Становление пренатального материнства

А. Инстинкт материнства. Материнский инстинкт — основополагающий в жизни и направлен на вынашивание потомства, заботу о нем. Отцовский инстинкт менее устойчив, более сексуально детерминирован и ориентирован главным образом на защиту матери и потомства. Как материнский, так и родительский инстинкт — это преломление инстинкта самосохранения в виде инстинкта продолжения рода. Не подлежит сомнению социальная обусловленность инстинкта продолжения рода. Без инстинкта самосохранения невозможно вынашивание, т. е. сохранение беременности. Сама беременность обусловлена инстинктом материнства и имеет своей целью продолжение рода. Следовательно, можно говорить о взаиморазвитии инстинктов самосохранения, материнства (отцовства), продолжения рода. Вместе с тем материнство в настоящее время все больше обсуждается не столько как инстинкт, а скорее как культурно сообразное чувство.

Ведущие факторы, способствующие созреванию и проявлению инстинкта материнства в виде последующей заботы о детях и любви к ним^[1].

• 1. Прообраз материнства. Выраженность инстинкта материнства и отцовства у прародителей и родителей.
• 2. Желание иметь детей, установка на них. При нежеланности ребенка все факторы могут «не работать», т. е. не включать инстинкт материнства.
• 3. Положительный отклик на беременность. Заранее планируемый день зачатия или ожидаемая задержка месячных, что получает адекватный эмоциональный отклик.

• 4. Нежность к зарождающейся жизни. Первое шевеление ребенка создает волнующее ощущение сопричастности, желания быть вместе с ребенком.
• 5. Чувство жалости и сострадания к ребенку. Первый крик новорожденного вызывает чувство огромной радости, как у творца новой жизни, вместе с чувством облегчения и удовлетворения от завершения родов. С первым криком у матери пробуждается жалость и сочувствие к беззащитному существу, желание ему помочь.
• 6. Чувство близости с ним. Первое прикладывание к груди означает первый опыт соучастия в жизни ребенка, близость чувств и непосредственность ощущений.
• 7. Эмоциональная отзывчивость матери. Первая улыбка ребенка в ответ на симпатию, доброжелательное, любящее отношение взрослых создает эмоциональный контакт между матерью и ребенком. Наличие всех перечисленных факторов является условием адекватного формирования как чувства материнства, так и эмоционального контакта с ребенком, привязанности и любви к нему. В настоящей работе рассматривается лишь пренатальный период, период беременности.

Б. Докоммуникативный период. Началом для ребенка является чей-то замысел завести его. Многие дети старше двух, лет играют, отталкиваясь от этого замысла. Сновидения и различные занятия включают идею ребенка. О психологии зачатия можно говорить в двояком смысле, т. е. либо к зачатию приводит замысел, либо оно является случайным^[2].

Присутствие субъективного мира матери и предпосылки, субъективного мира ребенка обнаруживаются в тех областях, с которыми традиционно имеет дело психоанализ — в фантазиях, сновидениях, телесных симптомах, чрезмерных, неадекватных реальности чувствах и т. п. Фантазии беременности были обнаружены еще 3. Фрейдом у взрослых пациентов, у мужчин и женщин^[3]. Они появляются еще в раннем детстве, подвергаются изменениям в ходе развития и влияют на последующее поведение (не только репродуктивное) больше, нежели реальные знания пациента о зачатии, вынашивании и рождении. Фантазии относительно беременности являются повсеместными, составляют основной момент детской поглощенности и имеют свою историю. Они не относятся к какой-либо одной стадии индивидуального развития, а видоизменяются вместе с переменами в жизни и сознании ребенка. Анна Фрейд впервые классифицировала эти фантазии, описав условия, при которых происходит замена одних фантазий другими, и связала их символическим рядом «грудь — фекалии — пенис — младенец». Она сделала акцент на том, что каждый из этих символических объектов, проявляющихся в фантазиях беременности, являлся в свое время частью «Я» и претерпел в результате взаимоотношений с другими людьми болезненное отделение от «Я». Она также подчеркнула, что Эдипова стадия, являясь подлинно социальной стадией, перерабатывает в фантазиях беременности более ранние стадии, и предмет фантазирования приобретает человеческие черты, черты ребенка. К 9—11 годам у ребенка есть уже все психологические средства для того, чтобы стать матерью или отцом, чтобы психологически принять ребенка, — остается только освободиться от инцестуозных объектов любви^[4].

Э. Дойч исследовала связь детских переживаний и фантазий беременности у матери с самочувствием, эмоциональной жизнью и практическим поведением беременной. Она подробно описала природу и содержание детского опыта матери в текущей беременности и попыталась увязать «присутствие» матери и «присутствие» плода^[5]. С точки зрения психоанализа, такой единицей совместного «присутствия» в докоммуникативном периоде вполне может выступать болезненный симптом. В некоторых из телесных симптомов (тошнота, отеки и т. п.) больше заметно присутствие эмбриона, они отражают переход «присутствия» ребенка в «присутствие» матери. Другие — эмоциональные (страхи, возбуждение, угнетенность и т. п.) — отражают обратный переход, возникая вначале как некое общее эмоциональное беспокойство, которое лишь позже находит себе подходящий объект, различный в различных культурах. В этом классе симптомов ребенок вторичен, реактивен. Обращаясь к медицине, мать стремится избавиться от симптома, с которым, как считает Дойч, связан негативный опыт из ее собственного детства. Стремление перепоручить медицине воздействие на свой субъективный мир означает одновременно отказ от исследования и переживания опыта данной беременности; откладывается превращение «больной» в мать. По мнению В. Лосевой и А. Лунькова, ставка на медицинскую технологию ослабила способность женщины доверять своей интуиции и опираться на внутренние источники энергии, что, в свою очередь, усилило чувство неуверенности, тревоги и беспомощности и связанной с ними вины^[6]. Это регрессивное решение влияет на поведение плода, который уже начал двигаться, хотя мать пока не замечает этого: его активность уже угнетается и селектируется посредством чувств, вынесенных из раннего детства матери^[7]. Э. Дойч высказала догадку о влиянии на беременность собственного эмбрионального опыта женщины и считала, что негативное влияние раннего детского опыта компенсируется «материнскостью», жертвенностью и самоотдачей («материнскость» по Е. Дойч — «окультуренный мазохизм»).

У беременных, по данным психоаналитиков, сновидческая продукция увеличивается в десятки раз, сны становятся ярче, усиливается чувственный компонент, непосредственное переживание соучастия, более 40% сновидений касается ребенка — по сравнению с 1% в контрольной группе небеременных^[7]. М. Маркони в своей книге «Девятимесячный сон» систематизировала сновидения пациентки в течение всей беременности. Яркость и необычное обилие сновидческой продукции соответствуют снижению антирепродуктивных проявлений. С увеличением объема сновидческой продукции уменьшается число жалоб на межличностные отношения, соматические симптомы и снижение настроения. При исследовании явное содержание сновидений в 75% случаев отражало негативные события, дурные предчувствия и тяжелые эмоции, т. е. служило разрядкой стремления к отвержению. Сновидение перерабатывает опыт матери, осуществляет процесс «отвязывания» ребенка, которого она вынашивает, от символического ребенка внутри нее самой^[9].

Женщина, почувствовав себя беременной, сталкивается с новым для себя комплексом переживаний. Эти переживания проистекают из двух источников: с одной стороны, развивающийся плод уже с первых дней беременности оказывает влияние на эмоциональный мир матери, а с другой, мать часто оказывается во власти эмоций, обусловленных ее собственными представлениями о беременности и родах, а также влиянием на нее близких^[10]. В процессе развития даже самой желанной и осмысленной беременности у женщин имеются условия для возникновения целого ряда негативных изменений в эмоциональной сфере. На физиологическом уровне эта тенденция связана с появлением ряда вполне естественных эндокрино-соматических и психофизиологических изменений в организме беременной женщины.

«Плод является ультрачувствительным рецептором материнской психосоматики и окружающей среды»^[11]. Технические приемы, устанавливающие это, многочисленны. В рамках микропсихоанализа были разработаны специальные методики оживления, коррекции и интерпретации пренатального опыта. В частности, пациентка вместе с аналитиком рассматривает свидетельства жизни до ее рождения (планы домов, фотографии родителей, кинои фотоматериалы) и сообщает при этом о чувствах своих родителей и окружении до того, как он появился на свет. Мать передает плоду свое психическое состояние (сознательное и бессознательное), свои страхи и тревоги. Она как бы подчиняет его своим ощущениям-восприятиям и своим биологическим функциям^[9].

Существует гипотеза, в которой предполагается: мать и плод находятся в неразрывном единстве и все, что испытывает мать, непосредственно передается плоду. Отсюда часто делается вывод, что тревожность и страхи матери всегда передаются плоду, который страдает от этого. Но имеется и контргипотеза, в которой опровергается это мнение.

Итак, докоммуникативный период, по мнению психоаналитиков, ставит перед будущей матерью главную задачу, которая состоит в том, чтобы постепенно выделить в своем субъективном мире место для своего ребенка. Ребенок, который не приобрел до рождения опыт взаимодействия с матерью, не вырабатывает исходного доверия к миру (Эриксон Э.). Психодинамический подход связывает с нарушением базисного доверия нарциссическое развитие личности^[13].

В. Коммуникативный период. Эмбрион глубоко и интимно слит в своих собственных ощущениях с телесностью матери. Тело матери, обретая и удерживая собственный плод, нерасторжимо с ним в своих телесных ощущениях. На этой чувственной основе, по-видимому, и формируются глубокие связи, определяющие чувство привязанности и любви матери к ребенку.

В чреве матери жизнь ребенка делится на два неравных периода, когда появляется новый фактор — граница, предел для движений, а вместе с ней — ограничение свободы. Граница принадлежит не только миру бытия, но и субъективному миру матери. С этого момента начинается совместная деятельность матери и ребенка. Ребенок двигается, мать ощущает эти движения и дает ему обратную связь — вначале только тем, что замечает или игнорирует эти движения, затем посредством гуморальной регуляции негативно или позитивно санкционирует те или иные движения, затем появляется возможность прикоснуться, обратиться, исследовать тело ребенка через свой живот.

Первичная адаптивная система ребенка, в свою очередь, стимулирует развитие сенсорики. Зрелость первичной адаптивной системы зависит от эмоциональной среды матери, от ее образа жизни. Общая для матери и ребенка адаптивная система угнетается чувствами беспомощности и бесполезности, утратой любви, чувством покорности и поражения и укрепляется противоположными — ответственностью, руководством, чувством творчества, победы.

Чем разнообразнее воздействие на ребенка на этом этапе, тем больше дифференцирована его экспрессия, тем больше стимулов он начинает «узнавать» после рождения. Т. Верни отмечает также важность регулярно организованной психологической среды, которая позволяет ребенку выделять повторяющиеся воздействия, «систематизировать» их. Таким образом, возникает целостная программа, в которой в живой нерасчлененности присутствует и воздействие матери, и поведение ребенка. Ему же принадлежит наблюдение, что внутриутробный младенец предпочтительнее и быстрее осваивает те воздействия, которые обращены непосредственно к нему. Мать, субъективно обособляя ребенка, вступая в отношения с ним как с «другим», соединяет его с миром, готовит предпосылки для его связей с будущей средой. Каждая волна материнских гормонов выводит внутриутробного младенца из обычного состояния, он начинает ощущать, что произошло нечто необычное, и пытается понять, что именно.

Понимание обеспечивается, самим совершением движения. Некоторые движения, относящиеся к экспрессии, наблюдались с помощью кинокамеры, вживленной в стенку матки. Выяснилось, что пятимесячный эмбрион слышит громкие крики, пугается, сердится, грозит, реагирует на слова и ласки, изменяет поведение в зависимости от настроения матери^[14].

С 6 месяцев, согласно Верни, берет свой отсчет интеллектуальная и эмоциональная жизнь ребенка. Его поведение в этот период изменяется в ответ на голос матери и отца, эмбрион способен увязать свое поведение со знакомым голосом, способен даже к опережающему отражению в своем поведении; он знает, какие движения вызовут чувство удовольствия, какие — неудовольствия. Как отмечает Ф. Дальто, если его мать заботится о ком-то еще, он может стать заботливым существом: «он мимикрирует, воспроизводя материнские эмоции».

Мать активно интерпретирует поведение ребенка, как своими чувствами, так и поведением. Одна будущая мама интерпретировала чрезмерные движения своего ребенка словами «хулиганит», «безобразничает» и надевала бандаж. Другая трактовала сильные толчки как-то, что ему не хватает воздуха, он хочет погулять, и выходила на свежий воздух^[1]. Кроме того, шестимесячный эмбрион, испытывая давление амниотической жидкости, сворачивается, переворачивается вниз головой; он умеет сосать палец, закрывает руками лицо, когда мать волнуется. Семимесячный эмбрион не просто воспринимает звуки, но отвечает на них (Брусиловский А. И.).

Когда мать разговаривает с будущим ребенком, у детей обычно раньше развивается речь, так как безотчетно они усваивают ряд звуковых сочетаний. Многие беременные женщины говорят со своим плодом, как если бы он был в той же комнате. После своего рождения он уже умеет воспринимать, а многие даже узнают услышанные прежде слова, которые запечатлелись у них в сознании, словно записанные на магнитофон. Это подтверждали и психоаналитики, когда им удавалось проследить историю своих пациентов, начиная с этого времени.

В своей книге «На стороне ребенка» французский психоаналитик Ф. Дальто пишет: «Одни говорят с ребенком, которого носят в животе, другие этого не делают. Результаты бывают удивительные. У меня был опыт со старшим сыном. Он родился в разгар войны, в 1943 г. Тогда я ездила по городу на велосипеде. Теперь-то мы не обращаем внимания, как круто поднимается улица Сен-Жак после бульвара СенЖермен. Я возвращалась домой и с трудом крутила педали, И тут ребенок у меня в животе, которому, вероятно, тоже было не по себе, потому что я устала, начал вертеться, вертеться так, что в конце концов я подумала: „Я не смогу крутить педали до самого дома. Я больше не могу! А идти пешком и толкать велосипед рядом с собой — это будет еще дольше!“ Но тут меня осенило, и я обратилась к ребенку: „Послушай, милый, если ты будешь так барахтаться у меня в животе, дорога еще больше затянется, потому что ты мешаешь мне крутить педали. Посиди спокойно, и мы скоро приедем“. Он немедленно затих. А я говорила с ним мысленно. Не вслух, и даже не шевеля губами. Он затих, я стала дальше нажимать на педали, приехала наконец домой, и сказала ему: „Ну вот, мы и добрались“. И он тут же буквально заплясал у меня в животе. Он был тогда восьмимесячным. А вечерами, когда я уставала, рядом был его отец, который тоже с ним говорил. Теперь известно (хотя тогда этого еще не знали), что зародыши лучше воспринимают низкие звуки, чем высокие. Когда говорила я, обращаясь, как правило, к его отцу, он продолжал вертеться. А когда отец ему говорил: „А теперь мы будем спать, и ты тоже будешь спать“, — он сразу же успокаивался».

Положительным воздействием на будущее эмоциональное развитие, как отмечает А. И. Захаров, детей обладает также музыка: негромкая, без сильных низких звуковых колебаний (вибраций), ласкающая слух матери, заставляющая «прислушиваться» к ней плод. Главное — положительное влияние на настроение матери, эмоциональный тонус, ее психическое состояние, а через это на состояние плода^[1].

Таким образом, коммуникативные средства имеют биологическую природу, но отбор их, несомненно, отражает присутствие в их развитии культурного влияния, в частности установок и интерпретаций матери.

Дополнительным аргументом в пользу рефлексивной реакций ребенка на внешние стимулы является тот факт, что ребенок отвечает на стимулы, которые нейтральны для матери и не нарушают ее гормонального баланса (Брусиловский А. И.).

Существует гипотеза, что, находясь в материнском лоне «девять месяцев, мы пребываем в ситуации любимых и желанных существ» и испытываем полное блаженство. Грэхэм говорит так: «Материнская утроба — это мой мир, поэтому я составляю целый, мир (космическое сознание). Это подобно тому, как если бы я был галькой на морском берегу и берегом в то же самое время. Это чувство, что все хорошо со мной и с миром тоже все в порядке — суть того, что составляет ощущение безопасности»^[17]. Существует также представление о симбиотическом единстве матери и плода, «беспроблемном рае» внутриутробного существования, которого часто придерживаются медики и физиологи.

С. Гроф считает, что, как правило, в материнском лоне плод ощущает безопасность, защищенность, глубокую удовлетворенность, переживание единства с космосом и океанического блаженства^[18]. Это чувство, как утверждает Дж. Грэхэм, мы берем с собой в жизнь из нашего пребывания в материнском лоне^[17]. И только в момент рождения обрушивается первый удар и возникает первая трудность внутриутробного существования.

Но есть и противоположная гипотеза. Как показали исследования (Киссинджер С., Фанти С. и др.) и фантастические фотографии, опубликованные Л. Нильссоном в 1965 г., гармонии между матерью и ее плодом не существует, наоборот, для их отношений характерны попытки взаимного разрушения. Микропсихоаналитики утверждают, что с первых часов своего существования эмбрион представляет собой самостоятельное существо, а не часть материнского организма. Он обладает особым составом белков и вызывает со стороны организма матери естественную реакцию отторжения, как и против любого инородного тела. По словам С. Фанти, первой реакцией матери в отношении своего ребенка являются попытки отторжения.^[20]

Если же ему удается выжить, то этим он обязан изощренности клеточного и ядерного характера своих защитных механизмов. Микропсихоаналитики признают эмбрионную агрессивность, направленную на мать, и поэтому они заменили понятие «внутриутробного симбиоза» на понятие «внутриутробной войны», в которой периоды перемирия, достижения временного равновесия постоянно нарушаются периодами дисбаланса в силу самого роста плода. В периоды нарушения равновесия, когда плод растет особенно интенсивно, проявляя свою активность и жизнеспособность, мать может испытывать приступы беспричинной тревожности, раздражительности, подавленности, агрессивности, что является отражением в ее бессознательном иммунных и нейрохимических реакций, связанных с «победой» плода. То, что мать и плод выживают в этом внутриутробном конфликте, по мнению С. Фанти, похоже на чудо. Согласно акушерской казуистике, одна беременность из пяти является «в высшей степени опасной» и может закончиться неблагоприятно^[9].

• [1] Захаров А. И. Ребенок до рождения и психотерапия последствий психическихтравм. СПб., 1998. С. 3—77.
• [2] Винникотт Д. В. Маленькие дети и их матери. М., 1998. С. 40, 46, 53—54.
• [3] Фрейд 3.

  Введение

  в психоанализ. Лекции. М 1991.

• [4] Шмурак Ю. И. Пренатальная общность // Человек. 1993. № 6. 22—37.
• [5] ДойчХ. Психоанализ женских сексуальных функций. М.: Эрго, 2013; Дойч Э. Психология женщины// Хрестоматия по перинатальной психологии: психология беременности, родов и послеродового периода: учебное пособие / сост. А. Н. Васина. М.: Издательство УРАО, 2005. С. 102—107.
• [6] Лосева В. К., Луньков А. Страхи вокруг беременности // Психологическая консультация. 1998. № 1. С. 21—34.
• [7] Шмурак Ю. И. Пренатальная общность // Человек. 1993. № 6. С. 22—37.
• [8] Шмурак Ю. И. Пренатальная общность // Человек. 1993. № 6. С. 22—37.
• [9] Там же.
• [10] Лосева В. К., Лунъков А. Страхи вокруг беременности //Психологическая консультация, 1998, № 1. С. 21—34.
• [11] Фанта С. Микропсихоанализ. М. 1995. С. 191—194.
• [12] Там же.
• [13] Шмурак Ю. И. Пренатальная общность // Человек. 1993. № 6. С. 22—37.
• [14] Брусиловский А. И. Жизнь до рождения // Знание, 1991.
• [15] Захаров А. И. Ребенок до рождения и психотерапия последствий психическихтравм. СПб., 1998. С. 3—77.
• [16] Захаров А. И. Ребенок до рождения и психотерапия последствий психическихтравм. СПб., 1998. С. 3—77.
• [17] Грэхэм Дж. Как стать родителем самому себе. М., 1993. С. 15—17, 21—32.
• [18] Гроф С. Холотропное сознание. М., 1996. С. 44—83.
• [19] Грэхэм Дж. Как стать родителем самому себе. М., 1993. С. 15—17, 21—32.
• [20] Фанти С. Микропсихоанализ. М. 1995. С. 171—194.
• [21] Там же.