Этика риска. 
История, философия и методология техники и информатики

Пожалуй, нет более актуального вопроса для техникологической этики, чем тема риска. Традиционно от этики требуют твердых рекомендаций, которые были бы надежной опорой для человека. Риск же предполагает использование концепта вероятности. Но в таком случае любые рекомендации, наставления и советы становятся ненадежными, что на первый взгляд кажется несовместимым со статусом этики. Впрочем, этика вполне продуктивно может быть переосмыслена с учетом вероятностной революции, сопровождавшей развитие всех наук в XX в. Если изменилось их содержание, то, надо полагать, изменился и статус этики. Но действительно ли новая этика может и должна быть вероятностной?

За основу анализа возьмем весьма показательную во многих отношениях статью шведского философа С. Ханссона, большого знатока проблемы технического риска1. В начале своей статьи он определяет концепт риска. В технике риск (К) чаще всего понимается как статически ожидаемая величина возможных потерь, которая подсчитывается по формуле.

где N — число рассматриваемых событий; Р. — вероятность наступления события С.

Интерпретация формулы (1) связана с преодолением многих затруднений, часть из которых попала в поле зрения Ханссона.

Так, далеко не просто подсчитать случившиеся вероятности Р., которые определяются на основании некоторых выборок. Разумеется, вероятности не наблюдаются в том же смысле, что происходящие события. Часто они подсчитываются, составляя настолько малые величины, что их затруднительно фиксировать в эксперименте. Кроме того, не вполне ясно, допустимо ли статистические выводы считать относящимися к отдельным объектам. Много беспокойства связано с неопределенностями: их наличие сужает значимость концепта вероятности, к тому же не ясен путь их включения в формулу (1).

Как полагает С. Ханссон, в понимании феномена риска наука имеет определенные ограничения, о чем свидетельствуют, например, недетектируемые факторы. Оказавшись в затруднительном положении, он решает призвать на помощь этику в надежде, что она позволит внести в проблему риска дополнительную ясность. Этика представлена у него тремя концепциями: 1) утилитаризмом; 2) этикой долга, прав и обязательств; 3) теорией социального контракта. Однако и здесь возникают трудности.

Утилитаризм Ханссон связывает с принципом максимизации ожидаемой полезности. Он полагает, что люди руководствуются не только полезностями, да к тому же далеко не всегда их максимизируют. Вряд ли индивид согласится максимизировать ожидаемую полезность, рассчитанную на некоторый коллектив, если сам он при этом будет подвергаться повышенной опасности. Что касается этики долга, прав и обязательств, то она трудносовместима с определением риска посредством вероятностных величин: субъект будет настаивать на своем долге, правах и обязательствах независимо от рекомендаций снизить величину риска. Неприемлема и теория социального контракта, согласно которой непременно необходимо достичь согласия. Но каждый человек руководствуется своими собственными интересами, а это означает, что субъекты могут блокировать решения друг друга. Наука же руководствуется общезначимыми выводами.

Недовольный рассмотренными выше моральными теориями, С. Ханссон предлагает свою собственную концепцию, согласно которой основополагающее моральное право личности состоит в недопустимости нанесения ей ущерба действиями других людей. Речь, по сути, идет о принципе морального иммунитета. Конкретизируя его, шведский философ приходит к следующей максиме: риск приемлем, если суммарные выгоды превышают риск, признанный бесполезным. Имеется в виду, что можно учесть все факторы, например права личности, а не только полезности.

Свой подход к этике риска предложила С. Русер. Ее интересуют этические интуиции, связанные с проблемой риска. Она встает на защиту непрофессионалов, поскольку профессионалы считают интуитивные суждения в области принятия решений относительно риска признаком плохого тона. По мнению Русер. недостаток знаний у непрофессионалов конечно так или иначе сказывается, но недопустимо не замечать, что, как показал П. Слович, интуиции у непрофессионалов богаче, чем у экспертов. Следовательно, эти интуиции должны быть не только приняты во внимание, но и получить соответствующее обоснование.

Теоретическая разработка.

• 1. Контролируемы ли события?
• 2. Вызывают ли они страх?
• 3. Приводят ли к глобальным катастрофам?
• 4. Являются ли последствия смертельно опасными?
• 5. Справедливо ли люди подвергаются риску?
• 6. Направлены ли риски против меня самого?
• 7. Велик ли риск для будущих поколений?
• 8. Могут ли последствия инцидентов быть устранены?
• 9. Приводят ли они к дальнейшему росту риска?
• 10. Является ли принятие риска добровольным?

Эти факторы, в свою очередь, оцениваются пятью другими факторами, так сказать, второго рода: 0) Наблюдаемы ли последствия инцидентов? (11) Являются ли они известными тем, кто их наблюдает? (Ш) Не возникнут ли нежелательные последствия через некоторое время?

Не приведут ли последствия инцидентов к новым рискам? (у) Известны ли они науке?

Новаторство С. Русер состоит в попытке обосновать правомерность использования приведенных выше факторов посредством интуитивистской этики, основателем которой является английский философ Дж. Мур. Согласно аргументации Русер, интуитивисты от этики доказали, что вполне правомерно использовать положения, которые не помещаются в некий концептуальный каркас. Эти положения не могут быть сведены друг к другу или к научным концептам, в связи с чем следует руководствоваться плюралистическим подходом, признавая многообразие этических интуиции, релевантных проблеме риска.

В подходах С. Ханссона и С. Русер много общего. Они предпринимают энергичные попытки обогатить философию техники этической составляющей, однако саму этику воспринимают как субстанциальную теорию, от имени которой можно сформулировать положения для принятия их техникологами. Но, как было показано ранее, этика техникологии является метанаукой и в качестве таковой не терпит над собой никакого насилия. Имея это в виду, нетрудно обнаружить слабые места в аргументации как Ханссона, так и Русер.

Ханссон выявил проблемные аспекты, связанные с осмыслением феномена риска в техникологических науках. Они действительно существуют и заслуживают особого внимания философов, как раз и призванных преодолевать проблемы. Но для разрешения проблем следует в первую очередь тщательнейшим образом освоиться с содержанием техникологии. На это Ханссон не идет, и проблемы остаются неразрешенными. Не доказано, что они, как считает Ханссон, в принципе неразрешимы.

Доказывая существование ограничений научного познания, Ханссон приводит два примера. Если вылить в озеро незначительное количество горячей воды, то последующий за этой акцией эффект не может быть зарегистрирован. Мы понимаем, что с озерной водой что-то произошло, но соответствующий эффект не может быть установлен эмпирически. Другой пример: установлено, что вредное воздействие химикатов на большую группу людей увеличило их смертность от рака, допустим, на 5%. Однако в данном случае нельзя определить, кто конкретно приобрел опасную болезнь именно из-за химикатов. Приведенные примеры мало что доказывают. Аппаратные средства постоянно совершенствуются, и именно на них приходится возлагать надежды при детектировании любых феноменов. Например, тщательный анализ состояния больных позволяет вывить причины их заболеваний, поскольку воздействие на тело человека различных факторов сопровождается неодинаковыми симптомами.

Крайне важно подчеркнуть, что наука является наиболее рафинированным знанием, ей невозможно найти замену. Но вместо того чтобы искать разгадку тайны риска в науке, Ханссон поспешно обращается к субстанциальной этике, и ему не удается избежать ошибочных суждений. В частности, он не учитывает, что концепт полезности в утилитаризме и в современных науках не является одним и тем же. В науках используется функция полезности, при этом все концепты-ценности считаются полезностями. В утилитаризме полезность — это то, что приносит человеку счастье. Нет никаких оснований считать ученых, оперирующих функцией полезности, непременно утилитаристами: они вполне могут быть противниками утилитаризма.

Ханссон придерживается догмы о необязательности максимизации ожидаемой полезности, широко распространенной среди сторонников теории принятия решений. Строго говоря, действительно не всегда речь идет о максимизации ожидаемой полезности, но зато непременно имеет место оптимизация некоторых параметров. Не составляет труда их преобразовать таким образом, чтобы оптимизация выступала как максимизация. Допустим, два субъекта, 5: и 52, рассматривая альтернативы а, Ь, с, совершают неодинаковый выбор. В таком случае кажется, что по крайней мере один из них нарушает принцип максимизации. Но дело в том, что лица, принимающие решение, оценивают альтернативы на основании различных ценностей: каждый из них стремится к максимуму в своей системе отсчета ценностей. Субъект оптимизирует некоторый параметр не потому, что он является рациональным существом, а постольку, поскольку делает выбор. Делать выбор по определению означает оптимизировать некоторую величину.

Ханссон правильно отмечает, что невозможно согласовать теорию принятия решения как с этикой долга, прав и обязанностей, так и с теорией социального контракта. Но он всего лишь констатирует их различие, тогда как следовало бы предпринять решительные шаги к достижению гармонии между тремя рассматриваемыми теориями. Это вполне возможно, но только в случае, если этические системы переводятся на метауровень науки за счет критики их содержания. Не существует раз и навсегда предписанных субъекту прав, обязанностей и долга, но любой человек руководствуется в своих поступках некоторыми ценностями. Люди далеко не всегда достигают согласия, но они вынуждены, общаясь друг с другом, сопоставлять свои ценности. Если исследователь всего лишь констатирует различие систем, то он остается в кругу неразрешенных проблем.

Что касается максимы «риск приемлем, если он обеспечивает выгоду», сформулированной Ханссоном, то ее содержание не назовешь ясным, поскольку не определен концепт выгоды. Суть дела нам видится в принципиально ином ключе. Риск сопутствует всем нашим решениям, в том числе и в области технической деятельности, так как неискоренимы вероятности. В этих условиях не остается ничего другого, как возлагать надежды на способности людей по совершенствованию их теорий. Прогресс техникологии является единственно верным путем овладения всей той проблематикой, которая сопровождает темы риска и неопределенности. Чем более развиты техникологические теории, тем безопаснее ядерные реакторы, автомобили, самолеты, любые технологические системы. Если каждый новый шаг на пути технического прогресса получает всестороннее осмысление, то цивилизация непременно избежит кризисных явлений. К катастрофам ведет одна дорога: забвение научной теории, отказ от метанауки.

Касаясь воззрений С. Русер, активной защитницы интуиционистской этики, необходимо отметить следующее: она искренне полагает, что существует многоголосие интуитивно принимаемых этических принципов, неподвластных науке и даже превосходящих ее потенциал. Однако ее выводы не получают обоснования. Ведь для этого ей пришлось бы рассмотреть устройство этических и техникологических теорий, охарактеризовать их связи и т. д., чего не было сделано. Ссылка же на авторитеты, например на Дж. Мура, не является обоснованием. Главное достижение Мура заключалось в доказательстве неопределимости добра, при этом ему так и не удалось разработать многозвенную теоретическую систему.

Пример

Действительно ли нельзя определить добро? На этот вопрос в наши дни, т. е. спустя почти столетие после выхода в свет главных этических работ Джорджа Мура, можно ответить вполне определенно: добра как такового вообще не существует. Люди руководствуются различными ценностями. Элементарные ценности не выводимы. Они представляют собой концепты соответствующих теорий. Так, в радиотехнике элементарными концептами являются понятия индуктивности и емкости. Прагматические теории начинаются с принципов оптимизации обобщенных параметров. Эти принципы также не выводимы. Но и элементарные ценности, и принципы оптимизации пересматриваются в соответствии с прогрессом научного знания. Как утверждал Дж. Мур, неясное по содержанию предложение следует переписать таким образом, чтобы уточнить его. Строго говоря, мы реализовали его рекомендацию.

Таким образом, с позиций современной науки и этики выражение «добро неопределимо» означает, что, во-первых, существуют элементарные ценности, а во-вторых, теории начинаются с принципов оптимизации обобщенных параметров. Вопреки воззрениям С. Русер интуиционистская этика не представляет собой основательно развитую теоретическую систему. Обратимся теперь к утверждению Русер о том, что интуиции непрофессионалов неподвластны ученым. Даже беглый взгляд на выделенные Словичем факторы показывает, что все они не только не чужды науке, а наоборот, прекрасно выражают ее интенции. Разве нельзя с научной точки зрения рассмотреть вопрос о возможности контролирования последствий, их катастрофичности и месте в будущих сценариях развития? Вопрос, конечно же, риторический.

Исследования, осуществленные С. Ханссоном и С. Русер, показывают, что вопрос о соотносительности метанаучной и субстанциальной этики приобрел крайнюю степень остроты. Отсутствие внимания к нему приводит к антиметанаучному синдрому, забвению достижений философии техникологии. Недопонимается ее основная интенция на проблемный углубленный концептуальный анализ. Продемонстрируем этот вывод показательным примером.

Пример Знакомого атомщика мы попросили разъяснить смысл утверждения, что безопасность расплавления активной зоны ядерного реактора равна 10″ 7. Он предложил представить, что существует 10 000 000 реакторов. Величина 10~7 означает, что один из них в течение календарного года взорвется. Можно представить себе другую ситуацию: реактор функционирует 10 000 000 лет. В таком случае та же самая величина означает, что реактор взорвется в какой-либо из этих лет.

Итак, не существует очевидных ответов на актуальные вопросы. Предстоит детально освоиться с содержанием теории, прежде чем будет получен действительно глубокий ответ. Именно поэтому невозможно обойтись без метанауки, в том числе философии техникологии.

Выводы.

• 1. Ситуации риска невозможно разрешить, обращаясь к потенциалу исключительно метафизической техникологической этики.
• 2. Условия риска должны рассматриваться посредством техникологических наук, но с учетом их метанаучной характеристики.