Доказательства в международном гражданском процессе

Многие вопросы доказательственного нрава, относящиеся к сфере национального гражданского процесса, имеют важное значение в МГП — в частности, для получения доказательств в иностранных юрисдикциях. Это касается стандартов и пределов раскрытия доказательств, подходов к относимости доказательств (их значения для разрешения спора), а также пределов конфиденциальности информации, содержащейся в этих доказательствах (доказательственные иммунитеты) ^{[1]. Так, правильное определение предмета спора (scope of the dispute) имеет решающее значение для решения вопроса об относимости доказательств и для других аспектов процесса, в частности, о пределах действия принципов Us pendens и res judicata, признания и исполнения решения. С точки зрения относимости доказательств пределы спора важны, поскольку они позволяют определить доказательства, которые могут быть истребованы. Эти доказательства должны обосновывать требования или возражения сторон (подход стран континентального права и большинства стран общего права) либо являться основанием для заявления и других требований, вытекающих из существа спорного правоотношения (более широкий американский подход).}

Уникальная процедура раскрытия доказательств (broad discovery) в американском процессе позволяет получить от другой стороны максимум информации и документов, не всегда отвечающих критериям относимости в категориях континентального права (т.е. имеющих отношение не только к вопросам, которые предстоит разрешить суду в рамках заявленных требований и возражений сторон). Такая особенность раскрытия доказательств в процессе США тесно связана с моделью предъявления иска notice pleading (заявление и обоснование требований истцом лишь в самом общем виде).

Одно из последствий американского подхода к раскрытию доказательств — допустимость «выуживания информации» (fishing expeditions), позволяющей стороне получить информацию, значение которой для рассмотрения конкретного дела неоднозначно, но которая может быть использована против другой стороны, либо последняя не хотела бы предоставлять ее своему контрагенту. Максимально обширное раскрытие доказательств рассматривается как отличительный признак американского процесса, но применяется далеко не всегда. Такое раскрытие имеет особое значение в делах, затрагивающих ответственность производителей товаров, участников рынка ценных бумаг и антитрастовое законодательство. В подобных делах доказательства, необходимые даже для предъявления иска, зачастую находятся в документах ответчика. В большинстве других процессуальных систем без этих доказательств предъявление иска для истца было бы просто невозможным. Отсутствие таких доказательств не позволяет истцу четко сформулировать конкретные исковые требования, как это требуется в большинстве других процессуальных систем^[2].

В странах континентального права и большинстве стран общего права (кроме США) порядок предъявления исковых требований соответствует модели fact pleading-, стороны должны подробно указать как свои требования (возражения), так и обосновывающие их доказательства. Модель fact pleading отражена в Принципах АЛИ/УНИДРУА: «На стадии обмена состязательными бумагами стороны должны с разумной степенью подробности указать имеющие значение для дела фактические обстоятельства, правовые доводы и испрашиваемое средство правовой защиты и достаточно подробно описать имеющиеся доказательства, которые могут быть представлены в обоснование их утверждений» (Принцип 11.3). Как следствие, предмет доказывания при этой модели ограничен теми обстоятельствами, на которых основаны требования и возражения сторон.

При использовании модели notice pleading снижается стандарт относимости при получении доказательств от противоположной стороны. В рамках модели fact pleading сторона должна четко указать обстоятельства, на которых основаны ее требования, т. е. при запросе доказательств у другой стороны должна обосновать, какое значение они имеют для рассмотрения ее требований и разрешения дела. Такой стандарт относимости установлен не только в законодательстве и практике многих стран континентального права, но и в современном английском процессе^[3]. Современный английский процесс ограничивает раскрытие доказательств только теми, которые относятся к спорным вопросам дела, по сути, закрепляя стандарт относимости, приближенный к континентальному праву.

Основная проблема судебных доказательств в аспекте МГП заключается в различной оценке в законах разных государств одних и тех же институтов доказательственного права (как институтов материального или процессуального права). Эта проблема уже давно обращает на себя внимание доктрины права: «Граница между материальным и процессуальным правом, как известно, далеко не бесспорна. Никакой учебник частного международного права не излагает, например, учения о способах доказывания. А между тем несомненно, что [это учение] может быть относимо к области именно материального права. В то же время есть судебные решения, которые относят доказывание к форме актов и потому подчиняют его принципу locus regit actum. Затем очень часты случаи, когда контроверзы, имеющие внешнее обличие процессуального права, переносятся в категорию норм материальных и обсуждаются как таковые»^[4].

В связи с этим практически всегда возникает необходимость самостоятельной квалификации каждого института доказательственного права. Общая проблема МГП — имеет ли суд право применять иностранное доказательственное право, если существо отношения или форма сделки подчинены иностранному закону. Возможность применения иностранного доказательственного права опосредована общими принципами подчинения существа сделки lex causae, а формы акта — lex loci actus. Правило lex loci actus «предполагает доверие к порядку укрепления прав, существующему в разных местностях… Первоначальное развитие правила locus regit actum объясняется именно доверием к нотариальным и судебным учреждениям чужих с тран под влиянием обобщающих идей христианства, папской и императорской власти и общих преданий римского права. Нотариусы, которым поручена была jurisdictio voluntaria [частная (добровольная) юрисдикция], были также судьями своего рода»^[5].

Англо-американское право предписывает применение только своего собственного доказательственного права, несмотря на наличие в деле связи с иностранным правопорядком. Современная тенденция в судах общего права — при решении вопроса о распределении бремени доказывания возможно применение иностранного закона, которому подчинено существо отношения. Например, при разрешении в споре из деликта вопроса о бремени доказывания вины потерпевшего применяется не закон суда, а закон места совершения правонарушения. По вопросам допустимости доказательств в англо-американском праве иностранное право не применяется. Если какой-либо факт доказывается письменным документом, составленным надлежащим образом, то свидетельские показания относительно того же факта не учитываются. Толкование документа отличается от доказывания фактов при помощи документов. При разрешении проблемы допустимости письменных документов используется закон суда, но при толковании документов возможно применение иностранного права, регулирующего существо отношения (статут сделки). При решении вопроса об относимости доказательств английские и американские суды исходят из собственных стандартов раскрытия и относимости доказательств, а не из стандартов, существующих в государстве суда^[6].

В настоящее время в законодательстве и судебной практике стран общего права проявляется тенденция к применению иностранного доказательственного права и установлению процессуальных коллизионных норм, определяющих применимое к доказательствам право: «Доказательство регулируется правом, применимым к существу спора, с учетом любых норм страны суда, рассматривающего спор, являющихся более благоприятными для установления доказательства» (ст. 3130 ГК Квебека).

В континентальном праве действует общее правило, что процессуальные вопросы разрешаются по закону суда, но определение процессуальных и материально-правовых категорий подчиняется закону существа отношения: «Доказывание фактов, свершившихся в иностранном государстве, регулируется законом, который в нем действует, в том, что касается устанавливаемых им бремени и средств доказывания» (ст. 13 ВЗ ГК Бразилии (1942)). При применении иностранного права необходимо учитывать закон страны суда: «Средства доказывания, их действенность и распределение бремени доказывания определяются правом, которое регулирует соответствующее правоотношение, без ущерба для того, чтобы процессуальное обращение к ним согласовывалось с правом суда или должностного лица, перед которым оно производится» (ст. 38 Закона о МЧП Венесуэлы).

В отношении бремени доказывания (onus probandi) судебная практика большинства континентальных государств исходит из позиции: по вопросам распределения бремени доказывания перевешивает материально-правовой момент, поэтому возможно применение иностранного права (статут сделки). Нормы о распределении бремени доказывания относятся к материальному праву, а не к процессу, поскольку onus probandi представляет собой составную часть правоотношения: «Распределение бремени доказывания определяется материальным правом, которое регламентирует последствия факта, подлежащего доказыванию. Если право, применимое по существу дела, разрешает свидетельские показания об обстоятельствах, эти доказательства допустимы, если факт осуществился на территории государства, чье право применимо» (ст. 30 Кодекса МЧП Болгарии).

Основные правила о бремени доказывания — это материальные условия, при которых правоотношение получает признание. В немецкой доктрине высказывается мнение, что «являющееся определяющим в отношении договора право подлежит применению и в том, как оно для договорных обязательственных отношений устанавливает законодательные презумпции или распределяет бремя доказывания. Для доказывания сделки являются допустимыми все средства доказывания германского процессуального права и, насколько ему не противостоят, — все средства доказывания какого-либо (компетентного иностранного) права, согласно которым сделка с точки зрения формы является действительной»^[7]. Эта точка зрения закрепляется в современном законодательстве: «Если право, применимое к определенному правоотношению, содержит нормы, предусматривающие правовые презумпции или иные нормы, определяющие бремя доказывания, относящиеся к данному правоотношению, применяются эти нормы) (ст. 6.1 Закона о МЧП Польши).

Процессуальный выбор права, применимого к различным аспектам представления доказательств, является одной из самых сложных проблем МГП. На международно-правовом уровне эта проблема разрешена в Кодексе Бустаманте, содержащем специальную главу «Общие правила о доказательствах» (ст. 398—410) и довольно обширный перечень процессуальных коллизионных норм.

• 1. Закон, которому подчинено правоотношение, являющееся предметом иска, определяет, на ком лежит бремя доказывания.
• 2. Закон места происхождения действий или факта, которые нужно доказать, определяет, какие способы доказывания могут быть употреблены.
• 3. Закон, действующий в месте, где доказательство предъявляется, определяет формы, с соблюдением которых должно быть представлено доказательство.
• 4. Доказательство оценивается по закону суда.
• 5. Исполнительная сила акта подчинена местному праву.
• 6. Право быть свидетелем и отвод свидетелей определяются законом, которому подчинены правоотношения, являющиеся предметом иска.
• 7. Форма присяги должна соответствовать закону суда, перед которым присяга приносится, а действительность — закону, относящемуся к факту, по поводу которого присяга приносится.
• 8. Презумпции, вытекающие из какого-либо факта, подчинены закону места, где совершился данный факт.
• 9. Косвенное доказательство подчинено закону суда.

В законодательстве многих стран также устанавливаются процессуальные правила выбора права, применимого к доказательствам. Лаконичная, но емкая система процессуальных коллизионных норм, касающихся доказательств, закреплена в законодательстве Молдовы: «…(3) Средствами доказывания для подтверждения сделки и доказательной силой устанавливающего ее письменного доказательства являются средства доказывания и доказательная сила, предусмотренные законом места совершения сделки или законом, избранным сторонами, если они имеют право выбора. (4) Доказывание фактов осуществляется в соответствии с законом места, в котором они произошли. При этом возможно также применение закона Республики Молдова, если он допускает иные средства доказывания, чем указанные в части (3). (5) Доказательство гражданского состояния и доказательная сила актов гражданского состояния регламентируются законом места составления письменного доказательства, на который делается ссылка. (6) Сбор доказательств осуществляется в соответствии с законодательством Республики Молдова» (ст. 458 ГПК).

Российские нормы о доказательствах имеют процессуальный характер и подлежат применению при рассмотрении гражданских дел с иностранным участием. Правило о распределении бремени доказывания, согласно которому каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается в обоснование своих требований и возражений (ст. 56 ГПК РФ; ст. 65 АПК РФ), — это императивная норма, применяемая при рассмотрении всех дел в российском гражданском судопроизводстве (отдельные немногочисленные исключения прямо установлены в законе).

Российское законодательство различает доказательства как сведения о фактах (абз. 1 ч. 1 ст. 55 ГПК РФ; ч. ст. 64 АПК РФ) и средства доказывания. В отношении доказательств как сведений о фактах не возникает вопроса о допустимости: любые обстоятельства, на основе которых суд устанавливает наличие или отсутствие обязательств, обосновывающих требования или возражения сторон, являются допустимыми (кроме доказательств, полученных с нарушением закона).

Российское гражданское процессуальное законодательство содержит исчерпывающий перечень средств доказывания (абз. 2 ч. 1 ст. 55 ГПК РФ), в то время как арбитражное процессуальное законодательство допускает использование в качестве доказательств «иных документов и материалов» (ч. 2 ст. 64 АПК РФ). По смыслу абз. 2 ч. 1 ст. 55 ГПК РФ нельзя использовать не перечисленные в законе доказательства, даже если существо отношения или форма сделки подчинены иностранному закону. Исключение может иметь место, если какое-либо правило доказательственного права в связи с применимым материальным правом приобретает материальноправовой характер. В такой ситуации возможно применение иностранного права. Вопрос о принятии доказательств, предусмотренных иностранным правом, в арбитражном процессе остается открытым.

Вопрос о доказательственной силе письменных документов в доктрине и практике большинства стран разрешается на основании права страны суда. Французская доктрина и практика подчиняют доказательственную силу документа закону места его совершения. Это обосновывается принципиальной связью между формой сделки (определяемой по locus regit actum) и процессуальным эффектом соответствующего документа.

В Бельгии иностранный подлинный документ является доказательством установления факта, произведенного властью, выдавшей документ, если его подлинность одновременно соответствует требованиям к форме документов по бельгийскому нраву и по праву места выдачи документа. Наличие иностранного подлинного документа принимается во внимание без проверки условий, требуемых для его качества как доказательства. Иностранное судебное решение является в Бельгии доказательством установления факта, произведенного судьей, если оно отвечает условиям, требуемым для подлинности судебных решений в соответствии с правом государства, в котором решение вынесено. Установление факта иностранным судьей не принимается во внимание в случае, если оно имеет последствия, явно противоречащие публичному порядку. Доказательство иного в отношении фактов, установленных иностранным судьей, могут быть установлены любыми правовыми средствами (ст. 26, 28, 29 Кодекса МЧП).

В российском МГП этот вопрос решается по российскому праву. Иностранные нормы о преимущественной силе письменных документов не могут применяться, даже если речь идет о документе, исходящем из государства, в котором документ является привилегированным средством доказывания. Если письменный документ выполняет функцию формы сделки, то в отношении последствий несоблюдения письменной формы сделки (даже имеющих процессуальный характер) может быть поставлен коллизионный вопрос.

Документы, исходящие от официальных органов иностранного государства или составленные при их участии, представляются, как правило, не в оригинале, а в копии, официально заверенной за границей. Однако по общему правилу представляемый аутентичный документ должен позволять установить его подлинность в государстве происхождения (п. 2 ст. 58 Брюссель I bis). Во Франции право суда требовать представления оригинала взамен копии основано на постулате, что при существовании подлинного документа копия только свидетельствует о том, что содержится в подлиннике. Копия не является письменным доказательством; она временно исполняет роль доказательства, пока суд нс сверит ее с оригиналом. Обычно суд удовлетворяется нотариально засвидетельствованными копиями. Однако участники процесса не могут быть до конца уверены, что суд признает за копией доказательственную силу и не потребует представления подлинного документа.

В российском МГП доказательственная сила письменных документов определяется на общих основаниях (ст. 71 ГПК РФ). Письменные доказательства могут представляться как в подлиннике, так и в надлежащим образом заверенной копии. Представление письменных документов необходимо, если обстоятельства дела подлежат подтверждению только такими документами; если дело невозможно решить без подлинных документов; если представлены копии одного документа, различные по своему содержанию. В арбитражном процессе, кроме того, подлинные документы подлежат представлению по требованию суда.

Анализ положений российского процессуального законодательства показывает, что при рассмотрении дел, связанных с иностранным правопорядком, суд вправе потребовать представления подлинников иностранных письменных документов. Требование представления иностранного официального документа в подлиннике может оказаться неосуществимым, поскольку получение таких доказательств от иностранных лиц возможно только в порядке судебного поручения. Российские суды обязаны учитывать эти обстоятельства.

• [1] TrockerN. Transnational Litigation, Access to Evidence and U. S. Discovery: Learning fromAmerican «Exceptionalism»? / Current Topics of International Litigation. Ed. by Rolf Sturnerand Masanori Kawano. Mohr Siebeck. Tubingen, 2009. P. 150 —158.
• [2] Trocker N. Op. cit. Р. 160.
• [3] TrockerN. Op. cit. Р. 156−157.
• [4] Пиленко А. А. Очерки по систематике частного международного права. СПб., 1911.
• [5] Малышев К. И. Курс общего гражданского права России. Т. 1. СПб.: Тип. М. Стасюлевича, 1878.
• [6] TrockerN. Transnational Litigation, Access to Evidence and U. S. Discovery: Learning fromAmerican «Exceptionalism»? P. 182.
• [7] Шак X. Указ. соч.