Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Вторая мировая война в глобальном и региональном измерении

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Политическому и военному руководству СССР не удалось адекватно оценить назревающую угрозу и подготовить Вооруженные силы к отражению агрессии. Существенной ошибкой того времени, из которой вытекали многие другие, были просчеты как в определении сроков вероятности нападения немецко-фашистских войск, так и в прогнозе определения наиболее направления главного удара противника. И. В. Сталин был… Читать ещё >

Вторая мировая война в глобальном и региональном измерении (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ УРОКИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ В СВЕТЕ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ ОБЕСПЕЧЕНИЯ МЕЖДУНАРОДНОЙ И НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ.

Вопрос о военно-политических уроках Великой Отечественной войны остается чрезвычайно сложным. Их понимание зависит, в том числе, от времени, от готовности людей учиться у истории, от идеологических пристрастий властвующей политической элиты. Часто в современной литературе приводятся слова из эссе «Случай добровольного невежества» (1959) английского писателя Олдоса Леонарда Хаксли (1894—1963): главный из всех уроков истории заключается в том, что люди не слишком многое извлекают из уроков истории. Сама эта мысль впервые встречается у немецкого философа Георга Фридриха Гегеля во введении, которое он написал к своим «Лекциям по философии истории» (1832): «Правителям, государственным людям и народам с важностью советуют извлекать поучения из опыта истории. Но опыт и история учат, что народы и правительства никогда ничему не научались из истории и не действовали согласно урокам, которые из нее можно было бы извлечь»[1].

На этом цитату, как правило, обрывают. Между тем Гегель далее пишет: «Каждая эпоха является настолько индивидуальным состоянием, что в эту эпоху необходимо и возможно принимать лишь такие решения, которые вытекают из самого этого состояния… В сутолоке мировых событий не помогает общий принцип или воспоминание о сходных обстоятельствах, потому что бледное воспоминание прошлого не имеет никакой силы по сравнению с жизненностью и свободой настоящего»[2].

Следовательно, дело не в том, что история ничему не учит, а в том, что в сутолоке спешных решений и «бледных воспоминаний» о прошлом (иначе — плохих знаний) ее поучения не умеют сопоставить с настоящим и будущим.

Убеждение, будто история ничему не учит, является внутренне противоречивым. Прошлое как раз и исследуется главным образом для того, чтобы лучше понимать настоящее и будущее. Другое дело, что «уроки» прошлого, как правило, неоднозначны. И служат они по-разному.

В приветствии участникам и гостям международной конференции «Победа над фашизмом в 1945 г.: ее значение для народов СНГ и мира» президент России Дмитрий Медведев заявил: «Вторая мировая война обернулась катастрофическими последствиями для мира и стала суровым предостережением всему человечеству. Победа над нацизмом была одержана усилиями всех народов бывшего СССР, стран антигитлеровской коалиции, и привела к сплочению мирового сообщества против общей угрозы. И сегодня наша совместная задача — сделать все, чтобы уроки войны служили предотвращению новых глобальных вызовов, а обращение к истории тех лет не разъединяло, а объединяло страны и народы на основе общих гуманистических ценностей».

Победа в Великой Отечественной войне должна была, казалось, в силу своей цены навеки запечатлеться в сердцах детей, внуков, правнуков и праправнуков советских людей. Но идет время, и потомки участников Великой Отечественной войны все меньше и меньше знают и помнят о подвиге своих дедушек и бабушек.

Неслучайно, выступая на торжественном вечере, посвященном 65-летию освобождения Белграда от фашистских захватчиков, президент России заострил внимание на этой проблеме. Он сказал: «Мы, дети и внуки отстоявших для нас право жить в свободном мире, обязаны хранить правду об этой войне. Тем более когда сегодня предпринимаются многочисленные попытки перелицевать эту историю, извратить саму суть событий того периода и представить захватчиков спасителями, палачей — патриотами, а освободителей — чуть ли не оккупантами. Такое забвение уроков войны очень опасно. Спекуляция на этих темах способна разжечь недоверие и вражду между народами, что неоднократно бывало в истории человечества. И об этой угрозе нельзя забывать. Мы будем делать все для того, чтобы не допустить подобного развития событий».

Легкомысленное забвение истории Великой Отечественной войны, ослабленная память о прошлом, малая емкость и дисфункции исторической и политической памяти, к сожалению, стали реальностью нашего сегодняшнего бытия.

«Если не забывать войну, появляется много ненависти. Когда войну забывают, начинается новая», — так говорили древние.

Каковы же военно-политические уроки Великой Отечественной войны? Начинается ли новая война, когда забывается прошлая?

Сформулируем несколько актуальных уроков Великой Отечественной войны в контексте проблем безопасности.

I урок. Между политикой и безопасностью существует тесная и непосредственная связь.

Во-первых, именно потребность в безопасности советского государства и общества является важнейшей причиной содержательного изменения как внутренней, так и внешней политики СССР накануне Великой Отечественной войны, в ходе ее и после ее окончания.

Опасности и угрозы, направленные на государство, личность, на сообщество людей стимулируют необходимость в координации условий человеческой общности, в создании специальных способов и институтов регулирования общественных отношений. Политика выступает инструментом, обеспечивающим выживаемость государства и человека, их самосохранение; стремление человека к безопасности, как и всегда в истории, является источником политики государства.

Во-вторых, Великая Отечественная война выявила, что у политики и безопасности общее ценностное содержание. Безопасность — это не только базовая потребность, но и важнейшая ценность, норма бытия, объект человеческих желаний. Высшие ценности: материальное благосостояние общества и его стабильность, национальная безопасность, свобода и конституционный порядок — отражают фундаментальные потребности и отношения людей.

Раз это так, то, следовательно, как всякая жизненно важная ценность, безопасность, требует общественной регуляции. На основе целостных представлений о безопасности в сфере политики должны осуществляться и развертываться системы нормативного контроля и соответствующие политические институты. С их помощью и обеспечивается объединение разрозненных усилий индивидов, различных социальных групп и слоев общества для решения общих задач.

В-третьих, Великая Отечественная война убедительно доказала, что безопасность не только является основой стратегического, долгосрочного целеполагания, но и должна выполнять немаловажную роль повседневного ориентира в социальной реальности. Поэтому в реальной политике требуется постоянное сопоставление целей политики с идеалами безопасности, соотнесение между собой и корректировка исходных (начальных) промежуточных и конечных политических целей и интересов безопасности общества, личности и государства.

II урок. Один из главных уроков состоит в том, что борьба с военной опасностью должна вестись, пока война еще не началась. Война начинается там и тогда, когда политика в той или иной форме требует военного конфликта, а противодействующие политические силы не могут его предотвратить.

Эта борьба с войной должна осуществляться коллективными усилиями миролюбивых государств, народов, всех, кому дороги мир и свобода. Сегодня понятно, что Вторая мировая война не была фатально неотвратима. Ее можно было предупредить, если бы западными странами не были допущены роковые политические ошибки и стратегические просчеты. Безусловно, непосредственный виновник войны — германский фашизм. Именно на нем вся полнота ответственности за ее развязывание. Однако и западные страны своей близорукой политикой умиротворения, стремлением изолировать Советский Союз и направить экспансию на Восток создали условия, при которых война стала реальностью.

Наиболее яркими подтверждениями такой позиции этих стран являются «Мюнхенский сговор» 1938 г. и молчаливое согласие западных держав на аншлюс Австрии к Германии. Об этом же свидетельствует отношение Англии и Франции к военным переговорам с Советским Союзом, начавшимся летом 1939 г. Переговоры вели лица, не наделенные должными полномочиями для подписания серьезных договоренностей. Одновременно с переговорами в Москве английская дипломатия вела секретные переговоры с Германией. Переговоры с Москвой рассматривались английским правительством как средство давления на Берлин. Это подтверждают и надежды правящих кругов западных держав на то, что Германия и Советский Союз, столкнувшись друг с другом, истощат себя и не будут представлять опасности для Запада.

Не снимая ответственности с Англии и Франции за нереализацию идеи коллективной безопасности в Европе, необходимо помнить, что своим двойственным политическим курсом Советский Союз в немалой степени способствовал возникновению враждебности к себе не только со стороны правительств западных демократий, но и их общественности. Недоверие и взаимонепонимание порождались также ошибками советского руководства, например, недооценкой в 1920 — начале 1930;х гг. фашистской угрозы, что привело к расколу рабочего и демократического движения в результате деятельности Коминтерна.

Таким образом, оценивая действия сторон в 1939 г., следует отметить, что ответственность за то, что была упущена возможность создания системы коллективной безопасности в Европе и тем самым предотвращения развязывания Второй мировой войны, ложится как на Англию и Францию, так и на Советский Союз. В целом в предвоенный период взаимоотношения между державами складывались в атмосфере недоверия и тайных замыслов, при этом каждая из сторон пыталась решить свои проблемы за счет других. В итоге в выигрыше оказался фашистский рейх, избежавший войны на два фронта и приступивший к реализации своих планов по территориальным захватам в Европе.

III урок. Эффективность противостояния военным угрозам определяется согласованностью военно-политической и военно-стратегической деятельности руководства страны.

Политическому и военному руководству СССР не удалось адекватно оценить назревающую угрозу и подготовить Вооруженные силы к отражению агрессии. Существенной ошибкой того времени, из которой вытекали многие другие, были просчеты как в определении сроков вероятности нападения немецко-фашистских войск, так и в прогнозе определения наиболее направления главного удара противника. И. В. Сталин был убежден, что гитлеровцы в войне с Советским Союзом будут стремиться в первую очередь овладеть Украиной, Донецким бассейном, чтобы лишить нашу страну важнейших экономических районов и захватить украинский хлеб, донецкий уголь, а затем и кавказскую нефть. При рассмотрении оперативного плана весной 1941 г. он говорил: «Без этих важнейших жизненных ресурсов фашистская Германия не сможет вести длительную и большую войну»[3]. В действительности гитлеровское верховное командование в июне 1941 г. сосредоточило и ввело в действие самые мощные сухопутную и воздушную группировки на западном, а не на юго-западном стратегическом направлении. С этим были связаны недостатки в подготовке к отражению первых вражеских ударов.

Ошибкой было также решение о сосредоточении государственных стратегических резервов по боеприпасам, горючему, продовольствию и вещевому снабжению в приграничных западных округах. Быстрый прорыв фронта нашей обороны привел к тому, что противник в короткий срок захватил материально-технические запасы округов, что резко осложнило снабжение войск и мероприятия по формированию резервов.

Сегодня у нас имеются факты, свидетельствующие о предупреждении готовящегося нападения на СССР, о сосредоточении войск на наших границах. Но нет ничего проще, чем, когда уже известны все последствия, возвращаться к началу событий и давать различного рода оценки. И нет ничего сложнее, чем разобраться во всей совокупности вопросов, во всем противоборстве сил, противопоставлении множества мнений, сведений и фактов непосредственно в данный исторический момент.

Чрезмерная осторожность высшего руководства страны и, прежде всего, И. В. Сталина в вопросах проведения основных мероприятий, предусмотренных оперативномобилизационными планами в связи с подготовкой к отражению возможной агрессии, была обусловлена желанием любой ценой избежать войны или оттянуть сроки ее начала, пониманием недостатков общей боеготовности вооруженных сил, незавершенностью реорганизации, перевооружения и переподготовки вооруженных сил, создания необходимых мобилизационных запасов и государственных резервов.

Надо признать и то, что во многом своей цели достигла специальная «директива по дезинформации противника», изданная 15 февраля 1941 г. начальником штаба немецкого верховного главнокомандования фельдмаршалом Кейтелем. Перемещение войск на восток подавалось «в свете величайшего в истории дезинформационного маневра с целью отвлечения внимания от последних приготовлений к вторжению в Англию». Были напечатаны в массовом количестве типографские материалы по Англии. К войскам прикомандировывались переводчики английского языка. Подготавливалось «оцепление» некоторых районов на побережье проливов Ла-Манш, Па-де-Кале и в Норвегии. Распространялись сведения о мнимом авиадесантном корпусе. Чтобы подкрепить версию о высадке десанта в Англию, были разработаны специальные операции под кодовыми названиями «Акула» и «Гарпун». Пропаганда целиком обрушилась на Англию и прекратила свои обычные выпады против Советского Союза. В работу включились дипломаты[4]. Распространяемые ложные слухи и сведения в известной степени дезинформировали руководство советской страны. Более того, видимо, следует признать, что И. В. Сталин доверился ложным сведениям.

Наконец, надо отметить еще одну причину чрезмерной осторожности И. В. Сталина: тот груз единоличной исторической ответственности, который лежит на руководителе государства при принятии решения о военной мобилизации страны, о вовлечении ее в войну.

Следовательно, важнейшие выводы состоят в том, что, во-первых, субъективные причины и просчеты нельзя рассматривать изолированно от объективных исторических процессов и явлений, от всей системы экономических и политических факторов; во-вторых, необходимо учитывать весь комплекс факторов, обеспечивающих эффективность противостояния военным угрозам. Он определяется согласованностью военно-политической и военно-стратегической деятельности руководства страны, согласованными политико-дипломатическими, экономическими, идеологическими, информационными и не в последнюю очередь оборонными действиями.

IV урок. Военно-политический механизм безопасности должен основываться прежде всего на реалистической оборонительной доктрине с набором целого спектра самых многообразных, соответствующих обстановке видов, форм, способов военных действий.

Вооруженные силы лишь тогда смогут надежно обеспечивать обороноспособность, если искусно владеют всеми формами военных действий. Надо признать, что в предвоенный период руководство страны были допущены ошибки в теоретической разработке ряда важнейших проблем, что негативно отразилось и на практике боевой подготовки войск. Так, в военной теории того периода основным способом действий Вооруженных сил в будущей войне считалось стратегическое наступление, а роль обороны оставалась приниженной[5]. Нельзя не вспомнить здесь слова А. А. Свечина из его статьи 1926 г. «Стратегические и оперативные этюды», где он говорит, что в Красной армии «не понимают, какова истинная роль обороны, причем в будущем это может привести к неудачам не только в наступательных, но и в оборонительных действиях»[6].

Указанная тенденция была господствующей в военном строительстве. Более того, накануне войны в среде военных, равно как и среди политических руководителей страны, утвердилась новая концепция начального периода войны — так называемое вползание в войну. Она предполагала, что боевые действия будут начинаться без формального объявления войны, внезапным вторжением на территорию противника специальных войск, отмобилизованных скрытно еще в мирное время. Вступление в войну должно было иметь эшелонный характер. Мобилизацию, сосредоточение и развертывание главных сил по-прежнему планировалось проводить уже после начала войны. Но представления о прикрытии мобилизации быстро менялись. Если в предвоенное десятилетие считалось, что она будет осуществляться ограниченными силами, перед которыми практически не ставилось активных наступательных задач, то непосредственно перед самой войной предлагалось создать на приграничных территориях специальные армии прикрытия, содержащиеся по штатам, близким к штатам военного времени, с большим количеством подвижных частей. Эти армии и должны были составить первый стратегический эшелон. В случае начала войны перед ними ставилась задача немедленно начать наступление на территорию противника с целью сорвать мобилизацию, сосредоточение и развертывание его армии, тем самым прикрывая аналогичные мероприятия на своей территории. Главные силы армии должны были составить второй стратегический эшелон. Отмобилизование армий прикрытия должно было производиться скрытно, еще до начала войны. Таким образом, ставился знак равенства между армиями вторжения и армиями прикрытия[7].

В результате проявлялось необоснованное стремление советского военного командования вести военные действия «преимущественно наступлением и на чужой территории», соответственно с этим велась и подготовка наших войск.

Начало Великой Отечественной войны убедительно показало, во что обошлось армии и стране отсутствие оборонительной доктрины. Отданная в 7 часов 15 минут 22 июня 1941 г. директива «Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу», авиации «мощными ударами… уничтожить на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск»[8] не отвечала реально сложившейся обстановке. Отсутствие реалистической военной доктрины, неадекватные решения высшего военно-политического руководства, слабый уровень оперативно-тактической подготовки командного состава Красной армии, особенно в звене армия — фронт, привели по сути к разгрому армий прикрытия границ.

Формально возможность оборонительных действий не отрицалась. Решающим в содержании советской дискуссии об обороне было акцентирование на необходимость активной обороны, так как только соответствующие слабости наступающего неприятеля этой инициативы и создают предпосылки для успешных контрударов[9].

В теории и практике оперативной подготовки в штабах и академиях оборона отрабатывалась далеко не так, как пришлось ее вести в 1941— 1942 гг., а как вид боевых действий, к которому прибегают на непродолжительное время и на второстепенных направлениях, с целью отражения нападения противника в короткие сроки и перехода в наступление. Из этих ошибочных позиций исходили и при постановке задач войскам накануне и в начале войны.

Необоснованная идея непременного перенесения войны в самом ее начале на территорию противника настолько увлекла некоторых руководящих военных работников, что возможность ведения военных действий на своей территории практически исключалась. Поэтому в пограничных округах даже и не разрабатывались планы оборонительных операций.

Все это отрицательно сказалось на подготовке не только обороны, но и в целом театров военных действий в глубине своей территории. В результате с началом войны из 57 дивизий, предназначенных для прикрытия госграницы, только 14 расчетных дивизий, или 25% выделенных сил и средств, успели занять назначенные районы обороны, и то в основном на флангах советско-германского фронта. При этом построение обороны было рассчитано лишь на прикрытие границы, а не на ведение длительных напряженных оборонительных операций с целью отражения наступления превосходящих сил противника. Значит, мы не вообще отрицали оборону, а строили ее неадекватно тем задачам, которые пришлось решать в начале войны.

V урок. В мирное время военная политика государства должна быть направлена на недопущение превращения военных опасностей в военные угрозы при предпочтении политико-дипломатических и иных невоенных средств их предотвращения, локализации и нейтрализации.

Речь идет именно о предотвращении еще не начавшегося военного столкновения. Проблема состоит в том, чтобы определить возможности и пути сохранения мира, недопущения действий, дестабилизирующих военно-политическую обстановку. При этом на первом плане стоит поиск путей и способов сдерживания сторон, разрешения противоречий и споров между ними до того, как они приобретут откровенно конфликтный характер, спровоцируют обращение к такому аргументу, как военная сила.

В этой связи возникает проблема эффективности прогнозирования, своевременного вскрытия и классификации военных опасностей и угроз. Представляется важным в реальной политике учитывать содержательные различия категорий «опасность» и «угроза».

Анализ политики советского государства накануне войны дает основание утверждать, что в то время никакого различия в этих состояниях не делалось. Но понимание этих категорий представляет не только теоретический интерес. Дело в том, что осознание опасностей, угроз, рисков и вызовов — это исходный момент практической деятельности по противодействию им, т. е. по обеспечению безопасности. Одно дело предпринимать шаги по снятию возникающих противоречий, и другое — противодействовать уже материализованным опасностям. Дадим пояснение.

Отождествлять понятия «опасность» и «угроза» не следует. Несмотря на то что это категории родственные, между ними существуют значительные различия. При этом необходимо проводить особое различие между реальным и идеальным, возможностью и действительностью.

Опасность как категория должна сопоставляться с категорией возможности. Она, во-первых, с объективной стороны может стать действительностью лишь при определенных условиях, а во-вторых, с субъективной стороны может быть мыслима как действительное лишь при определенных предпосылках. Иное дело, угроза которая как категория должна сопоставляться с действительностью и имеет пространственно-временной характер.

Опасность в логическом смысле есть родовое понятие. Она может быть абстрактной, конкретной и реальной. Абстрактная опасность — это такая опасность, возможности возникновения которой на данной стадии ограничены отсутствием соответствующих условий. С наличием этих условий и адресной ориентированности возникает конкретная опасность. Конкретная, видимая и осязаемая, существующая не только в мысли, а объективно, реально, опасность, обусловленная целенаправленным действием или бездействием, становится угрозой. Итак, всякая опасность содержит в себе потенциально угрозу. Но в угрозу превращается не всякая опасность.

Диалектика опасности и угрозы придает связанность развитию опасностей, превращению их в угрозу. Поэтому ее раскрытие предполагает анализ не только причин их появления, но и условий превращения в реальность, требует связи их с категориями необходимости и случайности.

Между опасностью и абсолютной безопасностью лежит поле вероятного превращения опасностей в угрозы. Снятие этих опасностей и угроз соответствующими мерами и есть реальный процесс обеспечения безопасности.

Политика обеспечения безопасности в этой связи должна организоваться с учетом четких критериев, свидетельствующих о переходе абстрактных опасностей в реальные угрозы.

В качестве основных признаков военной опасности можно выделить:

наличие в отношениях между субъектами экономических, политических, религиозно-этнических, идеологических и других противоречий, для разрешения которых может быть использована военная сила;

наличие у субъектов военно-политических отношений возможностей (материальной базы) для ведения военных действий;

признание субъектами военной политики возможности использования военной силы как средства достижения политических целей.

Этим же признакам соответствует и военная угроза, однако она, как более высокая степень эскалации военно-политической напряженности, имеет и свои особенные отличительные признаки, а именно:

готовность (возможность + намерение) субъектов политики применить военную силу для разрешения возникших противоречий;

явная выраженность целей, субъекта и объекта вооруженного насилия (т. е. персонифицированность военной опасности).

Экстремальная ситуация, сложившаяся на западных границах СССР, несопоставима ни с какими историческими примерами как по масштабам и мощи сосредоточенных у наших границ группировок и, следовательно, размером опасности, так и по возможностям заблаговременной информированности об этом. Тем не менее самым поразительным и непонятным с точки зрения логики военно-политического анализа фактом является не вполне адекватное отношение советского политического руководства к поведению вероятного противника в прилегающих границах сопредельных государств в условиях уже начавшейся мировой войны, к реальным фактам.

Так, по данным разведывательного управления Генштаба, возглавлявшегося генералом Ф. И. Голиковым, дополнительные переброски немецких войск в Восточную Пруссию, Польшу и Румынию начались с конца января 1941 г. Если к началу апреля общее увеличение немецких войск от Балтийского моря до Словакии составляло пять пехотных дивизий и шесть танковых дивизий и общее количество дивизий, находившихся против СССР составило 72—73, то к началу мая 1941 г. количество немецких войск против советского государства достигло 103—107 дивизий, а к началу июня 1941 г. — 120[10]. Большие работы осуществлялись противником по подготовке театра военных действий: проводились вторые железнодорожные пути в Словакии и Румынии, расширялась сеть аэродромов и посадочных площадок, велось усиленное строительство военных складов. С 1940 г. общая численность войск Германии к июню 1941 г. увеличилась на 3,55 млн человек, достигнув 208 дивизий[2].

С 25 мая 1941 г. гитлеровское командование начало массовые перевозки войск на восток. Всего до середины июня было переброшено ближе к границам Советского Союза 47 немецких дивизий, из них 28 танковых и моторизованных[2].

Приведенные факты свидетельствуют о появлении реальной военной угрозы. И речь на этом этапе должна была уже идти не о ее предотвращении, а о готовности к противодействию.

Ранее предпринимавшиеся попытки в связи с существованием военной опасности удержать Германию на какое-то время от войны дипломатическими акциями в конечном итоге не изменили ни запросов, ни планов страны. Речь идет о подписании с Германией секретного протокола о продаже Советскому Союзу участка территории в районе Сувалок за 7 млн золотых долларов (10 января 1941 г.), известном заявлении ТАСС о беспочвенности слухов о возможной войне между СССР и Германией (13 июня 1941 г.), согласии правительства СССР на поставку Германии зерна через Румынию (21 июня 1941 г.).

VI урок. Приоритетным способом обеспечения военной безопасности является система коллективной безопасности.

Исторический опыт свидетельствует, что практически ни одному государству в мире не удавалось вести свою активную военную политику в одиночку, изолированно от существующих и возможных коалиций и группировок. Если страны и не состояли в военных союзах, то под влиянием геополитического фактора международной обстановки, стратегической ситуации, особенностей, традиций, национального менталитета они выстраивали целую систему разнообразных отношений к существующим коалициям. Создание региональных механизмов коллективной безопасности — жизненно важная потребность.

Однако в предвоенной советской военной доктрине фактически не был заложен коалиционно-союзнический принцип, в то время как в военных доктринах западных стран всегда в решении военных задач придавалось большое значение союзническим проблемам. Один из военных авторитетов Англии фельдмаршал Монтгомери утверждал, что «ни одна страна не может воевать без союзников. Союзники иногда могут раздражать, но они необходимы»[13]. При этом подчеркнем, что и утопические расчеты в военно-союзнических проблемах опасны.

В предвоенные годы не были использованы реальные возможности по созданию и сплочению антифашистских сил, которые можно было бы квалифицировать как союзнический фактор и противопоставить гитлеровскому военному блоку. По коренным вопросам внешней политики в 1930;е гг. в самом советском руководстве произошло размежевание. Господствующая группа политических и военных деятелей (И. В. Сталин, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, А. А. Жданов, Л. М. Каганович, Г. М. Маленков, С. М. Буденный, Л. 3. Мехлис) полагала, что капиталистическое окружение сплошь враждебно СССР, фашизм — одна из разновидностей империализма, не более, социал-демократия — слуга империализма. Существовало и другое, менее влиятельное направление в политическом и военном руководстве СССР, его представителями были Н. И. Бухарин, М. М. Литвинов, М. Н. Тухачевский, И. П. Уборевич, А. И. Егоров и другие. Они утверждали, что необходим антифашистский союз с западными буржуазными демократиями, фашизм — это качественно новое явление в системе империализма; германская агрессия против СССР неизбежна[14].

Были определенные возможности сотрудничества и с социалистами, пацифистами, либералами в борьбе с фашизмом, притом с помощью такой формы борьбы, как народный фронт. Но все эти возможности не были реализованы.

Только с самого начала войны началось тесное взаимодействие Советского Союза с правительствами союзных стран. 12 июля 1941 г. был сделан первый шаг на пути создания антигитлеровской коалиции — заключено советско-английское соглашение о совместных действиях в войне. Официально коалиция начала свое существование в январе 1942 г. после подписания в Вашингтоне представителями 26 государств Декларации объединенных наций (в дальнейшем к ней присоединилось еще более 20 стран)[15]. В октябре 1941 г. было подписано соглашение об англо-американских поставках в нашу страну продовольствия и военной техники, дополненное в июле 1942 г. соглашением с США о помощи по лендлизу. Главной проблемой во взаимоотношениях СССР, США и Англии был вопрос об открытии второго фронта в Западной Европе, которое произошло лишь в июле 1944 г. (если не считать высадки на Сицилии и в Южной Италии в 1943 г.).

Укажем здесь, что военно-политическое сотрудничество должно осуществляться с учетом не только экономических возможностей страны, но и реальной оценки существующих военных угроз. От этого зависит решение вопроса, к какой войне следует готовить Вооруженные Силы и какие оборонные задачи предстоит им решать.

Еще К. Клаузевиц писал, что в оценке военно-политического положения государства важно учитывать внутренние и внешние политические отношения, которые нередко могут играть более важную роль, чем все остальное. Он полагал, что умение «отколоть» или «парализовать» союзников противника, завербовать себе друзей, создать выгодные политические комбинации, обеспечить всенародную поддержку и тому подобное может значить в войне больше, чем непосредственное сокрушение военной силы противника.

VII урок. Крупномасштабное организованное насилие, такое как войны, наносит огромный ущерб как государству, так и всему обществу, а также отдельному человеку.

Этот ущерб может измеряться десятками процентов населения страны и валовым внутренним продуктом за несколько лет. Известно, что уже в мирное время отвлечение значительной части производительных сил общества на поддержание регулярной армии и непосредственную подготовку к войне, тормозит накопление капитала, экономическое, технологическое и социальное развитие страны. Уже только появление угрозы войны (как реальной, так и воображаемой) само по себе несет значительный ущерб, провоцируя правительство на проведение милитаризованной политики, легитимизировав ее в глазах населения. Что же касается непосредственно крупномасштабной войны, то ущерб от нее гигантский.

История человечества, однако, не знала таких колоссальных человеческих потерь, какие вызвала Вторая мировая война, в ходе которой ежегодно гибли в среднем 8 млн человек. Почти половина этих потерь пришлась на долю Советского Союза. В России официальными данными о потерях в Великой Отечественной войне считаются данные, изданные группой исследователей под руководством консультанта Военно-мемориального центра ВС РФ Г. Кривошеева в 1993 г. Согласно уточненным данным (2001 г.), потери были следующими.

Людские потери СССР — 6,8 млн военнослужащих убитыми и 4,4 млн попавшими в плен и пропавшими без вести[16]. Общие демографические потери (включающие погибшее мирное население) — 26,6 млн человек.

СССР понес и наибольший материальный ущерб: полностью или частично были разрушены 1710 городов и поселков, более 70 тыс. сел и деревень, около 32 тыс. промышленных предприятий, 65 тыс. км железнодорожных путей, разорены и разграблены 98 тыс. колхозов, 1876 совхозов, 2890 машинно-тракторных станций. В целом материальный ущерб, нанесенный СССР, составил 2569 млрд рублей (в довоенных ценах). Стоимость только расхищенных и уничтоженных врагом материальных ценностей составила 679 млрд рублей. СССР потерял 30% материального богатства[17]. Больше всего пострадало сельское хозяйство, потерявшее 60% от довоенного уровня производства валовой продукции. Так, в 1946 г. по сравнению с 1940 г. посевные площади колхозов страны сократились на 24%, обеспеченность их основными производственными фондами — на 25%, валовая продукция сельского хозяйства — на 40%, трудовые ресурсы — на 32%. Поголовье крупного рогатого скота колхозников в СССР составило от уровня 1940 г. 87%, овец и коз — 76%, свиней — 39%[18]. За этот же период численность колхозного крестьянства сократилась на 11,4 млн человек[19]. Снизился и удельный вес колхозного производства среди прочих категорий хозяйств — с 68% в 1941 г. до 53% в 1945;м[20]. Естественно, не мог не упасть и общий объем производимого в стране продовольствия в годы войны. Так, производство продуктов питания сократилось: хлеба — в 2 раза, мяса — в 2,2 раза, масла растительного — в 2,7 раза, сахара — 4,6 раза. Существенно снизился также выпуск промышленных товаров: тканей — в 2,2 раза, мыла — в 3 раза, обуви — в 3,3 раза[21].

Ущерб, нанесенный войной союзникам, не шел ни в какое сравнение с ущербом, нанесенным СССР. В Англии, например, имелись очаговые разрушения от немецких бомбежек и ракетных обстрелов самолетов — снарядами V-1 и баллистическими ракетами V-2 (Vergeltungswaffe-2). США ограничились паникой от постановки в их водах немецкими подводными лодками двух небольших минных заграждений.

VIII урок. Необходимыми условиями эффективности функционирования механизма обеспечения военной безопасности являются учет уроков военной истории государства, опыта ведения боевых действий, их тщательное изучение обобщение и внедрение в подготовку сил, обеспечивающих военную безопасность.

Несмотря на то что Россия значительную часть минувшего столетия провела в войнах различного масштаба, по-настоящему боевой опыт ни одной из них не был обобщен и внедрен в войсковую практику. Безвозвратно канул в лету вместе с русским офицерством бесценный опыт Первой мировой войны. Не был переосмыслен опыт вооруженного противоборства и периода 1914—1918 гг., что явилось одной из причин многих неудач Красной армии в первые годы Великой Отечественной войны.

Не многим лучше обстоит дело и с Великой Отечественной войной. До сих пор не существует подлинной и точной истории этого грандиозного военного противостояния. Все официальные издания истории Великой отечественной войны: шесть томов, вышедших в свет в 1960— 1965 гг., 12 томов истории Второй мировой войны, опубликованных в 1973—1982 гг., преимущественно отражали воззрения на войну политического руководства страны, здесь апелляция к героическому прошлому может в одной строчке соседствовать с откровенным искажением фактов, их сокрытием или неверной оценкой.

Не лучшего качества и постсоветские издания. Они характеризуются неимоверными метаниями из стороны в сторону, отрицанием заслуг чуть ли не у всего советского прошлого (только потому, что страной тогда управлял Иосиф Сталин и партия коммунистов). В российской историографии, с одной стороны, существует пласт литературы, выпячивающий положительные стороны войны, а с другой — в ряде сочинений имеет место оправдание коллаборационизма и измены, принятие «концепции превентивной войны» (Гитлер опередил Сталина), переоценка решающих сражений и т. п. Укажем здесь, что видение войны только «через окошко ГУЛАГа» существенно искажает объективную картину.

Не могут быть исчерпывающим источником военного знания для нынешних поколений и военные мемуары непосредственных участников военных событий: как правило, они написаны в полном соответствии с официальными установками и взглядами на прошедшую войну, часто под диктовку и часто идеологически откорректированы. Практически нет публикаций воспоминаний рядовых участников боев и младших офицеров Великой Отечественной войны.

В немногочисленных военно-профессиональных описаниях вооруженного противоборства с точки зрения стратегии, оперативного искусства и тактики, как правило, стратегические решения руководства СССР в Великой Отечественной войне представляются по большей части как единственно верные. Самостоятельного анализа и выводов читателю сделать невозможно из-за отсутствия полных статистических данных по операциям и сражениям.

По утверждению президента Академии военных наук, доктора военных и доктора исторических наук, профессора М. А. Гареева: «Мы до сих пор не имеем обобщенных карт, воспроизводящих двусторонний ход операций. Когда уже в наши дни начинаешь сличать положение сторон в тех или иных операциях, то во многих случаях на германских и советских картах они существенно отличаются. До сих пор по-разному сообщаются данные о конкретных решениях, военных действиях, их результатах и потерях. Многие карты и схемы стратегической и оперативной обстановки, положения сторон перед началом и в ходе операции, были разработаны у нас уже после войны. С целью соблюдения „секретности“ они были основательно выхолощены, и на них остались лишь многочисленные стрелы. Из этих карт и схем нельзя получить представление о группировках наших войск и сил флотов, нумерации объединений и соединений, базировании авиации, тыловых органах, пунктах управления и других данных о положении и состоянии войск. Многие связанные с „секретностью“ ограничения давно уже сняты, но подготовленные сразу после войны карты и схемы продолжают кочевать из одного издания в другое»[22].

Наш вывод о неиспользовании бесценного военного опыта подтверждает послевоенное военное строительство, которое также происходило в рамках официально заданных послевоенных параметров.

Еще более драматичным является то, что аналогичным образом сложилась ситуация и с десятилетней советско-афганской войной, подробной истории которой, за исключением фрагментарных материалов, нет. Впрочем, не был широко внедрен в войсковую практику и опыт чеченских кампаний. Подготовленный специалистами аналитических управлений Минобороны и Генштаба анализ этого опыта был запрещен к использованию руководителями военного ведомства.

IX урок. Все военные конфликты, в которые вольно или невольно втягивалась страна в XX в., в том числе Великая Отечественная война, вызывали в Вооруженных силах РФ мощные кадровые потрясения. Кадры высших офицеров мирного времени в большинстве своем были не готовы к выполнению задач боевого времени, равно как в мирное время власти всегда были не нужны в Вооруженных силах харизматичные, пользующиеся несомненным авторитетом военные руководители.

Накануне Великой Отечественной войны, уже при проведении важных и больших организационных мероприятий, ощущался недостаток квалифицированного командного состава, специалистов-танкистов, артиллеристов, летно-технического состава, сказывалось значительное увеличение численности наших вооруженных сил. Снижало боеспособность массовое выдвижение на высшие должности молодых командиров, не обладающих ни достаточным уровнем военных знаний, ни опытом организации боя.

Практически с первых дней войны внезапно выяснилось, что прежний высший офицерский состав не готов к выполнению своих задач. Например, из пяти командующих западными приграничными военными округами в начале Великой Отечественной войны на высоте требований современной войны не оказался ни один. Неспособность принимать решения, слабая оперативно-стратегическая подготовка, откровенная растерянность, а то и абсолютная неспособность управлять — все это в полной мере продемонстрировал высший командный состав Красной армии того трагического периода[23].

Среди причин такого положения и то, что в предвоенные годы многие руководящие работники Наркомата обороны и Генштаба слишком канонизировали опыт Первой мировой войны. Большинство командного состава оперативно-стратегического звена, в том числе и руководство Генерального штаба, теоретически понимало изменения, произошедшие в характере и способах ведения Второй мировой войны. Однако на деле они готовились вести войну по старой схеме, ошибочно считая, что большая война начнется, как и прежде, с приграничных сражений, а затем уже только вступят в дело главные силы противника. Но война, вопреки ожиданиям, началась сразу с наступательных действий всех сухопутных и воздушных сил гитлеровской Германии[24].

Примерно с такой же кадровой катастрофы, но уже почти через 60 лет началась и первая чеченская кампания. Через неделю после получения боевых задач от руководства страны (только на этапе сосредоточения необходимых сил) выяснилось, что командующий СевероКавказским военным округом — руководитель объединенной группировки войск — не в состоянии в силу личных качеств управлять частями и соединениями. Командующий Северо-Кавказским военным округом генерал-полковник Алексей Митюхин руководил операцией лишь с 10 по 19 декабря 1994 г. и формально был отстранен из-за болезни: в день выдвижения российских колонн на Грозный его скрутил радикулит. Не на высоте оказался и начальник штаба. На эти должности пришлось срочно выдвигать новых генералов, причем из центра. Результаты первых боестолкновений с чеченскими боевиками показали, что необходимы глубокие кадровые перестановки и на уровне «соединение — часть».

Дело в том, что в отечественных вооруженных силах не существовало прежде и не существует сегодня четко определенных критериев выдвижения офицеров и генералов на вышестоящие должности, кроме одного: повышение по службе определяется степенью преданности выдвиженца вышестоящему начальнику (у каждого, разумеется, собственный уровень). Однако в жизни чаще всего происходит так, что наиболее квалифицированные и знающие дело военные специалисты выделяются самостоятельностью, не отличаются хорошим характером и покладистостью, уступчивостью, умением беспрекословно выполнять требования вышестоящих начальников. Признаем, что в целом военная элита страны в настоящее время сформирована именно по этому признаку. Все это очень неплохо для поддержания спокойствия в мирное время, однако с началом военных действий происходит, как правило, кадровая катастрофа (даже первая чеченская война не явилась исключением из этого печального правила). На высших постах оказываются далеко не те люди, которые способны руководить войсками в боевой обстановке. За это приходится, как правило, платить высокую цену. С течением времени положение выравнивается. Война сама приводит к руководству соединениями и частями новые фигуры, сама ищет и находит талантливых полководцев. С завершением боевых действий нужда в только что обретенных лидерах отпадает, их задвигают на вторые и третьи роли, к руководству армией и флотом вновь приходят личности, как правило, ничтожные в военном отношении, зато доказавшие свою личную преданность руководителям страны. С началом очередной войны этот кадровый круговорот, принимающий временами характер вихря, начинается вновь[25].

Известно, что в вооруженных силах развитых стран Запада подобные нормативы существуют. Там, чтобы быть выдвинутым на вышестоящую должность, надо отвечать весьма строгим требованиям по образованию и прохождению службы. В военной кадровой политике строго очерчены контуры участия для исполнительной, законодательной власти и армейской общественности. Иными словами, процедура подбора и расстановки военных кадров на Западе вовсе не является исключительно единоличной привилегией вышестоящего руководителя, как это исторически сложилось в России.

Отсутствие прозрачной и понятной не только офицерам, но и всему обществу, системы выдвижения на вышестоящие должности — один из самых главных недостатков российской армии.

X урок. Главным орудием политического насилия в наиболее жестких формах (войны, военные конфликты) выступала и будет выступать армия. Будучи важнейшим орудием проведения политики, она постоянно используется властвующими структурами в своих целях.

Во всех случаях применения армии можно говорить о проведении политики тем или иным государством насильственными средствами. Напомним, что Клаузевиц, увидев достаточно жесткую связь политики, насилия и войска, определил войну как «продолжение политики средствами вооруженного насилия», подчеркнув при этом, что война есть продукт «олицетворенного разума государства».

Армия выполняет свои функции инструмента насилия присущими только ей средствами и способами — боевыми действиями.

В мирное время:

  • — армия выступает в виде средства сдерживания агрессора;
  • — армия является средством военно-политического давления на возможного противника (крупные маневры, сосредоточение войск в определенных регионах, формирование стратегических направлений, приведение войск в повышенную боевую готовность);
  • — армия может выступать средством оказания военной помощи союзникам в подготовке кадров, освоении техники, развитии военного искусства.

В военное время:

  • — армия служит основным средством разгрома противника;
  • — средством восстановления политической независимости и гарантом послевоенного восстановления страны;
  • — средством обеспечения государственной целостности и установления равноправных отношений как с бывшим агрессором, так и с другими государствами.

Резюмируя вышеотмеченное, особо подчеркнем то, что в современной войне побеждает не та сторона, которая первой нанесла удар и достигла решающих успехов в самом начале военных действий, а та, у которой больше моральных и материальных сил, которая умело использует их и способна превратить потенциальную возможность победы в реальную действительность. Наша победа не была исторически предопределена, как это подчеркивалось в прошлом. Она была завоевана в упорной борьбе, ценой огромного напряжения всех сил государства, ее народа и армии.

Ни одно государство антигитлеровской коалиции не осуществило такой мобилизации людских и материальных ресурсов, как Советский Союз в годы войны, никто не перенес таких испытаний, какие выпали на долю советского народа и его Вооруженных сил. Только за первые восемь месяцев войны было мобилизовано около 11 млн человек, из которых более 9 млн направлено на укомплектование как вновь создаваемых, так и существовавших боевых частей. Война поглотила такое количество резервов, что за полтора года стрелковые войска в действующей армии обновляли свой состав трижды.

За четыре года войны было мобилизовано (за вычетом повторно призванных 2237,3 тыс. человек) 29 575 тыс. человек, а всего вместе с кадровым составом, находившимся в Красной армии и Военно-морском флоте на 22 июня 1941 г., встали в армейский строй (за годы войны) 34 476 тыс. человек, что составило 17,5% всего населения страны[26].

Тяжелейшие испытания, выпавшие на долю народов Советского Союза в годы войны, позволяют извлечь еще один исключительно важный урок: когда народ и армия едины, армия непобедима. Народ помогал армии как необходимыми материальными средствами, так и духовными силами, поддерживая в воинах высокий моральный дух, уверенность в победе. Опыт и уроки этой войны имеют большое значение для ныне живущего поколения.

  • [1] Гегель Г. В. Ф. Лекции по философии истории. СПб.: Наука, 1993. С. 61.
  • [2] Там же.
  • [3] Цит по: Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М.: АПН. Т. 1. С. 235.
  • [4] Цит по: Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М.: АПН. Т. 1. С. 250—251
  • [5] Красная армия допускала оборону как прием с целью. Временный полевой уставРККА 1936 г. (ПУ-36). М.: Госвоениздат, 1937. С 1.
  • [6] См.: Постижение военного искусства: Идейное наследие А. Свечина. М., 1999.С. 374.
  • [7] Приведено по: Арцыбашев В. А. Начальный период войны в представленияхкомандного состава РККА в 1921—1941 гг.: дис… канд. истор. наук. М., 2004. Гл. II. § 1.
  • [8] Советский Союз в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. М., 1967.С. 37
  • [9] Временный полевой устав РККА (1936 г.). С. 132
  • [10] Приведено по: Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М.: АПН. Т. 1. С. 244—245.
  • [11] Там же.
  • [12] Там же.
  • [13] Монтгомери Б. Л. Панорама войны в ядерный век. Военный зарубежник. 1957.№ 2. С. 17.
  • [14] Тухачевский М. Н. Избранные произведения. В 2 т. М., 1964. Т. 2. С. 186—187.
  • [15] Подробно о создании и деятельности антигитлеровской коалиции см. гл. 7.
  • [16] Россия и СССР в войнах XX века: Статистическое исследование. М.: Олма-Пресс, 2001. С. 514.
  • [17] Толмачева Р. П. Колхозы Урала в первые послевоенные годы (1946—1950). Томск, 1979. С. 18.
  • [18] Чернявский У. Г. Война и продовольствие. Снабжение городского населения в Великой Отечественной войне. М., 1964. С. 47
  • [19] Вербицкая О. М. Российское крестьянство: от Сталина к Хрущеву. Середина40-х годов — начало 60-х годов. М., 1992. С. 80.
  • [20] Мотревич В. П. Развитие сельского хозяйства на Урале в 1940;е годы: автореф. дис.докт. ист. наук в форме научного доклада. Екатеринбург, 1993. С. 33.
  • [21] Зима В. Ф. Голод в СССР 1946—1947 годов: происхождение и последствия. М., 1996.С. 38.
  • [22] Доклад, прочитанный 15 июня 2006 г. на заседании рабочей группы российскогооргкомитета «Победа».
  • [23] Ходаренок М. На каких уроках учиться армии России // Отечественные записки.2002. № 8.
  • [24] Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М.: АПН. Т. 1. С. 319
  • [25] Ходаренок М. На каких уроках учиться армии России // Отечественные записки.2002. № 8.
  • [26] Гриф секретности снят. Потери Вооруженных сил СССР в войнах, боевых действияхи конфликтах. Статистическое исследование / под ред. Г. Ф. Кривошеева. М.: Воениз-дат, 1993. С. 139.
Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой