Государственная власть в России

Государство в России с момента своего возникновения формировалось как «вотчинное» и «военно-национальное». Основу российского «вотчинного государства» составлял принцип централизованной редистрибуции. Московские князья, русские цари, а затем советские вожди, обладавшие огромной властью и престижем, были убеждены, в том, что вся страна является их «собственностью», ибо создавалась она, строилась и перестраивалась по их повелению. В этом государстве сложилось особое представление о том, что именно власть рождает собственность и что все живущие в России являются ее слугами, находящимися в прямой и безусловной от нее зависимости и не имеющими возможности претендовать ни на собственность, ни на какие-либо неотъемлемые личные «права».

Как «военно-национальное государство» Россия формировалась, испытывая постоянное «давление» с Запада и Востока. Основной движущей силой развития этого государства была перманентная потребность в обороне и безопасности, сопровождавшаяся усилением политики внутренней централизации и внешней экспансии.

Такая политика обеспечивала территориально-государственную целостность российского общества и блокировала тенденции к дезинтеграции. Осуществлялось это в первую очередь с помощью насилия со стороны государственной власти, принуждавшей население принимать любые лишения при решении задач мобилизационного развития. Отсюда проистекали деспотические черты государственной власти, опиравшейся в основном на военную силу и военные методы управления.

В результате включались такие механизмы социально-экономической и политической организации российского общества, которые перманентно превращали страну в некое подобие военизированного лагеря с жесткой централизацией и бюрократизацией управления, строгой социальной иерархией и дисциплиной поведения, тотальным контролем за различными сферами жизни и деятельности людей, «государственным» единомыслием.

Начиная с преобразований Петра I, в России складывается особый тип «всепоглощающего государства», символом которого стало «отеческое», бюрократическое попечительство «вождя-государя» и государственной власти о «благе народа», общественной и личной пользе своих подданных.

Поэтому одной из особенностей мобилизационного развития России было доминирование в ее истории политических факторов и, как следствие, гипертрофированная роль государства в лице центральной власти. Это нашло выражение в том, что правительство, ставя определенные цели и решая проблемы развития, постоянно брало инициативу на себя, систематически используя при этом различные меры принуждения, опеки, контроля и прочих регламентаций.

Специфика состояла также в том, что особая роль внешних факторов вынуждала правительство выбирать такие цели развития, которые постоянно опережали социально-экономические возможности страны. Поскольку эти цели не вырастали органическим образом из внутренних тенденций ее развития, то государственная власть для достижения «прогрессивных» результатов прибегала в институциональной сфере к политике «насаждения нового сверху» и к методам форсированного развития экономического и военного потенциала.

Государственная власть в России постоянно стремилась к трансформации российского менталитета, пытаясь создать соответствующие структуры, оправдывающие ее деятельность. Такими доминирующими структурами стали прежде всего этатизм и патернализм. Поэтому отношение к государственной власти в России обусловливается этатистским представлением о необходимости сохранения политического единства и социального порядка в качестве антитезы локализму и хаосу, а также патерналистскими представлениями о необходимости опеки государственной по отношению к обществу.

Государственная власть в России играла в ее истории не только выдающуюся, но и парадоксальную роль. С одной стороны, опираясь на целесообразную волю, власть в конечном счете превратила Россию в великую державу. С другой, — опираясь на злую силу, государственная власть перманентно прибегала к антигуманным средствам управления, приводившим к таким эксцессам в обществе, в ходе которых зачастую от имени народа уничтожались многие тысячи и даже миллионы людей.

Парадокс государственной власти в России состоял также в том, что она сама становилась непосредственной причиной кризиса государственности и даже развала государства. За пять столетий Российская цивилизация пережила три национально-государственной катастрофы: в ходе первой «смуты» 1603−1613 гг. прекратили существование и династия Рюриковичей и российская государственность; вторая «смута» 1917;1921 гг. покончила с монархическим государством и династией Романовых; результатом третьей «смуты» 90-х гг. стал крах идео-партократической государственности и развал СССР.

Катастрофические срывы российской автократии свидетельствовали о том, что она, во-первых, не справлялась с историческими задачами, стоявшими перед Россией и не находила адекватных ответов на вызовы истории; во-вторых, выбирала неверные внутренние и внешние политические цели и средства их достижения.

Еще один парадокс государственной власти связан с проведением в России реформ «сверху». Суть его выражена в расхожем современном афоризме: «Хотели как лучше, получилось как всегда».

Реформы в России задумывались и проводились «сверху», а российские реформаторы, как правило, была больше озабочены целями развития, чем ценностными ориентациями людей. Им казалось, что посредством административного воздействия на сложившуюся ситуацию достаточно людей поставить в особые организационные условия, чтобы они вынуждено или с сознанием необходимости, изменив свои жизненные установки, стали решать новые задачи.

Для большинства русских людей присущ ценностнорациональный стиль мышления и поведения, для них важны не столько цели и результаты, сколько смысл преобразований. В иерархии ценностей русского человека ведущее место отводится справедливости, трактуемой в нравственно-уравнительном смысле; спокойной совести и душевной гармонии; порядку; свободе, понимаемой как возможности быть хозяином самому себе.

Поэтому попытки трансформировать основы экономической, социальной и политической жизни России без изменения культуры, как духовного кода жизнедеятельности подавляющего большинства ее населения, приводили к социокультурному отторжению реформ, по мере того как они создавали ситуацию фрустрации или дискомфорта. Это сопровождалось кризисом государственной власти и заканчивалось контрреформами «сверху» или революциям «снизу».

Ощущение внутреннего «нелада», смутная тоска о лучшей доли России постоянно толкали государственную власть, охваченную «демоном» державности и порывом политической воли, к реформаторству, замешанному на насилии и утопии. Реформаторский «безудерж», отсутствие чувства меры и формы преобразований губили самые разумные начинания.