Конфуцианско-буддийская политическая культура

Конфуцианско-буддийская цивилизация в последние десятилетия развивается невиданно быстрыми темпами, что привлекает пристальное внимание политологов к исследованию особенностей политических процессов в этом регионе. Несмотря на глобальный экономический кризис, рост экономики Китая в 2013 г. превысил 7,5%^[1]. Согласно прогнозам международных экспертов, к 2050 г. Китай станет самой мощной экономической державой планеты. Так, американская финансовая корпорация Goldman Sachs прогнозирует, что ВВП Китая в 2050 г. приблизится к отметке 50 трлн долл., тогда как у США он не будет достигать и 40 трлн. С этим прогнозом согласны и японские экономисты, которые опасаются конкуренции своих китайских соседей^[2]. Все это позволило известному футурологу Джон Несбиту определить подъем Азии как самое важное явление в мире.

В чем секрет успеха «азиатских тигров» в наступившем веке? Почему конфуцианско-буддийская политическая культура, перспективы которой всего столетие назад, в начале XX в., М. Вебер оценивал весьма низко, сумела раскрыть свой потенциал в эпоху глобализации и информационной революции? Известно, что духовный рельеф конфуцианско-буддийской цивилизации необыкновенно богат: здесь переплетается множество самобытных народных религий, включая буддизм махаяны, даосизм, легизм, синтоизм, шаманизм, — но приоритет конфуцианско-буддийской традиции очевиден. Именно конфуцианская этика сформировала в этом регионе основные традиции политической культуры. Япония, Южная Корея, Китай, Тайвань, Гонконг, Сингапур являются наиболее яркими представителями конфуцианско-буддийской цивилизации. Каковы наиболее значимые архетипы этой политической культуры?

Па протяжении двух с половиной тысячелетий этика конфуцианства побуждала всех членов общества быть последователями высшей мудрости, определяющей нормы справедливости, праведности и соответствия человека, какое бы место в общественной иерархии он ни занимал^[3]. Но насколько это верно сегодня, спустя две с половиной тысячи лет?

Институт по изучению экономической культуры при Бостонском университете в течение трех лет проводил сравни тельные исследования глобализации культуры в 10 странах, в том числе в Китае и Японии. Работа велась под руководством известных американских политологов Питера Бергера и Сэмюэля Хантингтона^[4]. Китайский ученый Яньсянь Янь, курировавший исследования в этой саране, подчеркивает, что культурная глобализация здесь носит «управляемый» характер, поскольку «партия власти» прикладывает немалые усилия, чтобы взять под контроль все факторы глобализации. Он особо отмечает приверженность ценностям конфуцианства среди современной деловой элиты Китая, которая культивирует особый тип «конфуцианского торговца»^[5]. Эти люди могут внешне придерживаться западных стандартов одежды, но остаются верными конфуцианским традициям в личной и деловой жизни.

Так, известный китайский бизнесмен Чжень Тяньшен из Пекина подчеркивает: «Неправильно определять „конфуцианского торговца“ просто как ученого, который стал бизнесменом. Владение культурой само по себе никого не может сделать „конфуцианским торговцем“. Гораздо важнее, чтобы поведение человека соответствовало конфуцианским нормам поведения и морали, таким как доброжелательность, справедливость, благопристойность, рассудительность и искренность»^[6].

Одной из главных причин нежелания китайской деловой элиты вестернизироваться американские исследователи называют то, что китайские методы ведения дел и китайский менталитет помогают бизнесменам выжить и преуспеть в собственной стране. Весьма показательно, например, что китайский исполнительный директор филиала американской компании «Майкрософт» в Пекине госпожа By уволилась с работы, поскольку считала, что некоторые стратегии этой американской фирмы, использованные в ходе конкуренции с китайскими компаниями, были безнравственны, а следовательно, недопустимы. Разрываясь между профессиональным и гражданским долгом, госпожа By выразила свой протест тем, что решила уйти: «Прежде всего, — сказала она, — я китаянка»^[7].

Весьма интересны также данные Института социологии Народного университета в Пекине, проводившего широко масштабные исследования в 13 провинциях и городах Китая, где было опрошено более 1800 человек, представлявших практически все социальные слои и группы. Из 14 основных качеств современной личности положительную оценку получили восемь, и все они относятся к конфуцианской системе ценностей. Это совесть, преданность и сыновняя почтительность, гуманность, интеллект, трудолюбие и бережливость, рыцарство, приверженность середине. Далее в порядке убывания находятся прагматизм, утилитаризм, личные достоинства (частная мораль), повиновение, завистливость, лживость.

Современные исследователи подчеркивают, что китайские молодые люди в начале нынешнего века настроены более националистически, чем их сверстники в середине XX в., хотя многие из них владеют английским языком, пользуются Интернетом и охотно пьют кока-колу. Даже наиболее урбанизированные китайские молодые люди, которые разделяют такие западные ценности, как личная свобода, независимость, и предпочитают учиться за границей, негативно относятся к американской культуре, потому что это главная сверхдержава. Откровенно антиамериканская книга, написанная несколькими молодыми китайскими авторами «Китай, который может сказать „нет“» стала бестселлером среди китайской молодежи^[8].

Итак, согласно исследованиям социологов, большинство современных китайцев по-прежнему разделяют традиционные конфуцианские ценности и строят свое социальное поведение в соответствии с ними. Более того, глобализация даже усилила националистические настроения современных китайцев, обострила их социокультурную идентичность. Если обратиться к Японии, то здесь мы увидим во многом похожую картину.

Так, бывший премьер-министр Японии Ясухиро Накасонэ и группа его единомышленников — экономистов, политологов, социологов — в книге «После холодной войны» отмечают приверженность современных японцев традициям национальной культуры: бережно сохраняемые коллективистские ценности конфуцианства, синтоизма и буддизма, стали неотъемлемой частью современной демократической системы «адаптирующегося коллективизма» в Японии.

Тамоцу Локи, проводивший исследования глобализации японской культуры в рамках проекта Бостонского университета, подчеркивает, что традиционная для Японии деловая культура, основанная на принципах пожизненной занятости и продвижения по службе по принципу старшинства не только не исчезает под воздействием глобализации, но, напротив, становится частью конкурентной стратегии современных японских фирм и предметом их особой гордости. Благодаря сохранению японских традиций управления, удается неуклонно повышать качество рабочей силы, делая возможным длительное обучение; кроме того, такая система увеличивает лояльность служащего компании^[9].

Интересно отметить, что в последнее время все большее распространение в Азии получают появившиеся в 1980;е гг. японские комиксы, мультфильмы и театральные постановки (мелодрамы и «мыльные оперы»), которые на конфуцианском Востоке считаются более «реалистичными», чем европейские или американские, и потому пользуются огромной популярностью. Таким образом, Япония активно использует процессы глобализации для укрепления позитивного имиджа своей страны и продвижения всего японского^[10]. Сегодня появились даже идеологи «азиатского превосходства», призывающие страны АТР отойти от порочной практики западничества и обратить особое внимание на возрождение «азиатской Азии» в противовес западному индивидуализму^[11].

Современные восточноазиатские лидеры совмещают передовые технологии со стоическим упорством и трудолюбием, чему не в малой степени обязаны этике конфуцианства. Вопрос о том, каким образом это древнейшее философское учение способствует возникновению «тихоокеанского чуда», сегодня по-прежнему является предметом научных дискуссий.

Прежде всего следует подчеркнуть, что конфуцианство представляет собой систему ценностей, регулирующих отношения людей. Требования конфуцианской этики носят универсальный, обязательный характер, ведь высшим мерилом здесь выступает Небо. Политическая культура этой цивилизации выстроена по вертикали как совокупность высших норм политической мудрости и политической этики, где установлена иерархическая субординация ценностей и добродетелей, ориентированных на тот же высший эталон — Небо. Конфуцианские ценности изложены в четырех основных произведениях: «Беседы и суждения», «Великое учение», «Учение о середине», «Мэн-цзы» .

Основанное на гуманной этике, конфуцианское общество управляется в соответствии с пятью отношениями: отца и сына, старшего брата и младшего брата, мужа и жены, императора и подданного, двух друзей. Согласно этим принципам «отец должен относиться к сыну доброжелательно, а сыновья к отцу — с сыновней почтительностью; старший брат должен относиться к младшему с добротой, а младший брат к старшему — с уважением; муж должен относиться к жене справедливо, а жена к мужу — услужливо; правитель должен относиться к подданным благожелательно, а подданные к правителю — с верностью». Более двух тысяч лет этот свод этических правил имеет для конфуцианско-буддийской цивилизации такое же значение, как десять заповедей для христиан, в чем проявляется последовательный традиционализм политической культуры данной цивилизации.

Приверженность канонам в политике — одна из важных черт современного политического процесса, во многом стабилизирующая его. Если политик, обращаясь к аудитории, использует в качестве аргумента исторический факт, концепцию древнего философа или аналогию с прошлым, он неизменно встречает благосклонный прием слушателей: ссылка на гу (древность) — главный политический аргумент. Понятие гу никогда не ограничивалось временными рамками, поскольку политика и история всегда были тесно связаны. Политические цели в каждую историческую эпоху требуют новых аргументов, поэтому расширение рамок «древности» непрерывно продолжается. Все это позволяет сделать вывод о том, что «древность» прочно вошла в политическую культуру как основание института политической традиции.

В сильном, централизованном государстве политические лидеры возносятся очень высоко, почти обожествляются. «Отношения между высшими и низшими, — гласит конфуцианская мудрость, — подобны отношениям между ветром и травой: трава должна склониться, когда подует ветер». Дух покорности по-своему культивирует и буддизм. На страницах «Дхамманады» возникает образ совершенного человека, покорного старшим и правителям: «Я называю брахманом того, кто, не будучи виноватым, сносит упреки, наказания, заточение, у кого терпение — сила, а сила — войско»^[12].

Послушание и покорность, культивируемые в течение веков, выработали определенный тип человека политического: законопослушного, преданного, исполнительного, дисциплинированного, почтительного. Многие современные политологи подчеркивают, что личная преданность в этой культуре значит гораздо больше, чем партийные вопросы^[13]. Г. Алмонд и С. Верба называют политическую культуру такого типа подданнической. Однако не покорность и послушание являются ключевыми в определении политической культуры конфуцианско-буддийского типа. Эта духовно-религиозная традиция содержит достаточно сильные импульсы к практическому политическому действию: слишком настойчиво в этой культуре звучит мотив усовершенствования земной жизни. Лояльность, спокойствие, гармония, коллективизм — вот наиболее важные ценности политической культуры в конфуцианско-буддийской духовно-религиозной традиции. Здесь торжествуют долг, обязанность, иерархия, подчинение личности интересам группы, но одновременно и право защищать все эти ценности, даже опираясь на насилие. Если попытаться определить все это одной фразой, то политическую культуру данного типа можно назвать культурой консенсуса и долга.

В конфуцианско-буддийской цивилизации политическая стабильность во многом связана также с высокой внутренней гомогенностью политической культуры. Исторически эта черта сформировалась благодаря значительной этнокультурной однородности населения, что помогает поддерживать высокий уровень национальной самоиндентификации и национального самосознания. Такую цивилизацию сформировали глубокие традиции внутриэтнической солидарности: чувство принадлежности к древней культуре и сегодня является условием самоуважения и идентичности для народов в Восточной Азии.

Например, согласно представлениям китайцев, все они находятся в родственных отношениях друг с другом. Как отмечают исследователи, в течение многих тысячелетий китайцы жили в одном и том же географическом ареале и естественно у них сложилось убеждение, что они проис ходят от одного предка, находятся между собой в кровнородственной связи. Если семья для китайца — государство в миниатюре, то государство — это большая семья. Каждый человек на протяжении всей своей жизни обязан проявлять лояльность по отношению к семье в самом широком смысле: к соседям, друзьям, соученикам, землякам. Вплоть до настоящего времени эти отношения играют определяющую роль в китайских общинах по всему миру: они влияют на служебную карьеру и формирование чиновничьего аппарата, на парламентские выборы и занятие бизнесом. Семейный коллективизм выступает ярким антиподом западному индивидуализму, окрашивая в теплые тона межличностную культуру общения в конфуцианско-буддийской цивилизации.

В большинстве стран АТР сегодня принят официальный курс на строительство «эпохи культуры» как феномена современной цивилизации. Мы сталкиваемся с интересным парадоксом: чем более открытыми миру становятся «азиатские тигры», тем большую роль в их политической культуре начинают играть традиционные конфуцианскобуддийские ценности.

Показательна в этом отношении деятельность Фонда Конфуция в Китае. Одним из основных направлений этой общественной организации является исследование роли конфуцианства в модернизации Китая, а также реинтерпретация основных конфуцианских понятий адекватно современной эпохе. Весьма интересной представляется попытка профессора Фэн Юланя интерпретировать положения из конфуцианского канонического текста «Ши Цзин»: «Хотя Чжоу и старое царство, его судьба нова. Сегодня Китай это и есть старое царство, и у него новая судьба; новая судьба — это модернизация.

Я стараюсь сохранить единство и индивидуальность старого царства, одновременно способствуя осуществлению новой судьбы. Представители правого крыла поддерживают мое стремление сохранить единство и индивидуальность древнего царства и порицают мои усилия, способствующие осуществлению модернизации; представители левого крыла приветствуют мое стремление помочь модернизации и порицают меня за усилия по поддержанию единства и индивидуальности старого царства. Я понимаю их доводы, принимаю их похвалу и хулу. Похвала и хула взаимоисчезают, я продолжаю идти вперед в соответствии со своими суждениями"^[14]. Этому китай;

скому философу удалось наиболее точно нарисовать современный конфуцианско-буддийский образ мира, раскрыть этос конфуцианско-буддийской политической культуры.

Таков сегодня «путь золотой середины» конфуцианскобуддийской политической культуры. Ценностно-мотивационный стержень этой картины мира составляют традиционные конфуцианские ценности, которые являются гибким руководством к действию для гармоничного конфуцианского человека в условиях глобализации: совесть, преданность и сыновняя почтительность, гуманность, интеллект, трудолюбие, бережливость, рыцарство, приверженность середине, коллективизм. Новая судьба этих ценностей в условиях модернизации — новый тип конфуцианской демократии и конфуцианского капитализма.

• [1] Источник: Темпы роста экономики Китая превысят 7,5%. URL: vestifinance.ru/articles/33 876 (дата обращения: 01.11.2013).
• [2] Источник: Прогнозы японских экспертов. URL: kontinent.org/article_rus_44ef5ee53d 1 bf. html (дата обращения: 01.11.2013).
• [3] См.: Мэнион М. Политическая система Китая // Сравнительная политология сегодня: Мировой обзор. М., 2002. С. 390.
• [4] Результаты исследования были опубликованы в 2002 г. на английском языке, а в 2004 г. переведены на русский. См.: Многоликая глобализация. Культурное разнообразие в современном мире / пол ред. Питера Л. Бергера, Сэмюэля П. Хантингтона. М., 2004.
• [5] Яньсянь Янь. Управляемая глобализация. Государственная власть и изменения в культуре Китая // Многоликая глобализация. Культурное разнообразие в современном мире. С. 28.
• [6] Цит. по: Яньсянь Янь. Указ. соч. С. 32.
• [7] Яньсянь Янь. Указ. соч. С. 29.
• [8] См.: Яньсянь Янь. Указ. соч. С. 44−46.
• [9] См.: Тамоцу Локи. Некоторые аспекты глобализации в современной Японии // Многоликая глобализация. С. 90−91.
• [10] Там же. С. 85.
• [11] См.: Уткин А.И. Глобализация: процесс и осмысление. М., 2002. С. 220.
• [12] Книга правителя области Шан. М., 1993. С. 212.
• [13] См.: Henry J. Understanding Japanese Society. P. 178.
• [14] Цит. но: Ломанов А. В. Современное конфуцианство: философия Фэн Юланя. М.: Вост. лит., 1996. С. 212.