Георгий иванов (1894-1958)

Г. В. Иванов в своих стихах воплотил объективный трагизм существования, предвосхитив появление экзистенциалистской поэзии и одновременно надежду на обретение света:

Насмешки, намеки, умышленно смешанные с поэтическими условностями куски самой низменной, повседневной обывательщины, грязь вперемешку с нежностью, грусть, переходящая в издевательство, а надо всем этим — тихое, таинственное, немеркнущее сияние, будто оттуда, сверху, дается этому человеческому крушению смысл, которого человек сам не в силах был бы найти" .

Выработанные им поэтические средства повествования о жестоком мире абсурда, в котором живет человек, оказали влияние как на творчество большой группы поэтов диаспоры («парижская йота»), так и на отечественных поэтов второй половины XX в., постмодернистов конца прошлого столетия.

Творческая биография Г. В. Иванова

Георгий Владимирович Иванов — младший и любимый сын не очень знатного, но волей судьбы ставшего на некоторое время очень богатым отставного военного. Детство писателя прошло в имении Студенки (на границе Польши), где юношу окружали живописная природа и произведения искусства (в доме находились подлинные картины Ватто, Гогена и других художников). Предоставленный сам себе, мальчик увлекался античной мифологией и даже назвал подаренный ему отцом остров на одном из прудов имения Цитерой (слово это позднее войдет в заголовок двух его поэтических книг). Устраиваемые матерью музыкальные вечера, домашние концерты певцов и музыкантов воспитали в будущем поэте гармонию и тонкое чувство мелодики — признаки его ранней поэзии. После разорения семьи и смерти отца Иванов учился в кадетском корпусе в Петербурге.

Первые поэтические опыты Иванова выдержаны в традициях эгофутуризма И. Северянина, чрезвычайно высоко ценившего юного поэта и даже сделавшего его одним из трех директоров Директората эгофутуризма. Свой первый сборник стихов «Отплытие на о. Цитеру» (1912) Иванов снабдил подзаголовком в духе Северянина: «Поэзы». Однако уже в 1912 г. Иванов отошел от поэзии эгофутуризма и сблизился с Н. С. Гумилевым. Молодой поэт был приглашен «синдиком» (главным мастером) «Цеха поэтов» в члены этого объединения. Интерес к реальным приметам жизни в сочетании с установкой па поэтичность, отточенность мастерства характерны для последующих петербургских книг поэта «Горница» (1914), «Вереск» (1916) и «Сады» (1921). Была еще одна книга, написанная в годы войны и названная не без претензии — «Памятник славы» (1915), однако сам автор не считал ее, как, впрочем, и «Горницу», удачей и второй своей книгой называл сборник «Вереск» .

В 1920;1921 гг. Иванов был секретарем Петроградского отделения Союза поэтов. В 1922 г. вместе с женой — поэтессой Ириной Одоевцевой уехал в Берлин, а оттуда в 1923 г. перебрался в Париж, где, по мнению многих критиков, занял «почетное и возвышенное место первого поэта эмиграции» '; стал кумиром молодых поэтов. Эмигрантский период его творчества начался книгой «Петербургские зимы» (1928, переработанное издание — 1952), а также публиковавшимися преимущественно в газетах «Дни» и «Последние новости» портретами деятелей культуры под общей рубрикой «Китайские тени». Среди портретируемых персонажей были люди и широко известные (А. А. Блок и Н. С. Гумилев, А. А. Ахматова и О. Э. Мандельштам, С. А. Есенин и С. М. Городецкий, Ф. Сологуб и М. А. Кузмин, И. Северянин), и знакомые только узкому кругу интеллигенции тех лет (композитор Н. Цыбульский, организатор поэтических кафе Б. Пронин, поэт Алексей Лозина-Лозинский). Из ярких, порой гротесковых описаний Иванова перед читателем, как живые, встают люди эпохи Серебряного века, давно ушедшие в прошлое подробности. Другое дело, что далеко не все, рассказанное автором соответствует действительности. Так, автор книги «Курсив мой» Н. Н. Берберова вспоминает, как однажды Иванов признался ей, что «в его „Петербургских зимах“ семьдесят пять процентов выдумки и двадцать пять — правды». Перед памп не мемуары очевидца, а книга, пронизанная единой художественно-философской концепцией, суть которой сформулирована уже в первых строчках «Петербургских зим» :

" Говорят, тонущий в последнюю минуту забывает страх, перестает задыхаться. Ему вдруг становится легко, свободно, блаженно. И, теряя сознание, он идет на дно, улыбаясь" .

Образ идущего ко дну мира искусства — лейтмотивы книги. Слова Иванова о С. А. Есенине: «Он оказался как раз на уровне сознания русского народа „страшных лет России“, совпал с ним до конца, стал синонимом его падения и его стремления возродиться» — вполне относимы к самому Иванову. Позднее писатель назовет это «талантом двойного зренья» .

В 1929;1931 гг. Иванов печатал в «Современных записках» и «Числах» незавершенный авантюрный роман «Третий Рим». В 1930;е гг. выходят сборники его стихов «Розы» и «Отплытие на остров Цитеру. Избранные стихи 1916;1936», свидетельствующие об интересе поэта к экзистенциальным проблемам жизни и смерти, смысла бытия. Свои эстетические позиции Иванов выразил в книге прозы «Распад атома» (1938). Во время войны Иванов с Одоевцевой жили в Биаррице. В результате бомбежки британской авиации они лишились дома, что подорвало их материальное состояние. Послевоенные годы писателя прошли сначала в Париже, затем в доме престарелых в окрестностях Ниццы в полной нищете и болезнях. В эти годы выходят сборники стихов «Портрет без сходства» (1950) и «943−1958. Стихи» (1958), посвященные трагической судьбе человека.

Цикл «Посмертный дневник», состоящий из 38 поэтических миниатюр, — не только вершина поэтического мастерства Георгия Иванова, но и свидетельство стоицизма русского человека, находящего у последней жизненной черты. Его последние слова, почти за несколько дней до смерти, — о России («Ликование вечной блаженной весны…»), о поэзии и любви («Поговори со мной еще немного…»).