Тема троичности (тринитарности)

Дискуссии относительно смысла божественной Троицы и соотношения лиц в ней были инициированы тем пониманием Христа, о котором прямо говорится в Евангелии и которое мы уже упомянули — как божественного Логоса. Первым акцентировал внимание на теме Христа-Логоса один из тех, кого принято относить к предшественникам патристики — Филон Александрийский, иудей по происхождению, чья деятельность пришлась на середину I столетия н.э. Филон отличал Логос от Бога, поэтому говорил о нем как о втором Боге; Христос-Логос оказывался у Филона посредником между Богом Отцом и тварным миром. Посредник не только есть связующее звено между божественным и тварным (т.е. между вечным и преходящим), но сам есть не несотворенное, как Бог, но и не тварное, как мир. Логос у Филона выражает духовные ценности Библии. Он есть Мудрость (София) и Слово, т. е. упорядочивающее начало, — то, что единит мир. Он есть нравственная основа мира. В этом состоит аспект его имманентности миру, т. е. его внутренней присущности миру. Но он также и трансцендентен — надмирен, запределен миру. Он есть Слово творящее и созидающее, Слово божественное.

Идеи Филона привлекли внимание к проблеме соотношения Христа-Логоса и других лиц Троицы, прежде всего его отношения к Богу Отцу. Однако высказанная им мысль о Логосе как посреднике между несотворенным и тварным не могла быть принята, поскольку содержала момент принижения второго лица, отрыва Бога Сына от Бога Отца. Требовалось найти формулу, адекватно выражающую их отношения. Ее выработке предшествовали длительные дискуссии, в которых возникали различные варианты. Лишь к Никейскому собору (325 г.) искомая формула была найдена и зафиксирована в Никейском Символе веры. Этому предшествовали споры (не прекращались они и после собора) вокруг варианта, предложенного священником по имени Арий.

Арий исходил из понятия Бога как совершенного единства, самозамкнутого в себе (очевидно, что несовершенство есть наибольшая степень распыленности, разомкнутости). Эта божественная самозамкнутость, или монада, есть, по Арию, Бог Отец. Все иное чуждо Богу по сущности, имеет иную, свою собственную сущность. Завершенность божественного бытия исключает всякую возможность того, что Бог сообщил или уделил свою сущность кому-либо другому. Поэтому Слово (Логос), или Сын Божий, всецело чужероден и неподобен Отцу. Следовательно, он сотворен, как и все остальное, а божественность сообщается ему лишь внешне, «по благодати». Таким образом, для Ария Троица не есть единый Бог. Есть единый и единственный Бог — Бог Отец, Сын и Дух суть высшие из тварного мира, посредники в миротворении, — повторяет Арий тезис Филона. Вместе с тем Арий в отношении лиц Святой Троицы явно или неявно вносит момент времени. Для него первичность Бога Отца означает предшествование всему тварному, а также Сыну во времени. Именно в случае предшествования во времени можно говорить о начале также и в смысле основания или источника бытия. Никейское определение отвергло арианское учение: в отношении Бога Сына к Богу Отцу был принят термин «единосущий». Однако для этого потребовалось прояснить целый ряд понятий, таких, как «начало», «основание», «предсуществование», «происхождение» и др.

Происхождение действительно чаще всего связано с процессом во времени. Однако не всякое происхождение от предшествующего означает происхождение как основание. Основание можно представлять и как логическое основание, которое необязательно предшествует во времени. Следовательно, понятие основания не связано о понятием порождения как процесса, протекающего во времени. Исходя из аналогичных соображений, святые Отцы церкви вводят понятие «вечное рождение», разрубающее гордиев узел противоречий: «Бог всегда, Сын всегда; вместе Отец, вместе Сын, Сын сосуществует Богу». Нет ни одного момента времени, на который Отец предшествует Сыну. Всегда и неизменно он является Отцом своего Сына. Никейский собор отвергает все определения отношений Отца и Сына, связанные со временем: «был, когда не было…», предсуществование, происхождение, тварность. Вечное рождение Сына Отцом мыслится как вневременное. Поэтому оно не расторгает их тождества по сущности — оба обладают божественной сущностью и, следовательно, всеми божественными качествами. Отсюда ясно, что Бог Сын не может обладать иной сущностью, чем Бог Отец. Одновременно подразумевается исключение субординации, т. е. подчиненности одного лица другому. Бог Сын вечно рождается Богом Отцом; они единосущностны или единосубстанциальны. Так возникает и впоследствии закрепляется термин, характеризующий отношение Сына к Отцу — «единосущий», зафиксированный в Никейском Символе веры.

Отметим, что понятие единосущего восходит к понятию сущности античной философии. В частности, Аристотель, как и Платон, широко применял слово «сущность» (грен. — усия). У Платона и в неоплатонизме усия означает общее — род, к которому может быть отнесена данная вещь. Для Аристотеля и аристотеликов, напротив, усия означает прежде всего неделимое индивидуальное бытие, единичную вещь, а только затем можно назвать сущностью общий род. Этот последний Аристотель называет «второй сущностью». Стагирит связывал сущность с понятием бытия, а также с понятием «подлежащего», когда речь шла о логике. «Подлежащее» было переведено на латынь как «субъект» и в таком виде вошло в средневековую схоластическую философию, а из нее и в последующую философскую традицию. При этом смысл понятия «субъект» неоднократно менялся. Что же касается понятия сущности, то оно сохраняет и по сей день именно тот смысл, который приобрело во время дискуссий о единосущем периоде патристики. Особую роль в «судьбе» понятия сущности сыграли труды крупнейшего схоласта Фомы Аквинского (XIII в.), который разработал его в паре с понятием существования: эссенция (сущность) предшествует экзистенции (существованию). Здесь сущность понимается как «проект» вещи, ее основные черты, взятые в чистом виде. Мир сущностный — это мир божественный, мир существования — земной, поэтому несовершенный, но имеющий возможность стремления к совершенству. По сути, именно такое понятие сущности в полном объеме намечено патристикой.

Столь же единосущ Отцу и Дух Святой — третье лицо божественной Троицы. Дух есть «начало освящения и обожения твари». Отрицание Духа получило название «духоборчества». Вне этого лица божественной Троицы тварное бытие могло бы быть воспринято как самостоятельная «злая» субстанция, не подверженная улучшению и исправлению. Такое восприятие мира неминуемо вело бы к его отвержению и неприятию, настраивало бы либо на уход из мира, либо на агрессию против него. Именно такой мотив звучал в философии гностиков — представителей школы, получившей название «гносис». Гностицизм^[1] был одним из учений, в полемике и в сопоставлении с которым формировалась философия христианства.

Термин «гносис» буквально означает «познание», но исторически за ним закрепился специфический смысл, неразрывно связанный с учением гностических сект. В их трактовке «гносис» означал особый способ познания Бога посредством мистического озарения, доступный не всем, а лишь избранным. Герметизм (закрытость) вообще есть характерная черта гностицизма. Другой его чертой стало презрение к миру, который не только «во зле лежит» (как и в христианстве), но изначально и неискоренимо зол. Согласно гностицизму, «кто познал мир, тот нашел труп»; такой мир недостоин гностически просветленного человека. Гностик должен приобщиться к Богу, отвернувшись от мира, который создан не Богом, а злонамеренным Демиургом. Демиург порочен; порочен и созданный им Космос. Гностики признавали Христа, но воспринимали его не как Бога Сына, а как одну из частиц, исходящих из Бога, — эонов. Христос — «последний зон». Дух же не нисходит от Бога к миру, а только пребывает в избранных людях. Таким образом, возможность обожения мира, его улучшения в гностицизме полностью исключена. Исключено и одухотворение телесных проявлений человеческой жизни — во всяком случае, для большинства людей. Остается отвержение мира, которое легко провоцирует агрессию против него, желание насильственно переделать его. Впрочем, от последнего гностики, вероятно, были далеки, но логика их учения очевидна. Святые Отцы церкви не без оснований усматривали в них еретиков, так же как в сторонниках манихейства — учения, родственного гностицизму.

Манихейство — доктрина восточного происхождения, возникло независимо от христианства. Однако в первые века нашей эры идеи манихейства стали активно проникать в христианство. Его родственность гностицизму состоит в признании зла в качестве самостоятельной субстанции, а не в качестве последствия грехопадения, т. е. отпадения мира от Бога. Таким образом, манихейство, как и гностицизм, основано на изначальном дуализме, что провоцирует агрессивно-негативное отношение к миру.

Появление и распространение разнообразных учений, подобных тем, о которых шла речь, есть свидетельство масштабных духовных исканий, которыми была наполнена эпоха крушения эллинистически-римской цивилизации и возникновения новой, основанной на христианских ценностях. Господствовало настроение тревоги, рушился относительно спокойный и уютный мир языческих верований и философских убеждений. Одновременно перед человеком открывалось во всей полноте и сложности его собственное бытие, для которого необходимо было найти твердую опору. Христианство (как бы к нему ни относиться) давало людям такую опору, как, впрочем, и в последующие эпохи. Дискуссии относительно соотношения лиц божественной Троицы, происходившие в первые века, внесли свой вклад в становление христианского мировоззрения. Никейский собор сформулировал Символ веры. С этих пор он стал непременным атрибутом вероучения. В виде молитвы он известен каждому верующему. В нем в краткой форме обозначены все основные положения христианской веры. Приведем его текст в православном варианте (на церковно-славянском языке).

• [1] Гностицизм часто фигурирует в литературе под названием «лжеименныйгносис». См.: Карсавин Л. П. Святые отцы и учители церкви (раскрытие православия в их творениях). М., 1994.