Кем на самом деле был московский благотворитель

Каким был московский благотворитель в конце XIX в., помогают понять сведения прессы, организованные в базе данных «Благотворители». Напомним, что в ней отражены сведения о половом составе, размерах сумм, направлениях, на которые передавались пожертвования и т. д. Организованная в виде базы данных, эта информация может быть сортирована по любому признаку или даже группе признаков.

Личностное представление о московской благотворительности дают и описательные материалы. Они служат прекрасным дополнением к информации текущих сообщений, содержат большое количество образов благотворителей.

Всего за 1894—1898 гг. было выявлено 7534 передачи сумм на 17 458 161 руб. 38 коп., размер которых — от 5 коп., переданных Игнатом Плюро в пользу армян-переселенцев через контору «Русских ведомостей»¹, до 800 000 руб., завещанных Анной Васильевной Баевой на разные благотворительные цели^[1][2].

Было три формы передачи сумм на благотворительность: собственно пожертвование, завещание или мероприятие, в ходе которого собиралась необходимая сумма. Эти данные можно представить в виде табл. 25 и Диаграмм «Д» и «Е» (см. Приложение).

Таблица 25

Способы передачи сумм на благотворительность.

Пожертвования составляют абсолютное большинство (93%) от общего количества, завещание — 5%, мероприятия — 2%. Подавляющее количество пожертвований и мероприятий (последнее есть проявление коллективной благотворительности) говорит о том, что для московских жертвователей благотворительность была неотъемлемой нормой ежедневного поведения.

Завещания, судя по среднему размеру, были прерогативой наиболее богатых жителей Москвы. Пожертвование, как наиболее близкое по своей форме к милостыни явление, было наиболее демократичным способом передачи сумм. Высокий размер средней суммы (разного рода литературно-музыкальных вечеров, лекций и т. д.), полученной в результате мероприятий, показывает, что они были для благотворителей возможностью объединения своих усилий.

Доля передачи сумм на церковь среди пожертвований и завещаний не одинакова. Для пожертвований она составила 12,5%, а для завещаний — 20%. Это подтверждает заключение, что завещание в большей степени, чем пожертвование, выполняло функции очистительной жертвы: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное» [Матфей, 19:24; Лука, 18:25]. Люди специально готовились к этому акту. Недаром завещание расписывалось очень подробно.

Может быть, столь серьезное отношение к завещанию и к передаче сумм с его помощью на благотворительность приводило к тому, что для многих это были единственным благотворительным актом. Важно отметить большую долю женщин в завещаниях, чем в пожертвованиях. В первом случае она составила 34%, во втором — 11% (мужчин, соответственно, — 66 и 41 «/о¹) — В пожертвованиях доля мужчин превышает долю женщин почти в четыре раза, в завещаниях — лишь в три. Видимо, для женщин, в силу гораздо меньшей эмансипации в сравнении с мужчинами, завещание очень часто было единственно возможным благотворительным актом.

Ранее рассматривалась история с завещанием А. Н. Алексеевой с точки зрения полноты и достоверности публикуемой прессой информации. Информации (раздел 3.1). Но периодическая печать позволяет ответить на вопрос, насколько эта история вообще была типичной: ведь в монографии Г. Н. Ульяновой она выглядит как любопытный эпизод, безусловно, сам по себе очень показательный, но не более того.

Пресса позволяет констатировать: к сожалению, подобные скандальные истории с наследством, видимо, были нормой. Например, одно из самых крупных завещаний — Ф. Я. Ермакова, по которому около 3 000 000 руб.^[3][4] предназначалось для раздачи бедным, было обжаловано дочерью и невесткой покойного. Главной претензией стало то, что бедные не были названы поименно! Родственникам было отказано в их прошении^[5].

Аналогичная ситуация произошла и с завещанием Токарева, по которому на благотворительность было передано 300 000 руб.^[6] Известно, что обделенные родственники своими обращениями в суд тормозили процесс устройства дома трудолюбия им. Г. В. Грудева^[7].

Однако в прессе, помимо всего прочего, случаи спорных завещаний, составленных в ущерб интересам родственников, проходят и в художественно-публицистических материалах. Так, в одном из развлекательных материалов «Новостей дня» рассказывается о судьбе сына богатого благотворителя, который остался без крыши над головой, поскольку даже дом был завещан отцом на благотворительность¹.

Три приведенных примера за четыре неполных года — показатель того, что истории с оспариванием родственниками завещаний, по которым большие суммы передавались на благотворительные нужды, были достаточно типичны для крупной благотворительности; отражение указанной ситуации в художественно-публицистических материалах, ориентированных на широкий круг читателей, подтверждает сделанный вывод.

Однако вернемся непосредственно к формам передачи сумм на благотворительность. Нельзя не заметить, что мероприятия в благотворительности занимают двойственное положение. С одной стороны, они являются способом сбора средств, с другой — формой коллективных пожертвований. При этом организация, в пользу которой устраивалось мероприятие, предоставляла некоторые услуги жертвователям: просветительские и образовательные (лекции), увеселительные (вечера, концерты) и т. д.

Данный вид благотворительности сильнее всего свидетельствует о ее коммерциализации. Это порождало отчасти справедливую критику со стороны консервативных «Московских ведомостей». Извлечение выгоды жертвователями (пусть даже просветительской, а чаще всего просто развлекательной) ставило под сомнение сами мотивы благотворительности.

С другой стороны, несмотря на широкий охват жертвователей, сами мероприятия оказывались связанными с большими издержками, что могло ставить под сомнение вообще их целесообразность. В одной из передовых статей «Московские ведомости» доказывали, что мероприятия сами по себе не выгодны благотворительным организациям — большая часть прибыли доставалась антрепренеру^[8][9]. Это объясняет, почему в ходе мероприятий была собрана столь небольшая в сравнении с завещаниями и пожертвованиями сумма (лишь 228 446,49 руб.).

В среднем каждое мероприятие приносило около 1 000 руб. чистой прибыли. Наиболее значимым мероприятием рассматриваемого периода был благотворительный базар, устроенный великой княгиней Елизаветой Федоровной в здании Дворянского собрания в 1895 г. В результате было получено чистой прибыли 80 500 руб. Средства были распределены по благотворительным организациям Москвы^[10].

Вечера, спектакли и концерты с благотворительной целью были настолько привычным делом, что нередко порождали ироничные высказывания в их адрес. В объявлениях о спектаклях, концертах, вечерах значилось, что они устраиваются «с целью увеличения капитала на благотворительные нужды общества такого-то». В одном из художественно-публицистических материалов герою снился сон, что он посещает аналогичное мероприятие и читает надпись: «музыкально-литературный вечер устраивается с целью увеличения умственного (курсив наш — В. Б.) капитала сценических деятелей»¹.

«Веселая» благотворительность нашла отражение в литературе. Например, А. П. Чехов в рассказе «Анна на шее. (1895)» в ироничной манере описывает благотворительный аукцион. В. И. Прохорова вспоминала:

«Тогда было принято, чтобы дочери состоятельных предпринимателей и дворян торговли на базарах, которые устраивались в пользу неимущих.

Сначала был бал, а в антрактах девушки ходили с подносами и продавали всякие безделушки, картины начинающих художников, предметы туалета… Если вещь стоила, например, 10 рублей, то купец давал тысячу…

Даже если купец был скуп, он не мог не дать, скажем, тысячу, когда дочь Морозова или Мамонтова, красивая девушка, подходила и предлагала что-то купить.

Из уст в уста передавали историю об одном купце. Ему предложили купить картину. «Я не интересуюсь живописью», — ответил он. Тогда ему предлагают книгу. В ответ слова: «У меня уже есть своя библиотека». Наконец, скряге предложили мыло, и тут он уже не мог отказаться"^[11][12][13].

Впрочем, «веселая» благотворительность категорически отвергалась церковью и глубоко верующими людьми. По их мнению, «додуматься до увеселительной благотворительности мог один лишь XIX в., — время разного рода компромиссов, лжи, лукавства и лицемерия»; причина ее популярности — «личный эгоизм, боязнь лишить себя хотя бы одного из материальных благ»^[14].

Анализ размера и анонимности пожертвований также позволяет сделать вывод о постепенном отрыве дела благотворительности от религиозного мировоззрения.

Поскольку традиционный способ оказания социальной помощи — милостыня — характеризуется небольшим размером и анонимностью, то таковые показатели вполне могут рассматриваться как атрибуты традиционной, основанной на христианской этике, благотворительности в целом. Большой размер и указание имени жертвователя характерно больше для благотворительности нового времени, когда она превратилась в способ решения социальных проблем. Исходя из этого, можно проследить, как в конце XIX в. были связаны размер и анонимность пожертвований (см. Приложение. Диаграммы. А, Б), а на основе этого — насколько сильны были традиционные воззрения на благотворительность и насколько укоренились рационалистические представления в московском обществе.

Поскольку 100 руб. была своего рода пороговой суммой (о пожертвования ниже 100 руб. пресса, за редким исключением, не сообщала), то, то все пожертвования были разделены на две группы: до 100 руб. и от 100 руб. и выше (см. Приложение. Диаграммы. В, Г). Получились следующие результаты: в первую группу вошло 5954 пожертвования (79% от общего количества жертвователей) на сумму 42 972 руб. 30 коп. (0,2% от итоговой суммы), во вторую — 1579 (21%) пожертвований на сумму 17 415 189 руб. 08 коп. (99,8%). Таким образом, подавляющее число пожертвований было совершено на небольшую сумму.

Среди мелких пожертвований доля анонимных составила 4176 случаев (71% от общего количества объектов в группе). Итоговая сумма мелких анонимных пожертвований составила 28 275 руб. 10 коп. (66%). Таким образом, сумма среднего мелкого анонимного пожертвования составила 6 руб. 77 коп.

В группе мелких подписных пожертвований картина получилась несколько иная. Сами по себе подписные пожертвования составили 1778 актов передачи сумм (29% в подгруппе), в результате которых было собрано 14 697 руб. 20 коп. (34%), в среднем мелкое подписное пожертвование составило сумму в 8 руб. 27 коп.

Что касается крупных пожертвований, то здесь доля анонимных составила лишь 387 случаев (24%), в результате которых было собрано 1 239 489 руб. 02 коп. (7%), среднее пожертвование составило 3202 руб. 81 коп. Подписные пожертвования в подгруппе составили подавляющее большинство — 1192 случая (76%), на сумму 16 175 700 руб. 06 коп. В среднем крупное подписное пожертвование составило 13 570 руб. 22 коп.

Все перечисленное показывает, что такие понятия, как анонимность и размер пожертвований, действительно были тесно связаны.

Резкое превалирование количества мелких пожертвований над крупными и анонимных над подписными заставляет предположить, что православные, патриархальные традиции в благотворительности вообще, а не только в отдельных ее проявлениях, были еще достаточно сильны в демократических слоях общества.

В этом выводе убеждают нас еще два обстоятельства. Уже говорилось, что православная благотворительность всегда конкретна: человек, творящий милостыню, видит, кому он ее подает. При этом 2271 мелкое анонимное пожертвование (30% от общего количества) на сумму 23 995 руб. 05 коп. (в среднем пожертвование в этой области составило 10 руб. 56 коп.) было совершено в пользу конкретных лиц, о бедственном положении которых писали московские газеты. О сохранении христианских традиций помощи неимущим среди самых демократических слоев свидетельствует памфлет «Московского листка», в котором описывается, как было трудно пристроить на воспитание ребенка. Все старались дать один или два рубля, но не хотели брать на себя ответственность. В результате взять ребенка на воспитание согласилась лишь бедная родственница¹. Принятие бедной женщиной на воспитание ребенка — высшее проявление личностного начала в благотворительности небогатых слоев.

Кроме этого, среди мелких жертвователей более, чем среди крупных, мы замечаем характерную для традиционной благотворительности тенденцию жертвовать по возможности на большее число направлений. Например, лицами, подписавшимися «А. и Л. С.», через контору «Русских ведомостей» было передано в марте 1896 г. по 1 руб. в пользу А. М. Булаткиной, В. П. Зуевой, В. С. Бутвилович, И. С. Постникова, М. Я. Григорьевой, Н. И. Грандфельд, Подлазовой, С. В. Волженского, С. В. Туссен, Т. И. Кондратьевой и «в пользу семьи бывшей учительницы Смоленской г.», по 2 руб. — в пользу А. К. Морозовой, О. М. Никольской и М. Ефимьевой^[15][16]. Всего «А. и Л. С.» было пожертвовано 17 руб., но средняя сумма, дошедшая до каждого адресата, составила лишь 1 руб. 30 коп. Значит, именно среди мелких жертвователей было наиболее сильным представление о пожертвовании как очистительной жертве. Напомним: согласно традиционным суждениям, чем большему числу просящих подаяния оказывалась помощь, тем больше был шанс на спасение души.

Аналитические материалы также подтверждают, что еще в конце XIX в. тайная благотворительность считалась своего рода идеалом для всех филантропов (как мелких, так и крупных). Мы вспоминали деятельность князя В. Ф. Одоевского^[17]. В той же статье М. Свербеев упоминает и о некой княгине В. Н. Р., которая раздавала свое платье бедным через окно так, чтобы домашние об этом ничего не знали. В некрологе А. Л. Беренштама также подчеркивалась его анонимная благотворительность: «Имя А. Л. почти не встречалось в газетных отчетах, между тем мало найдется филантропических и иных учреждений общественной благотворительности, где бы покойный ни принял деятельное участие»^[18].

Таким образом, рационализация социальных отношений отразилась в большей степени на крупной (совершаемой главным образом через общества), а не на мелкой благотворительности. Однако тенденцию к общей рационализации дела благотворительности (в частности, в плане ухода личностного участия) можно увидеть как в крупной, так и в мелкой благотворительности.

Рис. 18. Маковский В. Е. Посещение бедных. 1874.

Так, издавна существовал обычай посещения тюрем, богаделен (об этом упоминается еще в поучении Владимира Мономаха, а также в духовных русских великих князей и царей) перед крупными праздниками. В XVIII—XIX вв. к тюрьмам и богадельням добавились и благотворительные общества. К концу XIX в. эта практика существовала вместе с обычаем рассылать визитные карточки родственникам, знакомым, благотворительным обществам (впоследствии он переродится в обычай поздравительных открыток). Однако в рассматриваемый период оба обычая высмеивались как ненужные.

Приведем интересный отрывок предпасхального памфлета «Московского листка», выдержка из которого уже приводилась:

С утра до ночи визиты…

Хлопья снега, лужи, грязь…

Побродяги-паразиты Просят помощи, бранясь, Тьма подкинутых младенцев, Там взрыв газа, тут пожар;

От купеческих коленцев Изумляется сам «Яр»,.

Кражи в храмах и в вагоне, Угощение родни… —.

Вот вам все, как на ладони, Наши праздничные дни^[19].

Конечно, цепляет глаз сообщение о кражах в храмах (даже в праздничные дни!) — это лишний раз показывает процесс секуляризации сознания. Но даже если не обращать на это внимание, важно то, что в памфлете предпраздничные визиты сопровождаются всевозможными атрибутами суеты и бесполезности. Значит, они поставлены в один ранг с ними, и положительное, нравственное значение визитов абсолютно игнорируется. Соответственно, многими москвичами они воспринимались так же: суета и бесполезное, но в силу традиций устоявшееся времяпрепровождение.

Только «Московские ведомости» обращали внимание на нравственное значение этих двух обычаев — поддержка и укрепление связей между людьми. Кроме того, предоставлялся заработок извозчикам, почтальонам и т. д. Однако с точки зрения рационализма, такие обычаи были действительно излишними. По этой причине стал укореняться другой обычай — предоставление денежных пожертвований в пользу благотворительных организаций «взамен визитов». Причем в благодарность за пожертвования благотворительные организации публиковали списки жертвователей в газетах.

Как отмечали «Новости дня», Московскому совету детских приютов это позволило перед Пасхой 1898 г. собрать 1733 руб. (от 434 чел.). За вычетом расходов на публикацию, чистая прибыль составила 1653 руб.¹ Редакция опубликовала список благотворителей на отдельном листе в виде приложения к номеру газеты № 5356 от 6 апреля 1898 г.

Таким образом, вместо визитов в благотворительные организации многие москвичи предпочитали заочную форму передачи денег. Это понижало степень личного участия благотворителя в судьбе того, кому оказывалась помощь, а сама помощь становилась безадресной. По этой причине уход обычая делать визиты свидетельствует о секуляризации и все большей и большей рационализации благотворительности.

Рассмотрим коллективный портрет московского благотворителя. В 2401 случаях (32%) в силу несклоняемости фамилий, подписей инициалами или указания «неизв.» и т. п. социальная категория жертвователей оказалась неопределенной. Итоговая сумма, собранная в результате «неопределенных» пожертвований, составила лишь 0,35%. Самым маленьким пожертвованием стала передача неким Н. через редакцию «Русских ведомостей» 20 коп. на народные библиотеки^[20][21], самыми большими — пожертвование неким «Пет. и Н. Н.» 8000 руб., протоиерею Константину Изразцову на основание православного храма в Буэнос-Айресе^[22]. Средняя сумма пожертвований в данной группе составила 26 руб. 21 коп.

Чтобы получить более четкую картину, предстояло категорию «неопределенных» пожертвований отбросить и оставшиеся 5089 пожертвований на сумму 17 456 156 руб. 51 коп. считать за 100%. Исходя из этого была получена определенная картина (табл. 26; Приложения. Диаграммы. 3, И).

Таблица 26

Категории жертвователей.

Как мы видим, мужчины составляли подавляющее большинство жертвователей. Женщин-жертвовательниц было значительно меньше. Наименьшая сумма пожертвований составила 20 коп.: А. Борисова, Лукерья Горохова, Лемпицкая через контору «Русских ведомостей» и «нянька» через контору «Московского листка» передали по 20 коп. в пользу Московского общества грамотности, переселенцев-армян, в пользу И. М. Шемшурина и семейств крестьян, утонувших недалеко от с. Редькино Каширского уезда^[23]. Самым большим пожертвованием стало упоминаемое завещание Анны Васильевны Баевой. Примечательно, что среднее пожертвование у женщин почти в два раза превосходит таковое у мужчин. Это говорит о том, что столичная благотворительность, во всяком случае отраженная прессой, в первую очередь была занятием очень обеспеченной категории женщин.

Размах мужской благотворительности объясняется прежде всего положением мужчин в социальной структуре общества. Они были основным контингентом рабочих, служащих, собственников, их роль в производстве и общественной жизни была значительно выше. Что касается женщин, то их эмансипация в тот период лишь начиналась. Они могли занимать важные посты в благотворительных организациях, но основными субъектами благотворительности не были.

Категория коллективных пожертвований объединяет передачи сумм от разных сообществ (профессиональных объединений, учреждений, предприятий; суммы, собранные в результате благотворительных мероприятий). К такой благотворительности прибегали в основном небогатые люди. Тем самым объединялись усилия десятков граждан, не обладающих необходимыми средствами для оказания существенной помощи.

По мемуарной литературе известно, что очень популярны были разного рода подписки и сборы среди учащейся молодежи (не самой обеспеченной категории граждан). Е. А. Андреева-Бальмонт вспоминает о них как о неотъемлемой части жизни курсисток конца XIX в. (она училась на Высших женских курсах профессора В. И. Герье). Примечательна психология участников подписки: «Я всегда подписывала сумму не больше других, чтобы меня не считали за богачку и не презирали»¹.

Особое место в группе коллективных пожертвований занимает благотворительность семейная и детская. Ее наличие говорит о том, что она была элементом воспитания и ее традиции культивировались в семьях. Семейных пожертвований было выявлено 111 на сумму 866 953 руб. 90 коп. Члены одной семьи тоже объединяли свои усилия, чтобы совершить как можно большее по размеру пожертвование. Средний размер в этой подгруппе довольно высокий — 7810 руб. 39 коп.

Соответственно, семейная благотворительность была уделом обеспеченных слоев. Это легко объяснимо: если подчеркивается, что жертвует семья, значит, хозяйство ее представителей ведется в значительной степени обособленно, что характерно в первую очередь для людей обеспеченных. В противном случае, если все средства принадлежат хозяину дома, он распоряжается ими полностью и может посчитать излишним указывать других членов семьи.

Самой маленькой суммой, переданной семьей на благотворительные нужды, были 50 коп., присланные Мозгиными в пользу Ефимовой в контору «Русских ведомостей»^[24][25]. Самыми крупными были пожертвования братьев Бахрушиных. В начале 1895 г. они передали 60 000 руб. в пользу церкви в Новой деревне, а через несколько месяцев 6 000 000 руб. — на основание (150 000 руб.) и содержание (450 000 руб.) детского приюта^[26].

Удельный вес детских пожертвований весьма небольшой. На них приходится лишь 62 (1,5%) акта передачи сумм и 448 руб. 14 коп. Самыми небольшими суммами в этой группе были переданные через редакцию «Московских ведомостей» «гимназистом 7 класса» 30 коп. в пользу пострадавших от наводнения в Сербии, а также поданные через редакцию «Московского листка» «маленькой Лидочкой и большой Лизой» 50 коп. на нужды крестьян, утонувших при катастрофе близ с. Редькина Каширского уезда¹. Самым большим стало пожертвование «детьми-сверстниками» через контору «Русских ведомостей» 66 руб. 40 коп. в пользу А. Н. Старовой^[27][28].

Следует признать, что пресса практически не отразила благотворительность банков, предприятий и т. д. Многие из них по уставу отчисляли определенный процент своих доходов на благотворительность, и для изучения их благотворительной деятельности следует обратиться к делопроизводственным (в первую очередь отчетным) документам этих организаций^[29].

Лишь в некоторых случаях в газетах публиковали годовые отчеты предприятий, из которых устанавливаются масштабы филантропии. Так, в отчете Товарищества Прохоровской Трехгорной мануфактуры, опубликованном 6 июня 1897 г., значится прихода 767 972 руб. 27 коп., расхода — 267 889 руб. 48 коп., в том числе на «пенсии, благотворительность, пожертвования, школу ремесленных учеников…» — 170 371 руб. 91 коп.^[30] Кстати, это предприятие в рассматриваемый период передало 10 000 руб. через городскую думу на нужды Пресненского городского попечительства^[31].

Самые маленькие пожертвования (по 1 руб.) были сделаны торговым домом Н. Дьячкова и К⁰ и москворецкой аптекой соответственно в пользу Н. Грандфельд, Т. И. Кондратьевой и погорельцев г. БрестЛитовска^[32]. Самое большое пожертвование (15 000 руб.) было сделано редакцией «Московского листка» в пользу православного храма в Буэнос-Айросе^[33]. Средний же размер пожертвований разного рода учреждениями в этой группе достигает 1486 руб.

После установления имущественного и полового состава благотворителей следует установить их социальный состав. Вопрос о социальной принадлежности представителей российского общества на рубеже XIX—XX вв. довольно сложен.

Юридически все население империи делилось на сословия. Причем официально с 1835 по 1917 гг. признавались четыре сословия: дворянство, духовенство, городское сословие, крестьянство¹. Однако эта четкая схема в рассматриваемый период, в условиях постоянной диффузии социальных групп, была в значительной степени условна^[34][35]. Поэтому представлялось необходимым характеризовать жертвователей не только по их сословной принадлежности, но и сферу его деятельности (см. Приложение. Диаграммы. Л, М, Н, О, П, Р).

Из 7489 пожертвований в 1082 в случаях (14%) можно проследить либо сословие жертвователя, либо сферу его деятельности. Иногда они указывались в самих публикациях, в некоторых случаях если они не указаны, то вполне очевидны: если жертвователями выступали известные люди (например, кто-либо из семейства Морозовых). В свою очередь, если указывался чин, то с большой долей вероятности можно было установить сословную принадлежность.

Так, по закону от 9 декабря 1856 г. лица, дослужившие до XIV— IX классов получали почетное гражданство, от IX до IV (для гражданских) и VI (для военных) — личное дворянство. Чины выше соответствующих классов давали право на потомственное дворянство. В свою очередь, если в публикации о пожертвовании значилось «полковник», то можно было понять, что благотворитель служит или служил по военному ведомству, если указывалось «титулярный советник», очевидно, что благотворитель был гражданским чиновником.

На пожертвования, попавшие в выборку, приходится 133 934 руб. 96 коп., т. е. 75% от общей суммы. И по количеству жертвователей, а тем более по суммам пожертвований полученная выборка достаточно репрезентативна^[36], если мы все выявленные на основе прессы пожертвования примем за 100%. Данные по сословному составу благотворителей приведены в табл. 6а прил. 1, а по профессиональному составу — в табл. 66.

Все жертвователи были разделены нами на шесть сословных категорий: дворяне, крестьяне, купцы, мещане и цеховые (в рассматриваемый период они практически не различались), почетные граждане, священнослужители.

Несколько пожертвований было совершено герцогом Каннаутским, принцем японским, а также членами российской императорской фамилии. В связи с этим к шести указанным категориям была добавлена седьмая —представители правящих династий. Таким образом, сословная принадлежность была установлена в 960 случаях, т. е. в 89% пожертвований, отраженных в прессе, где можно было установить сословную принадлежность либо сферу деятельности. Эти данные представлены в табл. 5а прил. 1.

Теперь сравним сословный состав жертвователей с социальной структурой московского населения по переписи 1897 г.^[37], которой были выделены следующие группы: дворяне, духовенство, почетные граждане, купцы и прочие городские сословия, лица сельского состояния, инородцы и не принадлежащие к указанным сословиям, финляндцы, иностранные подданные. Категория лиц сельского состояния соответствует выделенной нами категории крестьян.

Для сопоставления следует объединить категории инородцев и не принадлежащих к указанным сословиям, финляндцев, иностранных подданных в одну — «прочие». В сведениях о сословном составе благотворителей объединим данные о почетных гражданах, мещанах и цеховых и купцах в одну категорию, как и по переписи. Теперь есть возможность сравнить данные двух источников (табл. 27).

Таблица 27

Сравнение данных о сословном составе благотворителей с материалами переписи 1897 г.

по г. Москве.

Процентное соотношение социальных категорий в двух источниках неодинаковое, хотя ранг в том и другом случае соблюден, т. е. духовенство — самая малочисленная категория, за ними идут дворяне, городские сословия… Но есть одно исключение, сразу бросающееся в глаза, — категория крестьян. Среди благотворителей их доля непропорционально мала. Это не удивительно, поскольку, как было показано в первой главе, крестьяне предпочитали традиционные, патриархальные формы помощи постепенно утверждающимся рационалистическим, поэтому в организованной благотворительности участвовали мало. А ведь именно она (проходящая через посреднические организации и редакции) отражена газетами.

Как представляется, если взять какой-либо представительный источник о традиционных формах благотворительности, то категории московского населения окажутся там представлены более адекватно, ведь в традиционных формах благотворительности участвовало все общество. И такой источник есть: статистика подкинутых детей, которая также публиковалась на страницах газет.

Взятие на воспитание ребенка — элементарная форма благотворительности, распространенная у всех народов на разных стадиях развития. Это и есть истинная благотворительность (нельзя не вспомнить вынесенное в качестве эпиграфа к первой главе книги стихотворение в прозе И. С. Тургенева «Два богача»). Человек должен был брать ответственность за жизнь другого человека. Это столь же древний способ помощи, что и милостыня. Но если мы не имеем данных об участии в милостыни разных социальных слоев российского населения (а их не может быть в принципе, поскольку милостыня — это всегда тайное действие), то по поводу взятия на воспитание такие данные имеются.

Рис. 19. Московский Воспитательный дом.

Поскольку данные о подкинутых детях не имеют прямого отношения к благотворительности, они не вошли в общий объем информации текстов-источников, послуживших основой для данного исследования, и используются нами как дополнительный источник.

Из рассматриваемых изданий только «Московские ведомости» не помещали подобной информации на своих страницах. Во всех изданиях эти сведения были однотипными и, видимо, восходили к одному протографу — полицейским отчетам. Указывались дата иместо нахождения младенца (улица, дом, при необходимости — квартира и другие более точные данные) и его судьба — взят ли он на воспитание, отправлен ли он в воспитательный дом или был мертв при нахождении.

В первом случае, как правило, указывалось и сословие взявшего на воспитание. В «Московском листке», помимо этих данных, еще давалась информация о том, какого возраста ребенок: нескольких дней, нескольких месяцев и т. д. Иногда эти стандартные сообщения имели дополнения. Например, если на ребенке был крестик, т. е., он был крещеным перед нахождением, об этом сообщалось. Сообщалось также и о том, имелась ли при младенце сопроводительная записка. Например: «1 марта рожден и крещен, имя Герасим»^[38].

В целом информация о подкинутых детях достаточно однородна, выстроена по одному формуляру и легко структурируется. Это позволяет достаточно легко свести ее в базах данных и анализировать с помощью количественных методов. Нас из этих известий будет интересовать одно: кто взял детей на воспитание.

Рис. 20. Грибков С. У дверей приюта. 1874.

С декабря 1894 г. по май 1898 гг. было выявлено всего 130 случаев взятия детей на воспитание. Из них 62 случая приходится на мужчин, 66 — на женщин и два — на семьи. К сожалению, газеты сообщают только имя человека, взявшего на воспитание, и не извещают, был ли он одиноким или семейным. Сословная принадлежность людей, взявших на воспитание подкидышей, установлена в 100 случаях и представлена в табл. 28 (представляется целесообразным дать ее в сопоставлении с другими данными).

Таблица 28

Социальный состав, взявших на воспитание, в процентном соотношении с жертвователями и общим населением Москвы.

* Из них 33 мещанина, 4 купца, 3 потомственных почетных гражданина, 3 цеховых. ** Из них 4 инородца, остальные не определены.

Мы видим, что сословный состав тех, кто взял на воспитание подкинутых детей, гораздо ближе к общей социальной структуре населения Москвы. Налицо два почти полных совпадения: доля городских слоев и духовенства. Налицо также и меньшая доля дворянства (по сравнению с данными пожертвований и общей структурой московского населения). Может быть, данный факт объясняется большей европеизацией этого сословия и постепенным тяготением его к более современным формам благотворительности. Поскольку наиболее архаичная форма социальной помощи, такая как взятие на воспитание детей, была общей для всех слоев населения (доля их участия совпадает с общей социальной структурой), можно предположить, что и в другой архаической форме помощи — милостыне — ситуация выглядела схожим образом.

Исходя изсказанного, не будет большой натяжкой сформулироватьвывод: все сословия принимали участие в благотворительности пропорционально их доле в структуре московского населения. Это означает, что нельзя говорить о большем участии той или иной страты (что мы видим в историографии в случае с предпринимательским сословием). Кроме того, все перечисленное еще раз свидетельствуете том, что материалыпрессы о благотворителях представляют собой естественную выборку, достаточно точно отражающую генеральную совокупность (если за таковую мыпримем все московское население Как было показано, все пожертвования в полученной на основе прессы выборке можно разделить на две группы: меньше 100 руб. и более 100 руб. включительно. При этом первая группа составляет 79%, а вторая — 21%. Из тех благотворителей, социальную принадлежность и профессиональную деятельность которых удалось установить (1082 чел.), мелких пожертвований было сделано 651 (60%), а крупных — 432 (40%). Столь отличающаяся картина в случае с использованием всех выявленных сведений прессы или части ее заставляет рассматривать долю сословных и профессиональных групп отдельно для мелких и крупных пожертвований (см. Приложение. Диаграммы Н, Р).

Сперва проанализируем выборку в целом, без разделения. Процентное соотношение разных категорий в плане количества жертвователей и собранной ими суммы различно, лишь в двух случаях (с категориями дворянства и правящей семьи) они примерно совпадают. Наибольшая средняя сумма приходится на купечество, за ним идут категории почетных граждан, дворянства, священнослужителей, представители правящих семей, крестьяне, мещане и цеховые.

Приведенные данные отражают материальное положение каждого сословия. Лидируют по достатку купцы и наиболее близкие им почетные граждане. Как справедливо утверждает Б. Н. Миронов, в пореформенной России юридический статус купечества практически совпадал с положением почетных граждан, а поскольку получить его стало значительно сложнее, чем статус почетных граждан, то он потерял в значительной степени свою привлекательность.

Обращает на себя внимание довольно высокое число среднего пожертвования у дворян. Она объясняется тем, что к рассматриваемому периоду несколько крупнейших предпринимательских семей перешли в дворянское достоинство: Кнопы, Нечаевы-Мальцевы и другие. Попробуем охарактеризовать благотворительность каждой сословной группы.

Минимальными пожертвованиями, сделанными представителями дворянства, были четыре пожертвования по одному рублю, сделанные полковником Н. Окулич-Козариным, Ю. Веселовским, Ю. А. Веселовским (возможно, одним человеком) и княгиней Надеждой Кугушевой^[39] через конторы московских газет соответственно на Погосто-Загородский храм (храм Кирилла и Мефодия с. Лунец Пинского уезда Минской губернии), часовню на месте погибших во время Ходынской трагедии, введение в Москве лечения дифтерита и построение православной церкви в Буэнос-Айресе.

Самым же большим пожертвованием стало завещание М. Ф. Оболонской на благотворительные нужды «разным учреждениям и лицам» в размере 290 590 руб.

Надо отметить характерную черту. В условиях диффузии сословий благотворительность приобрела межсословный характер, дворянская же благотворительность осуществлялась преимущественно в решках сословной корпоративности.

Вдова статского советника А. Я. Ланге в 1894 г. пожертвовала 6000 руб. на учреждение стипендии имени ее брата в пользу студентов из донских дворян¹, в 1897 г. коллежский советник П. А. Колениус завещал Московскому университету 8000 руб. на стипендии для дворян, уроженцев Белевского уезда^[40][41]. После трагедии на Ходынском поле попечительница Александро-Мариинского женского училища заявила о готовности призреть 10 детей дворян и чиновников, погибших на Ходынском поле^[42].

Это вовсе не означает, что дворяне занимались лишь «дворянской благотворительностью». Многие входили в состав межсословных благотворительных организаций: например, председатель Дворянского собрания князь П. Н. Трубецкой возглавил городское попечительство о бедных Тверской части 2-го участка. Тем не менее пожертвования дворян чаще всего были направлены на призрение представителей своего сословия. Это влияло даже на пожертвования Московскому университету.

Интересной в связи с этим представляется и деятельность Дворянского собрания. В 1894 г., по завещанию М. Ф. Оболонской, в его пользу было передан особняк и 93 000 руб. на устройство богадельни для бедных дворян. Часть построек и имущества, непригодные для нужд нового учреждения, подлежали продаже, а вырученные деньги также должны были быть использованы на нужды богадельни.

В этом же году по завещанию А. С. Воейковой Дворянскому собранию было передано 20 000 руб. На проценты с капитала к Рождеству и Пасхе должны были выдаваться пособия для бедных дворян: 25 руб. — одиноким, и 50 руб. — семейным^[43]. Дом призрения им. М. Ф. Оболонской был открыт в январе 1896 г.^[44]

При Дворянском собрании функционировал также Дом призрения им. В. Б. Казакова. Поскольку о подобных заведениях имеется специальная книга¹, нет нужды подробно их описывать. Отметим лишь, что благотворительность дворян отражена в первую очередь «Московскими ведомостями». На долю этой газеты приходится сообщение о 83 дворянских пожертвованиях, т. е. консервативная, монархическая газета, согласуясь с общим духом царствования Александра III, отражала в большей степени, чем другие периодические издания, благотворительность той категории населения, которая испокон века считалась главной опорой монархии — дворянства.

Самыми небольшими пожертвованиями в категории крестьян были передачи по одному рублю, сделанные М. А. Смирновым и Н. А. Андреевым через редакцию «Московских ведомостей» соответственно на Погосто-Загородский храм и церковное строительство в Сибири^[45][46].

Самые крупные передачи сумм были совершены по завещанию крестьянина Бронницкого уезда Гаврилы Антоновича Маркова. Согласно документу сумма в 12 500 руб. была распределена следующим образом:

• — 1000 руб. передавалась обществу призрения, воспитания и обучения слепых детей^[47];
• — 500 руб. на больницу г. Богородска;
• — 1000 руб. на больницу г. Бронницы;
• — 1000 руб. на психиатрическую лечебницу (через Московское губернское земство);
• — 1000 руб. на приют для неизлечимо больных военных чинов комитета «Христианская помощь» Российского общества Красного Креста;
• — 1000 руб. на московский тюремный замок;
• — 1000 руб. на екатеринбургскую тюрьму;
• — 1000 руб. на ирбитскую тюрьму;
• — 1000 руб. на казанскую тюрьму;
• — 1000 руб. на центральную пересыльную тюрьму;
• — 1000 руб. на убежище престарелых женщин в Москве, в Дурновском пер.;
• — 1000 руб. на Александровское убежище увечных воинов;
• — 2000 руб. на нижегородскую тюрьму^[48];
• — 1000 руб. на Яузскую больницу для чернорабочих^[49].

Примечательно наличие большого количества пожертвований на тюрьмы в крестьянском завещании. Оно может свидетельствовать о живости в крестьянской среде в конце XIX в. упомянутого выше древнейшего обычая покровительства заключенным, широко распространенного еще в допетровской Руси. При этом на примере Г. А. Маркова мы видим несоответствие сословного и профессионального статусов. Благотворитель юридически значился как крестьянин, но на самом деле был достаточно крупным предпринимателем.

Наиболее же весомым разовым пожертвованием в категории крестьян-благотворителей было пожертвование 11 000 руб. крестьянином С. Ефимовым Троице-Сергиевой Лавре¹. Большая часть крестьянских пожертвований (19 из 26) нашли отражение в газете «Московские ведомости».

Самым небольшим в категории купцов было пожертвование Болотовым по одному рублю погорельцам соответственно д. Невеля Витебской губернии, мест. Ружаны Гродненской обл., Мокшаны Пензенской губернии, с. Бирюча Воронежской губернии, гг. Брест-Литовска, Вышнего Волочка, Данилова, Дубно, Кобрина и дер. Замброво Ломжинской губернии^[50][51].

Самым крупным пожертвованием в этой категории стало упомянутое завещание Н. И. Боева. При этом большая часть пожертвований (64 из 104) оказалось отраженной в газетах «Московские ведомости», а также «Новости дня» (36). Большой процент купеческих пожертвований, отраженных последним изданием, может быть объяснен тем, что его редакция находилась непосредственно в Купеческом обществе.

На примере категории мещан и цеховых отчетливее всего виден внесословный характер благотворительности. О филантропической деятельности мещанского и ремесленного обществ сведений в прессе довольно мало. Известно, что они практиковали раздачу средств перед праздниками Рождества и Пасхи всем нуждающимся, а не только своим членам. Эти организации принимали предварительные заявления на оказание помощи и выдачу пособий. Так, Мещанская управа в 1895 г. извещала, что прием заявлений о пособии к празднику Пасхи закончится 4 марта, а раздача пособий должна начаться 18 марта. При этом оговаривалось, что все заявления пройдут строгую проверку^[52].

У мещан и цеховых мы наблюдаем очень больший разброс сумм пожертвований. Наименьшее (21 коп.) было прислано на благотворительные нужды в контору «Русских ведомостей» В. и П., врачами из Ярославля^[53]. Наибольшее пожертвование (30 000 руб.) было передано Самуилом Филипповичем Филипповым, лакеем Константина Сергеевича Мазурина, на учреждение богадельни для служащих при монастыре в Реутове¹.

Примечательно, что умерший Мазурин оставил своему лакею 40 000 руб. Тот же, вскоре после получения причитающейся доли, три четверти неожиданно полученной суммы передал в пользу монастыря. При этом известно, что еще 6000 руб. им было пожертвовано в память своего бывшего хозяина на храм Московской духовной семинарии в Каретном ряду^[54][55]. Таким образом, будучи глубоко верующим человеком, Филиппов оставил себе чуть более 1/10 неожиданно полученных денег, а большую сумму отдал церкви. Этот факт интересен сам по себе. В историографии таких примеров нет, да и в художественной литературе подобных образов мы не найдем.

Категория мещан и цеховых лучше всего отражена материалами «Русских ведомостей» (более 90 из 185). Это объясняется тем, что на долю читателей газеты вообще приходится наибольшее количество пожертвований, по сравнению с читателями других газет.

Минимальным пожертвованием в категории почетных граждан было пожертвование Николаем Виноградовым, магистром богословия, одного рубля через контору «Московских ведомостей» на памятник Ю. Н. Говорухе-Отроку. Самым же большим пожертвованием было завещание А. К. Трапезникова, оставившего на благотворительные цели 450 000 руб.^[56]

Пожертвования священнослужителей составили довольно внушительную категорию. Здесь следует отметить, что в их числе были весьма высокопоставленные деятели. Например, митрополит Московский и Коломенский Сергий через Московское городское управление совершил четыре крупных пожертвования: дважды по 50 руб. на городские попечительства о бедных^[57], 100 руб. на раздачу милостыни перед праздником Пасхи^[58] и по завещанию оставил 525 000 руб. Синоду на основание больницы для раковых больных^[59].

Среди других высокопоставленных деятелей мы видим Амвросия, архиепископа Харьковского, и других. Но наибольшее количество пожертвований (6) было совершено о. Иоанном Кронштадтским:

• — 100 руб. на лечебницу им. кн. В. А. Долгорукова при комитете «Христианская помощь» Российского общества Красного Креста¹;
• — 1000 руб. на усиление средств Рогожского отделения общества трезвости^[60][61];
• — 1000 руб. на храм при богадельне ремесленного общества^[62];
• — 100 руб. на центральной полицейский приют для душевнобольных^[63];
• — 200 руб. на храм Преподобного Сергея Радонежского на Большой Дмитровке^[64];
• — 300 руб. на православный храм в Буэнос-Айресе^[65];

Некоторые пожертвования были сделаны праведным во время пребывания в Москве. Для нас важно отметить активное участие о. Иоанна Сергеева (Кронштадтского) в благотворительности в силу большого авторитета, который он имел в российском обществе того времени, и значения, которое он имеет для верующих россиян сейчас. Уже отмечалось, что по инициативе именно этого человека был открыт первый российский дом трудолюбия.

Некоторые провинциальные церкви, чьи «воззвания» публиковались на страницах московских газет, указывали, что в числе лиц, приславших пожертвования, находится тот или иной крупный церковный деятель. Так, церковь с. Новая Ситовка Липецкого уезда Тамбовской губернии указывала, что о. Иоанном Сергеевым (Кронштадтским) на нужды церкви пожертвовано 100 руб., а храм Пресвятой Богородицы, Святого Великомученика Прокопия и святителя и чудотворца Николая в Прокопиевско-Бельском погосте Боровичского уезда Новгородской епархии сообщил, что тем же лицом на нужды последней было пожертвовано 650 руб.

Подобное указание, как и простое сообщение, что тот или иной церковный иерарх благословил сбор пожертвований, к которому призывает «воззвание», поднимало авторитет конкретного храма и должно было привлечь жертвователей. Пастыри личным примером способствовали развитию благотворительности. В силу того, какое место они занимали в жизни верующих, их пожертвования должны были быть гласными. В некрологе протоиерея А. И. Любимова указывалось, что «во всех учреждениях, где трудился усопший, он и сам жертвовал, и привлекал других благотворителей»^[66].

Большинство пожертвований, совершенных представителями правящих династий, в рассматриваемый период было совершено в пользу пострадавших в трагедии на Ходынском поле. По официальным данным, во время инцидента и вскоре после него погибло 1360 чел., еще несколько сотен получили увечья. Пожертвования последовали сразу после несчастья.

Рис. 21. Маковский В. Е. Ходынка. 1897.

Рис. 22. Маковский В. Е. На Ваганьковском кладбище. Похороны жертв Ходынки. 1896−1901.

В числе первых жертвователей оказались приехавшие на коронацию представители правящих династий. Николай II и императрица Александра Федоровна пожертвовали по 10 000 руб. в пользу пострадавших на Ходынском поле. Впоследствии в пользу пострадавших они передали еще 90 000 руб., разослали тысячу бутылок мадеры для пострадавших по больницам. 19 мая императорская чета вместе с генерал-губернатором великим князем Сергеем Александровичем посетила Старо-Екатерининскую больницу, где были помещены раненые на Ходынском поле; 20 мая посетили Мариинскую больницу¹.

Благотворительность великого князя Сергея Александровича и его супруги Елизаветы Федоровны была постоянной. Последняя, помимо всего прочего, выступала активной устроительницей разного рода благотворительных мероприятий: уже говорилось, что организованный ей предпасхальный базар 1895 г. принес в деятельность московской благотворительности более 80 000 руб. Минимальным пожертвованием было 500 руб., переданные принцессой Е. Г. Саксен-Альтенбургской в пользу пострадавших на Ходынском поле^[67][68], максимальным — 12 648 руб. 80 коп., переданные великой княгиней Елизаветой Федоровной Елисаветинскому благотворительному обществу^[69].

Посмотрим, что собой представляли московские благотворители по сфере своей основной деятельности. Как правило, она обозначалась в газете следующим образом: «служащие предприятия», «врач», «студент», «гимназист» и т. д. В большинстве случаев профессия прослеживается довольно четко. Иногда она может быть реконструирована.

Так, если в качестве атрибутива фигурировал термин «купец», можно было предположить, что благотворитель занимался предпринимательской деятельностью, и т. д. Таким образом, были выявлены следующие атрибутивы: предприниматели, служащие, преподаватели (как школ, так и вузов), чиновники, артисты, врачи, литераторы, учащиеся (школ, гимназий, училищ, вузов), военные, инженеры, приказчики, прислуга, артельщики, мастера, рабочие.

Представители некоторых категорий в роли жертвователей выступили один или два раза. В связи с этим предстояло укрупнить категории на основе «профессиональной близости». Так, артисты, врачи, литераторы (интеллектуальные профессии) вошли в одну общую категорию, аналогично приказчики и прислуга (профессии, связанные с услужением), а также артельщики, мастера и рабочие составили категорию «неинтеллектуальные профессии». Возможным представляется объединение военных и инженеров, поскольку многие инженерные специальности проходили по военному ведомству, да и пожертвований, совершенных инженерами, было выявлено лишь пять. Кроме того, две сословные категории полностью совпадают с профессиональной деятельностью: представители правящих династий и священнослужители. Полученные данные представлены в табл. 56 прил. 1.

На первом месте по количеству, общей и средней суммам пожертвований стоит категория «предпринимателей». Наименьшими пожертвованиями в ней были указанные рублевые пожертвования купца Болотова, наибольшим — завещание Н. И. Боева. В общей сложности на долю предпринимательской благотворительности приходится более ³А суммы выборки и более половины сумм генеральной совокупности, т. е., финансовый вклад этой группы наиболее ощутим. Соответственно, вывод историографии о том, что в финансовом плане в деле благотворительности предпринимателям не было равных, еще раз подтвержден.

Этому способствовало и то, что в конце XIX в. именно предприниматели стали основным субъектом общественной жизни в городе. В их руках главным образом сосредоточилось управление столицей: «Должность городского головы искони считалась принадлежащей московскому купечеству, по праву или по преданию, и, если бывали исключения… то это было уступкой со стороны купечества или это случалось, когда… не было подходящего лица»¹.

Как известно, подобное положение зиждилось на экономической мощи указанной социальной группы. В свою очередь, благотворительность — возможно, уже по природе своей самая благородная составляющая общественной деятельности, к концу XIX в. была на виду. И хотя по числу пожертвований доля предпринимательской благотворительности не составляла абсолютного большинства, огромные суммы, передаваемые купцами на благие дела, обеспечивали постоянное внимание к этому социальному слою. Оно отразилось в той или иной степени в исследованиях, посвященных благотворительности в целом.

В то же время русское отношение к богатству как к чему-то неправедному влияло и на негативное восприятие предпринимательского слоя в глазах большинства современников. В этом плане показательны постоянные выпады памфлетистов «Московского листка» по адресу купечества.

Для нас интересен один материал, перепечатанный из «Мировых отголосков» в «Русском слове». В нем приведена характеристика современного московского купечества: «Теперешний московский купец не напивается, он пьет много и постоянно, но пьян не бывает… И он, и она состоят попечителями какого-нибудь общества, директорами консерватории или филармонического училища, а то имеют картинную галерею. В доме их бывают артисты, художники — все это, конечно, берет у хозяина в кабинете взаймы, маленькими суммами, но он вперед убежден, что их ему никогда не отдадут и записывает в расходе. Пятьдесят лет тому назад содержали странников и монашек — теперь артистов».

В конце очерка автор пишет, что в доме купца творятся адские злодейства и лишь изредка прокурору удается сорвать покров с этой тайны^[70][71]. Однако о каких злодействах велась речь, трудно сказать. Впрочем, некоторые стороны неофициальной жизни предпринимателей, в том числе и в деле благотворительности, зафиксированы мемуаристами.

Например, Н. А. Варенцов приводит такие факты благотворительности известного предпринимателя Д. Р. Вострякова: он «добился сделаться ктитором при Николаевском сиротском институте, сначала для получения орденов, для чего расположил к себе начальницу института, тратя большие деньги на церковное благолепие, но потом смекнул, что, кроме всего этого, можно извлекать от красавиц учениц этого института развлечение для себя: так, кончающим курс барышням-сиротам устраивал в своем доме обеды, после вез неопытных девочек кататься за город, что кончалось в загородных ресторанах, а потом некоторые из них попадали на дорожку кокоток…»¹.

Через все мемуары Н. А. Варенцова проходит крайне предвзятое отношение в Вострякову. Последний обвиняется в сознательном развращении Павла Герасимовича Хлудова, скончавшегося от разгульной жизни, с целью прибрать в свои руки наследство своего тестя Герасима Ивановича Хлудова.

Важно отметить, что Н. А. Варенцов и Д. Р. Востряков были конкурентами в предпринимательской сфере. Возможно, антипатия мемуариста способствовала подбору негативных фактов к описанию личности предприимчивого дельца. Но нельзя забывать о таком важном факторе личностного восприятия, как зависть. В данном случае зависть значительной части общества к успешным предпринимателям могла вызывать к жизни антикупеческие памфлеты, которые рисовали картины, воспринимаемые читателями как типичные^[72][73].

По количеству пожертвований за категорией предпринимателей шла категория священнослужителей. О ней уже было сказано.

На третьем месте стоит категория служащих. Минимальным пожертвованием в ней было пожертвование «служащими Московского международного торгового банка» 1 руб. 50 коп. через редакцию «Русских ведомостей» «в пользу Коноваловых»^[74], максимальным — пожертвование директором-распорядителем Северного страхового общества Д. И. Морозовым 12 000 руб. Московскому университету для устройства общежития для недостаточных студентов^[75].

На четвертом месте по многочисленности стоит категория преподавателей. Минимальным здесь было упомянутое пожертвование магистра богословия Виноградова, а максимальным — 100 000 руб. профессора А. М. Макеева на нужды церкви и дома при ней при клиниках Московского университета на Девичьем поле¹.

Столько же (90 пожертвований) было совершено чиновниками. Минимальным здесь было пожертвование от агентов Тверского земского страхования через контору «Русских ведомостей» — 2 руб. в пользу бедных^[76][77]; самым крупным — пожертвование А. К. Медведниковой, вдовы коммерции советника, усадьбы стоимостью в 400 000 руб. Попечительству о бедных духовного звания^[78].

Вообще наиболее крупные суммы были переданы на благотворительность чиновниками, выходцами из предпринимательского сословия — мануфактури коммерц-советниками (Ермаковы, Лямины и т. д. — об их благотворительности подробно рассказывает монография Г. Н. Ульяновой). По этой причине и средняя сумма пожертвований чиновников в целом весьма близка к категории предпринимателей. Самым маленьким пожертвованием в этой категории было уже упомянутое пожертвование В. и Г., врачей из Ярославля. Самым большим — завещание врача, действительного тайного советника И. Н. Таирова, — 16 000 руб. Московскому университету^[79] на основание двух стипендий его имени без различия факультетов и происхождения студента.

Категория «учащиеся» достаточно малочисленна, причем среднее пожертвование — второе по малочисленности. Самым маленьким было пожертвование гимназиста 7 класса, передавшего через контору «Московских ведомостей» 30 коп. на нужды пострадавших от наводнения в Сербии^[80]. Самым крупным было пожертвование студентами московского технического училища через контору «Русских ведомостей» 90 руб. 45 коп. в фонд на открытие школы им. Н. Н. Златовратского на его родине^[81].

Среди военных самым маленьким пожертвованием было пожертвование полковника Окулич-Казарина, самым большим — пожертвование генерала кн. Д. А. Лобанова-Ростовского — 2 500 руб. Александровскому убежищу увечных воинов^[82] на стипендию имени отца жертвователя.

За военными идет категория «члены правящих семей», о которой речь уже шла.

В категории «приказчики и прислуга» самым маленьким пожертвованием среди служащих стали присланные «горничной Сашей» в контору «Русских ведомостей» 50 коп. в пользу столовых для детей переселенцев¹, самым большим — уже упомянутое пожертвование Филиппова, лакея К. С. Мазурина^[83][84].

Последняя категория, в которую вошли артельщики, рабочие и мастера, не только наиболее малочисленная, но и отмеченная наименьшей из всех средней суммой пожертвований. Самым маленьким пожертвованием, совершенным представителями категории, стала передача 2 руб. 30 коп. мастером П. С. Кастелиным через редакцию «Московского листка» на построение православного храма в Буэнос-Айресе^[85]; самым крупным — передача «работающими на бумаго-прядильной фабрике товарищества Шуйской мануфактуры» через редакцию «Русских ведомостей» 26 руб. в пользу пострадавших на Ходынском поле.

Таким образом, самыми состоятельными жертвователями (по среднему размеру пожертвований) были предприниматели и чиновники (близкие часто и по социальному происхождению), за ними следовали военные и инженеры, затем священнослужители и т. д.

Если рассматривать социальный и профессиональный состав благотворителей раздельно по группам крупных и мелких пожертвований, то удельный вес категорий в них будет различным. Данные представлены в табл. 6а прил. 1.

Без вычисления процента видна абсолютная доля каждой группы в мелкой и крупной благотворительности. Так, в сословном плане в мелкой благотворительности (а она в количественном плане значительно превосходила крупную), превалируют пожертвования от мещан и цеховых. За ними идут пожертвования священнослужителей, почетных граждан, дворян, купцов, крестьян.

В крупной благотворительности значительно превалируют пожертвования почетных граждан, за ними идут даяния дворянства, купечества, священнослужителей и т. д.

Небольшая доля крестьян и в том, и в другом случае объясняется несколькими причинами. Во-первых, основную массу выявленных пожертвований составляют суммы, присланные читателями в редакции московских газет, т. е. людьми, читающими газеты, а процент грамотных у крестьян был значительно ниже, чем у других слоев^[86]. Во-вторых, крестьяне как сословие, в среде которого сохранились наиболее традиционные формы благотворительности, отдавали предпочтение милостыне как форме помощи.

Мы видим, что доля профессий в мелкой и крупной благотворительности также различна (см. табл. 66 прил. 1). Так, в мелкой благотворительности первое место (пятую часть от общего количества) занимают служащие, а в крупной эта категория занимает предпоследнее место. В группе крупных пожертвований более половины приходится на категорию «предприниматели», а в группе мелких пожертвований она стоит лишь на шестом месте.

Небольшой вес категорий «приказчики и прислуга», «артельщики, мастера, рабочие» объясняется несколькими причинами. Во-первых, небольшой зарплатой (по сравнению с интеллектуальными профессиями). Например, задачей рабочих было прежде всего обеспечить себя и своих близких. По этой причине все пожертвования этой категории были сделаны коллективно — средств рабочих было недостаточно для существенной помощи. Во-вторых, менталитета значительной части представителей этих категорий близок крестьянскому сознанию. Соответственно, на объем пожертвований влияли те же причины, что у крестьян.

После определения долей разных сословных и профессиональных категорий в благотворительности можно приступить к рассмотрению вопроса о том, какие именно направления благотворительности существовали в конце XIX в.; какие из них были более, а какие — менее популярны.

• [1] В контору газеты «Русские ведомости» // Русские ведомости. 16.03.1897. № 74.С. 4. После «Биржевой хроники».
• [2] 17 февраля // Московский листок. 19.02.1897. № 50. С. 2. Московская жизнь.
• [3] Остальная часть пожертвований (48%) приходится на пожертвования, подписанные инициалами, несклоняемыми фамилиями и т. п.
• [4] Эта сумма не была включена в базу данных «Благотворители», поскольку вопросо завещании Ермакова только обсуждался. В «Новостях дня» значилось, что покойныйоставил городу три дома и три миллиона рублей разделил поровну между наследникамии благотворительными организациями. См. Покойный Ф. Я. Ермаков // Новости дня. 29.06.1895. С. 2. Московские новости.
• [5] Дело о духовных завещаниях Ф. Я. Ермакова и Г. В. Грудева // Московский листок. 01.05.1896. № 121. С. 3. Судебные вести; Дело о духовном завещании действительногостатского советника Ф. Я. Ермакова // Московский листок. 26.02.1897. № 57. С. 3. Судебные вести.
• [6] Московская судебная палата // Русские ведомости. 24.02.1896. № 54. С. 3. Судебные ведомости.
• [7] Дом трудолюбия им. Г. В. Грудева // Московские ведомости. 17.02.1898. № 47.С. 2. Московская жизнь.
• [8] Мясоедов А. А. Бездомная роль // Новости дня. 03.02.1895. № 4183. С. 1.
• [9] Под флагом благотворительности // Московские ведомости. 09.04.1898. № 96.С. 3. Маленькая хроника.
• [10] Благотворительный базар // Московские ведомости. 21.03.1895. № 79. С. 4. Московская жизнь; Список лиц // Русские ведомости. 26.03.1895. № 84. С. 2. Официаль-
• [11] ный отдел; Список лиц … // Московский листок. 26.03.1895. № 85. Перед «Экстреннойпочтой»; Благотворительный базар // Новости дня. 26.03.1895. № 4234. С. 2. Московские новости.
• [12] Музыкально-литературный вечер (Праздничный сон) // Новости дня. 12.04.1897.№ 4977. С. 2.
• [13] Прохорова В. И. Четыре друга на фоне столетия. М., 2012. С. 296—297.
• [14] Веселая благотворительность // Московские ведомости. 03.11.1898. № 303. С. 5. Дневник печати.
• [15] Дневник майора Бревнова // Московский листок. 03.02.1896. № 34. С. 3. Памфлет.
• [16] От конторы «Русских ведомостей» // Русские ведомости. 14.04.1896. № 102. С. 5. После «Биржевой хроники».
• [17] Свербеев М. Московская благотворительность // Русское слово. 01.04.1895. № 88.С. 1.
• [18] А. Л. Беренштам (некролог) // Новости дня. 30.01.1896. № 4541. С. 2. Перед"Московскими новостями".
• [19] Фигаро из Сущева. Праздничный калейдоскоп // Московский листок. 06.04.1895.№ 95. С. 3. Памфлет.
• [20] Замена визитов денежными пожертвованиями // Новости дня. 13.04.1898.№ 5339. С. 2. Хроника городских происшествий.
• [21] От конторы редакции «Русских ведомостей» // Русские ведомости. 21.01.1896.№ 21. С. 4. После «Биржевой хроники».
• [22] Протоиерею Константину Изразцову // Новости дня. 16.09.1897. № 5132. С. 2. Хроника городских происшествий.
• [23] В контору редакции газеты «Русские ведомости» // Русские ведомости. 10.06.1896.№ 158. С. 4. После «Биржевой хроники»; В контору редакции газеты «Русские ведомости» // Русские ведомости. 16.03.1897. № 74. С. 5. После «Биржевой хроники»; В конторуредакции газеты «Русские ведомости» // Русские ведомости. 21.01.1896. № 2. С. 5. После"Биржевой хроники"; В контору редакции газеты «Московский листок» // Московскийлисток. 26.10.1895. № 298. С. 2. Перед «Московской жизнью».
• [24] Андреева-Бальмонт Е. А. Воспоминания. М., 1996. С. 230.
• [25] От конторы «Русских ведомостей» // Русские ведомости. 14.04.1896. № 102.После «Биржевой хроники».
• [26] Разрешено… // Новости дня. 08.01.1895. № 4158. С. 2. Московские новости;Крупное пожертвование // Московский листок. 09.01.1895. № 9. С. 2 Московскаяжизнь; Крупное пожертвование // Московский листок. 31.05.1895. № 150. С. 2 Московская жизнь; Об открытии вчерашнего // Русские ведомости. 31.05.1895. № 148. С. 2. Московские вести; Заседание городской думы // Русское слово. 31.05.1895. № 145. С. 2. Московские вести. Вообще Бахрушинский приют — заведение легендарное. Основан он был как бесплатный детский приют для бедных и сирот православного вероисповедания. Мальчикиоканчивали здесь начальную школу и обучались ремеслам: электромеханике (!) и художественно-слесарному делу. По проекту архитектора Карла Гиппиуса был выстроеннастоящий детский городок, состоящий из шести отдельных домиков на 20—25 чел.каждый. Центром приюта была церковь во имя Живоначальной Троицы.
• [27] В контору «Московских ведомостей» // Московские ведомости. 21.11.1896. № 321.С. 1. Объявления; В контору «Московского листка» // Московский листок. 19.10.1895.№ 291. С. 2. Перед «Московской жизнью».
• [28] В контору «Русских ведомостей».. // Русские ведомости. 23.11.1897. № 324. С. 4. После «Биржевой хроники».
• [29] Ульянова Г. Н. Благотворительность московских банков… С. 119—141.
• [30] Отчет Товарищества на паях Прохоровской Трехгорной мануфактуры // Московские ведомости. 06.06.1897. № 183. С. 1. Объявления; Прохоровская Трехгорная мануфактура // Новости дня. 09.07.1897. № 5603. С. 2. Хроника городских происшествий.
• [31] Московская городская дума // Московские ведомости. 08.10.1897. № 277. С. 2. Московская жизнь.
• [32] От конторы «Русских ведомостей» // Русские ведомости. 12.01.1897. № 12. С. 4. Пожертвования // Новости дня. 14.5.1895. № 4282. С. 2. Хроника городских происшествий.
• [33] В контору «Московского листка» // Московский листок. 18.09.1897. № 260. С. 2. Перед «Московской жизнью».
• [34] Миронов Б. Н. Социальная история… Т. I. С. 80—81.
• [35] Так, даже юридически дворянство распадалось на потомственное и личное, духовенство — на белое и черное, а в городское сословие входили купцы (разделявшиесяс 1863 г. на две гильдии), мещане, цеховые, почетные граждане (личные и потомственные). Что касается цеховых, то эта социальная прослойка в рассматриваемый периодпрактически не отделялась от мещанства, и лишь формально-юридически отделяласьот него.
• [36] Даже в специальных пособиях рекомендуются именно 10% выборки. См., например: Изместьева Т. Ф. Выборочный метод // Количественные методы в историческихисследованиях. М., 1984. С. 127.
• [37] Всероссийская перепись населения Российской империи 1897 г. Т. XXIV. Московская губерния. М., 1903/1905. С. 60—97.
• [38] Подкинутые дети // Московский листок. 30.03.1900. № 90. С. 2.
• [39] В контору // Московские ведомости. 02.12.1897. № 332. С. 1. Объявления; От конторы… // Русские ведомости. 14.07.1896. № 192. С. 4. После «Биржевой хроники»; От Московского городского головы // Русские ведомости. 25.04.1895. № 112. С. 1. Московские вести; От конторы … // Русское слово. 18.09.1897. № 250. С. 1. Объявления.
• [40] Императорский московский университет // Московские ведомости. 13.01.1895.№ 13. С. 4. Московская жизнь.
• [41] Акт в Московском университете // Московские ведомости. 13.01.1898. № 13.Московская жизнь.
• [42] От попечительницы… // Московские ведомости. 23.05.1896. № 140. С. 1. Объявления; От попечительницы… // Московский листок. 23.05.1896. № 143. С. 1. Объявления.
• [43] По завещанию… //Московский листок. 23.03.1895. № 82. С. 2. Перед «Московскойжизнью»; В распоряжение московского дворянства // Русские ведомости. 29.03.1895.№ 87. С. 3. Московские вести; Чрезвычайное Московское губернское дворянское собрание // Московские ведомости. 18.04.1895. № 105. С. 4. Московская жизнь.
• [44] Открытие Дома призрения им. М. Ф. Оболонской // Московские ведомости.19.01.1896. № 19. С. 3. Московская жизнь.
• [45] Справочник по учреждениям московского дворянства. М., 1914.
• [46] В контору… // Московские ведомости. 03.03.1898. № 61. С. 1. В контору… //Московские ведомости. 07.06.1896. № 154. С. 1.
• [47] Общество призрения, воспитания и обучения слепых детей // Русские ведомости.17.02.1897. № 46. С. 2. Московские вести.
• [48] Крупное пожертвование // Московские ведомости. 29.06.1895. № 176. Московская жизнь.
• [49] По духовному завещанию // Русские ведомости. 07.06.1895. № 155. С. 2. Московские вести; Яузское отделение… // Новости дня. 03.07.1895. № 4332. С. 2. Московскиеновости.
• [50] Пожертвования // Русское слово. 20.04.1898. № 109. С. 2. Московские вести.
• [51] От конторы … // Русские ведомости. 19.11.1895. № 320. С. 4. Московские вести.
• [52] С 14-го февраля // Русские ведомости. 18.02.1895. № 48. С. 2. Московские вести. Известно, что всего пособий было выдано 944 семействам на сумму 2490 руб. 60 коп.(каждое — от 1 до 6 руб.) Это проценты с капиталов, пожертвованных Алексеевым, Нестеровой, Котельниковой, Ваныкиным, Щенниковой, Мухиным и др. См. Московскоймещанской управою // Русские ведомости. 31.03.1895. № 89. С. 3. Московские вести.
• [53] В контору … // Русские ведомости. 01.04.1895. № 90. С. 3. Московские вести.
• [54] Филиппов Г. // Новости дня. 28.01.1895. № 4177. С. 2. Московские новости.
• [55] В память Константина Сергеевича Мазурина // Московский листок. 15.04.1896.№ 105. С. 2. Перед «Экстренной почтой».
• [56] По завещанию… // Московский листок. 17.10.1895. № 289. Московская жизнь.С. 2.
• [57] Исполняющий обязанности городского головы // Русские ведомости. 03.05.1895.№ 120. С. 3. Московские вести; Московская городская дума // Московские ведомости.03.04.1896. № 90. С. 3. Московская жизнь.
• [58] Московская городская дума // Московские ведомости. 22.03.1895. № 80. С. 3. Московская жизнь.
• [59] К кончине митрополита Сергия // Московские ведомости. 15.02.1898. № 46.С. 2. Московская жизнь. Об этом же см.: Как уже известно // Новости дня. 21.04.1898.№ 5346. С. 2. Хроника городских происшествий.
• [60] Пожертвование // Московские ведомости. 04.03.1895. № 62. С. 2. Московскаяжизнь.
• [61] В Рогожское отделение общества трезвости // Новости дня. 24.09.1896. № 4777.С. 2. Хроника городских происшествий.
• [62] Пожертвование // Московские ведомости. 21.08.1897. № 231. С. 1. Московскаяжизнь.
• [63] На устройство центрального полицейского приюта // Новости дня. 07.09.1897.№ 5123. С. 2. Хроника городских происшествий.
• [64] В контору «Московских ведомостей» // Московские ведомости. 24.09.1897.№ 263. Объявления.
• [65] Пожертвования // Московские ведомости. 13.12.1897. № 343. С. 1. Московскаяжизнь.
• [66] Протоиерей А. И. Любимов // Московский листок. 07Л0.1897. № 279. С. 3. Скорбный лист.
• [67] Государь Император у постели больных // Московский листок. 21.05.1896. № 141.С. 2.
• [68] Московская городская дума // Московские ведомости. 31.05.1896. № 147. С. 3. Московская жизнь
• [69] В Елисаветинское благотворительное общество // Новости дня. 22.04.1896.№ 4622. С. 2. Хроника городских происшествий.
• [70] Голицын В. М. Москва в семидесятых годах // Голос минувшего. М., 1919. С. 138.
• [71] Из «Мировых отголосков».. // Русское слово. 02.04. 897. № 88. С. 3. Из газети журналов.
• [72] Баренцев Н. А. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое. М., 1999. С. 257.
• [73] Некоторое время назад автором была предпринята попытка объяснить существование в русской классической литературе негативных купеческих образов. В результатебыл сделан вывод, что в литературе «досталось» всем сословиям без исключения, а негативные купеческие образы вошли в обывательское сознание в силу психологическихособенностей русской читающей публики. Не последнюю роль в этом играло неприятиябогатства и связь его с неправедностью. См.: Богданов В. П. Купеческие образы в русскойлитературе // Диалог со временем. 2015. № 52, с. 193—222.
• [74] От конторы // Русские ведомости. 03.03.1896. № 62. С. 4. После «Биржевой хроники».
• [75] Устройство общежития для недостаточных студентов // Московский листок. 10.12.1897. № 343. С. 2. Московская жизнь; Директор-распорядитель… // Новости дня. 22.03.1898. № 5318. С. 2. Хроника городских происшествий.
• [76] Отчет университета за 1895 г. // Русское слово. 12.01.1896. № 11. С. 2. Московские вести.
• [77] От конторы… // Русские ведомости. 14.04.1896. № 102. С. 5. После «Биржевойхроники».
• [78] Очень крупное пожертвование // Новости дня. 02.06.1895. № 4301. С. 2. Московские новости.
• [79] Московский университет // Московские ведомости. 13.01.1898. № 13. С. 3. Университетские известия.
• [80] В контору «Московских ведомостей» // Московские ведомости. 21.11.1896. № 321.С. 1. Объявления.
• [81] От конторы… // Русские ведомости. 21.12.1897. № 352. С. 5. После «Биржевойхроники».
• [82] Нам сообщают // Русские ведомости. 14.08.1896. № 223. С. 5. Московские вести.
• [83] От конторы «Русских ведомостей» // Русские ведомости. 10.06.1896. № 158. С. 5. после «Биржевой хроники».
• [84] Г. Филиппов // Новости дня. 28.01.1895. № 4177. С. 2. Московские новости.
• [85] Контора «Московского листка» // Московский листок. 06.10.1897. № 278. С. 2. перед «Московской жизнью».
• [86] Так, по переписи 1897 г. грамотных крестьян показано 315 474 чел. (48%), а неграмотных —347 179 (52%), в то время как у городских слоев (почетных граждан, купцов, мещан и пр.) соответственно 182 206 (68%) и 87 157 (32%). См.: Всероссий-