Расколотость человеческого бытия

Феномен человеческого бытия является едва ли не главной темой философской антропологии. Постижение человека возможно только через раскрытие предельной сложности и многозначности его существования. В человеке, как считалось с древних времен, ценно не только то, что явлено, но главным образом то, что сокрыто. Он радикально значим именно этой потаенностью, о которой писали не только великие мистики, но и современные философские антропологи. Э. Фромм, к примеру, рассуждая о том, как придать стройность философскому постижению человека, отмечал, что начинать изложение нужно, очевидно, с обозначения человека как особого рода сущего. Но как раз ответом на этот вопрос мы и не располагаем. Человек отличается от других живых существ тем, что его сущность не раскрывается в обыденном контексте, в границах житейского размышления.

Животное можно достоверно описать через опыт его существования, ориентированного инстинктами. С биологической точки зрения, человек тоже продукт природы, его возможности, потребности и стремления реализуются через природу и в природе. Как живое существо человек обладает нервной системой и членораздельной речью. И эта последняя является инструментом природы, который ведет к свободе, включая в игру разум. Если животное лишь следует природе, т. е. заложенной ею программе, то человек, свободно поднявшийся над землей, выработал способность созерцать универсум. Человек тоже наделен этой программой, но она не является единственной. Инстинкты дополняются социальной и культурной программами. «Человек и животные, — пишет психоаналитик Хайнц Кохут, — исследуют окружающую среду при помощи органов чувств: они слушают, нюхают, смотрят и трогают; в результате у них формируются связные представления об этой среде, и на основе прошлых впечатлений у них развиваются ожидания. Исследования человека с течением времени становятся все более постоянными и методичными, возможности его органов чувств увеличиваются благодаря применению технических средств (например, телескопа или микроскопа), накопленные в результате наблюдений факты объединяются в более крупные блоки (теории) при помощи понятий, которые невозможно наблюдать, и, таким образом, незримо развивается научное познание внешнего мира» 1. Именно поэтому человек живет на острие разнообразных систем ориентации, которые на самом деле не обеспечивают предустановленной гармонии человеческого поведения. Эти программы способны растаскивать человека в разные стороны. Поэтому наметившаяся в отечественной философии тенденция рассматривать человеческое бытование как целостное, прилаженное, взаимосоотнесенное не выражает идеи человека. Чтобы выявить человеческую природу, важно осознать ее как трагически коллизийную сущность, раскрыть неизмеримую глубину человеческого бытия. Никакой предзаданной «человеческой природы» нет. Каждый из нас есть то, чем он может стать в процессе активного и осмысленного проживания своей жизни.

Как было замечено еще Кантом, на вопросе о человеке сходятся все основные философские проблемы. Начиная с Нового времени философское постижение человека (антропология) притязает на статус подлинной философии. Ей недостаточно осмысления одной проблемы «Что такое человек?». Задавшись этим вопросом, философия хотела бы понять и границы истины и призвание философии в целом. «Кантианский переворот» свидетельствовал о том, что распознать сущее, ориентируясь на бытие предмета как внутреннего, так и внешнего мира, невозможно. Необходимо во что бы то ни стало соотнести рождающееся знание с человеком.

М. Хайдеггер в работе «Кант и проблема метафизики» отметил, что никакая иная эпоха не могла бы похвастаться столь разнообразными знаниями о человеке, как время минувшего столетия2. Однако именно эта эпоха при наличии множества концепций и взглядов не знала так мало о человеке. Человек оказывается проблемой, которая не обеспечивается стремительным постижением.

Философские антропологи показывают, что человеческое бытие расколото. Оно не может быть понято изнутри в качестве объекта внешнего постижения. Специфически человеческое раскрывается только в том случае, когда возникает тема Иного, Иномерности, Трансценденции. Вот почему важной проблемой оказывается тема соотношения философской антропологии и онтологии. Чтобы отыскать человеческое в человеке, важно показать, каково отношение человека к бытию. Однако последовательное проведение онтологического принципа, осуществленное, к примеру, М. Хайдеггером, не позволяет анализировать личностную уникальность человека. Поэтому в философской антропологии предпринимаются усилия, направленные на синтез этих двух направлений, на возможности их сближения. Проблему, следовательно, приходится формулировать таким образом: возможна ли антропологическая онтология? Э. Фромм пишет: «Человек — единственное живое существо, которое ощущает собственное бытие как проблему, которую он должен разрешить и от которой он не может избавиться…» Точно такая же философская идея обретает признание после романтиков у представителей философии жизни — философского направления, которое получило развитие в конце XIX — начале XX в. в Германии (Ф. Ницше, О. Шпенглер), Франции (А. Бергсон) и Испании (X. Ортега-и-Гассет). Мыслители этой школы старались объяснить феномены жизни через непосредственное человеческое переживание, через чувство и инстинкт.

Когда мы знакомимся с творчеством немецкого философа Ф. Ницше, нам в глаза бросается его смертельная тоска по поводу того, что реальный земной человек прикован к конкретному земному уделу. Обычный человек пытается возвыситься над собственной судьбой. И в это тоже находит свое выражение трагическая разделенность человеческого бытия. Как мыслящее, чувствующее создание человек все время стремится вырваться за узкие рамки своего социального существования.

Ницше пытался постигнуть мир, исходя из полноты целого и прежде всего человеческого существа. Повсюду в мировой культуре, во всей истории человечества философ искал элементы того, что помогло бы человеку преодолеть невыносимое внутреннее страдание, которое он испытывал от общения с миром. Неслучайно Ницше углубился в изучение греческого искусства. Ему казалось, будто древние греки в полной мере почувствовали трагичность бытия. Человеку необходимо, рассуждал Ницше, беспредельное устремление ввысь, в тот мир, который может поднять его над страданиями бытия. Человеческое бытие — это то, что возвышает индивида над его реальным существованием в обществе.

Ницше развивал далее такую идею: человек не должен оставаться человеком. Если он останется им, то опустошит себя, захлебнется страданиями. Человеку суждено превзойти себя, стать сверхчеловеком. Между червем и человеком — огромное пространство. Сверхчеловек, считал Ницше, так же далек от человека. Когда философ рассматривал человеческую жизнь от рождения до смерти, ему казалось невозможным, чтобы эта жизнь сама себя исчерпала.

Таким образом, можно конкретизировать мысль о человеческом бытии. Одно дело — конкретная земная жизнь, которая развертывается в реальном мире. Но в этой жизни есть нечто большее, чем она сама. То есть за очертаниями конкретной реальной судьбы скрывается нечто более значимое, предельное, и человек всегда ощущает это. Ведь он не живет на пределе своих возможностей.

В то же время человек чувствует, что его бытие могло бы быть более насыщенным, целостным, универсальным. Перед каждым человеком всегда существует планка, которую он не в силах преодолеть. Это и есть некая цель, формула возвышенного, значимого, недостижимого. И Ницше призывал человека к подвигу самопреодоления. Он писал: «У тебя нет мужества сжечь самого себя и погибнуть, и поэтому ты никогда не узнаешь нового. А у меня — то, что сегодня крылья, краска, одежда и сила, завтра будет один пепел» .

Мы соразмеряем свою жизнь с человеческим бытием и понимаем ограниченность собственного существования. Вот почему у Ницше возникла догадка, что та жизнь, которую человек проживает, не единственная. Она должна возвращаться. Так родилось сознание недостаточности одной земной жизни для прорыва в человеческое бытие. Правда, Ницше так и не пояснил смысл своей идеи повторных земных жизней для продвижения к человеческому бытию. Единственная земная жизнь человека, по мнению Ницше, восстает против признания ее единственной и самодовлеющей. Мы видим, стало быть, что греческое понимание бытия как сущностного, неизменного, неподвижного определило на многие века тенденцию духовного развития Европы: философы признают наличие в структуре человека внутреннего зова к вечному, абсолютному.