Российская газета. 
Риторика российских средств массовой информации в ходе освещения конфликта в Сирии

«Российская газета» — издание, являющееся официальным печатным органом Правительства Российской Федерации. Освещение участия России в вооруженном конфликте в Сирии вынесено в «Российской газете» в отдельный тематический блок, ежедневно обновляемый по несколько раз.

Начало действий в Сирии 30 сентября 2015 года «Российская газета» сопроводила большим количеством материалов: всего 12 текстов.

Из них три представляют новостные сообщения. Совфед разрешил использование ВС в Сирии. Самолеты РФ начали наносить удары по позициям «ИГ» в Сирии. Сирия подтвердила, что запрашивала военную помощь у России. В материалах подчеркнуто используется формальное обозначение боевых действий («военная операция»), используется официально-деловой стиль: «Самолеты российских Воздушно-космических сил приступили к проведению военной операции в Сирии».

Используется термин «вооруженный контингент»: важно отметить отход от использования сочетания «военный контингент», поскольку оно неразрывно связано с неудачной для ВС СССР операцией в Афганистане. Вместе с тем, газеты используют свойственный для советского военного дискурса «канцелярский» стиль изложения, в качестве примера приводим формулировку «задействует Вооруженные силы для борьбы с терроризмом за границей». В материалах газеты конструируется образ юридически законных, правомерных действий — об официальном согласии действующего руководства Сирии (президента Башара Асада) на операцию упоминается в каждом материале. Целями авиаударов называются «экстремисты и террористы».

Подчеркивается, что удары будут наноситься только с воздуха, они будут проводиться «исключительно» точно и без привлечения наземных сил. В двух отдельных материалах выносятся видеозаписи авианалетов.

Важно, что в качестве самостоятельных текстов также выводятся сразу несколько положительных оценок решению о начале операции. Используется апелляция к авторитету: помимо слов президента Владимира Путина и мнения спикера Госдумы, выпускается отдельный материал о комментарии Патриарха Кирилла.

Развернутые материалы озаглавлены грозными и оптимистичными заголовками «Упреждающий удар», «Русский гром». В материале «Упреждающий удар» приводится более 12 мнений различных политиков и общественных деятелей о начале операции, при этом все комментарии оценивают начало операции положительно.

Таким образом, газета предлагает однозначную трактовку началу военной операции: это решение имеет всеобщую поддержку в обществе; военная операция юридически обоснована и не представляет опасности для российских военнослужащих. Сторона-противник еще не получает подробного описания, однако заведомо получает ярлык «террористической» силы, то есть такой силы, право на уничтожение которой признано международным консенсусом.

7 октября 2015 года руководство ВКС подводит итоги первой недели операции. В этот же день группа кораблей Каспийской флотилии совершила пуск крылатых ракет по территории Сирии. Ракетный удар стал неожиданностью для международных наблюдателей и получил широкое освещение в прессе.

В «Российской газете» в этот день выходит более двадцати материалов об операции в Сирии. Для большинства статей характерно использование большого количества чисел, статистики данных от Минобороны РФ: количество вылетов, число уничтоженных целей и т. д. Сами по себе эти данные ничего не говорят аудитории, но они сообщают о большой компетентности ВКС и о масштабе проделанной работы.

В материалах полностью доминирует оптимистичное описание операции. Она называется «антитеррористической», противник — «террористы» и «боевики» изображается как трусливый, слабый и разобщенный, ему свойственна «паника», «дезертирство», v «деморализация». В наиболее выразительном материале «Операция РФ в Сирии: итоги первой недели» публикуется развернутая метафора, эксплицитно представляющая созданную ранее пресуппозицию: «Победить противника в данном конфликте не составляет труда». Более того: авиационные удары сопоставляются с борьбой против насекомых. «Так бывает, когда в запущенной, обжитой тараканами квартире отодвинешь кухонный шкафчик и видишь сверху налаженный тайный быт: тропы, жилища, продукты, пардон, жизнедеятельности. Но после первого же высокоточного удара газетой тараканы разбегаются так стремительно, что усы загибаются назад». Важно отметить, что таракан в российской культуре не только символ вредительства, но и пример вездесущего насекомого, легко приспосабливаемого и потому опасного. Тем не менее, это сторона образа в тексте не раскрывается: акцентируется беспомощность, ничтожность противника, его бегство.

Характерно, что в хронологическом изложении действий российской авиации издание не использует образной речи, напротив, сохраняя максимально обезличенные формулировки («Ударам с воздуха также подверглись»), безличные конструкции с рядами однородных членов и сочетаниями существительных («уничтожение пунктов управления формированиями боевиков»).

Российским вооруженным силам не дается никаких оценочных характеристик, они обозначаются как «российские летчики», «авиационная группировка», «российские самолеты»; в то же время их действия оцениваются как «высокопрофессиональные», «высокоточные». Сохраняется акцент на легитимности, обоснованности действий, при этом имеет место обобщение и отсутствие конкретной информации — сообщается только, что пролет ракет был заблаговременно согласован со всеми партнерами. Важно отметить, что расплывчатая репрезентация спорных моментов в ходе боевых действий также упоминается в исследовании «Журналистика и Война» как один из активно применяемых инструментов военного дискурса.

Само «Исламское государство» максимально лишено человеческих качеств, цели авиаударов, подобно вещественным предметам, «ликвидируются», «уничтожаются», «подвергаются бомбардировке». Уничтожение хладнокровно и безупречно: «100% попаданий в цель», «сто раз перепроверяется». Текст подкрепляется видеозаписями, выполненными с самолетов — на них противник так же представляет собой едва различимые силуэты далеко на земле. Конструируемый образ технологичности и современности действий ВКС подтверждается множественными упоминаниями о беспилотных летательных аппаратах, космической разведке, электронных средств связи.

Важное место занимает наименование командиров подразделений в ИГИЛ как «полевых командиров». Для российской аудитории здесь есть параллель с боевыми действиями в Чечне: то есть имеет место типизация конфликта и его одновременное внедрение в контекст. Создается антитеза — если ранее конфликт происходил на территории России, и страна была уязвима, теперь он вынесен за пределы, на «дальние рубежи». В пользу сравнения с вооруженным конфликтом в Чечне говорит и упоминание «иностранных наемников», обычных при освещении спецопераций на Кавказе.

Характерна организация текста: после многословного описания успехов российских вооруженных сил дается краткое описание действий ВВС США («Командование ВВС США отчиталось об уничтожении двух экскаваторов „Исламского государства“ и принадлежащего боевикам мотоцикла»). Эксплицитной оценки здесь не приводится, но последовательное изложение особенно подчеркивает превосходство российских ВКС и значительность их успехов в сравнении с действиями США, допускающими «грубейшие ошибки» — например, бомбардировку госпиталя. Вместе с тем, Турция и США называются «партнерами», с которыми ведется совместная работа.

В других материал «Российской газеты» от 7 октября 2015 года важно появление официальных номинаций третьих участников конфликта. Войска, подчиняющиеся президенту Башару Асаду нейтрально называются «сирийской армией», тогда как его противники, не представляющие «Исламское государство» — «так называемой умеренной оппозицией».

В материалах доминирует общая оценка действий России как легитимных юридически и правильных с общечеловеческой точки зрения («Россия в Сирии использует только авиацию и действует по просьбе властей страны»), присутствуют комментарии исключительно от официального представителя Минобороны, замминистра обороны и начальника оперативного управления Генштаба. Используется апелляция к авторитету — комментарий президента РФ Владимира Путина о ходе операции также выносится в отдельный материал В военном дискурсе «Российской газеты» отводится место и для критики действий российских ВКС, однако любые критические заявления сопровождаются резкой оценочной лексикой, обозначаются как маргинальные. Так, сообщения о попадании бомб по мирным объектам называются «высосанными из пальца» информационными провокациями о якобы попадании наших бомб и ракет по мирным объектам, информация о бомбардировке Пальмиры — «абсолютной ложью»,.

Для освещения российской операции в Сирии характерно использование большого количества смысловых оппозиций и антитез, в частности, бинарного противопоставления «было» — «стало». Согласно дискурсу «РГ», до начала военной операции террористы оставались почти безнаказанными. Используется синтаксический параллелизм («Еще недавно был пустырь», «еще недавно не было даже асфальта» — теперь «возводятся объекты инфраструктуры», «комфортные условия»), и прямо выраженное противопоставления: «нерегулярные бомбардировки под эгидой США только усугубили ситуацию», «требуется срочно принимать меры».

Вводится еще одна характерная особенность освещения конфликта в «Российской газете»: его глобализация, расширение. Боевые действия ведутся «на упреждение», чтобы разрешить «глобальную проблему» прежде, чем террористов станет «невозможно» победить. Несмотря на активное использование военной лексики и военного понятийного аппарата вообще, издание призывает называть конфликт не «войной», а обесцвеченным «выполнением международных обязательств» без привлечения наземной операции.

Прямо перечисляются основания, по которым действия российских ВКС являются правильными: «соблюдение международного права», «исключительная борьба с терроризмом, а не поддержка той или иной стороны», «достижение конкретного результата» и «аккуратное отношение к сложной ситуации на Ближнем Востоке».

Во всех материалах прослеживается «соревновательное» начало, постоянное противопоставление действий российских ВКС и коалиции НАТО: начиная от сравнения «законности» действий, заканчивая перечислением типов вооружения, подсчетом количества самолетов и временем ввода той или иной военной технологии.

Необходимо отметить и подбор жанров и тем для материалов по итогам недели ведения операции. «РГ» публикует хронологию действий ВКС, аналитический материал, комментарий Минобороны, новостные заметки и большой материал о Национальном центре управления обороной. Несмотря на удаленность от района ведения боевых действий, подробное описание центра имеет огромное значение для медиатизации образа военной операции, усиления ее репрезентации как «стерильной», высокотехнологичной и полностью находящейся под контролем руководства. Военное и мирное пересекаются — компьютерная графика и моделирование оказывается таким же компонентом боевой операции. Сотрудники Центра ведут обычную офисную работу, но она сопряжена с защитой «национальных интересов» и «борьбой с терроризмом». Здесь реализует себя еще одна важная антитеза: текущая операция изображается как нечто совершенно новое в сравнении с имевшими место ранее военными действиями. («Конечно, не на бумажных картах, как это делалось еще совсем недавно, а на уникальных компьютерных программах»). И если данный материал в новостной повестке дня сосредоточен на компьютерном характере операции, ее «виртуальности» и высочайшем современном оснащении, то в отдельную статью также выведено описание «умной» самонаводящейся бомбы. военный дискурс лингвистический репрезентация Таким образом, уже спустя неделю после начала боевых действий в медиапространстве складывается определенный образ операции. Согласно дискурсу «РГ», операция представляет собой высокотехнологичные действия, безупречно точные и безопасные, что важно — санкционированные решением официальной сирийской власти.

Это не война, но антитеррористическая операция «на дальних рубежах», ведущаяся в контексте глобальной борьбы с терроризмом, и исключительно против «Исламского государства» и других незаконных вооруженных формирований (при этом их перечисление и точное обозначение целей российских авианалетов остается табуировано, выведено за пределы представленной широкой аудитории информации). На страницах «РГ» операция получает повсеместное одобрение и противопоставляется спорным действия коалиции НАТО: российские ВКС присваивают себе ту роль, которую не смогли выполнить союзники: они одновременно выполняют международный долг и защищают собственную страну. Противник лишен права голоса и человеческого облика, не приводятся конкретные истории; это обезличенная масса террористов, остающаяся на отдалении, и обладающая только стадными характеристиками «паники», «бегства», «деморализации».

В последующие дни «Российская газета» продолжает публиковать большое количество материалов об операции. Только на следующий день, 8 октября, выходит не менее 19 заметок, из которых восемь составляют комментарии российских официальных ведомств. Важно отметить также появляющееся сообщение МИД Франции, выдержанное в ключе одобрения операции. Игнорируя ежедневные отчеты о боевых вылетах и успехах авиагруппы, следует остановиться на нескольких ключевых моментах в освещении хронологии сирийского конфликта.

Прежде всего, по мере продолжения операции сохраняется двойственное представление террористов как ранее грозной, но благодаря действиям ВКС деморализованной и разрозненной силы. Обозначается хаотичность, внутренние конфликты и дезорганизованность противника, «Исламское государство» называется «бандитами», «бандформированиями», «экстремистскими бандами», тогда как войска Башара Асада — «законными силами».

Оппозицией к этому выглядит изображение российских военных баз — они представляют собой не просто боевой форпост, но оплот цивилизации и комфорта. Так, в регулярно выходящих материалах, акцентируется, что, например, в российском лагере местные жители могут купить дешевую, но полезную еду, а строительная техника создает инфраструктуру для всего региона. Приводятся истории нескольких местных жителей, которые подтверждают героический образ российских вооруженных сил, рассказывая, что российские военные спасли их от неминуемой гибели и беззакония. Эта же оппозиция обобщается и выводится на макроуровень, апеллируя к неизбежности операции и ее благородного характера: «Исламское государство» изображается «врагом цивилизации и мировой культуры», защитить от них мир является долгом России.

31 октября 2015 года произошел теракт, в результате которого над Синайским полуостровом был уничтожен российских пассажирский лайнер. До 16 ноября 2015 года, когда авиакатастрофа официально была признана терактом, эта тема не освещается в разделе «РГ» о военной операции в Сирии. Начиная с 17 ноября в материалах появляется мотив «возмездия». При этом подчеркивается рациональный и рассудочный характер возмездия — что это должна быть «постоянная», планомерная работа, (см. материал «Президент РФ поручил усилить удары российской авиации в Сирии»). На первый план выходит мобилизационный мотив защиты родины против внешнего врага. («Российские военные защищают там своих граждан, остающихся в России). Появляется новое обозначение противника, также имплицитно выводящее его из системы международных отношений — «преступники», «головорезы». При этом цели российских авиаударов все так же остаются обезличенными, имена командиров «ИГ» приводятся только в контексте их уничтожения, или поражений. Высокая смертность иллюстрируется редким случаем появления имени командира «ИГ» в необычном контексте — «Установлено, что боевику с позывным «Абу Обейда» поставлена задача скрытно вывезти трупы».

Вместе с включением в контекст сирийской операции трагической серии терактов в ноябре 2015 года в Париже риторика «РГ» в отношении «ИГ» еще больше ужесточается. Согласно материалам издания, бомбардировки должны быть карой за «подлость и безжалостность ударов, нанесенных убийцами с Ближнего Востока».

В то же время, большее развитие получает тема противостояния двух «цивилизаций», Россия отождествляется с единым антитеррористическим фронтом против варварства. Появляются ранее не встречавшиеся исторические аналогии, параллели с Великой Отечественной войной. Союз против «ИГ» сравнивается с антигитлеровской коалицией, а «радикальный ислам» с «коричневой чумой». Важно, что при этом религиозная идентификация сторонников «ИГ» в материалах «Российской газеты» никак не затрагивается, исключая комментарии официальных лиц. Так, в нескольких заметках приводятся слова президента Путина: «Ислам — мировая великая религия, это одна из традиционных религий в Российской Федерации, мы сами поддерживаем ислам и будем это делать».

Тем не менее, образ операции как исключительно военно-воздушной сохраняется. С периодичностью раз в два дня в «РГ» выходят публикации о том, что Россия не ведет наземную военную операцию. В материале «Бомбы и мандарины» прямо раскрывается причина акцента на данном аспекте операции — стремление избежать неприемлемых ассоциаций, Сирия «не равна» Афганистану. Преемственность славы «русского солдата» сохраняется, но есть антитеза: в случае данной операции на суше содержится только технический персонал и пилоты, при этом они снабжаются всем необходимым.

После 24 ноября, когда российский самолет был сбит турецкими ВВС, к образу операции добавляется еще один аспект — предательства, названного «ударом в спину». Концепт «коалиции» отступает на второй план, возвращается акцент на исключительности действий именно российских ВКС. Здесь же — снова акцент на легитимности и законности действий, и крайне скупые, краткие первые официальные сообщения о гибели военнослужащих: «Пилоты катапультировались, но один из них погиб»; «Один морской пехотинец-контрактник погиб».

Позже выйдут отдельные статьи о погибших, в которых, при выражении соболезнований, отмечается, что военнослужащие мечтали об армии, с готовностью вызвались участвовать в операции в Сирии и были готовы пожертвовать жизнью, выполняя свой долг, но не сдаться.

После первой гибели российских военнослужащих в «РГ» появляется больше материалов, аргументирующих поддержку военной операции. Публикуются данные социологических опросов, подтверждающие, что не менее двух третей россиян поддерживают операцию, несмотря на потери, комментарии о незначительных тратах из бюджета на операцию, заявления президента Владимира Путина о том, что операция в Сирии — это в первую очередь защита национальных интересов, комментарии руководителей Франции, США и Китая, а также одобрение операции со стороны президента Сирии Башара Асада.

Также с декабря на страницах «Российской газеты» преобладает арабское название ДАИШ, чтобы уйти от ассоциаций «террористических группировок» с «государственностью» и Исламом.

В рамках категории «Военная операция в Сирии» в «РГ» выходят материалы о вооружении, которое применяют российские ВКС. Начиная с декабря 2015 года материалы сопровождаются комментариями зарубежных экспертов, что призвано прибавить авторитета и впечатления объективности оценок, при этом выборочно приводятся только восторженные отзывы («Россия совершила революцию в военном деле» — американский эксперт Райан Файт; «Российское оружие шокировало Запад») Появляется новый мотив — открытость действий, демонстрация любых видов вооружения, документированность каждого дня операции. Происходит абсолютизация качеств вооружения, его сакрализация: гвардейский крейсер «готов уничтожить любую воздушную цель», система ПВО «делает российские войска неуязвимыми», ракета — «совершенно невидимая». В это же время сторонники «ИГ» детально все так же не изображаются, чаще применяются обобщенные формулировки вроде «гадина, подобно раковой опухоли, пустившая метастазы по всему Ближнему Востоку и Азии».

События в Сирии вписываются в общегражданский контекст, чтобы подчеркнуть близость театра военных действий к российской повседневности. «Российская газета» пишет о том, как на базе проходит праздничный концерт, потом летчики встречают Новый год, а на Рождество приводит сразу два высказывания одного из наиболее авторитетных людей в России — патриарха Кирилла, назвавшего войну «справедливой» и «оборонительной».

По мере продолжения операции, вводится понятие «освобождения» города от «Исламского государства», что соответствует созданном образу легитимных действий, защищающих мирных граждан от внутренних захватчиков. Важно отметить, что применительно к армии Башара Асада, сражающейся с «ИГ», часто применяется определение «сирийцы», что обозначает подспудное исключение из гражданского пространства сторонников запрещенной организации. В рамках этой же смысловой парадигмы находится тот факт, что 22 февраля было принято решение о примирении «сторон конфликта», но перемирие не распространялось на «ИГ», «Джебхат-ан-Нусру» и другие организации, запрещенные в РФ.

14 марта президент Путин объявил о выводе основных сил из Сирии, при этом «в целях стабилизации обстановки» авиаудары по сторонникам «ИГ» продолжились, однако видеозаписи бомбардировок больше не публикуются, как и почти перестают выходить материалы о преимуществах вооружения. В день вывода войск тема операции в Сирии снова становится главной — на страницах «РГ» выходит 18 материалов. В материалах большое количество статистики, при этом она преподносится как «в целом удачная» и победоносная (9 тысяч боевых вылетов на 2 тысячи убитых). Дальнейшее нахождение военнослужащих в Сирии обозначается как «внутриполитическое урегулирование», «контроль за прекращением огня и создание условий для мирного процесса».

Вывод войск ознаменовал смещение акцента в репрезентации США: теперь они обозначаются как «партнер», с которым требуется координировать свои усилия. Вместе с тем, приводится по меньшей мере восемь комментариев западных экспертов и официальных лиц, которые сходятся во мнении, что вывод войск — это правильное решение. Мотив победоносного возвращения домой подкрепляется фольклорными, архаическими мотивами — на аэродроме летчиков встречают жены и земляки, «русских воинов» угощают и чествуют.

Захват Пальмиры сопряжен с появлением еще одного аспекта освещения боевой операции: темы защиты культурного наследия. Освещение операции становится менее милитаристским, больше материалов выходит о поставке гуманитарной помощи; цикл статей рассказывает о разминировании культурных памятников. Активное место занимает формулировка «примирение враждующих сторон» и противопоставления предыдущих лет операции и нового этапа: «и теперь должны наладить водоснабжение, начать подачу электричества (сейчас монтажники сидят на каждом столбе)»

Важно отметить, что в издании отсутствует романтизация действий офицера Прохоренко, вызвавшего огонь на себя. Нет оценочной лексики, не высказывается суждений насчет самого поступка. Однако после того, как президент Путин подписал указ о присвоении погибшему офицеру звания Героя России, тональность материалов резко сменяется: об офицере говорят, что он «геройски» и «самоотверженно» погиб, выходят отдельные тексты о подготовках и самих похоронах в его родном селе. Вводятся редкие для данного дискурса фольклорно-психологические мотив: «в селе Городки его до сих пор уважительно называют „наш Саша“, а соседи и одноклассники попросту — Санек», «лучший из лучших», «он не прятался за спины ребят». Применительно к другим погибшим военнослужащим, например, Антону Ерыгину, издание более сдержанно, однако также изображает их максимально схематично и положительно: стремились служить в армии, занимались спортом, готовы были за родину в огонь и в воду.

Подводя итог, можно говорить, что «Российская газета», как издание рассчитанное на массового читателя, следуя задачам учредителя-правительства РФ, конструирует однозначно трактуемый, хотя и несколько противоречивый образ военной операции в Сирии. Освещение конфликта отзывчиво видоизменяется вследствие хронологии конфликта, сменяя акценты с одних аспектов операции на другие, при этом некоторые моменты в военном дискурсе газеты сохраняются на протяжении всего конфликта.

Так, лексические ярлыки по отношению к участникам конфликта и подчеркивание максимальной легитимности и законности действий в Сирии сохраняется на протяжении всей операции. «Террорист» сам по себе обладает большим количеством негативных коннотаций, поэтому даже наиболее очевидные контекстные синонимы вроде «экстремистов» или «бандформирований» встречаются редко. Противник неизменно остается обезличенным и лишенным права на высказывание и собственную позицию, он не оформлен и не детализированы, тогда как задачи, реализуемые Россией, — максимально подробно расписаны, они правильны и благородны, что не подвергается сомнениям. Отсутствие малейшей критики российской операции в каком бы то ни было ключе — важный момент в освещении операции.

Вместе с тем, в ходе операции меняется идеологическое оформление боевых действий. Первое время это исключительно технологическая, «стерильная», выверенная операция, в которой вообще нет места эмоциональному аспекту. Акцентируется высочайшая подготовка российских военнослужащих и блага цивилизации, которые приносит российское присутствие в Сирию. Позже, после трагического происшествия с самолетом, и после появления первых жертв, появляется ранее отсутствующая параллель с Великой Отечественной, мотив возмездия и мобилизации против врага, который едва ли не вплотную подобрался к родной земле. «Технологичность» в изображении российского вооружения уступает «победоносности», но операция все так же не обозначается как «война», а возможность наземного присутствия отвергается.

Интересно изображение участников коалиции западных стран. Несмотря на обозначаемую исключительность российской операции и постоянную критику действий НАТО, они вместе с тем остаются партнерами. Интеграция России и других стран максимально акцентируется после начала переговоров о перемирии, и здесь на первый план выходит концепция «миротворчества», «опеки» над истерзанным войной народом, сохранение культурных памятников и возрождение гражданской инфраструктуры.

В целом, в военном дискурсе «Российской газеты» есть множество противоречий: западная коалиция это одновременно и партнеры, и соперники, вооруженный конфликт в Сирии совсем рядом и вместе с тем России на данный момент он не угрожает, боевики сломлены и подавлены, однако представляют собой большую угрозу, российские ВКС совершали боевые вылеты против сторонников «Исламского государства», однако примирение происходит с вооруженной оппозицией, и после этого оглашается, что большая часть войск выводится из страны. Тем не менее, освещение боевой операции следует четко продуманной стратегии, в которой названные противоречия снимаются: в соответствии с глобальными задачами и текущими военно-политическими обстоятельствами те или иные темы выходят на передний план; вытесняя прочие мотивы. Традиционное разграничение сторон конфликта на «МЫ» и «ОНИ» здесь не может быть эффективно в полной мере: стигматизация «Исламского государства» как террористов, абсолютное зло и «изгоев» признана мировым сообществам и недостаточна для оправдания боевой операции. С этой целью на передний план выходит типизация и глобализация конфликта: подчеркивается «возрождение» российских вооруженных сил (отчасти на базе традиций прошлого, отчасти — благодаря новейшим подходам в военном планировании) и патриотический мотив «возвращения» России на международную арену. При этом многая информация (конкретные противники и цели авиаударов кроме «Исламского государства», действия международной коалиции, позиция вооруженной оппозиции и других участников конфликта) подвергается табуированию, а сколько бы то ни было критические представления об участии РФ в вооруженном конфликте полностью исключены.