Д. Римский мир до Цезаря

Греческая наука удержалась и в позднейшие десятилетия II в. в Александрии и в других странах эллинизма; с другой стороны, с тех пор как Греция сделалась римской провинцией (146 г. до нашей эры), ее наука проникла в Рим и получила возможность использовать государственный аппарат Римской империи. Греческие ученые продолжали старую традицию, римское государство обеспечивало безопасность путешествия во всех своих частях и само доставляло географические материалы. Участие самих римлян в занятии наукой было ничтожно и носило, можно сказать, подчиненный характер.

Знание пространства до Цезаря, т. е. до середины первого столетия, оставалось ограниченным средиземными странами. Более точное знание относилось сначала главным образом к западному бассейну Средиземного моря: северная Италия, южная Франция, Испания. Позднее к этому присоединилось знакомство с Македонией, Далмацией, странами Нижнего Дуная и, в связи с войнами Митридата, с северным берегом Малой Азии (Понт), Арменией и Закавказьем. На Тунис и Алжир пролили более яркий свет войны с Югуртой. Сципион продвинул знакомство с Испанией далеко в глубь страны. Южная Франция в 123 г. до нашей эры сделалась римской провинцией.

За пределами границ империи знание сделало незначительные успехи. Можно упомянуть собственно только о путешествиях Евдокса Кизикского, который принимал участие в экспедиции, отправившейся из Египта в Индию с целью открытий, совершил позднее, приблизительно в 112 г. до нашей эры, второе путешествие туда же, а затем еще позднее проехал небольшое расстояние к югу вдоль западного берега Африки.

Я уже упоминал о критике, которую Гиппарх, величайший астроном древности (между 150 и 126 гг. до нашей эры), дал на карту Эратосфена и определил эту критику как преувеличение принципа точности (на его ошибочную концепцию картины земли мне еще придется указывать); его положительная заслуга перед географией заключается в заострении методов астрономического определения места географической точки и в разработке вспомогательных таблиц для вычисления места. Но его надежда на то, что астрономические определения, особенно определение географических долгот, будут предприняты в более обширных размерах, не оправдалась, и лишь с течением столетий его старания принесли пользу. Действительного успеха достигла только полевая съемка, благодаря тому, что к римским войскам прикомандировывались мензоры, которые измеряли длину пройденных дорог, а затем эти измерения заносились на итинерарии, которые, по-видимому, имели частью форму таблиц, частью форму карт (Itineraria picta). Ссылаясь на них, Полибий, в полную противоположность Гиппарху, требовал, может быть, менее научно, но зато с большим практическим смыслом, чтобы карты составлялись на основании измерения дорог. Место мер земли, предложенных Эратосфеном, занимают теперь новые меры Посидония. Этот последний будто бы произвел градусное измерение между островом Родосом и Александрией; но трудно представить себе, как он мог это сделать, и поэтому, пожалуй, можно присоединиться к предположению, что речь идет вообще не о настоящем измерении, а о фиктивном школьном примере, который впоследствии был ошибочно принят за новое измерение. Можно думать также, что те слишком мелкие меры, которые фигурируют в позднейшей литературе в качестве мер Посидония, попали туда вследствие невнимательности переписчиков.

К этому периоду относится создание глобуса, который был изготовлен по приказу грамматика Кратеса Малосского, чтобы демонстрировать на нем скитания Одиссея и Менелая, а Гиппарх начертил первую проекцию карты с целью, по возможности, уменьшить искажения, проистекающие из шарообразной формы земли.

По отношению к эратосфеновскому изображению земли проявился такой же скептицизм, какой несколькими столетиями раньше существовал по отношению к изображению ионийских географов.

Этот скептицизм исходил не только со стороны Гиппарха, но также и со стороны историков, как Полибий и др., проповедовавших ограничение тем, что действительно известно. Однако окончательно умозрение не могло быть вытеснено, продолжали спорить и о правильности океанической концепции земли, на защиту которой выступал Посидоний, или континентальной, которая нашла себе других защитников.

Значительный прогресс совершился в учении о климате. Сведения о том, что по ту сторону пустыни находятся обитаемые земли, подтверждались все больше, и Посидоний отвел в горячей или сожженной зоне на экваторе некоторое место для более сырой прохладной зоны, различая таким образом уже семь климатических зон. Он делал сильное ударение на значении климата для человека, однако большое различие, установленное между индусами и их культурой и живущими под той же широтой эфиопами, служило для него предостережением против того, чтобы придавать климату такое всеобъемлющее значение.

В остальном знание природы обогатилось отдельными наблюдениями, но основательных успехов не сделало.

В споре географических направлений в эту эпоху первенство получает страноведческое направление путешественников. Гиппарх, несмотря на его критику географии Эратосфена, вообще не считался Страбоном за географа, и, пожалуй, можно сказать, что в эту эпоху завершилось размежевание астрономии и географии. От географа требуют теперь собственного опыта в путешествиях; историк Полибий порицает Тимея за то, что он писал, не имея такого опыта; сам же он совершил несколько больших путешествий, не с целью собственно исследований, но с целью самообучения и для приобретения живых впечатлений. Подобно своему предшественнику Геродоту, он вплетает в исторический рассказ географические описания, а в 34-й книге своего большого исторического труда, которая, к сожалению, была потеряна, он дал географический обзор земли, который, вероятно, сопровождался картой. От своих предшественников в страноведении он отличается высоким критицизмом, иной раз он даже страдал излишком критицизма, объявляя, например, вымыслом сообщения Пифея. Так как он писал свое произведение через много лет после окончания своих путешествий, в старческом возрасте, то он впал в некоторые ошибки. Сочинения Апполодора и Артемидора Эфесского, которыми часто пользовался Страбон, были непосредственно географическими, а стоик Посидоний из Апамеи (135—150 гг. до нашей эры), которого все больше признают за одного из величайших ученых древности, написал, наряду со своим большим историческим произведением, задуманным как продолжение труда Полибия со многими географическими вставками, книгу об океане, которая, по-видимому, была универсальной географией. Она продолжала труд Эратосфена и была богата хорошими замечаниями по физической географии, частью основанными на собственных наблюдениях. Хорошим специальным произведением является перипл Красного моря, составленный Агатархидом Книдским, он содержит первое более подробное описание земли Савской в Южной Аравии.