Ягофарова относительно непоследовательности законодателя при использовании приведенных научных терминов в лексиконе УПК РФ: «Как видно, законодательство не содержит стройных мыслей по поводу разграничения понятий „обвинение“ и „уголовное преследование“. Конечно, с данным положением можно смириться, если принять к сведению, что задачей законодателя не является формулирование стройных теоретических концепций. Данная задача, безусловно, может стоять только перед наукой. Но если законодатель решился на использование в тексте нормативного акта каких-либо спорных положений, то по крайней мере, он должен быть последователен. Если нормативный акт наводнен противоположными идеями, то это не может не отразиться на его качестве»^[40]. Не отождествляя уголовное преследование и обвинение, Ф. М. Ягофаров разграничивает их в зависимости от содержания соответствующей процессуальной деятельности: с момента возбуждения уголовного дела и до момента предъявления обвинения — это уголовное преследование, далее — обвинение^[41]. По сути аналогичной позиции придерживаются многие ученые-процессуалисты, предлагая рассматривать подозрение и обвинение как формы реализации уголовного преследования в досудебном производстве^[42] и рассматривая деятельность по изобличению лица в совершении преступления в судебных стадиях процесса только как обвинение^[43].

Мы солидаризируемся с мнением тех ученых-процессуалистов, которые рассматривают уголовное преследование и обвинение как неравнозначные понятия. Полагаем, что разграничение рассматриваемых дефиниций необходимо проводить в зависимости от их объема.

На наш взгляд, процессуальная деятельность стороны обвинения, обозначаемая термином «уголовное преследование», имеет два уровня. Первый — уголовное преследование подозреваемого. Рассматриваемый этап уголовного преследования начинается с момента появления в уголовном процессе процессуальной фигуры подозреваемого и связывается законодателем с вынесением (составлением) специальных процессуальных документов: постановления о возбуждении уголовного дела против конкретного лица (ч. 2 ст. 146 УПК РФ), протокола задержания определенного лица (ч. 1 ст. 92 УПК РФ), постановления об избрании меры пресечения подозреваемому до предъявления обвинения (ст. 100 УПК РФ), уведомления о подозрении в совершении преступления в порядке, установленном ст. 223.1 УПК РФ. По объему рассматриваемый уровень уголовного преследования включает в себя комплекс процессуальных действий принудительного характера, связанный с выдвижением и обоснованием подозрения в совершении преступления. Уголовное преследование в отношении подозреваемого ограничено рамками стадии предварительного расследования и при наличии достаточных данных, подтверждающих выдвинутое подозрение, заканчивается либо вынесением постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого, либо составлением обвинительного акта (обвинительного постановления).

Второй уровень уголовного преследования, на наш взгляд, полностью охватывается термином «обвинение».

Среди ученых-процессуалистов сложилась устойчивая тенденция рассматривать обвинение в материальном и процессуальном смыслах. В материальном смысле обвинение определяется как требование, на которое должен дать ответ обвиняемый^[44], либо как определенная квалификация содеянного по соответствующей статье уголовного закона^[45]. Полагаем, что по своей процессуальной природе обвинение представляет собой требование, обращенное к судебной власти, порождающее для нее обязанность судебного разбирательства данного уголовного дела. Предъявление такого требования является обязанностью в том случае, если уголовное преследование осуществляется от имени государства, и правом в том случае, если потерпевший или частный обвинитель самостоятельно решает вопрос о необходимости обращения за судебной защитой своих нарушенных прав. Следовательно, учитывая, что в материальном смысле обвинение — это тезис о совершении преступления конкретным лицом (п. 22 ст. 5 УПК РФ), можно говорить о его выдвижении в момент, когда появляются достаточные данные для утверждения о совершении определенным лицом преступления, т. е. в момент окончания уголовного преследования первого уровня — вынесения постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого (ст. 171 УПК РФ) или составления обвинительного акта (ст. 225 УПК РФ), обвинительного постановления (ст. 226.7 УПК РФ). По объему процессуальная деятельность стороны обвинения на данном этапе включает в себя выдвижение и обоснование обвинения, а также его поддержание в суде. Временной промежуток реализации уголовного преследования второго уровня охватывает стадии предварительного расследования, судебного разбирательства и в некоторых случаях стадию производства в суде второй инстанции. Следовательно, обвинение как процессуальная деятельность является элементом уголовного преследования, следующим за этапом подозрения лица в совершении преступления.

Таким образом, понятие «уголовное преследование» по своему объему шире, нежели понятие «обвинение». Полагаем, что именно уголовное преследование должно рассматриваться как одно из основных направлений уголовно-процессуальной деятельности, т. е. уголовно-процессуальная функция.

По своему объему оно характеризует динамику процессуальной деятельности стороны обвинения: от обладания минимальными данными о причастности подозреваемого к совершению преступления при возбуждении уголовного дела до наличия достаточного объема доказательств виновности лица в совершении преступления при направлении уголовного дела в суд и обосновании позиции стороны обвинения в судебном разбирательстве, а также при обжаловании приговора в вышестоящих судебных инстанциях.

• [1] См.: Нажимов В. П. Об уголовно-процессуальных функциях // Правоведение. 1973. № 5. С .73; Мотовиловкер Я. О. Основные уголовно-процессуальные функции. Ярославль, 1976. С. 5—23; Уголовный процесс: Учебник /В. Н. Григорьев, А. В. Победкин, В. Н. Яшин. М., 2005. С. 98—104.
• [2] См.: Рахунов Р. Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности.М., 1961. С. 40.
• [3] См.: Малахова Л. И. Уголовно-процессуальная деятельность: понятие, предмет и структура. Воронеж, 2003. С. 21.
• [4] См.: Комбарова Е. Л. Осуществление правосудия по уголовным деламмировыми судьями России: автореф. дис… канд. юрид. наук. Воронеж, 2007.С. 30—35.
• [5] Рахунов Р. Д. Указ. соч. С. 47—52.
• [6] См.: Алексеев Н. С. Очерк развития науки советского уголовного процесса / Н. С. Алексеев, В. Г. Даев, Л. Д. Кокорев. Воронеж, 1980. С. 54.
• [7] См.: Чеканов В. Я. Уголовное судопроизводство как целостная система. Саратов, 1979. С. 33—34.
• [8] См.: Фаткуллин Ф. Н. Обвинение и защита по уголовным делам /Ф. Н. Фаткуллин, 3. 3. Зинатуллин, Я. С. Аврах. Казань, 1976. С. 114.
• [9] См.: Нажимов В. П. Указ. соч. С. 76—78.
• [10] См.: Кокорев Л. Д. Участники правосудия по уголовным делам. Воронеж, 1971. С. 52.
• [11] См.: Петрухин И. Л. О концепции уголовно-процессуального законодательства РФ / И. Л. Петрухин, Э. Ф. Куцова // Государство и право. 1992.№ 12. С. 83.
• [12] Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальномукодексу Российской Федерации / под ред. В. М. Лебедева, В. П. Божьева. М., 2008. С. 72.
• [13] См.: Малахова Л. И. Указ. соч. С. 22.
• [14] См.: Комбарова Е. Л. Указ. соч. С. 41—45.
• [15] См.: Еникеев 3. Д. Уголовное преследование как гарантия и способ реализации прав потерпевшего // Южно-Уральский юридический вестник. 2003.№ 1—2. С. 108.
• [16] См.: Кучин А. Ф. Правовой механизм публичного уголовного преследования: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Нижний Новгород, 2004. С. 12.
• [17] См.: Горлова С. В. Уголовное преследование как проявление публичности в уголовном процессе: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Челябинск, 2006. С. 115—116.
• [18] См.: Харчикова В. Ш. Формирование обвинения в уголовном процессеРоссии: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Кемерово, 2004. С. 13.
• [19] См.: Кучин А. Ф. Указ. соч. С. 14.
• [20] См.: Проблемы общей теории права и государства: учебник для вузов /под общ. ред. В. С. Нерсесянца. М., 2001. С. 337—338.
• [21] См., например: Уголовно-процессуальное право Российской Федерации / Отв. ред. И. Л. Петрухин. М., 2006. С. 94; Уголовный процесс: учебникдля вузов / Отв. ред. А. В. Гриненко. М., 2004. С. 53.
• [22] См.: Мазюк Р. В. Указ. соч. С. 114.
• [23] См.: Еникеев 3. Д. Указ. соч. С. 31.
• [24] Еникеев 3. Д. Указ. соч. С. 29.
• [25] См.: Проблемы общей теории права и государства: учебник для юридических вузов / под общ. ред. В. С. Нерсесянца. М., 2001. С. 339—347.
• [26] Савицкий В. М. Государственное обвинение в суде. М., 1971. С. 62.
• [27] Байтин М. И. Система права: к продолжению дискуссии / М. И. Байтин, Д. Е. Петров // Государство и право. 2003. № 1.
• [28] См.: Головистикова А. Н. Теория государства и права: учебник / А. Н. Головистикова, Ю. А. Дмитриев. М., 2007. С. 448; Сырых В. М. Теориягосударства и права: учебник. М., 2008. С. 227—228.
• [29] Алексеев С. С. Общая теория права. М., 1981. Т. 1. С. 246.
• [30] См.: Курс уголовного процесса / под ред. Л. В. Головко. М.: Статут, 2016.С. 232; Смирнов А. В. Состязательный процесс. СПб.: Альфа, 2001. С. 21—24;Проблемы развития процессуального права России: монография / под ред. В. М. Жуйкова. М.: Норма, 2016. С. 189—212.
• [31] См.: Даев В. Г. Процессуальные функции и принцип состязательностив уголовном процессе // Правоведение. 1974. № 1. С. 71; Савицкий В. М. Уголовный процесс России: Лекции-очерки. М., 1997. С. 58.
• [32] См.: Рахунов Р. Д. Участники уголовно-процессуальной деятельностипо советскому праву. М., 1961. С. 47.
• [33] См.: Савицкий В. М. Государственное обвинение в суде. М., 1971. С. 51.
• [34] О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс РоссийскойФедерации / Федеральный закон от 17.04.2017 № 73-ФЗ // СПС «Консультант-Плюс» (Дата обращения: 06.02.2018).
• [35] Смирнов В. П. Противоборство сторон как сущность принципа состязательности уголовного судопроизводства // Государство и право. 1998. № 3. С. 60.
• [36] См., например: Основы уголовного судопроизводства: учебник длябакалавров / под ред. В. А. Давыдова, В. В. Ершова. М.: РГУП, 2017; Кожевников О. А. Прокурор в досудебных стадиях уголовного судопроизводства. Челябинск, 2002; Харченко И. Р. Проблемы уголовного преследования, осуществляемого в частном порядке, в российском уголовном судопроизводстве. Краснодар, 2004.
• [37] См.: Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. М., 1968. С. 190.
• [38] См.: Гуськова А. Н. Уголовное преследование (обвинение) в российскомуголовном судопроизводстве // Актуальные проблемы реформирования экономики и законодательства России и стран СНГ. Челябинск, 2002. С. 26.
• [39] Харченко И. Р. Указ. соч. С. 8.
• [40] Ягофаров Ф. М. Механизм реализации функции обвинения при рассмотрении дела судом первой инстанции: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Оренбург, 2003. С. 34.
• [41] См.: Ягофаров Ф. М. Указ. соч. С. 18.
• [42] См.: Харчикова В. Ш. Формирование обвинения в уголовном процессеРоссии: автореф. дис… канд. юрид. наук. Кемерово, 2004; Муравьев К. В. Возбуждение уголовного дела в отношении лица: автореф. дис. … канд. юрид.наук. Омск, 2005.
• [43] См.: Халиулин А. Г. Уголовное преследование как функция прокуратуры РФ: автореф. дис. … докт. юрид. наук. М., 1997. С. 8; МельниковВ. Ю. Задержание подозреваемого: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 2004. С. 6—7.
• [44] См.: Давыдов П. М. Обвинение в советском угол овном процессе. Свердловск, 1974. С. 3.
• [45] См.: Челъцов-Бебутов М. А. Советский уголовный процесс. Харьков, 1929. С. 45.