Роман «Дело Артамоновых» (1925)

Повествование в романе организуется по принципу семейно-биографическому и портретно-характерологическому. Это гнездо, группа характеров, располагающихся вокруг единого, но меняющегося центра — ведущего действующего лица, главы рода: вначале Ильи-старшего, потом Петра, наконец, в несостоявшейся перспективе Ильи-младшего и Якова. Первым лицом рода, его основателем становится Илья Артамонов, «вчерашний мужик», вырвавшийся на волю, исполненный горячего азарта жизни, жажды дела по плечу себе, талантливый, сильный и неукротимый во всем: в любви, в грехах, в работе — тип всегда необычайно колоритный в изображении Горького (вспомним Игната Гордеева, старшего Кожемякина, Егора Булычова и др.). Это тип «стяжателя-строителя» (по формуле автора), в котором творящее, «строительное» начало еще не подавлено «стяжательством» и даже над ним преобладает. Во втором поколении центральное место в «деле» наследует Петр. Занимающий срединное положение в романе, он и человек срединный, посредственный, механический, живущий по инерции, служитель «делу», его хозяин-пленник.

Уже во втором поколении в индивидуальных судьбах намечаются, а в третьем полностью определяются уклонения от пути отцов: у красавца и щеголя Алексея — заигрывание с аристократией, соблазн барства (завершившийся его браком с дворянкой, «чужой» в артамоновской семье), искусы свойственного ему артистизма, игры с жизнью; у горбуна Никиты — уход в монастырь, от мира, от дела вообще; наконец, у Ильи-младшего — полный отказ от «наследства», разрыв с долей отцов и возможный путь в революцию. В стороне от них — их слуга, а по существу судья, Тихон Вялов. Такова система образов в композиции романа.

Целостность композиционной структуры создается движением героев по общим кругам жизни (от рождения до смерти), через испытание их в сходных для всех ситуациях и освещение сквозными лейтмотивами повествования. Это дает возможность читателю сравнивать всех Артамоновых между собой, сопоставлять разных представителей рода в его истории, во времени, в движении поколений. В качестве таких сквозных мотивов выступает отношение героев к «делу», к женщине, к преступлению и греху, к смерти.

Заглавным в романе, что подчеркнуто в самом его названии, является мотив «дела», связующий воедино все остальные. Он раскрывается в самых разнообразных смыслах и планах. Дело — это смысл и оправдание жизни (Илья говорит о князе Ратском: мудр был, а «оправдать» себя, дело делать не смог, привык жить па «крестьянском хлебе»). Дело — «узда», что человека держит, не дает ему баловать много, и опора, «перила человеку», и радость (особенно ярко это проявляется в Илье-старшем), и спасение от скуки жизни (Петру холодно и скучно у брата в монастыре, потому что «заботы» нет). Но дело обнаруживает в романе и свою роковую диалектику: «За делом людей не видно», «просто людей нет — все работники», «дело — человеку барии» .

В характеристике героев романа, в движении его художественного времени очень важен «вечный» мотив любви. Так у Ильи в отношении к женщине (Ульяне Баймаковой, его сватье и любовнице) проявляются и его безоглядность, безбоязненность перед человеческим судом, и обаяние сильной, жизнелюбивой натуры, способной дарить людям радость. В образе Петра открывается нечто совсем иное. Это и скука быстро потускневших брачных отношений, и неутоленные порывы, и нереализовавшиеся догадки о возможности чистого, без плотского вожделения, отношения к женщине (непонятной и недоступной Вере Николаевне Поповой). Или потрясший его однажды восторг и страх перед властью женщины, властью ее прекрасного тела (эпизод с Паулиной в публичном доме). Недаром именно женщина, жена Наталья, в финале романа представляется Петру в приступе старческого безумия главным его «врагом». Несчастного горбуна Никиту немощь любви, ее немота и боязнь соблазна (он любит жену брата Наталью) почти доводят до гибели, до попытки самоубийства.

Очень емкую и выразительную роль выполняет в романе другая вечная ситуация — герой в отношении к смерти, образ его кончины, и тут тоже выявляется деградация поколений. Стоит сравнить две смерти: гибель Ильи — от увлечения работой, от нерасчетливого азарта, желания помочь в трудном деле, а может, и прихвастнуть молодецкой своей силой, — и жалкую, ничтожную катастрофу, в какую попадает Яков, мечтающий лишь о покое и сладкой жизни, но так и не сумевший убежать от напастей беспокойного времени (и в конце концов обворованный любовницей и сброшенный по ее наущению с поезда).

Между этими смертями — третья, еще, правда, не произошедшая, но вплотную приблизившаяся и, пожалуй, самая характерная и страшная. Это полубезумное старческое угасание Петра, трагикомический фарс конца одного из сильных мира сего, с мотивами удушающих его чувств обиды, агрессии и обессиленной властности, тем более жалких, что они приходят в полное противоречие с утраченными возможностями и новой реальностью мира (голоса революции, появление новых хозяев жизни).

Сквозной сюжетный мотив романа — мотив человеческого преступления — один из значительных в творчестве Горького и созвучный традициям русских классиков, в особенности Достоевского. В изображении совершенных действующими лицами повествования преступлений, их побуждений, обстоятельств и масштабов обозначается общая для всего художественного целого романа авторская мысль об измельчании человеческих характеров, о роковым образом нарастающей обезличенности человека. Илья-старший убивает, защищаясь. Петр совершает преступление случайное, невольное, но страшное: убивает мальчика Павлушку, потеряв душевное равновесие из-за своего раздраженного самолюбия и обиды на «опасного» товарища сына, покусившегося (ребенок-то!) на «доброе имя» Артамоновых. В этом сюжете в трансформированном виде мы узнаем отзвуки мотива Достоевского: отрицание дела, замешанного на «слезе» ребенка. Мотивы тайной мести движут и во многом определяют судьбу Алексея (поджог дома Барского). Почву для преступлений, в представлении автора романа, составляет человеческая «самость», которая — если она не освящена правом на самозащиту и жизнеустроительную инициативу — становится опасной и агрессивной и которая поощряется в человеке властью капитала, сущностью накопительства. В этом последнем, по логике романа, и заключено главное преступление капитализма перед историей, и потому ею же, историей, и наказуемое — возмездием революции.

В романе есть не только суд исторический и социальный, но и этический, совестной. Как молчаливое, вечное и пророческое свидетельство он выражен в лице Тихона Вялова, дворника Артамоновых. Он — единственное в произведении лицо, которое знает, живя бок о бок с ними полвека, все грехи и скрытые пружины поведения Артамоновых, в отличие от них самих, далеко не все происходящее осознающих (например, Петр не догадывается о муках любви Никиты к Наталье). По замыслу Горького, о чем он не раз объяснял в письмах, этот образ должен был стать его, горьковской, трактовкой образа Платона Каратаева, полемикой с философией неделанья, с позиции которой Тихон судит всех Артамоновых. Надо сказать, что каратаевский тип претерпевает у Горького очень значительное, даже кардинальное видоизменение (Лев Толстой, как полагал Горький, проклял бы фактора «Дела Артамоновых» за этот образ). В самом деле, Тихон — не «кругл», не добр, отнюдь не утешитель (вспомним его отрицательное отношение к утешителю Серафиму: «морочит» людей), не чист изначально (о давнем смертном грехе своем — покушении вместе с братом на жизнь человека, Ильи Артамонова, — Вялов признается Петру в финальной сцене). Рисунок толстовского прообраза в романе Горького резко усложняется и намеренно омрачается. Грешник-судья-праведник-отшельник — таким рисуется Тихон, русский мужик, недавний крепостной, ведущий ревнивый и пожизненный счет грехам своих новых, из мужиков же, хозяев. Но мести, прямого сопротивления Артамоновым, как и у Каратаева, у Тихона нет, есть лишь ожидание расплаты за все через судьбу, — ожидание, оправдавшееся в финале, где развязкой событий проясняется смысл пророческого символа: «кибитка потеряла колесо». Вина «дела» Артамоновых, а в авторской оценке и дела буржуазии вообще, — запущенный им внутренний механизм человеческой вражды, и потому этот механизм рано или поздно должен пойти на слом. Таков общий итог романа.