Договорные формы инвестирования в цифровой экономике (на примере смарт-контракта)

Для цифровой экономики характерно не только появление новых объектов (цифровых активов), которые могут быть использованы в качестве инструментов инвестирования, но и новых договорных форм инвестирования. К таковым можно отнести смарт-контракты (smart contracts), или умные контракты, появившиеся в связи использованием блокчейн-технологий. Однако не следует ограничивать их сферу применения только криптовалютами, поскольку смарт-контракты достаточно успешно используются и при краудфандинге^[1].

Как отмечается некоторыми авторами, сейчас наступает период автоматизированных договоров, для которых характерно заключение в дистанционном режиме и минимальное участие сторон договора в процессе его заключения, а также предопределенность большинства условий договора и параметров его исполнения электронными агентами (компьютерной программой)^[2].

Поэтому для юридической доктрины весьма важным является выявление особенностей такого рода явлений и предложение адекватных моделей их правового регулирования.

Автором первого определения смарт-контракт считается Н. Сабо^[3], который писал, что «смарт-контракт» — это компьютеризированный транзакционный протокол, который исполняет условия контракта. Цель такого контракта, по его мнению, состоит в том, чтобы определить условия договора (такие как цена, залог, конфиденциальность, порядок принудительного исполнения), минимизировать или исключить риски, связанные с недобросовестным поведением, мошенничеством, арбитражными и судебными издержками, иными транзакционными издержками (например, наличие посредников)^[4].

В юридической литературе существуют различные определения этого явления. Так, некоторые авторы идут по пути дополнения определения, сформулированного Н. Сабо. В частности, И. Т. Булгаков полагает, что смарт-контракт («умный» контракт) представляет собой программный код, который исполняется автоматически при наступлении определенных условий^[5].

Другие делают акцент на его договорной природе. Например, определяют его как полностью автоматизированный, запрограммированный контракт, т. е. такое соглашение, которое может заключаться и исполняться без участия человека^[6]. Или исходят из того, что смартконтракт — это цифровой эквивалент соглашения, позволяющего отследить все этапы его функционирования (с момента заключения до момента исполнения в целом)^[7]. Или допускают возможность приравнять смарт-контракт к самостоятельному виду договоров или сделок в гражданско-правовом смысле^[8].

Третьи рассматривают его как форму сделки^[9].

В российском законодательстве в аспекте реализации Программы «Цифровая экономика» также содержится указание на необходимость законодательного определения этого понятия^[10].

Как следствие, в проекте федерального закона № 419 059−7 «О цифровых финансовых активах» предлагается определение смарт-контракта. В соответствии с ним он представляет собой договор в электронной форме, исполнение прав и обязательств по которому осуществляется путем совершения в автоматическом порядке цифровых транзакций в распределенном реестре цифровых транзакций в строго определенной таким договором последовательности и при наступлении определенных им обстоятельств.

Анализируя это определение, можно предположить, что защита прав сторон смарт-контракта будет аналогична порядку осуществления защиты при заключении договора в электронной форме, т. е. законодатель идет по пути отнесения смарт-контрактов к разновидности договоров^[11].

С точки зрения инвестиционного процесса смарт-контракт — это идеальная форма для инвестирования, поскольку позволяет отследить все его этапы (начиная с момента заключения до момента исполнения). Указанное делает всю цепочку более прозрачной, а также в значительной степени минимизирует неблагоприятные риски и транзакционные издержки.

Субъекты инвестиционных отношений с его помощью могут осуществлять инвестиционную деятельность, выступая в одном случае инвестором, в другом — реципиентом.

Однако здесь возникает вопрос о правовой природе смарт-контракта. Можно ли его рассматривать в качестве разновидности договора (тогда будут применяться общие нормы о договоре) или признать, что это только определенная технология (программа для ЭВМ), способствующая реализации воли сторон (в этом случае понадобится введение новых норм, отражающих специфику явления)^[12]?

На наш взгляд, более приемлемой является позиция авторов, относящих смарт-контракты к договорам, поскольку, несмотря на наличие электронной формы, особенностей изложения условий, исполнения (автоматизированность не только определенных действий, но и порядка исполнения обязательств сторон)^[13], такие договоры все-таки представляют собой волеизъявление сторон, направленное на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей.

Конечно, нельзя упускать из виду тот факт, что такое волеизъявление и дальнейшая «судьба» такой сделки выражены и осуществляются в новой форме. Такая форма состоит не просто в усложнении существовавших способов выражения воли вовне (почтовая, телеграфная, телефонная, электронная) и порядка ее дальнейшего «движения», а в появлении качественно другого способа оформления, заключения, изменения, исполнения и прекращения обязательства.

Кроме того, появление смарт-контрактов потребует от юридической доктрины сформулировать ответы на вопросы, возникающие в этой области. В частности, насколько обоснованно рассматривать смартконтракт в качестве сделки (договора)? При положительном ответе потребуется определить, является ли этот договор новым типом? Как автоматизация таких контрактов будет сочетаться: а) с возможностью формирования индивидуальных условий; б) защитой слабой стороны?

Перечисленные вопросы есть не что иное, как начало пути для имплементации смарт-контрактов в правовую систему.

• [1] См. подробнее: параграф 13.4 «Коллективные формы инвестирования в цифровойэкономике (на примере краудфандинга)».
• [2] См.: Савельев А. И. Договорное право 2.0: «умные» контракты как начало концаклассического договорного права // Вестник гражданского права. 2016. № 3. С. 32—60.
• [3] См.: Савельев А. И. Некоторые правовые аспекты использования смарт-контрактови блокчейн-технологий по российскому праву. С. 96—97.
• [4] См.: Szabo N. Smart contracts // Essays on Smart Contracts, Commercial Controlsand Security. 1994. URL: http://www.fon.hum.uva.nl/rob/Courses/InformationInSpeech/CDROM/Literature/LOTwinterschool2006/szabo.best.vwh.net/smart.contracts.html (датаобращения: 26.12.2018).
• [5] См.: Булгаков И. Т. Правовые вопросы использования технологии блокчейн.С. 83—84.
• [6] См.: Савельев А. И. Электронная коммерция в России и за рубежом: правовое регулирование. С. 33. В дальнейшем автор уточнил свою позицию и под смарт-контрактомпредлагает понимать договор, существующий в форме программного кода, имплементированного на платформе блокчейн, который обеспечивает автономность и само-исполнимость условий такого договора по наступлении заранее определенных в немобстоятельств. См.: Савельев А. И. Некоторые правовые аспекты использования смарт-контрактов и блокчейн-технологий по российскому праву. С. 96—97.
• [7] См.: Закиров Р. Ф. Использование современных IT-технологий как средство достижения основных задач судопроизводства // Вестник гражданского процесса. 2018. № 1.С. 211—212.
• [8] См.: Санникова Л. В., Харитонова Ю. С. Цифровые активы и технологии: некоторые правовые проблемы выработки понятийного аппарата. С. 29.
• [9] См.: Иванов А. А. О глубине машинизации права // Закон. 2018. № 5. С. 36.
• [10] См.: План мероприятий по направлению «Нормативное регулирование» программы «Цифровая экономика Российской Федерации», утвержденный Правительственной комиссией по использованию информационных технологий для улучшениякачества жизни и условий ведения предпринимательской деятельности (протоколот 18.12.2017 № 2) // СПС «КонсультантПлюс».
• [11] Некоторыми авторами такая попытка (определение смарт-контракта) названанеудачной. См.: Гузнов А. Цифровые активы в системе объектов гражданских прав /А. Гузнов, Л. Михеева, Л. Новоселова [и др.] // Закон. 2018. № 5. С. 16—30 (автор —Л. Новоселова).
• [12] См.: Городов О. А., Егорова М. А. Основные направления совершенствования правового регулирования в сфере цифровой экономики в России. С. 8.
• [13] В юридической литературе самоисполняемость договора называют квалифицирующим признаком смарт-контракта, который предопределен формой его существованияв виде программного кода. См.: Санникова Л. В., Харитонова Ю. С. Цифровые активыи технологии: некоторые правовые проблемы выработки понятийного аппарата. С. 30.