Естественно-научный (физиологический) материализм в России второй половины XIX в. в контексте современных антропологических исканий

Естественно-научный (физиологический) материализм в России второй половины XIX в. в контексте современных антропологических исканий С. Н. Коробкова Современное общество активно обсуждает проблемы гуманизации, повышения нравственного уровня общества в целом и отдельной личности в частности, повышения персональной социальной ответственности и социальной ответственности экономически активных слоев. Речь, по сути, идет о формировании идеологии нового общества. Существенная часть любой идеологии — система ценностей, мораль. Насущный вопрос — что выбрать основой формирования идеалов, на что опираться, что может быть критерием нравственного, ответственного поведения? В рамках какой парадигмы может существовать мораль современного общества и что может быть отправной точкой для поиска «правильного» решения?

Часто в этом случае (в случае многокритериальности выбора) нам рекомендуют обратиться к истории. Действительно, когда некий исторический цикл завершен, мы можем объективно посмотреть на историческую ситуацию, систематизировать основные идеи, выявить закономерности общественного развития, оценить сильные и слабые стороны принятых решений и сделать выводы относительно «полезного», актуального исторического опыта. В этом контексте хочется отметить аналогию современного этапа исторического и общественного развития России в период 2-й половины XIX в. Для обоих периодов характерны тотальный кризис — политический, экономический, идеологический, нравственный; активное реформирование социальной и политической систем; стимулирование научного и технического развития.

Желание российских ученых 2-й половины XIX в. решить вопросы о путях развития России, истинных ценностях и достойном образе человека породили такое направление в русской философии, как эмпирический материализм. Яркими представителями этого направления были Н. А. Умов, А. Г. Столетов, П. Н. Лебедев — в области физических наук; К. А. Тимирязев, И. И. Мечников — в области биологии; Д. И. Менделеев — в области химии; А. И. Введенский, И. П. Павлов, И. М. Сеченов, А. А. Ухтомский — в области физиологии. Исследователи 50-х гг. XX в. определили мировоззренческие концепции этих ученых как стихийный естественно-научный материализм, обращая внимание на то, что их философские размышления носят непоследовательный натуралистический характер. Однако есть и другая точка зрения. Когда точная наука становится ценностью, тогда особое значение приобретают области знания, связанные с изучением истории науки, методов и сущности познания, закономерностей развития научной мысли. Естествоиспытатели так или иначе ищут теоретические основания своих исследований и обращаются к философии. К. А. Тимирязев в своей работе «Наука. Очерк развития естествознания за три века», экспонируя достижения европейской науки, писал: «По счастию многие из них (ученых-естественников — авт.), не ограничиваясь одним сообщением своих специальных трудов, предпосылали им изложение основных правил научного мышления» [4, с. 14]. Это же верно и для отечественного естествознания. Но надо отметить, что естествознание с трудом пробивало себе дорогу в России.

Выступая на первом съезде русских естествоиспытателей (12 мая Санкт-Петербург), А. Н. Бекетов обращал внимание на внешние обстоятельства незавидного положения отечественного естествознания во 2-й половине XIX в.: он указывал на невозможность результативных научных экспедиций по причине отсутствия дорог, средств к перемещению, а также на разобщенность ученых сил России. Тем не менее, государство не торопилось поддерживать исследователей. Существовала ментальная увязка: естествознание — материализм — атеизм — аморализм. «Московские ведомости» в это время вели активную пропаганду классического образования, связывая научный реализм с неизбежным движением к атеизму, анархизму, революционным настроениям, т. е. к разрушению привычного и ценного, забвению «нравственных наук» (русской истории, «славянорусской филологии» и др.). Министр народного просвещения граф Толстой в журнале Министерства народного просвещения (за январь 1867 г.) писал, что его ведомство заботится о том, «чтобы науки, долженствующие служить для раскрытия истины, не были недостойным образом обращаемы в орудие для пропаганды материалистических и других вовсе не вытекающих из них учений» [3, с. 200].

Публицисты этого периода так понимали значение развития естествознания:

«Обеспечение жизни на земле, продолжение сроков единичного существования, возможное отстранение всех физических и органических препятствий для правильной организации одновременного и совместного существования возможно большего числа человеческих индивидуумов — вот те высокие задачи, которые стремятся разрешить естественные науки как путем приобретения массы опытных знаний, так и путем накопления для человека в избытке тех материальных богатств, которые при рациональном приложении к ним методов распределения из социальных наук могли бы обеспечить достаточное удовлетворение всех потребностей человеческого организма возможно — большего числа людей» [3, с. 186].

Во всех мировоззренческих дискуссиях антропологический аспект занимал важное место. Отечественная антропология активно складывалась в рамках натурфилософии, и формирование основных идей этого направления в XIX в. связывали с именами А. И. Галича, автора «Картины человека», и А. Н. Радищева, писавшего в своем знаменитом трактате «О человеке, его смертности и бессмертии»: «Обратим взор наш на человека; рассмотрим самих себя; проникнем оком любопытным во внутренность нашу и потщимся из того, что мы есть, определить или, по крайней мере, угадать, что мы будем или быть можем…» [2, с. 290].

По существу, отечественная антропология исходила из следующих положений. С одной стороны, человек — вершина эволюции, совершенное творение божье; с другой — природное существо, ограниченное физиологической организацией. Человек проявляет себя уникальным образом, т. е. как личность, благодаря тому, что он неизбежно включен в многообразие общественных отношений. В основе всех человеческих поступков лежит его воля. Воля, подчиненная разуму, характеризует человека как высшее существо. В качестве главной задачи человека утверждалось постоянное развитие и стремление постигнуть абсолютное добро, выйти за свои «границы». Таким образом, в природе человека изначально выделяли два полюса: телесное и духовное. Выяснение же сущности человека, как и для европейской антропологической традиции, состояло в выявлении механизма связи тела и духа. То, каким образом представлялся этот механизм, характеризовало философскую позицию исследователей.

Русская антропологическая мысль примыкала к естественнонаучной в точке рассмотрения взаимосвязи человека и природы. Чтобы направить развитие человека в сторону нравственного поведения, надо изменить социальную реальность. Но чтобы осуществлять изменения, надо знать природу, а не составлять о ней произвольные понятия, — так рассуждал Н. Г. Чернышевский, развивая антропологические идеи французских просветителей.

В рамках эмпирического материализма антропологические вопросы ставились и разрешались преимущественно на основании полученных физиологических данных. Во 2-й половине XIX в. Санкт-Петербургский университет был одним из научных центров, где сформировалась «физиологическая школа» (Введенский — Павлов — Сеченов — Ухтомский). Главным принципом антропологии как учения о природе человека в рамках этой школы становится принцип «физилогизма», утверждающий обусловленность всех форм деятельности человека физиологическими функциями. Мировоззренческие концепции представителей естественнонаучного (физиологического) материализма иногда квалифицируют как физиологический идеализм, механицизм. Основанием такой характеристики явилось стремление ученых найти в опыте своеобразный философский камень — некий элемент, данный самой природой, заложенный в механизмы человеческой природы, при воздействии на который возможно культивирование идеального человека для идеального общества. Ученые-естественники конца XIX — начала ХХ в. были той интеллигенцией, тем новым социальным слоем в России, который объединяла не только форма деятельности — умственный труд, служение науке, но и сознание ответственности за общество, за духовное воспитание нации.

В русле отечественной традиции естественно-научной антропологии хочется выделить философскую теорию физиолога и мыслителя А. А. Ухтомского. Основа его философской системы — теория доминанты, суть которой заключается в следующем. Природа человека устроена таким образом, что из всех раздражителей человек отвечает на сильнейший, и весь организм поддерживает эту реакцию. Если этот раздражитель воздействует многократно, то реакция организма закрепляется и формируется доминанта, т. е. типичный ответ на типичный раздражитель. Главное открытие Ухтомского заключалось в том, что такой механизм работы (по принципу доминанты) свойственен не только физиологическому (телесному) уровню человеческого существа, но и психологическому (душевному) и ментальному (духовному). По мнению Ухтомского, под влиянием окружающей среды (природы, общества, отдельных личностей, отдельных событий, собственных внутренних переживаний) у человека складывается доминанта — определенная установка. Закрепившись в сознании человека, доминанта руководит поведением человека, и он перестраивает мир вокруг себя в соответствии со своими доминантами. Таким образом, человек и общество оказываются в тесной взаимосвязи: социум формирует личность, а личность создает социум.

Казалось бы, что в этом выводе нет ничего нового. Однако теория Ухтомского со всей очевидностью (опираясь на эксперимент, опыт) показала, что «естество наше делаемо есть». Мы можем сознательно влиять на формирование личности — сама природа (естественное устройство человека) дает нам инструмент для этого. Собственно, генеральная задача Ухтомского заключалась в том, чтобы «из естественной необходимости» вывести нравственную необходимость. Он хотел доказать и показать с помощью науки, что быть моральным существом для человека — не только должно, но и естественно. Для этого необходима только свободная воля, неотвратимое желание человека быть таковым: центр тяжести должен быть смещен с обыденного, вещного, плотского на духовное, с материального — на идеальное. Нет нужды «делать» человека моральным как бы извне, в нем надо пробудить нравственные чувства изнутри. Таким образом, становится очевидным — необходима система идей, идеалов, когнитивных доминант, которые можно представить как духовный скелет общества. Социальные институты делают работоспособными данные доминанты — проводят в жизнь, а функция государства — их охранять и защищать.

Идеал — это не бесплодная мечта, а некий стержень, некая абсолютная задача, которая организует наши мысли и действия. Идеалы необходимы, во-первых, отдельно взятому человеку, дабы его существование было осмысленным; во-вторых, социальным институтам, чтобы синхронизировать общественную жизнь; в-третьих, государству, которому нужны рычаги управления обществом. В противном случае мы имеем дезориентированное общество и неэффективное государство. Не праздный вопрос — кто формирует этот идеал, кто создает идеологию? Может возникнуть ложное ощущение, что эти идеалы, установки или доминанты навязываются «сверху», что они ограничивают свободу личности. Такое возможно, но история нашей страны уже показала неестественность этого пути (советская эпоха).

Когда Ухтомский показывал применение своей теории доминанты, он говорил о необходимости культивирования требующихся доминант. Но выбрать то, что требуется, может только сам человек, т. е. человек деятельный. Пространство вокруг человека организовано определенным образом: мы живем в определенном историческом, культурном, политическом, социальном, экономическом контексте. Различные социальные институты и агенты социализации дают нам различные ориентиры для нашей деятельности, обозначают желаемое направление деятельности, а мы выбираем то, что кажется значимым, ценным именно нам, и несем персональную ответственность за свой выбор. Если наш выбор конгруэнтен общественной ситуации, то у нас есть психологическое ощущение, что «жизнь удалась»; в противном случае — нам кажется, что все оборачивается «против нас» и все несправедливо. Ухтомский говорил, что человек «заслуживает» то, что он имеет, подобно тому, как картина запечатлевает то, что и как увидел художник. Таким образом, общество формирует определенный тип личности, а из отдельных человеческих поступков складывается ткань социокультурной, политикоэкономической жизни. Чтобы человек действовал позитивно, созидательно, необходима такая среда, где он неизбежно осознавал бы свою моральную ответственность.

Повысить моральную ответственность человека — значит дать понять, что он — homo politicus (человек общественный), что социум — то, что вокруг него — это и он сам, что все его действия — это действия, направленные на него же самого. В определенном измерении Я и ОН, Я и Ты совпадают. Только осознание факта присутствия Другого порождает моральную ответственность и ставит человека на следующую ступень его развития — homo moralis (человек нравственный) или homo humanus (человек гуманный). Ухтомский писал, что одна из самых трудных, недостижимых в чистом виде и вместе с тем необходимых доминант, которую людям придется воспитать в себе — это доминанта на другое лицо. Эта главная доминанта «заключается в том, чтобы уметь подходить к встречным людям по возможности без абстракции, по возможности уметь слышать каждого человека, взять его во всей его конкретности независимо от теорий, предубеждений и предвзятостей» [5, с. 89].

Мы в значительной степени отождествляем понятия «нравственный» и «гуманный», поскольку гуманизм, понимаемый как достойное, внимательное, уважительное отношение к человеку, возможен только в случае развитого нравственного чувства. В то же время понятие «homo humanus», прочтенное как «человечный человек», с точки зрения языкознания является неким казусом. А вот с точки зрения философского анализа оно означает достижение самоидентификации: обозначает ту стадию развития, где человек наконец-то соединяется со своей сутью, становится сам себе равен.

Один из мощных социальных институтов формирования ценностных доминант — институт образования, позволяющий «напрямую» культивировать требуемые доминанты. Развиваясь, получая знания в конкретных областях науки, вступая в диалог и обмениваясь ценностями в процессе получения знаний, человек опосредованно получает установки о формах поведения, эквивалентных данному обществу в данный исторический момент.

Таким образом, становится понятно, поскольку доминанты человека, ценностные установки есть результат отражения существующей действительности, то моральное банкротство общества в переходный период — естественное состояние. И столь же естественно, что, руководствуясь чувством неудовлетворенности, человек ищет новые ориентиры, новую почву для проектирования своего жизненного пути. И если большинство идет этим избранным путем, то возникает новая мораль нового общества. А вот какая это мораль, каков ее тип — вопрос в буквальном смысле исторический. Еще А. Макаренко указывал на то, что нравственное развитие человека не определяется одним только воспитанием. Он писал:

«Нет ни одного акта, ни одного слова, ни одного фактора в нашей истории, которые кроме своего прямого хозяйственного или военного, или политического значения не имели бы и значения воспитательного, которые не были бы вкладом в новую этику и не вызывали бы нарастания нового морального опыта» [1, с. 42].

Задача человека в условиях кризиса — найти адекватный ответ на исторический вызов. И он это делает методом «проб и ошибок». Как писал Ухтомский, только в прямом столкновении с действительностью человек может проверить правильность своих проектов. И нет никакого абсолютного критерия истинности поступков, нет никакого «портативного средства» для оценки реальности пути.

естественный научный физиологический материализм.

Макаренко А. С. Воля, мужество, целеустремленность. — М., 1987.

Радищев А.Н. О человеке его смертности и бессмертии / Избр. философ. и обществ.-полит. произв. — М., 1952.

Современная западная наука на русской почве // Отечеств. зап. — СПб., — Т. CLXXVI. — № 2 (февраль).

Тимирязев К. А. Наука. Очерк развития естествознания за три века / Собр. соч.: в 10 т. Т. 8. — М., 1939.

Ухтомский А. А. Избранные труды. — Л., 1978.