Простое или сложное

Определив функцию как отношение синтаксической единицы к коммуникативной единице, функциональная грамматика исходит из того, что предложение (простое предложение) — единица, равная коммуникативной.

Результативность функциональных принципов анализа обнаруживается и на переходе к сложным и усложненным предложениям.

Существующие классификации сложного предложения опираются главным образом на формальные средства связи и в большей степени остаются классификацией союзов (союзные/бессоюзные; сложносочиненные/сложноподчиненные). По отношению к предложениям сложноподчиненным во вторую очередь применяется критерий смысловых отношений между их частями (причинные, временные, целевые и т. д. придаточные). Критерий функциональноконструктивный (роль придаточных в построении целого) либо не учитывается вовсе, либо применяется непоследовательно.

Выходит, что близкие, синонимичные конструкции разнесены по дальним концам схемы, и потому теряют богатство своего смысла. Ведь в таких высказываниях, как Лес рубят — щепки летят, На глаз поверишь — криво отмеришь, обобщаются не только главные здесь причинно-следственные отношения, но и условные, и временные (потому, что…, когда…, если…). Такие бессоюзные предложения, как Слышит — отпирают сарай (Л. Толстой) или Было ясно: Котик дурачилась (А. Чехов), несомненно, соотносительны с союзными Слышит, что… или Слышит, как… и Было ясно, что… Нельзя обходить и вопрос о сходстве и различиях в способах выражения того же или близкого содержания: в примерах из Толстого и Чехова в главном предложении фиксируется восприятие персонажа-наблюдателя — модусная часть, в придаточном — содержание этого восприятия — диктумная часть. Но при этом конструктивная роль придаточного при предикате слышит заключается в том, что придаточное восполняет семантически недостаточный переходный глагол (ср.: слышит шум, слышит голос), т. е. выполняет функцию приглагольного объекта (или связанной синтаксемы), а при предикате Было ясно придаточное восполняет роль подлежащего, субъекта (или обусловленной синтаксемы). Возникают вопросы: является ли «главное» в этих случаях собственно предложением и на каком основании считаются такие конструкции сложными? Подобные сомнения подводят к актуальной проблеме соотнесенности средств языка и заключенного в них объема информации.

В отношении к процессу коммуникации простое и сложное предложения выполняют одно и то же назначение коммуникативной единицы. Но их внутренняя структура и смысловой объем различны. Простое предложение становится компонентом сложного, а нередко даже компонентом простого, замещая в нем позицию синтаксемы, ср.: Кто добр, не вселишь для себя трудится (И. Крылов). — Добрый не только для себя трудится (субъект); Мост таков, что может легко провалиться (И. Крылов). — Мост может провалиться (предикат); Кого люблю, не дождусь (Русская песня). — Не дождусь любимого (объект при переходном глаголе).

Как же определить границу между простым и сложным предложением?

В сложном предложении его части соединены не только смысловой связью (оформленной союзами или без них), но и таксисными связями между предикатами формирующих его частей. Таксисные связи выражают значения предикативных категорий времени, лица и модальности относительно тех же категорий в соседствующих предикатах. Так, в предложении Слышит — отпирают сарай время действия обоих предикатов совпадает, но действующие лица, субъекты, — разные, модальность реальная в обоих: предложение сложное, полипредикативное, с таксисными характеристиками — монотемпоральность, полиперсональность и мономодальность (моно— означает совпадение, единство характеристик, поли— несовпадение, различие). Ср.: Мне что ни дай, я все подмахну (Н. Гоголь) — сложное предложение с таксисными характеристиками — политемпоральность, полиперсональность, полимодальность.

Таксисные отношения обнаруживаются не только в сложном, но и в усложненном предложении с так называемыми «полупредикативными» оборотами, или конструктами.

Обычно выделяют те обороты, которые обозначены пунктуационно, обособлены. Но круг их значительно шире и не связан напрямую с пунктуацией. Полипредикативность вносят в предложение компоненты, выраженные признаковыми словами: причастиями и деепричастиями, личными формами глагола (например, однородные сказуемые) и инфинитивом, отвлеченными именами, оценочными словами, компонентами с каузативным значением и др. Признаковые компоненты заключают в себе значения времени, модальности и лица, которые могут быть не выражены морфологически, но проявляются в соотнесенности с главным предикатом и между собой. Например: Он пришел объясниться по поводу претензий заказчика. Это «простое» предложение заключает в себе три предикативных события, связанных таксисными отношениями по всем предикативным категориям: здесь два субъекта, он и заказчик, три времени: сначала претензии, потом пришел, потом будет объясняться (будущее по отношению к пришел) и две модальности (пришел и претензии в реальной модальности, объясниться в потенциальной, ирреальной).

Говорящий может выразить то же самое, перестроив «простое» предложение в сложное: пришел, чтобы объясниться, объясниться в связи с тем, что заказчик предъявил претензии и т. д. Важно, что эквивалентность смысла высказывания обеспечивается сохранением тех же таксисных отношений между «полупредикативными», или «вторичными», предикативными конструктами, составляющими целое, по сути дела сложное, или полипредикативное, предложение. Предложения сложные, с придаточными, часто синонимичны простым, осложненным, с «полупредикативными» компонентами, ср.: Что написано пером, не вырубишь топором (Пословица). — Написанное пером не вырубишь топором; Первым, кто пришел навестить приезжих, был Спирька (В. Шукшин). — Первым пришел навестить приезжих Спирька; Смешон, участия кто требует у света (А. Пушкин). — Смешно участья требовать у света.

Школьно-пунктуационная квалификация состава предложения не позволяет судить о его реальной простоте или сложности. Возьмем пример из «Детства» Л. Толстого: Вернувшись в классную, Карл Иваныч велел мне встать и приготовить тетрадь для писания под диктовку. По традиционной грамматике — предложение простое, с деепричастным оборотом. На самом же деле обнаруживаем в нем двух субъектов нескольких действий: Карл Иваныч вернулся и велел мальчику встать (ср.: велел, чтобы я встал и приготовил…), приготовить тетрадь для писания (ср.: чтобы писать) под диктовку (диктовать будет Карл Иваныч). Итак, предложение полипредикативное: полиперсональное, политемпоральное и полимодальное. Если каждый предикативный признак связать с его субъектом (а эту операцию мы неосознанно, но неизбежно проделываем, когда читаем или слушаем, иначе мы просто не понимали бы текста), можно подсчитать количество предикативных единиц, организующих предложение, — здесь их шесть.

Итак, функционально-коммуникативная грамматика выявляет известную изофункциональность (изо— означает подобие, сходство), параллелизм функций между классами разных структур: предложений и синтаксем. И те и другие способны участвовать в построении коммуникативной единицы с разной степенью обязательности, конструктивной или смысловой.

Изофункциональность позволяет представить сложную, но гибкую и подвижную систему синтаксиса русского языка в ее внутреннем единстве. Параллелизм функций и таксисные предикативные связи между компонентами помогают разграничить простые монопредикативные и предикативно осложненные предложения.

В силу явной близости осложненных предложений со сложными, которые отличаются от осложненных большей грамматической эксплицированностью, функциональная грамматика предлагает композиционно выделять монопредикативные и полипредикативные предложения, а в составе последних — осложненные и сложные.

Выделение предикативных единиц как структурно-смысловых компонентов коммуникативной единицы позволило рассматривать их как соотносимые носители информации, а следовательно, как единицы считаемые, исчислимые. Количество предикативных единиц в составе простого или сложного предложения характеризует его информативную значимость, или информативный объем. Так, в примере Он пришел объясниться… информативный объем равен трем единицам, в примере с Карлом Ивановичем из Толстого — шести.