История политической риторики

Политическое красноречие — один из видов ораторского искусства. Развитие его тесно связано с развитием демократических учреждений; оно возникает там, где народные массы начинают принимать участие в государственных делах, и, следовательно, лица, желающие влиять на ход государственных дел, должны обладать искусством убеждения.

Впервые политическое красноречие достигло значительного развития в Сиракузах в начале V в. до Рождества Христова; оттуда оно перешло в Афины, где процветало в течение V и в особенности IV в. (благодаря деятельности Демосфена, Исократа, Лисии, Эсхина), Уже тогда был составлен первый, не дошедший до нас учебник риторики.

Первыми теоретиками риторики в античной Греции были софисты, в интерпретации которых риторика была наукой об убеждении кого угодно в чем угодно. Кроме того софисты не вполне отделяли «очаровывание» речью от убеждения ею. Это хорошо видно по софистической трактовке специальных языковых средств (фигур), изобретение которых приписывается Горгию. Горгий пишет о том, что фигуры «чаруют». Эти фигуры делают речь скорее красивой, чем убедительной.

С критикой софистов выступил Платон, который в противовес риторической речи выдвинул особую речевую манеру (диалектику), когда участники диалога объединены общей целью — поиском истины. Это позволяло риторике обрести этическую опору, но уводило от решения собственно риторических задач. Эти задачи были решены Аристотелем, создавшим для риторики теоретический и этический фундамент. Именно Аристотель назвал главным качеством речи ясность, что и сегодня позволяет разграничить убеждение и манипулирование. «Риторика» Аристотеля не потеряла своего значения и в наши дни.

Позднее, уже в середине второго века до н.э. возникает римская риторика. Крупнейшим теоретиком и, несомненно, самым талантливым практиком римской риторики был Марк Туллий Цицерон (также необходимо отметить, что большой вклад внесли Гортензий, Катон Старший, Цезарь). Однако в области теории первенство принадлежит Марку Фабию Квинтилиану — автору трактата «Об образовании оратора», профессиональному учителю риторики.

В эпоху поздней античности риторика заняла в системе образования самое высокое место. Если в начальной школе — школе литератора — учили читать и писать, в средней школе — школе грамматика — понимать и ценить древних авторов, то в высшей школе — школе ритора — учили активному владению речью. Без риторического образования общественная карьера была невозможна. Следует отметить, что характер ведения дел на политических собраниях древности давал возможность произносить длинные речи: оживленные прения имели место довольно редко. Это позволяло древним ораторам писать свои речи заранее, выучивать их наизусть, тщательно вырабатывая мимику, и затем декламировать. Таким образом, импровизация встречалась редко.

Относительная однородность риторических школ и общий круг образцовых авторов делали риторику в известном смысле слова несущей конструкцией в жизни античного общества. Это вполне объяснимо и обоснованно в отношении такого государства как Римская Империя (включая республиканский период) — самого большого по тем временам государства, населенного множеством народов, говорящих на разных языках и почитающих разных богов.

Христианство сохранило и адаптировало к новой монотеистической религии сильные стороны античного наследия. Риторика вошла в «семь свободных наук», на которых зиждилось образование в университетах средневековой Европы. Эти науки делились на тривиум (риторика, грамматика и диалектика) — науки о слове, и квадривиум (арифметика, геометрия, астрономия и музыка) — науки о числе. Выпускники средневековых университетов владели единой латиноязычной риторической культурой и понимали друг друга, в какой бы части Европы они ни жили. Но собственно политическая риторика в указанный средневековый период применения не нашла. Что вполне объясняется наличием сочетания двух диктатов: абсолютной монархии и власти Церкви. В этот период в сфере политических отношений (как внутри государств, так и в их внешней политике) убеждение не применялось, полностью уступая различным формам принуждения.

Собственно, если в целом и общем риторика продолжила развиваться в эпоху Ренессанса, когда был заново открыт трактат Квинтилиана и христианская мысль получила возможность глубже освоить античное наследие, то политическая риторика вновь нашла применение в новое время вместе с возникновением парламентских учреждений.

Англия уже в половине XVII в. обладала известными политическими ораторами в лице Пима, Стаффорда, Кромвеля; при Вильгельме III и Анне прославились красноречием Сомерс, Монтэгью, Болингброк, при Георге II — Польтней и Питт Старший, при Георге III — Фокс Шеридан, Питт Младший.

Особого расцвета эта отрасль ораторского искусства достигла во время и после Великой революции. Каждая конституционная страна, каждая крупная политическая партия выставляет нескольких крупных политических ораторов. Так, английские либералы гордятся Брайтом, Кобденом, Гладстоном, тогда как консерваторы противопоставляют им Каннинга, Пиля, Биконсфильда. В среде ирландских националистов выдвигаются О Коннелл, Парнель, Секстон.

Во Франции во время революции достиг мировой известности своим ораторским искусством Мирабо, а также Барнав, Верньо, Жансонне, Инар, Дантон.

Во время Реставрации особо следует выделить речи Ройе-Кодлара, Манюеля, а в период Июльской монархии — речи Гизо, Тьера, Беррье, Одиллона и некоторых других. Вторая империя и Третья республика были периодом рассвета ораторского таланта Ж. Фавра и Гамбетты.

В Италии после объединения первое место между ораторами заняли Криспи и его оппонент Кавалотти. В Германии до сих пор наиболее известным и значимым оратором считается Отто фон Бисмарк.

В середине XIX века авторитет риторики (в том числе и политической) стремительно упал. Появилось сохранившееся до сих пор употребление самого слова «риторика» в уничижительном смысле: «пустозвонство, словесное плутовство», даже «обман». Риторика быстро потеряла общественный престиж.

Причин тому много. Одна из главных — чрезмерное увлечение передовых европейских умов историческим методом, доходившее до отрицания того, что в жизни языка и общества может быть что-то неизменное, вечное. В эпоху увлечения идеями прогресса, развития, в эпоху, когда внимание ученых занимала, прежде всего, смена одних жизненных форм другими, мало кто верил в риторику с ее рецептами, основанными на представлении о неизменных свойствах языка и человеческой психологии. Надо признать, что и сама риторика не сумела ответить на вызов времени, продолжая иллюстрировать свои положения античными примерами и не приспосабливаясь к культурным задачам национальных словесностей.

Другая причина упадка риторики состояла в расцвете художественного слова и в подмене самого понятия словесности понятием художественной литературы, т. е. словесности изящной. Именно тогда в школе зародилась традиция изучения языка исключительно на материале художественной литературы. Древние «слова» и «поучения», жития и послания, уложения и исторические хроники остались за бортом, сочинения современных историков, судебные и политические речи тоже не попадали в поле зрения школы.

Наконец, еще одна причина кризиса риторики состояла в том, что с античных времен практически не разрабатывался вопрос об этике убеждающей речи. И если писатели, продолжая в светской культуре линию церковной проповеди, выступали учителями человечества, то ораторы, высказывавшиеся по частным вопросам и защищавшие частные интересы, сильно уступали им в глазах просвещенных слоев общества.

Однако во второй половине XX века в судьбе риторики случился еще один перелом: началось ее бурное возрождение.

У этого феномена также имеются свои причины, главные из которых могут быть обозначены как «информационное общество» и «массовое общество».

Риторика была востребована содержанием всех составляющих нового информационного взгляда на мир.

Во-первых, чрезмерное увлечение историзмом отошло в прошлое. С эволюционистской точки зрения в обществе есть отжившие классы и новые общественные силы, которые поднимаются в силу объективно действующих исторических законов. Для консолидации этих новых сил нужна в лучшем случае пропаганда и агитация. Но теперь, когда стало ясно, что для общественного развития нет необходимости истреблять целые классы, а нужно поддерживать общественное равновесие и гражданский мир, риторика вновь приобрела большое значение.

Во-вторых, информация стала осознаваться как ресурс, полезный запас, а не как простой набор слов, не имеющих никакого практического назначения. В наше время стала понятна объективная роль речевых технологий и конструктивная роль слова в жизни общества, в поддержании общественных установлений. Понятие «языковая картина мира» вышло за пределы науки о языке. Как отмечает Г. Г. Хазагеров, — в двадцатом веке многие поняли, что язык — это очки, сквозь которые человек смотрит на жизнь, и захотели подбирать эти очки по своему вкусу. Когда же люди поняли, что удачная метафора способна изменить общественную жизнь скорей, чем мускульные усилия многих людей, успех риторики оказался предрешенным.

В-третьих, в информационном обществе люди постепенно оказались интегрированы в «мир слов» никак не меньше чем в «мир вещей». Если материальными благами можно пользоваться не зная принципов их создания и функционирования, то благами информационными невозможно пользоваться вне коммуникации, не умея ориентироваться в информационном пространстве и пользоваться его ресурсами. Иными словами, полноценная интеграция человека в цивилизационное пространство более не может обеспечиваться только лишь наличием у него доступа к технической, материальной сфере.

Что касается массового общества, то главное его свойство — отсутствие иерархии общественных слоев. Ни художественная словесность, ни язык аристократии уже не служат образцом для общества. Возникает дефицит образцов, а с ним и дефицит общественной координации. Общество как никогда заинтересованно в окультуривании дискурса — поля общественной коммуникации. Взять эту роль на себя может только риторика. Невозможно выправить язык, объясняя время от времени по телевизору, как произносится то или иное слово. Сделать язык общим достоянием может только наука о том, как эффективно пользоваться языком.

Возрождение риторики — свершившийся факт. Начиная с шестидесятых годов XX века написаны тысячи работ по риторике, она преподается в вузе и школе, и интерес к ней продолжает нарастать.

В рамках данной работы необходимо также отметить особенности становления и развития русской политической риторики.

Восточнохристианская риторика и как наука, и как практика красноречия имеет свои специфические черты. Первое сочинение, в котором описаны риторические фигуры появилось на русской почве довольно давно, в XI веке. Этим сочинением был перевод статьи константинопольского библиотекаря Хировоска «Об образах». Перевод был включен в «Изборник» Святослава 1073 года. В данной статье приводятся 27 «образов» — риторических фигур в широком смысле этого слова, включая и так называемые тропы. На первом месте в трактате стояли аллегория и метафора. Именно эти фигуры активно использовались в тогдашней русской риторической практике. Вообще употребление фигур в речах киевских ораторов не выходит существенно за список «образов», перечисленных в этом теоретическом трактате.

Однако собственно риторических сочинений с развернутой концепцией самой риторики на Руси не было вплоть до 1620 года, когда появляется первый текст с названием «Риторика». Основы этой «Риторики» восходят уже не к греческой, а к латинской традиции.

Расцвет докризисной риторики в России приходится на конец XVII, XVIII и первую половину XIX века. Но кризис коснулся и русской риторики — даже такой выдающийся публицист и знаток русского слова, как В. Г. Белинский занял антириторическую позицию.

Даже поздний расцвет русского судебного красноречия в последней трети девятнадцатого века не изменил отношения к риторике. В обществе продолжал господствовать литературоцентризм. Словесность изучалась в основном на материале фольклора и художественной литературы. Это, конечно, не способствовало развитию риторики. Однако феномен риторических тропов и фигур, учение о которых занимало центральную часть риторик, привлек к себе внимание языковедов, прежде всего представителей русской психологической школы, сложившейся в Харьковском университете.

В советское время риторика как наука нивелировалась до «лекторского мастерства» и «искусства пропагандиста», довольно быстро утративших связь с риторическим наследием. Сама же риторика подвергалась нападкам как буржуазная наука. Однако с конца семидесятых годов табу на риторику было снято, а в девяностые годы интерес к ней существенно вырос.