Крестьянская община во второй половине ХIХ – начале ХХ вв

Крестьянская община во второй половине ХIХ — начале ХХ вв.

Калининград 2011.

1. Структуры и управление общиной в новых условиях.

2. Функции общины.

3. Принципы общинной жизни.

4. Крестьянская община к 1917 г.

5. Межличностные отношения в общине Список литературы.

1. Структуры и управление общиной в новых условиях Великие реформы 1860-х гг. внесли много нового в положение владельческих крестьян: они не только освободили их от помещичьей власти, но и поставили их отношения с коронными властями на твердое юридическое основание. С помещичьими крестьянами в 1861 г. произошло то же самое, что и с государственными крестьянами в 1837—1843 гг., после реформы казенной деревни: в их жизнь пришел писаный закон, основанный преимущественно на обычном праве. Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, четыре положения, предназначенные для отдельных местностей со специфическими условиями жизни, и ряд частных законов, регулирующих порядок освобождения и устройства бывших помещичьих крестьян на новых принципах, несли в их жизнь усиление законности. При этом общинный строй жизни не только не был поколеблен новым законодательством, но еще более утвердился, так как реформаторы хотели, чтобы община помимо своих традиционных функций выполняла в отношении контроля над крестьянами и обязанности отстраненного от дел помещика. Законы 1861 г. утвердили единое для всех владельческих крестьян общинное устройство. А последовавшие реформы удельной (1863) и государственной (1866) деревень распространили его на другие категории крестьян. С этого времени все крестьяне находились в равных правовых условиях, и их жизнь регулировалась одними законами, исходившими от государства. Опека помещика устранялась, опека государства в бывшей казенной деревне ослабевала, жизнь крестьян в решающей степени ставилась в зависимость от них самих.

В основу нового и единого для всех крестьян общественного порядка было положено устройство казенных крестьян по реформе 1837—1843 гг., в который правительство, опираясь на двадцатилетний опыт управления государственной деревней, внесло существенные изменения.

Община была преобразована в сельское общество, которое официально стало рассматриваться как исключительно хозяйственная единица. Несколько сельских обществ, находившихся друг от друга на расстоянии не далее 13 км и составлявших один церковный приход, объединялись в низшую административную единицу — волость (если в приходе было меньше 300 душ мужского пола, то в волость объединялись два или более приходов). Вследствие того что крестьяне каждого селения освобождались и получали землю по особому договору с помещиком, коронной администрацией или удельным ведомством, правительство отказалось от принудительного и чисто формального объединения бывших сельских общин в сельские общества, как это было во время реформы казенной деревни 1837 г. Большинство простых общин получило статус сельского общества, а там, где это по разным причинам сделать было невозможно, допускалось де-факто существование внутри сельского общества деревенских, или селенных, общин с той же структурой и теми же функциями, как и в сельских обществах. В 1899 г. существование таких общин, так же как и деревенских, или селенных, сходов, было санкционировано законом, и с тех пор они официально получили статус юридического лица.

Но и до этого времени именно в сельских, деревенских общинах сосредоточивалась жизнь крестьян, а на сельских, деревенских сходах принималось большинство решений.

И сельское, и волостное управление основывалось на полном крестьянском самоуправлении.

Самое существенное изменение, которое принесла реформа, состояло в том, что значение формальной структуры сельской общины повысилось, а неформальной — понизилось. Согласно новому законодательству, выборные, хотя и не нуждались в утверждении администрацией, считались сельским начальством со всеми вытекающими из этого последствиями. Закон четко определил их обязанности, усилил их подчиненность коронной администрации и их ответственность перед ней за все, что происходило в общине: за плохое с официальной точки зрения выполнение служебного долга вы борные могли подвергаться штрафу, непродолжительному аресту и суду, а за неправильные, по мнению властей, решения схода, которые обязательно записывались в специальную книгу, они несли уголовную ответственность. Досрочное отрешение от должности старосты стало прерогативой администрации. Выполнение выборными полицейских обязанностей по закону ставилось исключительно под контроль коронной администрации, и лишь их деятельность по регулированию хозяйственной и бытовой жизни деревни оставалась под контролем общины. Наиболее важные из выборных — староста и сборщик податей — были облечены официальными административными полномочиями и подчинены выборной волостной и уездной коронной администрации. Срок службы старост был установлен в 2 года. Администрация делегировала выборным более значительную власть, чем они имели прежде. Староста получил право без санкции схода наказывать крестьян з, а некоторые проступки денежным штрафом и двухдневным арестом. Это способствовало росту бюрократизации общины, создавало предпосылку для превращения выборных, особенно главного из них — старосты, из охранителей общинных интересов в низших агентов администрации, так как они, по крайней мере на срок своих полномочий, стали более независимы от крестьян и более зависимы от коронных властей.

В сельских сходах по-прежнему принимали участие все дворохозяева, пользовавшиеся долей общинной земли; собирались сходы, как прежде, по мере надобности, но их деятельность была определена законом. Требование единогласия было оставлено: решение считалось правомочным, если в сходе участвовало не менее двух третей дворохозяев и если за него проголосовало по важным делам (передел земли, раскладка податей, исключение из состава общины и некоторые другие) две трети присутствовавших, по второстепенным делам — простое большинство. Общинная полиция выбиралась крестьянами, но контролировалась не только ими, но и коронной полицией. Для всех крестьян был создан выборный сословный волостной суд, который официально считался судом первой инстанции.

Таким образом, реформы 1860-х гг., в основном сохранив традиционное общинное устройство крестьян, внесли в него и много нового, особенно для бывших помещичьих крестьян. Они превратили некогда неформальную само деятельную организацию из института обычного права в институт государственного права, в административную ячейку государственного управления, да ли ей статус крестьянской сословной корпорации с правом юридического лица, регламентировали ее деятельность юридически и поставили под контроль администрации. С 1889 г. этот контроль еще более усилился, во-первых, вследствие введения специальной коронной должности земского участкового начальника, которому поручалась опека над общинами, находившимися на территории его участка, и, во-вторых, ввиду необходимости утверждения решений сходов по важным делам коронной властью. Переименование общины в сельское общество имело поэтому глубоко символическое значение: оно знаменовало создание правовых предпосылок для превращения сельской общины, пользуясь понятиями Ф. Тенниса, из общности в общество.

Однако сам по себе закон не мог в одночасье радикально трансформировать сельскую общину из общности в общество. Это требовало времени, но именно этот процесс лежал в основе всех изменений в пореформенной деревне. Подчеркну, что изменения были процессом: происходило медленное вытеснение традиционного новым, новое сосуществовало или боролось со старым, в одних общинах прогресс был сильным, в других — заметным, в третьих — едва присутствовал. Именно поэтому в источниках встречаются различные оценки темпов происходивших социальных перемен. В конце XIX в. известный меценат князь В. Н. Тенишев составил анкету о быте русских крестьян, создал Этнографическое бюро, куда поступили 1873 ответа на его анкету из 23 губерний.

В ответах мы часто сталкиваемся с противоположными утверждениями корреспондентов, относящимися к быту крестьян одного уезда, не говоря уже о губернии. Так, из Владимирской губернии одни корреспонденты сообщали, что сходы происходили часто, крестьяне на сходы собирались охотно, коронных чиновников не боялись, выборное начальство уважали, нравы имели твердые, общественное мнение — сильное и т. д.; другие корреспонденты утверждали обратное: сходы редкие, на сходы крестьяне собирались неохотно, коронного начальства боялись и не любили, выборных не уважали, нравы испортились и т. д.

При желании можно выбрать информацию, которая говорит только о стабильности или только об изменении общинного уклада жизни. Но это будет полуправдой, ибо в жизни было и то и другое. Тщательный и всесторонний контент-анализ всех ответов на программу Тенишева, наверное, помог бы ответить на вопрос, какая тенденция и в каких регионах доминировала. К сожалению, такая работа еще не произведена. Однако знакомство с материалами Этнографического бюро не оставляет сомнения в том, что крестьянский быт после эмансипации находился в состоянии серьезной пертурбации, которая не означала полного и окончательного разрыва с прошлым.

Изменения в общинной демократии происходили в направлении, намеченном реформой. Обнаружилась тенденция к превращению выборных в чиновников. Некоторые эксперты по крестьянским делам, например Г. И. Успенский, уже в конце 1870-х гг. утверждали, что староста и сборщик податей превратились в «лица официальные, имеющие дело с начальством, да и выбираются они для начальства больше (чем для крестьян. — Б. М.). Выбрать же своего человека, который бы блюл общие интересы так же точно, как и свои собственные, оказывается невозможным».

Действительно, имелись объективные предпосылки для отрыва выборных от крестьян. Во-первых, выборные подчинялись коронной администрации, а последняя обрушила на них карательные меры за плохое исполнение обязанностей. Например, за 1891—1894 гг. в 48 губерниях за накопление крестьянских недоимок была наказана почти треть старост, в том числе 36 322 человека — арестом, 14 873 — штрафом, среди прочих выборных пострадали 4978 человек.

Выборные поневоле должны были усиливать давление на крестьян, что не могло не создавать напряженности между ними и крестьянами. Во — вторых, наметилась тенденция к закреплению выборных должностей за определенными лицами на длительный срок. Если до отмены крепостного права староста обычно переизбирался ежегодно, по закону после 1861 г. должен был служить 2 года, то в 1880 г. в 34 губерниях средний срок службы 85.1 тыс. старост составил 2.4 года, из них 67% служили первый срок, 27% — второй, а 6% — третий и более срок; средний срок службы волостных старшин и писарей был еще больше — 3.2 года, из них 49% служили два и более срока.

Однако на общинном уровне выборные не стали чиновниками. Общественное мнение, отсутствие у них значительных привилегий, постоянная связь с избирателями и материальная зависимость от них помешали этому. Выборные высших категорий получали жалованье, назначаемое общиной. На пример, в 1880 г. деревенский староста получал в среднем в год 31 р., в начале XX в. жалованье выборных повысилось в 1.5 раза. Для сравнения укажем, что средний заработок фабрично-заводского рабочего России в 1913 г. составлял в год 264 р.

Как видим, жалованье выборных деревенского уровня было невелико — его не хватало на покрытие элементарных потребностей семьи. Но в деревенских условиях и эти небольшие деньги имели значение, а поскольку община непосредственно выдавала им жалованье, выборные находились в финансовой зависимости от нее. Пока выборные выбирались и получали жалованье от общины, не могло быть и речи об их самостоятельности и независимости, ибо «лица, которые стараются лишь в точности исполнять требование начальства, обыкновенно едва дослуживаются до следующих выборов, и на второй срок их уже не избирают».

По свидетельству современников, повышение служебной ответственности выборных перед администрацией, увеличение их обязанностей при не большом жалованье привели к уклонению крестьян от занятия выборных должностей в общине. Зажиточные крестьяне стали прибегать к разным уловкам, чтобы избежать службы, например, они нередко нанимали заместителей, которые за плату выполняли их общественные обязанности. Администрация боролась с этим, запрещая отказываться от общественной должности лицам, не служившим по выборам полный срок.

Ввиду увеличения числа общественных должностей и малочисленности зажиточных крестьян на важные общественные должности стали избирать также середняков (бедняков в принципе не выбирали, так как они не имели достаточно имущества для покрытия растраты общественных денег, если такое случалось). Приход середняков, составлявших две трети крестьянства, на важнейшие общественные должности служил гарантией против отрыва выборных от общины. Однако, с другой стороны, выборные из середняков чаще попадали в одно стороннюю зависимость от зажиточных крестьян.

Вариантов взаимоотношения общины, выборных и мироедов (так назывались крестьяне, угнетавшие и эксплуатировавшие однообщинников) было множество — от полного подчинения общины вместе со старостой мироедам до полной не зависимости от них, от большого влияния старосты до роли марионетки в их руках. Именно поэтому крестьяне называли мироедов и «благодетелями», и «кровопийцами». Известный бытописатель крестьянства А. А. Потехин в очерках «Деревенские мироеды» дал, пожалуй, самое полное и глубокое описание их роли в пореформенной общине. В треугольнике крестьяне—выборные—мироеды преобладал все-таки вариант достижения согласия через взаимные уступки заинтересованных сторон.

Таким образом, расчет властей на превращение выборных от крестьян в чиновников в значительной мере оправдался применительно к волостным выборным, которые фактически стали малозависимыми от крестьян должностными лицами. Жалованье волостного старшины к 1913 г. составляло около 280 р., а писаря — 380 р. в год, что превышало заработок рабочего, и получали они его от коронной администрации, что делало их формально независимыми от крестьян. Один только факт, что крестьяне перед волостным старшиной снимали шапку, как перед барином или чиновником, говорит об этом.

Вполне оправдались надежды правительства на изменение порядка принятия решений на сходах. Первые 20—25 лет после реформы крестьяне стремились к единогласию.

Но затем под влиянием усилившихся противоречий в общине достижение общего согласия, так называемого консенсуса, стало невозможным и решения принимались простым или квалифицированным большинством (две трети против одной трети) голосов. Традиционные взгляды изменились до такой степени, что крестьяне перестали считать, что большинство всегда право. Меньшинство стало жаловаться властям на большинство в тех случаях, когда для принятия решения закон требовал квалифицированного большинства в две трети, а оно принималось простым большинством. И власти шли навстречу меньшинству и отменяли незаконные решения, принятые большинством, — так закон вытеснял обычай.

Сходы и до отмены крепостного права часто были ареной жарких споров. Но в пореформенное время по мере роста внутренних противоречий в общине сходы превращались в «настоящие парламенты» с партиями единомышленников, с «настоящей парламентской борьбой, так как парламентские приемы, подвохи, подходы отлично разработаны деревней».

Новые объективные условия жизни в деревне также имели важное значение для изменений в общинном строе. В течение 1861—1917 гг. численность крестьянства росла быстрее, чем когда-либо прежде, вследствие понижения уровня смертности. Между тем фонд земли, полученный крестьянством после освобождения, уменьшился сравнительно с дореформенным временем примерно на 4% во всей Европейской России, в том числе в Черноземном центре — на 16%, а в дальнейшем оставался постоянным. Увеличить его можно было за счет аренды или покупки земли, но условия аренды были тяжелыми, на покупку земли не было средств, а кредита для крестьян не существовало. Возникло и быстро увеличивалось аграрное перенаселение. Выкупные платежи за землю, особенно в первые десятилетия после отмены крепостного права, не соответствовали платежеспособным силам деревни.

В первые десятилетия после эмансипации положение крестьян было порой столь тяжелым, что они с сожалением вспоминали крепостные порядки: «Что ж это за жизнь, — говорили они, — хуже барщины. При господах, бывало, плохо-плохо, а случится какая беда, идешь к барину, и он тебе поможет, потому что ты ему нужен. А теперь куда идти? Кому мы нужны?».

Лишь с конца XIX в. наметилось улучшение положения крестьян в связи с понижением выкупных платежей и повышением доходности крестьянских хозяйств.

Рост малоземелья заставлял крестьян, с одной стороны, интенсифицировать свое хозяйство, что усилило развитие рыночных отношений в деревне, с другой стороны, искать заработки на стороне, что стимулировало переключение крестьян на другие занятия — торговлю, кустарную и фабричную промышленность, отхожие промыслы. К 1900 г. число крестьян, занимавшихся неземледельческими промыслами по месту жительства, достигло 6.6 млн, а число лиц, занимавшихся отхожими промыслами, т. е. уходивших из своей деревни на заработки далее, чем на 30 км, — 3.8 млн, т. е. в 4.7 раза больше, чем в 1857—1859 гг. В целом в 50 губерниях Европейской России накануне отмены крепостного права, в 1857—1859 гг., в среднем в год покупалось 1241.7 тыс. паспортов, в 1906—1910 гг. — 9.4 млн, т. е. в отходничестве было занято соответственно около 2.1% и 8.4% от всего сельского населения, включая детей и стариков.

Благодаря втягиванию крестьян в рыночные отношения, развитию связей с городом и промышленностью социальная структура деревни мало-помалу трансформировалась, появлялись богатые крестьяне, которые были менее склонны считаться с общинными традициями, стал развиваться индивидуализм, каждое новое поколение крестьян все менее слушалось стариков и все более хотело жить самостоятельно. У значительной части взрослых крестьян — к 1900 г. примерно у 31%, к 1913 г. у 38%, в том числе у 59.5% мужчин и у 15.7% женщин, — появились сторонние заработки, которыми они не хотели делиться ни с членами своей семьи, если она была большой, ни тем более с общиной. Все перечисленное стало отражаться на общинном укладе жизни.

Таким образом, новые правовые условия жизни сельской общины, с одной стороны, и объективные условия ее существования, с другой — способствовали ее преобразованию в общественную корпорацию.

К такому же выводу пришел крупный этнограф начала XX в. В. В. Тенишев, обобщивший ответы на анкету своего отца по вопросу о деятельности общинного самоуправления.

2. Функции общины К середине XIX в. сельская община достигла своего наивысшего развития, чему способствовали не только сами крестьяне, но и коронная, удельная администрация и помещики. Чтобы представить многообразную деятельность общины, рассмотрим ее функции в том виде, как они осуществлялись в первой половине XIX в.

1. Регулятивная: поддержание внутриобщинной дисциплины, обычно правовых норм жизни и нравственности; санкционирование браков, разводов и семейных разделов; контроль за сексуальной моралью, за правильностью раздела и наследования имущества; разрешение внутрисемейных конфликтов по апелляции крестьян и т. п. — словом, управление теми аспектами жизни крестьян, которые не подпадали под действие закона. Вся эта деятельность осуществлялась в форме неофициального социального контроля, через сходы и выбранных на них должностных лиц по обычаю.

2. Производственная: распределение пашни и угодий между хозяйствами, регулирование их использования; организация производства (выбор севооборота, определение начала и окончания сельскохозяйственных работ и т. п.); регулирование труда и отдыха по обычаю. Большая роль общины в организации производства была связана со следующими обстоятельствами — коллективностью землевладения, чересполосицей и круговой порукой в несении финансовых обязательств перед государством и помещиком. Не отдельное крестьянское хозяйство, а община выступала субъектом землевладения, крестьянам принадлежало только право временного пользования землей. Государство или помещик передавали в пользование (но не в собственность!) общины землю, которая распределялась общиной между отдельными хозяйствами. В силу того, что крестьяне владели землей чересполосно (каждое хозяйство имело несколько, иногда до 30 небольших участков земли в разных местах), землепользование непременно должно было регулироваться: все должны были подчиняться единому севообороту, начинать и оканчивать сельскохозяйственные работы в одно время. Крестьянину, уклонившемуся от общего порядка, грозила потеря урожая, который вытоптал бы скот односельчан, запускаемый на поля после жатвы; он не смог бы проехать на свои поля, не повредив посевов соседей, и т. п. У русских крестьян, в отличие от украинских, белорусских и прибалтийских, община была передельной. В соответствии с нормами обычного права каждый мужчина по достижении 18 лет имел право на получение своей доли из общинной земли, эта доля удваивалась после его женитьбы. Наличный земельный фонд общины был достаточно стабильным, в то время как население возрастало и состав семей под влиянием рождаемости и смертности изменялся. Отсюда периодически возникала потребность в переделе земли между хозяйствами для поддержания между ними равенства в землепользовании. Переделы бывали коренные и частные. По коренному переделу хозяйство получало участки в других местах и иных размеров, чем прежде. В результате частного передела за хозяйством оставалось ядро старого надела, но к нему добавлялось или, наоборот, от него отнималось некоторое количество земли. Огороды, леса и сенокосы переделялись довольно часто, пахотная земля — всегда. Практически не подлежала переделу только усадебная (дворовая) земля; выход усадьбы из переделов произошел постепенно и свидетельствовал о стремлении крестьян закрепить за собой в наследственное пользование землю, наиболее ухоженную и плодородную. Коренные переделы производились редко, как правило, после переписей населения (ревизий), которых за 1719—1857 гг. было 10. Частные переделы бывали по мере надобности, иногда ежегодно.40 Переделы имели целью как можно более справедливо, или уравнительно, распределить землю между всеми хозяйствами с учетом количества, качества земли и ее отдаленности от селения. Отсюда, кстати, и проистекала чересполосица.

В передельных общинах все хозяйства имели равные права на землю. Если бы все они были одинаково платежеспособны, то земля распределялась бы между ними в соответствии с числом семейных пар или ревизских душ (лиц мужского пола, зафиксированных ревизией). Но платежеспособность была различной, ввиду этого земля распределялась пропорционально той доле налогов и повинностей — платежей, которая падала на данное хозяйство, а эта доля определялась общиной. Другими словами, доля платежей должна была соответствовать возможностям хозяйства, а доля земли — доле платежей. Для этого община определяла, сколько платежей приходится на единицу площади земли. Скажем, если на 1 га падал 1 р. платежей, то хозяйство, которому приходилось платить 5 р., получало надел в 5 га, и т. д. После того как община завершала распределение земли и платежей, отдельные хозяйства могли вступать в частные поземельные отношения между собой: сдавать часть земли в аренду, обмениваться участками. Вместе с землей переходили соответствующие этой земле платежи в пользу общины. В тех общинах, где усадебная земля перешла в наследственное пользование, раз решалось ее продавать. Все поземельные сделки заключались только между ее членами и с согласия общины. Поземельные сделки не подрывали коллективного характера общинного землевладения, они помогали найти оптимальное распределение земли и платежей между крестьянами, что было нелегко сделать, особенно в больших общинах.

Принятый порядок распределения земли удовлетворял двум непременным требованиям, выдвигаемым крестьянами, — равенство всех в праве на общинную землю и равенство всех в обязанности платить налоги и повинности.

В подворных общинах украинских и белорусских крестьян, которые уже в XVI—XVIII вв. перешли к индивидуальному, или подворному, землевладению и землепользованию, годовой оклад платежей распределялся между хозяйствами пропорционально земле, им принадлежавшей. Угодьями, находившимися в коллективном владении, — лесами, лугами и т. п. пользовались все сообща, но если у какого-либо хозяйства было много скота, с него взималась плата в общинную казну.

Финансово-податная: распределение и взимание общегосударственных и местных налогов и повинностей; организация крестьян на исполнение натуральных повинностей (рекрутской, дорожной и т. п.) по требованию коронной администрации и помещиков — по обычаю и закону. В этой сфере роль общины была очень значительна ввиду того, что обложение прямыми налогами, государственными, владельческими и всякими другими повинностями с начала XVIII в. строилось на общинно-подушном принципе и на основе круговой ответственности — один за всех и все за одного. Это означало, что коронная администрация устанавливала величину годового налога не отдельному человеку или хозяйству, а каждой общине в целом, исходя из числа душ мужского пола, числившихся в ней по последней переписи (ревизии), что за исправную уплату этой суммы несли ответственность выборные (один за всех) и вся община (все за одного). Например, если в данном году прямой налог государство определяло в 1 р., а в данной общине числилось 300 душ мужского пола, включая младенцев и стариков, то выборные общины должны были внести в казну 300 р. в год за всю общину. Если сумма в срок не уплачивалась, к финансовой и административной ответственности привлекались сначала выборные, затем состоятельные крестьяне, наконец, все остальные. Если крестьяне кроме государственных налогов платили оброк или исполняли барщину, то администрация казенного имения или помещик назначали годовой оброк или определяли количество барщинных дней в целом на всю общину. Этот суммарный оклад повинностей затем раскладывался самой общиной между всеми хозяйствами соответственно их платежеспособности.42 Все хозяйства в отношении платежа не только государственных налогов, но также всех вообще повинностей по закону были связаны круговой порукой. Поэтому распределение и сбор налогов являлись очень важной и деликатной процедурой, в которой, как и при распределении земли, принимали участие все главы хозяйств. По обычаю община имела право на самообложение, величина которого не контролировалась помещиками и коронной администрацией, что позволяло крестьянам собирать необходимые для общественных нужд деньги.

Правотворческая и судебная: расследование и суд по гражданским делам между крестьянами и уголовным преступлениям (кроме наиболее серьезных, таких как убийство, грабеж, святотатство и др.), совершенным на территории общины, — по обычаю, нормы которого в значительной мере являлись результатом правотворчества крестьянства; расследование по распоряжению коронной администрации дел, подлежащих коронному суду, в порядке первичного рассмотрения с передачей его результатов в более высокую инстанцию. Суд вершили выборные лица, совет стариков или сход. По закону, в случае необнаружения преступников, крестьяне несли круговую ответственность за правонарушения, совершенные на территории общины. Деятельность в сфере права регулировалась законом и обычным правом, крестьяне стремились расширить прерогативы обычного права и, наоборот, сузить компетенцию закона.

Полицейская: поддержание общественного порядка; контроль за выходом из общины и припиской к ней, за временными миграциями; пресечение антиобщественного поведения; наказание с санкции схода крестьян за мелкие преступления, проступки, недоимки и т. п.; принятие мер при пожарах, наводнениях и других чрезвычайных происшествиях; задержание бродяг и дезертиров, наблюдение за исполнением паспортного режима; изгнание из общины за «дурное» или «развратное» поведение воров, лиц, подозреваемых в колдовстве, соблазнителей и т. п. (в этом случае сход обращался к коронным властям с соответствующим ходатайством, которое, как правило, удовлетворялось). Вся полицейская деятельность общины осуществлялась на основе писаного закона и точных инструкций.

Представительская: представительство и защита интересов отдельных крестьян и общины в целом перед помещиком, государственными, церковными и другими учреждениями; подача жалоб и прошений о своих нуждах в государственные институты; в случае необходимости — организация борьбы за свои интересы; поддержание отношений с местными коронными и церковными властями и учреждениями — по обычаю и закону.

Социальная защита: помощь бедным и пострадавшим от разного рода несчастий, призрение сирот, больных и одиноких в соответствии с нормами обычного права — по обычаю, содержание общественных хлебных складов, больниц, богаделен и других подобных заведений — по закону.

Культурно-воспитательная и рекреативная: проведение праздников; организация отдыха; содержание школ и библиотек; воспитание подрастающего поколения — по обычаю.

Религиозная: выборы священника (до начала XIX в.); попечение о состоянии церкви и причта; надзор за посещением церкви; проведение религиозных праздников и календарных земледельческих обрядов; организация коллективных молебнов в случае засухи, падежа скота и других происшествий — по обычаю.

крестьянская община межличностный.

3. Принципы общинной жизни Изменения в структуре и функциях общины, а также в правовых основаниях крестьянской жизни сопровождались изменениями эталонных норм поведения. Рассмотрим, в чем эти перемены выразились.

1. Принцип «кто не работает, тот не ест» сохранялся в полной силе, а вот принцип «кто работает, тот ест» потерял свою прежнюю безусловность. Под влиянием естественного прироста населения в Европейской России появлялся избыток рабочей силы, который к 1900 г., по некоторым оценкам, достиг огромных размеров — 23 млн человек, или 52% общего числа работников — людей рабочего возраста обоего пола. Это не были безработные крестьяне, но они выполняли работу, с которой могли справиться и без них.

Работа и соответственно получаемый деревней доход распределялись между всеми, чего было недостаточно для поддержания достойного, даже по очень скромным крестьянским меркам, образа жизни всего сельского населения, несмотря на повышение урожайности. Продовольственные потребности крестьян в хлебе, который был главным продуктом их питания, удовлетворялись на рубеже XIX—XX вв. в целом на 80—90% ввиду недопотребления его низшими слоями деревни. Недостаточное питание приводило к тому, что калорийность потребления у низших слоев деревни оказывалась ниже той нормы, которая была необходима для ведения трудовой деятельности в полную силу. Возможно, вследствие недостаточного питания происходило ухудшение здоровья, если об этом судить по проценту забракованных при призыве в армию новобранцев из крестьян. Когорта, рожденная в 1853—1857 гг. и призванная на службу в 1874—1878 гг., дала 336 тыс. забракованных, или 26% от общего числа освидетельствованных призывников, а когорта 1876—1880 гг. рождения, призванная в армию в 1897—1901 гг., — 889 тыс., или 38%.

2. По поводу принципа умеренности труда и запрещения работы в праздники меньшинство пришло в столкновение с большинством. С одной стороны, устранение давления со стороны помещиков и коронной администрации в казенной деревне и рост аграрного перенаселения толкали крестьян к увеличению числа праздничных дней: в середине XIX в. их было около 95, в начале XX в. — 123 (табл. XI.1 в т. 2 наст. изд.).

Но, с другой стороны, появлялись крестьяне, которые хотели трудиться в праздники и поэтому тяготились запретом работать в эти дни. При крепостном праве в праздники никто не работал, и помещики, которые хотели, чтобы крестьяне их уважали, в эти дни устраивали в своих имениях для них угощение и развлечения. Теперь некоторые крестьяне стали нарушать за прет, что приводило к конфликтам с миром: у нарушителей ломали инвентарь, их штрафовали, общественное мнение их осуждало.

Крестьянин С. Т. Семенов рассказал в своих воспоминаниях о том, какие серьезные проблемы он имел со своими односельчанами в связи с тем, что вопреки решению схода работал в один второстепенный православный праздник. Крестьяне подали на него жалобу в суд с обвинением в кощунстве и выиграли дело.

Это случилось в 1901 г. в Волоколамском уезде, в нескольких десятках километров от Москвы. В черноземных губерниях крестьяне держались старины еще крепче. «Что он? Как жук, в земле копается с утра до ночи!», — насмешливо говорили о трудолюбивом крестьянине.

Таким образом, прежнего единомыслия в отношении к труду не стало.

3. В связи с растущим перенаселением деревни община стала не в состоянии гарантировать землю и достойное существование, все труднее ей было обеспечить простое выживание крестьянства. В поисках выхода крестьяне повышали доходность хозяйства, занимались неземледельческими промыслами в деревне и за ее пределами, апеллировали к царю, от которого ожидали решения о передаче помещичьей земли в их владение, наконец, поддерживали политические партии, которые проповедовали насильственную экспроприацию этой земли.

4. Традиция помощи нуждающимся со стороны общины не умерла до 1917 г., но, как мы видели, со временем она слабела, причем не столько потому, что у крестьян стало меньше возможностей помогать, сколько потому, что постепенно утверждался принцип — каждый должен полагаться только на себя. Эволюция толоки очень показательна: безвозмездная по мощь в дореформенное время, помощь со скрытой формой оплаты труда в виде богатого угощения в последней трети XIX в., замена толоки наймом в начале XX в. Это яркое свидетельство трансформации отношений общинного типа в отношения общественного типа.

5. Приоритет интересов общины над интересами отдельных семей и личностей сохранялся. Но вместе с тем появлялись люди, которые принимали во внимание в первую очередь свои интересы. Это приводило к конфликтам, и не всегда победа была на стороне общины: ей приходилось более, чем прежде, считаться с интересами отдельных хозяйств, так как от некоторых богатых и влиятельных крестьян зависела вся деревня. С отменой круговой поруки в 1899 —1903 гг. отдельные хозяйства получили возможность еще меньше обращать внимание на коллективные интересы, что стимулировало развитие индивидуализма.

6. Консенсус в общине был постепенно подорван. От единогласия при шлось отказаться, так как практически ни одно решение не могло быть принято единодушно. В конце XIX в. в деревне возник конфликт поколений, который постепенно нарастал. После революции 1905 г. в деревню из города пришло так называемое хулиганство. В его основе лежало нигилистическое отношение к власти, будь то отцовская, общинная или государственная, к традициям и авторитетам. В хулиганских действиях отличалась деревенская молодежь из бедных и средних семей, занимавшаяся отходничеством. Возвращаясь в деревню, она пьянствовала и бесчинствовала, ее жертвами чаще всего становились помещики, духовенство, чиновники, богатые крестьяне, в особенности выделившиеся из общины на хутор. Одни исследователи на ходят параллель между хулиганством и революционными выступлениями крестьян, другие видят в хулиганстве проявление конфликта поколений. Хулиганство как социальное явление стало предметом обсуждения на конференции Русской группы Международного союза криминалистов в Петербурге в 1914 г., собравшей виднейших российских криминалистов и юристов. Были заслушаны 3 доклада и проведена обстоятельная дискуссия. Участники поддержали идеи докладчиков о том, что жалобы на хулиганство преувеличены и что нет необходимости в особых репрессивных мерах против хулиганства. Очень интересной представляется оценка хулиганства, данная в докладе В. Я Гуревича. По его мнению, хулиганство — это «болезнь переходного возраста, свидетельствующая о росте народного организма». Автор перечислил следующие причины деревенского хулиганства: «крушение традиционной крестьянской морали; ломка патриархального чина деревенской жизни; падение авторитета стариков и старших; независимость молодежи благодаря денежному хозяйству и разрушение солидарности интересов членов двора; разница в развитии и кругозоре молодежи и стариков, отцов и детей; разрушение общественномирских начал и замкнутости прежней крестьянской морали, поддерживаемой принудительностью и силой общественной солидарности и коллективизма; разрушение общины и прежней общественности при не создавшейся новой; эмансипация личности от мира и конфликты личных интересов с мирскими; разложение единого общественного мнения; противопоставление личности обществу; повышение ощущения своего „я“ и значения своих интересов, личной независимости».

Таким образом, в поступках сельских хулиганов объективно, независимо от их мотивов, наблюдался и протест против существующего общественного порядка и официальной веры, и одновременно оппозиция общинным порядкам, патриархам и старикам. В широком смысле действия хулиганов были направлены против власти и авторитета традиционной системы ценностей, стандартов поведения, культурных образцов и людей, которые их олицетворяли и защищали. В более узком смысле это был конфликт поколений, так как именно старики олицетворяли и защищали старый порядок. В своем нигилизме хулиганство в социальном поведении до некоторой степени сродни футуризму в культуре, как полагают некоторые исследователи, но с существенным отличием: хулиганство только отрицало традиционные ценности, а футуризм также и утверждал новые ценности.

Возникновению конфликта между поколениями способствовало введение всеобщей воинской повинности. 5—7-летняя служба делала крестьянина грамотным, расширяла кругозор, приучала к иным, лучшим условиям жизни в отношении питания и гигиены. При возвращении после армии в деревню бывший солдат на все смотрел иначе, чем до службы, и многое в общинных порядках ему не нравилось.

7. Моральный кодекс общины, обычаи и законы стали нарушаться на много чаще, чем прежде, о чем говорит более чем двукратное увеличение преступности с 1861 —1870 по 1911—1913 гг.

Увеличилось число проступков, совершаемых внутри деревни. У многих крестьян наблюдалась эрозия чувства справедливости при распределении земли. Когда в 1906 г. закон раз решил выходить из общины и укреплять землю в частную собственность, то среди первых «укрепленцев» было много крестьян, поспешивших выделиться, чтобы сохранить за собой излишек земли, который у них оказался ввиду того, что давно не было передела. Традиционная мораль попала под сильное давление неблагоприятных объективных обстоятельств, чем воспользовались крестьяне, занимавшиеся предпринимательством, для которых общинные принципы становились помехой в их деятельности.

8. Коллективизм и солидарность стали ослабевать, что хорошо видно на примере круговой поруки. Официально отмена поруки началась в 1868 г. в небольших общинах, насчитывавших менее 21 мужской души, и распространялась лишь на некоторые платежи, затем постепенно охватывала все более крупные общины и все большее число платежей, пока не была окончательно упразднена в 1903 г.

Важно отметить, что неофициально многие общины по собственной инициативе стали отказываться от коллективной ответственности намного раньше, уже в 1870-е гг. Они предпочитали распродать имущество недоимщика, чем платить за него долги.

Эта тенденция со временем усиливалась. В 1900 г. лишь 139 общин, или 0.22% всех общин, обязанных круговой порукой, приняли на сходе добровольное решение разложить недоимки между всеми крестьянами, хотя бездоимочные общины встречались как исключения. Коронные податные инспекторы применили принудительную раскладку недоимок между крестьянами еще в 142 случаях.

Остальные 99.56% общин не применяли круговую поруку, и власти не могли их заставить это делать. Коллективная ответственность изжила себя, так как пришла в противоречие с развивавшимся индивидуализмом крестьян.

9. Участие в общественных делах стало рассматриваться многими крестьянами как тягость и повинность; привлекательность общественной службы заметно упала, обнаружились абсентеизм в посещении сходов и уклонение крестьян от исполнения общественных обязанностей.

10. Равенство между главами семей формально сохранилось, однако слово богатого значило на сходах и вообще в любом деле больше, чем бедного. «Богатый бедного всегда осилит», — стали говорить крестьяне.

Богатые патриархи до некоторой степени взяли на себя функции дореформенных помещиков — помогали бедным, устраивали общественные дела, поэтому их влиятельность увеличилась, с ними стали больше считаться, чем до отмены крепостного права.

Роль стариков в общественной жизни оставалась важной до 1917 г., но их влияние и престиж постепенно падали.

«Старики, то есть люди, которые ровно ничего не могут понимать в новых порядках, потому что всю жизнь прожили в старых», все реже могли дать полезный совет, принять правильное решение, так как жизнь ставила такие проблемы, с которыми они прежде не сталкивались.

Старики были главными противниками столыпинской реформы общины, препятствовали молодым крестьянам закрепить землю в собственность и выделиться на отруб.

11. В новых условиях роль молодых крестьян, не являвшихся главами семей, в делах общины возрастала, так как часто оказывалось, что именно молодежь была компетентнее стариков-патриархов, ориентировавшихся на старину. Если молодым не удавалось переубедить патриархов, то они требовали семейного раздела, покупали землю на стороне, чтобы хозяйствовать самостоятельно и поновому. Многократно увеличившееся число разделов семей способствовало тому, что большаками становились молодые крестьяне, которые как главы семей приобретали право голоса на сходах. Это также приводило к повышению роли молодого поколения в общественных делах.

12. Социальная неполноценность женщин сохранилась. Вместе с тем роль женщин заметно повышалась в тех местностях, где мужчины на долгое время уходили из деревни на заработки, так как на их плечи ложились все обязанности и права глав семей. Вслух стали говорить невероятные прежде вещи: «В иной бабе больше толку, чем в мужике».

С женщинами стали больше считаться и в сельскохозяйственных губерниях, и там они стали иметь больше прав. Например, женщинывдовы при отсутствии в доме взрослых мужчин наследовали хозяйство до достижения детьми совершеннолетия, стали де-факто замещать умершего мужа, т. е. привлекаться к отбыванию повинностей, участвовать в сходах с правом голоса, выбирать должностных лиц и высказывать свои суждения. В семьях, где не было мужчины, способного руководить хозяйством, де-факто большиха становилась главой семьи, а формально главой считался ее муж, который по-прежнему выступал представителем двора на сходе, в сделках.

Но ни закон, ни местные обычаи не признали за женщиной права быть главой семьи наравне с мужчинами. В лучшем случае они видели в замужней женщине представителя ее мужа, когда он отсутствовал, в женщине-вдове — представителя ее детей, если они были мальчиками, и допускали ее участие в общественных делах лишь до тех пор, пока отсутствовал муж или дети были несовершеннолетними. Когда женщины пытались расширить практику своего участия в делах общины, это встречало сопротивление патриархов. Снисходительное отношение к женщинам все еще преобладало.

Что же касается незамужних женщин, то они даже не претендовали на какие-либо права.

В целом можно говорить о повышении роли женщин в общественной жизни общины, что само по себе являлось большой социальной новацией. Но сами женщины, как правило, выступали защитницами семейных и общинных традиций.

13. Возможности общины уравнивать крестьян существенно сократились, но отнюдь не свелись на нет.

С падением значения помощи и взаимопомощи снижалась эффективность уравнительного механизма. До эмансипации он действительно выравнивал имущественное положение крестьян, а в пореформенное время только до некоторой степени уравнивал. Этому чрезвычайно способствовало то, что из уравнительного механизма были исключены такие важные элементы, как помещик, казна и рекрутство.

Введение

всеобщей воинской повинности в 1874 г. лишило общину двух важных прерогатив — возможности влиять на выбор рекрутов и посредством этого регулировать рабочую силу отдельных хозяйств и избавляться от лиц, не соответствовавших традиционным моральным стандартам, посредством отдачи их в солдаты.

14. Право общины вмешиваться во внутрисемейные и личные дела по закону было увеличено, но фактически вмешательство со временем ослабевало и лишь тогда осуществлялось, когда нарушались общественные интересы либо когда крестьяне сами апеллировали к миру с просьбой разрешить внутрисемейный конфликт.

15. Ориентация на традицию утрачивала свое абсолютное значение, что проявлялось во всех сферах жизни. В хозяйственной сфере это выражалось в агротехнических нововведениях (применение удобрения, более совершенных сельскохозяйственных орудий, введение травосеяния, лучших сортов семян), в сфере образования — в отказе от недоверия к школе, в народной медицине — в использовании знахарями методов научной медицины и т. д., в женском вопросе — в допущении женщин к участию в сходах.

С.И. Шидловский, крупный чиновник МВД по крестьянским делам и помещик новой формации, отмечал, что «слепая вера в спасительность пространства» постепенно ослабевала; «когда крестьяне не стеснены невежественным влиянием сходов, они чрезвычайно восприимчивы ко всяким улучшениям земельной культуры. Общинное распоряжение землею является самым крупным тормозом для улучшения земледельческой культуры». После 1905 г. на землях, свободных от влияния общины, техника земледелия стала прогрессировать «особенно заметно».

Конечно, традиция играла очень большую роль вплоть до 1917 г., и все нововведения носили половинчатый характер. Например, крестьяне различали грамотность и школьное образование, к грамотности они относились положительно, а к образованию — подозрительно, так как боялись потерять контроль над детьми.

Знахари перенимали некоторые приемы лечения у врачей, но в принципе сохраняли верность традиционной практике; крестьяне обращались к врачам, но предпочитали знахарей.

Все нововведения пробивались в практику с трудом, и главным их носителем выступала молодежь, которая составляла ядро просвещенной прослойки крестьянства.

Упоминавшийся С. Т. Семенов был одним из новаторов в деревне и испытал все горести и радости быть пионером. «Старина оказывалась не так легко поколебимой. В деревне шла борьба нарождающегося с отжившим, — писал он, имея в виду 1886—1911 гг. — Сильно старое, но и новое крепло, набиралось силы и с каждым годом давало больше и больше о себе знать. Несмотря на крепость старины, уже била струя нового отношения ко всему».

16. Принцип ограниченной инициативы получил развитие благодаря тому, что традицию стало.

возможно нарушать без опасения подвергнуться наказанию и быть изгнанным из общины. Роль новаторов приняла на себя молодежь. «Развитие нововведений в крестьянском хозяйстве в нашем уезде (Волоколамском, Московской губернии.— Б. М.) развивалось главным образом при поддержке молодых хозяев, грамотных, поживших на стороне, поэтому способных попроворнее шевелить мозгами, — свидетельствовал Семенов. — Старое же поколение только выдвигало этому различные препятствия. Первые плуги у нас завелись и распространились в большинстве случаев при помощи жившей на стороне молодежи. Ими же покупались и семена лучших хлебов, сеянных трав, лучшей породы телята и жеребята, яблони и садовые кусты для посадки. Грамотным хозяевам сыновья присылали сельскохозяйственные издания. Старики не понимали, какой от печатной бумаги толк, и утилизировали ее для других целей». Своему отцу Семенов присылал «Земледельческую газету», а тот ею оклеил стены в избе. На вопрос: «Почему?» — старик самоуверенно ответил: «Пишут насчет хозяйства, да дураки пишут, дураки и читают; что они знают, то мы уже давно забыли».

17. Община продолжала играть роль хранителя справедливости и традиции, но с гораздо меньшим успехом, чем прежде. Ее неспособность обеспечить всем своим членам достойное существование и помощь в тяжелой ситуации приводила к тому, что многие крестьяне теряли веру в общинный строй жизни как единственно возможный или лучший. Утрата единомыслия, возникновение противоречий между крестьянами указывали на то, что у них не стало единой для всех правды, что появились группы лиц с различными интересами, удовлетворить которые община в принципе была не способна. Поэтому хотя и не большинство, но многие крестьяне теряли веру в общину как хранительницу справедливости. Значение традиции в жизни крестьян упало, а вместе с этим уменьшилась и роль общины как института, оберегающего ее.

4. Крестьянская община к 1917 г.

Итак, с 1861 по 1917 г. сельская община развивалась противоречиво: од ни ее функции совершенствовались, другие — атрофировались, третьи — оставались без изменения; одни крестьяне поддерживали традиционные устои, другие — были ими недовольны и хотели их перестройки, третьи — проявляли индифферентность. Какие же процессы доминировали, каких крестьян было больше, насколько прочным был общинный уклад крестьянской жизни к 1917 г. Ни современники, ни историки не дали однозначного ответа. Противоречивость развития общины создает предпосылку для преувеличения значения той или другой тенденции. Правильно ответить на поставленный вопрос можно, опираясь на массовые статистические данные. Такую возможность дают сведения о степени разложения общинного строя с 1861 по 1906 г. и данные о проведении столыпинской аграрной реформы в 1906—1916 гг.

Несколько слов о самой столыпинской реформе. До 1906 г. государство всей силой своей власти поддерживало общину. В 1861—1893 гг. свободный выход из общины разрешался только при условии полной выплаты выкупа за землю, а при неуплате выкупа требовалось разрешение схода. Внести всю выкупную сумму могли немногие крестьяне, а разрешение на выход при не уплате выкупа получить было невозможно. С 1893 г. государственная поддержка общины стала еще более сильной: выйти из общины при уплате или без уплаты выкупа можно было только с разрешения схода и коронной администрации в лице земского начальника. Поскольку община соглашалась на выход очень неохотно, а земский начальник — еще неохотнее, то закон 1893 г. почти блокировал легальную возможность выхода из общины. В основе поддержки общины, как заметил С. Ю. Витте, лежало убеждение, что «с административно-полицейской точки зрения община представляла удобства — легче пасти стадо, нежели каждого члена стада в отдельности».