Потенциал имперской политической культуры

Процесс глобализации вызывает рост интереса к переосмыслению имперского опыта и наследия. Ранее, на основе анализа особенностей империй Нового времени (Британской, Французской, Испанской, Российской, включая СССР), динамики их трансформации, был наработан некий набор характеристик империй, противопоставляющих их другим формам государственного устройства. Сформирована «общая закономерность» развития: от империйк национальным государствам.

Вместе с тем выявились и остаются слабо изученными ряд проблем, связанных с парадоксальной неоднозначностью имперского и постимперского исторического опыта. Отмечается степень конструктивности различного имперского наследия (например, британского в сравнении с испанским и французским). И дело оказывается именно в различных культурах, соответствующих «культурных барьерах» .

Обычно в отечественной, и не только, историософии империи связываются с колониальными захватами, экспансией (империализм), империалистическими войнами, угнетением народов… Имперская экспансия осуществляется с претензией на глобальные масштабы в отличие от «нормальной страны» с государством «ночным сторожем» .

Помимо стремления к экспансии в набор характеристик империй традиционно включаются также:

• • полиэтничность с доминированием одного этноса, силой удерживающего другие (в этом империи противопоставляется национальное государство с единым гражданством);
• • наличие центра и периферии (провинций, колоний) (этим империи отличаются от унитарного государства, федерации);
• • автократия в сочетании с бесправием населения (этим империи отличаются от демократии и гражданского общества).

Не оспаривая эти квалификации, тем не менее, нельзя не признать неоднозначность, если не парадоксальность исторической роли империй.

Прежде всего это цивилизационная роль империй. Все известные в истории империи (Александра Македонского, Древний Рим, Византия, империи Древнего и Средневекового Китая, Священная Римская империя, Австро-Венгерская империя) оставляли после себя великие культуры. Можно утверждать, что прорывы и «разливы» цивилизации в истории осуществлялись именно империями. Несомненен цивилизационный вклад Римской империи, в Новое время великие культуры оставили Британская империя, империя Габсбургов. Недолгий век наполеоновской империи оставил заметный вклад: от распространения метрической системы и «кодекса Наполеона», легшего в основу ряда европейских конституций, до правостороннего движения, введенного Бонапартом в пику Британии. Даже империя Чингизидов оставила после себя не только несколько долговременных династий с определенной системой государственного управления, но и эффективную систему почтового сообщения па просторах Евразии.

Кроме того, поверхностной выглядит дилемма «империи — национальные государства». С точки зрения идентичности культуры все империи, включая дореволюционную Россию и СССР, уже были в той или иной степени национальными государствами со своей национальной идентичностью в плане отождествления личности и се судьбы с империей (в гражданском или хотя бы подданническом смысле). Для государства-нации, для государственного национализма и для национально-государственнического самосознания форма государства — империя, федерация, унитарное государство — не важна.

Империи и толерантность

В постимперской культуре много конструктивного, объединяющего, способствующего снятию противостояний, раздробленности, развитию государственности и просвещению, гуманитарного развития, личностной реализации. Не случайно М. Уолцер, один из крупнейших теоретиков современного либерализма, рассмотрев все исторические формы государственности, пришел к удивившему его самого выводу, что наиболее толерантными из них были империи. В империях представители этнических меньшинств делают политические, научные, художественные, деловые, военные и прочие карьеры, которые просто немыслимы в условиях национальных государств. Таким образом, тема толерантности, еще на стыке веков привлекательная и оказавшаяся столь плохо продуманной, является производной от процесса глобализации и может получить новую глубину и практическое наполнение именно в контексте постимперской политической культуры.