Прогрессивизм образца 30-х годов: благо или зло?

Антимонополизм (прямое продолжение антитрестовского движения начала XX в.), казалось бы, изгнанный в годы «процветания» из всех уголков национального самосознания, в 30-х годах вновь стал наиболее существенным элементом всей общественной обстановки в США. Крупный финансово-промышленный капитал утратил свои привлекательные черты «великой созидательной силы» в глазах миллионов простых американцев. Мифы рушились, гении предприимчивости и наживы обретали свой первозданный вид «баронов-грабителей», беззастенчиво наживавшихся на страданиях соотечественников, к бедствию и горю которых они относились с нескрываемым презрением и равнодушием.

Обнаженность основного конфликта и восприятие его через критику эгоистических интересов корпоративного капитала делали распознавание главного источника американской трагедии доступным и понятным большинству рабочих, большой части фермерства, интеллигенции, средним слоям.

Антимонополизм многих общественных деятелей, писателей и художников и в особенности новой плеяды молодых политиков был настроен по камертону развивающегося движения, которое к осени 1936 г. стало важной приметой времени. Никто с ним не мог не считаться, оно давало о себе знать повсеместно, в самых разных, подчас неожиданных формах, обретая силу всенародного протеста. Росло убеждение, что национальные материальные и интеллектуальные ресурсы, присвоенные монополиями, служат не благополучию народа, а чуждым его интересам целям — обогащению верхушки общества, внешнеполитической экспансии, военным приготовлениям и манипуляциям с парламентскими учреждениями в угоду политическим кликам власть имущих.

Сопоставление трагического хода событий в Италии и Германии, вскрывших связи транснационального монополистического капитала с фашизмом, с аналогичными явлениями в США содействовало формированию исключительно негативного представления о монополиях (их связь с милитаризмом стала любимой темой прессы) как носителях крайне опасного начала для демократических свобод и институтов. В целом демократическая Америка с каждым годом бурного десятилетия 30-х годов все теснее связывала себя с преобразовательными стремлениями структурного характера, во многих случаях весьма расплывчатыми, но содержащими общую идею о разумно организованном обществе, в котором труженик перестал бы быть рабом бесконтрольного хозяйничанья кучки финансово-промышленных магнатов, живущих в роскоши и не желающих ничего знать о судьбе стоящих у подножия социальной пирамиды⁷⁰. Рузвельт лучше, чем кто-либо из политиков понимал серьезность этих сдвигов в системе ценностей, прилагая усилия к тому, чтобы они не выходили за рамки нравственноэтического поля.

Антимонополистические настроения вновь получили широкое распространение и в фермерской среде. Очаги самовозгорания накопившегося здесь горючего материала проявили себя в разных местах по-разному, но повсюду фермеры стремились избавиться от гнета крупного финансово-промышленного капитала, опутавшего мелкое и среднее фермерство цепями экономической зависимости, обкрадывавшего его с помощью политики цен, кредита, жесткого контроля за рынком сбыта сельскохозяйственных продуктов и т. д. Именно в этом контексте возрождения социально-протестных, популистских настроений в фермерских массах следует рассматривать появление в перечне требований ряда фермерских организаций лозунгов передачи в собственность государства гидростанций, национализации природных ресурсов, банков, корпораций в сфере коммунального обслуживания, линий электропередачи и т. д.⁷¹ Укрепление контактов фермерских и рабочих организаций на местах на почве их общей заинтересованности в создании третьей партии (в штатах и в общенациональном масштабе) указывало на расширение взаимопонимания рабочей и мелкобуржуазной демократии на основе признания общности их интересов в борьбе с засильем крупного капитала и его лоббистами в органах государственной власти.

В целом аграрный радикализм на протяжении всех 30-х годов оставался активным фактором антимонополистического движения, хотя типичное для фермерской демократии явление — зависимость от условий экономической конъюнктуры и разного рода местных особенностей делало фермеров сторонниками консерватизма в политике. Более решительные настроения в борьбе фермеров нашли свое выражение в активизации ряда фермерских организаций, возглавляемыми прогрессивными и левыми деятелями. К их числу следует отнести Лигу объединенных фермеров и Союз южных фермеров-арендаторов, возникший в 1934 г. в штатах Арканзас, Теннесси, Оклахома и Техас⁷². Они боролись за углубление демократических начал аграрного законодательства «нового курса», за более широкую помощь беднейшему фермерству, за развитие кооперативных начал. В этой борьбе участвовали и многие рядовые члены Национальной фермерской стачечной ассоциации и Национального фермерского союза, отражавших интересы мелкого и среднего фермерства. В то же время значительная часть руководства этих организаций отказала в доверии «новому курсу» и поддержала консервативную оппозицию, рассчитывая использовать свой политический вес для получения уступок после ее победы на очередных выборах.

Экономический кризис 1929—1933 гг. и последовавшая за ним депрессия поколебали доверие к капиталистическим институтам, к морали и этике буржуазного мира в самых широких слоях демократической интеллигенции, в городских средних слоях и учащейся молодежи. Преимущественно социально-этический и эмоциональный характер протеста этих слоев порождал не только неодинаковые представления об идеальной модели нового общества, свободного от кризисов, анархии производства и отношений господства, но и несогласованные и несогласуемые усилия изменить положение, апеллируя исключительно к правосознанию классов и социальных групп. Достаточно неоднозначно в этой среде воспринимался «советский эксперимент», вызывавший и критику, и одобрение. Переход к «муниципальному социализму» мирным, ненасильственным путем, через серию реформ пропагандировала Лига независимого политического действия (ЛНПД), среди активных членов которой можно было видеть видных представителей американской интеллигенции — философа Дж. Дьюи, экономистов П. Дугласа, С. Чейза, Г. Лейдлера и др. ЛНПД осенью 1933 г. выступила с инициативой создания Фермерско-рабочей политической федерации. Ее платформа провозгласила необходимость постепенного слома старого порядка, основывавшегося на безраздельном господстве капитала, и переводе общества на рельсы всестороннего обновления, признания возможности сосуществования различных форм собственности, внедрения плановых начал и т. д.

Критика «нового курса» социал-реформаторами левого толка толкала их к размежеванию с рузвельтовскими либералами, которые в глазах части разночинной демократии не оправдали надежд на решительное расставание с «наследием» прошлого и переход к более «разумному» управлению экономикой и восстановлению жизненного уровня народа как того требовали часто наспех придуманные утопические квазисоциалистические модели⁷³. На этой почве возникли многочисленные попытки возглавить движение за создание общенациональной третьей прогрессистской партии на базе местных рабоче-фермерских партий, которые в ряде штатов (Миннесота, Висконсин, Мичиган, Южная Дакота и др.) не только пустили основательные корни, но и добились серьезных успехов на выборах. В Миннесоте, например, рабоче-фермерская партия во главе с популярными лидерами Ф. Олсоном и Э. Бенсоном сумела с 1930 до 1938 г. занять положение ведущей политической силы в штате, оттеснив обе «исторические» партии. На какое-то время в 1934—1935 гг. всеобщее внимание привлекло широкое движение «Покончить с нищетой в Калифорнии» во главе с писателем Эптоном Синклером, рассчитывавшее подчинить своему влиянию демократическую партию, сделав ее оплотом социал-демократии.

Первоначально многообещающим с точки зрения общенациональной перспективы был и процесс складывания предпосылок для победы коалиции левых и демократических сил в штате Висконсин, где весной 1934 г. при широкой поддержке рабочих и фермерских организаций прогрессисты братья Филипп и Роберт Лафоллеты, использовав давние прогрессистские традиции штата, основали новую Прогрессивную партию. Опираясь на довольно широкую массовую базу, партия в ходе ряда избирательных кампаний нанесла поражения демократам и республиканцам, сумев сохранить за собой на протяжении нескольких лет большинство в законодательном собрании и пост губернатора штата. Прогрессисты открыто отмежевались от ведущих партий как представлявших одни и те же «реакционные интересы» и, сосредоточив свои усилия на обличении «жестокосердия и идиотизма» существующей в США экономической системы, в которой контроль всецело принадлежит «организованному богатству», пообещали отдать все силы строительству «нового порядка, где американцы будут чувствовать себя в безопасности и жить в условиях изобилия»⁷⁴.

Однако не выработавшее из-за внутренних трений и фракционной борьбы четкой программы движение за создание третьей партии не смогло в 30-х годах подняться выше локальных успехов. Сказались разношерстная природа его социальной базы, неодинаковость устремлений лидеров и гибкие контрдействия администрации Рузвельта. Наталкиваясь на них, лидеры прогрессистского движения чаще всего пытались достичь поставленных задач, агитируя ньюдиллеров присоединиться к ним, поддержав их порой фантастические проекты молниеносного решения всех проблем. Все оборачивалось противоположным образом. «Исторические» партии поглощали очаги политического нонкорформизма, перемалывая их внутри своей «утробы».

Ни в коей мере не переоценивая масштабы радикализации, а тем более полевения широких демократических масс в США в годы «нового курса» — рабочих, фермеров, средних городских слоев, интеллигенции, молодежи — тем не менее следует сказать, что достигнутый ими уровень осознания природы общественных противоречий в национальном и международном масштабе и решимость переломить всесокрушающий ход событий представляли собой качественно-новый элемент всей общественно-политической обстановки в стране. Не считаться с этим в условиях пугающих успехов тоталитаризма, расширения борьбы за Народный фронт во многих странах Европы и Америки, появления работающей модели советского социализма и неопределенности перспектив для экономики США Рузвельт не хотел, да и не мог, несмотря на яростные атаки тех, кто находился справа и критику слева.