Материал письма. 
История письма в средние века

Вопрос о твердом и переходном материале

Экскурс: надписи в средние века

Мы выделили вопрос о надписях в Новое время, как не имеющий значения ни для историка, в смысле текстуального содержания, ни для палеографа, в смысле алфавитной истории.

С другой стороны — по совершенно обратной причине, — мы выделили вопрос об античной эпиграфике как слишком содержательный и сложный, отошедший уже давно в ведение особой группы специалистов.

Но мы находим правильным дать здесь хотя бы самые общие представления об эпиграфике средневековой. Она не заслужила выделения в особую науку, быть может, потому, что занимала во всех отношениях срединное положение между античной и новой и оказалась в тени своей слишком блестящей старшей соседки. И, однако, не имея для своей эпохи — сравнительно с рукописными текстами — такого значения, как античные inscriptiones, каменные тексты Средневековья представляют известное своеобразие и не дублируют только, — в качестве ли оригиналов или списков, — палеографических и, тем менее, конечно, печатных текстов эпохи.

Их изучение только начинается. Впервые исторический конгресс, собравшийся в 1903 г. в Париже, в данной им местным обществам программе археологического изучения Франции, настойчиво рекомендует списывание, срисовывание и фотографирование ее надписей, — работа, в результате которой уже появились ценные труды по изучению французских надписей V—XVIII вв.^[1] Аналогичная работа началась и в других странах. Следующие предметы и области представляют в ней особенный интерес.

Надписи на гробницах, в особенности ранних христианских^[2], по содержанию и технике являются прямым продолжением эпиграфики подземных христианских некрополей: римских катакомб и подземных кладбищ французских (южных, большею частью) городов. Если с внутренней стороны в них отразился радостный мир ранних христианских упований, то в форме их начертаний, в способах привычных сокращений^[3] обнаруживается любопытная борьба между типично-монументальными формами букв (и аббревиатуар) и начертаниями, уже слагающимися под влиянием «мягких» линий пергаменного письма^[4]. Средневековому эпиграфисту, счерчивающему могильные надписи с гробниц, а также со стоячих памятников, камней, с досок, прислоненных к стенам, с самих стен, у которых погребены мертвые, с саркофагов, с намогильных плит и плит церковного пола, под которым расположены погребения, также приходится наблюдать, как чем дальше, тем заметнее резец и молоток подчиняется форме рукописной буквы, чтобы, наконец, подражать форме буквы печатной.

Литые надписи на колоколах, с их богатыми содержанием девизами, дают очень интересные формы монументального, но также и смешанного письма.

Надписи на домах, щитах и гербах, подписи к фрескам выводятся кистью и подражают рукописному стилю.

То же можно сказать о гравированных надписях на талисманах, печатях, монетах, медалях, кольцах и запястьях, на коронах и церковных сосудах, о вышитых золотом и шелками изречениях знамен и хоругвей, священных или королевских одежд, выжженных надписях готических окон и стеклянной посуды.

Это наблюдение, в особенности, относится к свинцовым пластинкам, во множестве находимым в гробницах Средневековья, как и классической древности, и покрытых не только в унциале^[5], но и прямо в курсиве^[5], молитвами, псалмами, заклинаниями против злых духов, иногда с простым обозначением имени погребенного. Оттон Фрейзингенский^[7] упоминает о подобной пластинке, положенной в гробницу императора Лотара Саксонского^[8]. Пластинки, находимые в гробницах с реликвиями, в огромном числе случаев, однако, не современны погребению, и в этом смысле вводят в заблуждение. Письмо большинства этих свинцовых молитв — обычное рукописное письмо своего века и совершенно лишено монументального характера «надписей».

Весь этот говорящий мир средневековых inscriptiones — столь любопытный для историка по своему содержанию — для палеографа свидетельствует об одном: что за немногими исключениями человек, державший кисть, молоток, резец или иглу, давно подчинился человеку, державшему в руке перо, и шел за ним в форме, как и содержании.

Но если, нанося текст на камень и металл, гравер VI—XIII вв. большею частью не искал новых, сравнительно с рукописными, алфавитных образов, то самый акт имел то же значение для средневекового человека, как и для античного его предшественника, знавшего некогда исключительно этот метод закрепления текста. Подобно ему, все вечное или значительное он вверял твердому материалу и чувствовал потребность ссылаться на каменные и металлические тексты. Зная непрочность своих папирусных и пергаменных архивов, он нередко стремился вырезать и гравировать не только исторически памятные, сакральные или литургические тексты, но и документы — акты юридического характера. История средневековых дарений, привилегий и договоров дает немало любопытных примеров такого закрепления^[9]. Они особенно характерны для эпохи неустойчивого быта IX—XII вв., когда архив особенно часто подвергался опасности пожара и разграбления. Они характерны для таких юридических отношений, в которые вовлечены целые группы или многие поколения лиц, не могущих рассчитывать на копию для каждого заинтересованного лица. Дарственная запись Пипина Короткого сен-жерменскому аббатству, на землю Палезо высечена на мраморном цилиндре под знаком якоря с крестом. Бронзовая «хартия», выгравированная в конце XI в. на левом столбе главного портала орлеанской церкви Св. Креста от имени епископа орлеанского Иоанна, дает свободу рабу Летберту, teste hac sancta ecclesia. В городе Блуа трое входных ворот несли на своих бронзовых створках договор графа Этьена и его супруги Адели с горожанами Блуа, обязывавшимися обнести стеной замок и за то получившими в свою пользу винный сбор (ante 1102). В конце XI в. монтекассинский аббат Дезидерий велел вырезать на бронзовых дверях обители перечень ее имущества, а буквы заполнить серебром^[10]. Мотивы тех, кто находил полезным воплощать в бронзу и мрамор свои обещания, договоры и права, высказаны в торжественном вступлении к привилегии, которую в 1119 г. даровал император Генрих V шпейерцам, повелев выгравировать ее на главном портале собора: «Эта привилегия, в прочном материале воплощенная, — да пребудет, в золотых письменах отлитая, да красуется; образа нашего приложением утвержденная, — да воспримет силу; на фронтоне храма выставлена, — да возвестится всем».

Hoc insigne, stabili ex materia, ut maneat, compositum;

Litteris aureis, ut deceat, expolitum;

Nostrae imaginis interpositione, ut vigeat, corroboratum,.

In ipsius templi fronte, ut pateat… expositum^[11].

• [1] F. de Guillhermy et R. de Lasteyrie. Inscriptions de la France du V au XVIII siecle; anciendiocese de Paris. Qnesvers et Stein. Catalogue des inscriptions de l’ancien diocese de Sens.
• [2] Le Blant. Inscriptions chrdtiennes de la Gaule antdrieures au Vill siecle. 2 vol. 1856—1865; Его же. Etudes sur les sarcofages chretiens antiques de la ville d’Arles. 1878.
• [3] См. ниже главу об аббревиатурах.
• [4] См. ниже главу об унциале.
• [5] См. ниже.
• [6] См. ниже.
• [7] Otton. Frising. VII. 20. Mg.
• [8] В цитир. на следующей странице соч. Ваттенбаха р. 41 изд. можно найти многоаналогичных примеров.
• [9] Deloye A. Les chartes lapidaires en France. Bibl. de l’Ec. des Chartes, II serie, 3-me vol.p. 31 sqq. Следующие ниже примеры заимствованы из этой статьи.
• [10] См. другие иллюстрации у Deloye.
• [11] Wattenbach. Das Schriftwesen im Mittelalter. P. 40.