Женщина-ребенок. 
Исследование гендернего аспекта в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени"

Именно так можно назвать героиню одноименной повести княжну Мери. Она принадлежит к тому же сословию, к той же культурной среде, что и Печорин. Она умна, образованна, начитанна. Вернер сообщает, что княжна читает Байрона в подлиннике и знает алгебру (даже княгиня Лиговская, мать Мери, «питает уважение» к уму и знаниям дочери). Встретив Мери впервые, Печорин сразу отмечает в ее облике черты, указывающие на принадлежность к аристократическому обществу. Мери одета «по строгим правилам лучшего вкуса: ничего лишнего»; ее походка легка и благородна; от нее веет «неизъяснимым ароматом». Кроме того, княжна «прехорошенькая»: у нее длинные ресницы и удивительные, «бархатные» глаза.

Безусловно, этой девушке в полной мере присущи женские черты: милосердие, нежность, мягкость, кокетство. Именно на ней Печорин ставит свой жестокий эксперимент разоблачения Грушницкого. Это происходит оттого, что она имела несчастье обратить заинтерисованный взор на лжеромантика и лжегероя. Мери ошибается дважды: в Грушницком и в Печорине. Это связано с тем, что она живет в искусственном, условном мире, что ее чистая и наивная душа помещена в несвойственное этой душе окружение, где эгоистические интересы и страсти прикрыты различными масками. Но Мери угрожает не только Печорин, но и «водяное общество». Так, некая толстая дама чувствует себя задетой Мери («Уж ее надо бы проучить…»), и драгунский капитан, ее кавалер, берется это исполнить. Печорин разрушает его замысел и спасает Мери от клеветы драгунского капитана и его шайки. Точно так же мелкий эпизод на танцах (приглашение со стороны пьяного господина во фраке) выдает хрупкость будто бы устойчивого состояния княжны Мери в «свете» («Я видел, что она готова упасть в обморок от страха и негодования» [29, т. IV, с. 85]).

Несмотря на богатство, на социальное положение, на связи, Мери постоянно подстерегают опасности. И это вызвано тем, что юная светлая душа воспитана «светом», восприняла его привычки и поведение. Природное начало в Мери погружено в несвойственную ему среду условности и господствующих приличий, прикрывающих, маскирующих подлинные мотивы поведения и подлинные страсти. Беда Мери заключается в том, что она не отличает маску от лица, хотя и чувствует разницу между непосредственным душевным порывом и светским этикетом. Так, видя мучения раненого Грушницкого, уронившего стакан, «легче прочих она к нему подскочила, нагнулась и подняла стакан и подала ему с телодвижением, исполненным невыразимой прелести; потом ужасно покраснела, оглянулась на галерею и, убедившись, что ее маменька ничего не видела, кажется, тотчас же успокоилась» [29, т. IV, с. 71].

Для Мери характерно противоборство двух побуждений — естественности, непосредственной чистоты, нравственной свежести и безобидного кокетства, притворства, соблюдения светских приличий. Она, как женщина, еще неопытна. Она принимает волокитство Грушницкого за любовь, принимает маски за лица. В Грушницком Мери видит разжалованного офицера, страдающего и несчастного, и поэтому проникается к нему чисто женским сочувствием. Пустая банальность его речей кажется ей интересной и достойной внимания. Мери выказывает и отзывчивость, и благородство. Умная девушка, она понимает, что ошиблась в Грушницком. Мери с доверием относится к людям и не предполагает интриги и коварства со стороны Печорина. Он помог Мери разглядеть фальшивость и позерство юнкера, рядящегося в тогу мрачного героя романа. Печорин влюбляет в себя Мери, не чувствуя к ней влечения. Но Печорин ошибся в княжне: он принял Мери за обычную светскую девушку, а ему открылась глубокая натура [31, c. 57].

По мере того как герой пленяет Мери и ставит на ней свой опыт, ирония его рассказа исчезает. Происходит взросление героини, она предстает перед нами уже не как наивная девушка, но как человек, который полюбил и хочет согреть своим теплом любимого человека. Жеманство, кокетство, притворство — все ушло прочь («…ей было жаль меня! Сострадание — чувство, которому покоряются так легко все женщины, — впустило свои когти в ее неопытное сердце» [29, т. IV, с. 95 ]; «…княжна сидела против меня и слушала мой вздор с таким глубоким, напряженным, даже нежным вниманием, что мне стало совестно. Куда девалась ее живость, ее кокетство, ее дерзкая мина, презрительная улыбка, рассеянный взгляд?.. «[29, т. IV, с. 97]; «Она подняла на меня томный, глубокий взор и покачала головой; ее губы хотели проговорить что-то и не могли; глаза наполнились слезами, она опустилась в кресло и закрыла лицо руками» [29, т. IV, с. 102]; «Уходя, мне кажется, я слышал, что она плакала» [29, т. IV, с. 102]), и Печорин отдает себе отчет в том, что поступил с Мери жестоко («Это становилось невыносимо: еще минута, и я бы упал к ногам ее» [29, т. IV, с. 132]; «Вы видите, я играю в ваших глазах самую жалкую роль, и даже в этом признаюсь…» [29, т. IV, с. 132]; «Видите ли, я перед вами низок…» [29, т. IV, с. 132]). Оказалось, что Мери — это та девушка, которая способна так сильно и искренне любить и страдать. Духовно Мери выросла, и власть светских законов отныне станет для нее относительной, а не абсолютной [32, c. 52].

В образе Мери автор показал те женские черты, которыми может обладать лишь мягкое, нежное, полное любви сердце и та девушка, которая сможет стать любящей и верной женой для своего мужа, а также заботливой, ласковой матерью. Она может быть любой, но здесь она проявляется как ребенок.