Предпосылки возникновения синхронии и диахронии как аспектов изучения языка

С самых древних времён и до XVIII в. язык в европейской науке считался неизменным и не подверженным времени. Ещё в «Грамматике Пор-Рояля» латинский и французский языки рассматривались в одном ряду: для авторов грамматики было неважно, что французский произошёл от латинского. В XIX столетии господствующей стала другая крайность: научным языкознанием стали считать только историческое языкознание и в первую очередь сравнительно-историческое. Изучали древние языки, а описание современных языков казалось задачей, недостойной настоящего учёного. К живым диалектам обращались лишь для того, чтобы найти там следы языка древних эпох. Современными языками занимались люди, далёкие от науки: языками культурных народов — педагоги, авторы учебников, а языками «экзотических» народов — миссионеры, военные и чиновники колониальной администрации. Представители этих подходов рассматривали язык каждый в своей плоскости.

Однако, один из основоположников лингвистики как науки, Вильгельм фон Гумбольдт, живший на рубеже 18−19 вв., обратил внимание на развитие языка, его эволюцию. Для него язык был самой деятельностью, энергией, а не продуктом деятельности. Он отмечал, что каждое поколение получает язык от предыдущего в готовом виде, но в языке есть все необходимое для дальнейшего развития, язык постоянно обновляется [3].

Такая трактовка языка Гумбольдта предвосхищает деление языка на: синхронию и диахронию. В конце 19 века, основываясь на учениях В. Гумбольта, швейцарскому лингвисту Фердинанду де Соссюру удалось совместить все плоскости рассмотрения языка в единой объёмной картине.