Субъективность как эпистема

Франция не знала сколько-нибудь широкого распространения логического позитивизма с его престижем строгой научности. Тем не менее, начиная с 1960;х гг., там складываются философские концепции субъективности, в чем-то напоминающие постпозитивизм Куна и особенно Фейерабенда. В качестве примера можно рассмотреть концепцию Мишеля Фуко, одного из наиболее авторитетных авторов.

Философские взгляды Фуко восходит к ницшеанской традиции игрового иррационализма. Продолжая линию Ницше, Фуко разрабатывает собственную концепцию, в которой знание интерпретируется как фактор, порождающий власть, а стремление к знанию — как форма реализации метафизической воли к власти. С другой стороны, значительное влияние на формирование взглядов Фуко оказали некоторые идеи немецкого философа Мартина Хайдеггера: во-первых, идея, согласно которой сознание не существует вне языка; во-вторых, идея преобладающего значения поэтического языка и поэтического мышления. Таким образом, утверждение сугубо языкового характера сознания, признание преобладающего характера поэтического языка над научным и определение познания как формы реализации стремления к власти — вот те исходные позиции, с которых Фуко начинает разработку своей концепции субъекта и субъективности.

Цель его исследования — выявление того «исторического бессознательного», которое определяло специфику субъективности различных исторических эпох, начиная с Античности по настоящее время. История, как ее понимает Фуко, — это прежде всего история человеческого мышления, т. е. история смены тех систем условностей и иллюзий, которые выступали для человека той или иной эпохи обоснованием и оправданием его поступков. Смена систем такого рода происходит спонтанно, скачкообразно, образуя ничем не заполненные интервалы, которые Фуко называет эпистемологическими разрывами. Таким образом, история понимается Фуко как некий дисконтинуитет, т. е. постоянно совершаемый и наблюдаемый разрыв непрерывности.

Одним из главных средств интерпретации истории как дисконтинуитета является введенное Фуко в середине 1960;х гг. (т.е. почти одновременно с куновской парадигмой) понятие «эпистема». Под эпистемой Фуко понимает некий глобальный принцип организации всех проявлений человеческой жизни, определяющий специфику каждой эпохи и ее отличие от всех других эпох. Эпистема — это некая «структура, прежде всех других структур», по законам которой образуются и функционируют все другие структуры. Каждая эпистема неосознанным для человека образом существенно предопределяет нормы его деятельности, понимаемые им феномены окружающего мира, оптику его зрения и восприятия действительности. Эпистема определяет для каждого человека гой или иной эпохи те эмпирические порядки, в которых он вынужден жить и ориентироваться. Она выступает как некая скрытая «сеть», задающая способы соотнесения вещей; как некая решетка, пустые клетки которой задают лишь порядок бытия, но не его содержание. Тем не менее эпистема всегда выступает как нечто более фундаментальное, прочное, «истинное», чем все научные и философские теории, которые пытаются дать этому порядку явное выражение.

Фуко выделяет пять эпистем, последовательно сменяющих друг друга:

• 1) античную:
• 2) средневековую;
• 3) ренессансную (возрожденческую);
• 4) просветительскую;
• 5) современную.

Но что же является тем импульсом, который вызывает изменения и в конечном счете приводит к смене эпистемы? Этот глубинный импульс Фуко, совершенно в духе Ницше, обнаруживает в стремлении к власти, которую он определяет как власть знания. Социальная система, действуя в качестве «бесспорного авторитета», навязывает это знание человеку и вынуждает его говорить и мыслить в системе заранее принятых «истинных» понятий и представлений. Таким образом, Фуко дает нам картину культурного бессознательного, которое (в отличие от фрейдовского или юнговского) выражается не столько в различных либидозных желаниях и импульсах, сколько в жажде знания и связанной с ним власти.

В системе Фуко развитие науки и техники предстает перед нами как результат реализации некой глубинной иррациональной воли к знанию, которая в действительности оказывается лишь замаскированной волей к власти. Причем наиболее эффективным средством такой маскировки как раз и выступает камуфляж страсти к достижению духовного и социального господства под стремление к беспристрастной и безличной «объективной истине». Через исследование власти Фуко подходит к анализу субъективности. В целом концепция субъективности Фуко направлена против представлений о своевольном, «своевластном» индивиде, сложившихся в рамках просветительской, романтической и позитивистской традиций, исходивших из идеи независимости сознания от социальных условий. У Фуко детерминация сознания условиями социального бытия разрастается настолько, что уже само наличие разума он начинает рассматривать как условие радикальной несвободы человека.

Так замыкается круг, начало которого было положено еще в XVI веке знаменитым афоризмом Фрэнсиса Бэкона: «Знание — сила!». В том, что знание — сила, Фуко полностью согласен с Бэконом. Но если для английского философа это была сила освобождающая, выводящая человека из зависимости от природы, то Фуко, напротив, считает ее силой, порабощающей человека, подчиняющей его государственной власти с ее системой контролирующих и надзорных инстанций.