Средства и приемы защиты

Предваряя непосредственный анализ указанной категории в качестве одного из универсальных пределов осуществления прав, необходимо коротко остановиться на дискуссионности правовой природы права на защиту в теоретической и цивилистической литературе. Для исследуемого вопроса выяснение сущности права на защиту имеет принципиальное значение, поскольку от этого зависит как отнесение его к тому или иному классу пределов, так и сама возможность рассматривать его в качестве ограничителя поведения лица по осуществлению права.

Традиционно правоведение рассматривает право на защиту как составную часть структуры любого субъективного права в числе других правомочий^[1]. Следует подчеркнуть, что и в этом качестве некоторые детали в понимании права на защиту становятся предметом научных споров.

Существует мнение, согласно которому указанное правомочие не должно рассматриваться параллельно с другими, т. е. с правомочием на собственные активные действия и правами требования к обязанным лицам. Оно выражается в возможности обеспечить и гарантировать субъективное право при помощи мер государственного принуждения, следовательно, является неотъемлемым свойством субъективного права. Предполагается, что с его наличием та или иная фактическая возможность превращается в юридическую^[2]. Нужно согласиться с выводом А. П. Сергеева о том, что «несмотря на некоторые различия, существующие между этими точками зрения, принципиальных расхождений между ними нет, так как в обоих случаях право на защиту рассматривается в качестве обязательного элемента субъективного права»^[3].

Антагонистическая позиция заключается в понимании права на защиту как самостоятельного гражданского права^[3]. Она исходит из общетеоретического деления субъективных прав по выполняемым ими функциям на регулятивные и охранительные. Сторонники этой позиции полагают, что право на защиту не проявляется у лица в рамках регулятивного отношения. Его актуальность связана с нарушением или оспариванием материального субъективного права, т. е. реализуется при охранительном правоотношении. Такой подход к пониманию содержания субъективного права на защиту должен предполагать, в свою очередь, что в составе его содержания будут в наличии известные элементы, присущие любому гражданскому праву: правоповедение, правотребование, возможность защищать право.

Последняя точка зрения имеет целый ряд достоинств, но не дает исчерпывающих ответов на принципиальные вопросы. В частности, не ясно, как должна соотноситься самостоятельность права на защиту с его зависимостью от содержания основного (нарушаемого или оспариваемого) субъективного права. Должно ли при этом выноситься за скобки содержания и структуры регулятивного субъективного права правомочие на защиту, а если да, то что будет отличать фактическую возможность от юридической? В каком статусе следует понимать фактические меры, предпринимаемые управомоченным лицом по самозащите прав, если право на защиту в целом будет не принадлежностью любого из гражданских прав, а самостоятельной юридической конструкцией?

Все эти сомнения составляют предмет отдельного научного интереса. Что касается исследуемого аспекта, то важно подчеркнуть следующее. В том случае, если право на защиту есть самостоятельный вид субъективных прав, охранительных по своему характеру, то его невозможно рассматривать в качестве предела осуществления гражданских прав. Более того, на осуществление этого права, в свою очередь, должны будут распространяться все иные универсальные пределы осуществления, а в ситуациях, прямо предусмотренных законом, и некоторые специальные. Именно такой порядок нужно будет применять и к действиям по самозащите права. Пределами необходимой обороны, крайней необходимости, оперативных мер воздействия на правонарушителя и даже фактических способов самозащиты, носящих превентивный характер (охрана имущества), будут права и интересы третьих лиц, адекватность выбранного приема защиты характеру нападения или иного посягательства и т. п. Таким образом, признавая самостоятельность права на защиту, необходимо будет признать невозможность его использования в роли предела осуществления гражданских прав, как это предлагалось некоторыми авторами^[5].

При традиционной оценке права на защиту в качестве элемента структуры любого субъективного гражданского права определенные ограничения, установленные в законе для реализации этого правомочия, должны носить характер универсального ограничителя поведения по осуществлению. Правомочие на защиту в соответствии со ст. 11—12 ГК РФ может состоять из действий по самозащите, куда следует также относить возможность применения оперативных мер воздействия в отношении обязанного лица, а также из обращения за защитой права к компетентным органам для применения к правонарушителю мер государственного принуждения.

«Способ самозащиты гражданских прав — это действие или система действий по защите гражданского права, предпринимаемых управомоченным на то в силу закона или договора лицом без обращения в соответствующие государственные или иные правоохранительные органы»^[6].

В отношении действия лица по самозащите права, которые традиционно выражаются в состояниях необходимой обороны или крайней необходимости, следует заметить, что гражданское законодательство не детализирует указанные способы, предполагая заимствовать в уголовно-правовой науке и практике разработанные критерии их правомерности. В частности, единственным пределом реализации необходимой обороны и крайней необходимости в гражданском кодексе указывается запрет на причинение вреда. Остальные требования, такие как соразмерность причиненного и предотвращенного вреда, защита действительного права от наличного, а не мнимого посягательства, соотнесение способов и приемов защиты с конкретными условиями правонарушения и т. п., применяются по аналогии.

Меры оперативного воздействия являются одним из самых дискуссионных способов самозащиты права^[7]. В зависимости от своей природы и области применения (например, в договорных отношениях), а также в силу ряда особенностей, присущих этому виду защиты, он осуществляется в пределах, которые предусмотрены для отдельных видов субъективных прав. С учетом того, что эти меры могут быть применены для превенции нарушения большинства субъективных гражданских прав, можно предположить, что не будет ошибкой отнести их в рамках нашей классификации к классу универсальных пределов. «Тем важнее станет правильность выбора того или иного способа самозащиты, поскольку при несоблюдении указанных требований действия по самозащите нарушенных прав могут перерастать в правонарушения (злоупотребление правом, самоуправство)»^[8].

Особый интерес в связи с анализом концепции злоупотребления представляют охранные действия субъекта в отношении своего имущества. Их обычно называют фактическими правоохранительными мерами^[9]. На наш взгляд, их не следует рассматривать в качестве элемента структуры субъективного гражданского права. Фактическое поведение не может приравниваться к юридической возможности. Поэтому примеры злоупотребления при принятии лицом мер к охране имущества следует квалифицировать не как реализацию правомочия на защиту, предпринятую в рамках регулятивного правоотношения, до наступления посягательства, а как действия, входящие в содержание иных элементов субъективного права. Собственник дома, устанавливая забор с колючей проволокой, через которую проходит ток, действует для предупреждения возможного вреда от третьих лиц, т. е. реализует правомочие владения вещью. В этом контексте нельзя вести речи о злоупотреблении правом на защиту. Предпринятые меры к охране имущества призваны подтвердить в глазах окружающих то, что лицо вступило во владение, а также указать границы его собственности. В этой связи на осуществление мер по охране имущества должны распространяться все общие пределы осуществления субъективных гражданских прав, в первую очередь запрет на нарушение прав и охраняемых интересов иных лиц.

Поэтому ситуации с проведением электрического тока через ограждение или размещение собственником огнестрельного оружия со взведенным курком для простреливания ног возможному вредителю его имущества должны квалифицироваться как злоупотребление правом, так как налицо нарушение центрального предела осуществления права, т. е. посягательства на права и интересы других лиц. Эффект от подобных охранных мероприятий может распространиться на прохожих, играющих рядом с забором детей, животных и т. п. Рассматривать такое деяние в качестве превышения пределов необходимой обороны не представляется возможным.

Отсутствие наличного действительного посягательства, профилактические цели приведенных мер не позволяют применять в этом случае нормы о превышении самозащиты. К тому же, в подобной ситуации нарушается и один из специальных пределов осуществления, установленный в отношении владения и пользования имуществом, каким является безопасные для жизни, здоровья, имущества третьих лиц средства и приемы осуществления прав.

Что касается пределов осуществления установленных для защиты прав через юрисдикционные органы государства, то нужно отметить, что большая их часть составляет процессуальную сторону проблемы. Какие-либо материально-правовые особенности в этом случае выделить трудно^[10].

• [1] См., например: Матузов Н. И. Субъективные права граждан СССР. Саратов, 1966.С. 45—46.
• [2] См., например: Иванов О. В. Вопросы советского государства и права // ТрудыИркутского гос. ун-та. Серия юридическая. 1967. Т. XIV. Вып. 8. Ч. 3. С. 44; Братусь С. Н. Юридическая ответственность и законность. М., 1976. С. 73—74.
• [3] Гражданское право: Учебник / Под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. Ч. 1. С. 267.
• [4] Гражданское право: Учебник / Под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. Ч. 1. С. 267.
• [5] См.: Грибанов В. 77. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. М., 1972.С. 49; Ем В. С. Пределы осуществления субъективных гражданских прав // Гражданскоеправо / Под ред. Е. А. Суханова. Т. 1. С. 157.
• [6] Свердык Г., Страунинг Э. Способы самозащиты гражданских прав и их классификации // Хозяйство и право. 1999. № 1. С. 35.
• [7] Подробнее см.: Грибанов В. П. Пределы осуществления и защиты гражданскихправ. С. 132—164.
• [8] Свердык Г., Страунинг Э. Указ. соч. С. 38.
• [9] См.: Грибанов В. П. Пределы осуществления гражданских прав. С. 177.
• [10] См.: Аксенова О. В. К вопросу о пределах осуществления гражданских процессуальных прав // Теория и практика субъективных прав и процессуальные формы их защиты. Тверь, 2000. С. 103—106.