Экономический рост и структурная политика

Экономический рост осуществляет система, представленная набором связанных элементов. В динамике происходит изменение числа элементов, состава системы, а также законов связи этих элементов, соотношения между ними. Следовательно, каждый раз в следующий момент времени экономическую динамику определяет изменившаяся хозяйственная структура. Если вести речь о структуре создаваемого продукта (добавленной стоимости), то каждый элемент экономической системы, занимающий свою долю, вносит исключительно свой собственный вклад в общую динамику. Число элементов системы, доля каждого в системе и темп развития, а также законы межэлементных связей задают экономическую структуру и определяют влияние на общий темп ее роста.

Если какой-то элемент занимает в системе долю в 70% (по создаваемому продукту), но обеспечивает динамику, скажем, в 1%, то для того чтобы общий рост составил 5%, элемент с долей 30% должен дать рост примерно 14,4%. Причина в том, что большой элемент растет медленно и, по сути, тормозит всю систему, задает возможность ее роста. Если малый так связан с большим элементом системы, что не может показать 14,4% своего роста, демонстрируя более скромную цифру, то общий темп роста системы не будет 5% (определится более скромной величиной). Характер связи и взаимного влияния представляют собой не что иное, как структуру данной системы. Инструменты макроэкономической политики некоторым образом влияют на складывающиеся соотношения между элементами, однако имеется набор мер, обычно институционального характера, который принципиально влияет на распределение ресурсов между элементами системы, тем самым задавая темп их динамики и режим взаимодействия. Эти институты могут относиться к денежно-кредитной и бюджетной политике, поскольку исполнение необходимых функций, обеспечение ресурсами каждого элемента представимо через его денежное (финансовое) обеспечение. Тем самым структурная политика обычно влияет на состав элементов системы, значение каждого из элементов (вес, доля), а также темп его динамики. Со всей очевидностью можно ставить проблему трех групп инструментов структурной политики, однако в связи с влиянием на законы связи элементов и их развитие такая политика не может рассматриваться в отрыве от инвестиций. Одновременно важно отметить, что распределение ресурса по направлениям (элементам) использования представляет самостоятельную задачу структурной политики, так как касается того, какое правило распределения установить, а также как воздействовать на режим распределения и изменять ли его в дальнейшем. Если в экономике ставится задача целенаправленного изменения соотношений между элементами, то пренебрегать проблемой распределения ресурсов и управляемого их перелива между секторами — элементами системы невозможно.

Таким образом, модернизация российской экономики, когда речь ведут о несырьевой модели развития и новой модели роста, является, вне всяких сомнений, структурной задачей и областью структурной политики.

При этом упускаются теоретически важные вещи, которые дает структурный анализ и которые важны для постановки и решения подобных системных задач развития.

Во-первых, различные составы элементов с различными долями в общем системном параметре развития могут дать разные вклады в динамику этого параметра, но величина параметра динамики может оказаться неизменной.

Во-вторых, различное распределение ресурсов между структурными элементами экономической системы, происходящее согласно показателю отдачи на вложенные средства (принцип окупаемости инвестиций) или рентабельности деятельности (ожидаемой и фактической по итогу освоения ресурса^[1]), может дать примерно одинаковое соотношение по доходности и риску, а также темпу развития системы. Это обостряет проблему распределения финансовых (инвестиционных) ресурсов, когда различные связи и элементы системы дают одну и ту же динамику, а разная структура распределения ресурсов — сходный общий результат. Эта точка в развитии является характерной, поскольку для нее потребуется определить, какую экономическую структуру элементов выбрать и как распределить ресурс, если это распределение разное, а общий итог похожий.

В-третьих, выбор экономической структуры и модели распределения ресурсов в ее рамках являются сопряженными задачами, сложность решения которых при совпадении итога увеличивается, однако она существует и когда разные структуры элементов и распределения ресурсов между ними дают разные результаты. Даже в этом случае придется избрать какую-то модель роста, ориентиры в трансформации хозяйственной структуры.

Структурная политика всегда стратегически ориентирована, поскольку касается фундаментальных законов связи элементов системы, обеспечивающих ее динамику. Поэтому если вести речь о новой модели роста для России на новых факторах и о стратегии развития, то прежде всего надо сформулировать основное содержание структурной политики экономического роста. Поскольку рост регистрируется по изменению ВВП, то его компоненты и их соотношение, изменение составляют структурную задачу роста. Например, российская экономика демонстрировала потребительскую модель роста на длительном интервале 2000—2016 гг., так как совокупное потребление вносило самый весомый вклад в темп роста, лишь в отдельные годы этого периода влияли совокупные инвестиции, которые, однако, не доминировали по своему структурному вкладу в рост на указанном периоде. Если требуется изменить эту модель, возвысив вклад инвестиций, то требуется увеличить их долю в структуре ВВП и одновременно придать больший динамизм. Это уже две задачи, которые при очевидности связи все-таки потребуют несколько отличающихся инструментов воздействия на экономическую систему, включая и необходимую ее реорганизацию, которая наверняка ослабит системные связи, увеличит издержки модернизации, повысив трансакционные издержки. Это обстоятельство не сможет не сказаться на динамике инвестиций, привлекательности проектов и т. д.

Кроме того, низкая величина совокупного спроса и потребления из-за кризиса потребления 2014—2017 гг. будет ограничением на то, чтобы сделать модель роста сразу инвестиционной.

Как видим, задачи социального развития не могут отрываться от задач структурной политики, причем результативность социальной политики оценивается в текущем режиме, что затрудняет оценку связи этой результативности со сформировавшейся и изменяемой экономической и социальной (демография, уровень дохода, образования и т. д.) структурой.

Структурная политика может быть сведена не только к определению необходимых пропорций в хозяйственном развитии либо обеспечению режима роста с доминированием тех элементов ВВП, которые признаются центральными в стратегическом плане (инвестиции), но и к выправлению структуры потребления, либо изменению пропорции между потреблением и инвестициями, либо снижению неравенства. Например, по кривой Лоренца вполне можно поставить одну из важных задач структурной политики — выправление распределения доходов. Для этого нужны методы, смещающие кривую Лоренца к биссектрисе координатного угла, т. е. снижающие неравенство. Одним из институциональных инструментов для решения такой задачи выступает налоговая структура, также и другие институциональные коррекции способны повлиять на распределение созданного дохода в различных видах деятельности. Выравнивать доходы можно в рамках одной профессиональной группы (политика солидарной заработной платы — равной оплаты за равный труд) и в различных видах деятельности. Модель экономического роста немыслима без учета обстоятельств распределения наращенного дохода (продукта), чтобы исключить ситуацию обеднения бедных и увеличения богатства богатых, что происходит в рамках стереотипных моделей роста в разных странах. Макроструктурная политика управления переливом ресурсов между секторами экономики способна обеспечить решение проблем социальной политики, так как приводит к сглаживанию различий в рентабельности этих секторов и заработной плате в них.

Когда предлагается так называемая сберегательно-инвестиционная модель роста для России, то нужно иметь в виду, что относительно высокая процентная ставка играет роль аккумулирования сбережений, но одновременно сокращает инвестиции, которые также зависимы от состояния объектов инвестирования и способности их инвестировать в расширение деятельности. Эта способность зависит как от состояния фондов, производственных мощностей, так и от стоимости используемого труда, при низкой величине которой стимулы технологического обновления существенно ниже, чем при высокой стоимости труда. Следовательно, текущая макроэкономическая политика, влияющая на величину процентной ставки, не может не составить важной детерминанты в такой модели роста. Сбережения могут быть относительно велики или достаточны, но финансовые институты и финансовый сектор (банки) функционировать так, что не позволят воспользоваться этими сбережениями. Интенсивное развитие инвестиционного сектора в советской экономике, при довольно высокой норме сбережений и норме накопления, породило диспропорцию, когда перенакопление в инвестиционном секторе подчинило возможности развития потребления, что в дальнейшем стало тормозом экономического роста. Еще В. А. Базаров показал на примере «затухающей кривой» исчерпание темпа промышленного роста по мере вовлечения наличных факторов роста без создания добавочных или открытия новых возможностей (факторов). Этот эффект характерен не только для процесса индустриализации, но и для стандартной политики экономического роста. Причем структурные изменения могут быть дополнительным ограничивающим рост фактором. Так что не всегда апелляция к тому, что для роста российской экономики нужны структурные изменения, является адекватной. Весь вопрос в том, для какого роста, что он из себя будет представлять, важен ли его темп или «структурное качество».

Если в советский период наблюдался один перекос, то в России имеется явно иной — дефицит капитала, растрата средств производства при расширении потребления. Данная модель эффективна до той поры, пока состояние фондов не начнет разрушать режим потребления. Подобно тому как перенакопление капитала ведет к деградации потребления, что в итоге свертывает инвестиции и тормозит рост, при обратном соотношении секторов инвестиционных и потребительских товаров наблюдается эффект свертывания отечественной потребительской базы с расширением импорта, люмпенизацией и сырьевой ориентацией экономики, что и происходило в постсоветской России в 1990—2000 гг. Еще в 1957 г. профессор А. Н. Байков в своей лекции «Советский опыт инвестиционной политики в отношении к общей стратегии развития» утверждал, что в условиях низкого уровня жизни граждан эффективные инвестиции не обеспечиваются рынками¹. Он говорил, что стратегия развития страны сводится к решению структурных и социальных задач. Экономическая наследственность влияет на управление структурой, порождает ряд реакций сопротивления, увеличивая значимость социальных факторов экономического развития (для осуществления трансформации структуры экономики). При ресурсных ограничениях, сегодня еще и институциональных, вопрос наращения инвестиций не является главным, куда важнее по силе влияния на эффективность системы распределение инвестиций как составной части ограниченных ресурсов. Можно утверждать, что в условиях дефицита инвестиций именно растрата «перенакопленного» советского капитала привела к росту потребительского сектора, поставив его развитие в значительной степени в зависимость от импорта. Утрата активов и технологий со временем подрывает продовольственную базу экономики, порождая актуальность задачи новой индустриализации^[2][3].

Государственная инвестиционная политика имеет назначение обеспечить управление переливом ресурсов между секторами экономики. Именно активизация внутренних инвестиций, причем как государственных, так и частных, а не надежда на иностранные инвестиции, составит подлинную основу капиталообразования и экономического развития в России. Заметим, что программа индустриализации в советский период стала возможной только при таком условии, конечно, с оговоркой, что промышленные предприятия в основном были государственные. Создание институтов развития с адекватным ресурсным (финансовым) обеспечением практически исключило иностранную помощь уже к середине 1930;х гг. Норма накопления существенно возросла, что явилось результатом эффективной инвестиционной политики, ее итогом, а не условием роста, как трактуют норму накопления в современных дискуссиях отдельные экономисты. Конечно, плановые нормативы и соответствующие институты способствовали этому, но специфической чертой тех плановых нормативов являлись расчетные оценки. Структурные изменения без управления переливом ресурсов остаются голословными утверждениями. При советской индустриализации был введен налог с оборота, но весь сбор шел на перспективную индустриализацию. Кроме того, сбережения населения были привлечены посредством государственных займов, причем короткие кредитные операции осуществлялись Государственным банком, а специальные кредитные учреждения¹ аккумулировали долгосрочный кредит, позволяя развернуть длительные кредитные линии для промышленности. Какие-либо действенные аналоги таких институтов либо отсутствуют, либо не работают должным образом в современной России, где риторика необходимости новой индустриализации превышает все разумные объемы времени и информации.

Понятно, что наличия только кредитных институтов недостаточно, далее происходило планирование распределения этих ресурсов, были критерии выделения субсидий и т. д. и т. п. Это один из немногих случаев в экономической истории, когда «стратегия большого рывка» оправдала себя, составив пример вполне приемлемой «мобилизационной стратегии», при всех оговорках по поводу диспропорций, которые при этом возникали.

Обвал промышленности в 1990—2000 гг. закономерно подводит к задаче индустриализации, так как фондов сегодня не хватает даже для независимого (от импорта^[4][5]) развития потребительского сектора. По существу, данные потери составляют издержки трансформации и функционирования новой экономической структуры, которая обеспечивает рост системы только на базе конъюнктурных факторов, в 2017 г. в основном за счет прироста чистого экспорта до 60 млрд долл, и выше, возвратной динамики цен на нефть и сырьевые компоненты. Это не рост за счет инвестиций, хотя их рост составляет почти 4% в 2017 г. (что примерно равносильно вкладу в темп величиной 1,8% около 0,72%, или около 40%), и за счет расширения потребления и реальных располагаемых доходов (около 1%), т. е. внутреннего спроса.

Более того, требует конкретизации, что именно имеется в виду под структурными изменениями и политикой управления ими. Если сохранится плоская шакала налогообложения, будет проводиться дальнейшая приватизация, судебная реформа, меры поддержки малого бизнеса и т. д., снижение налоговых ставок для бизнеса, контроля, отчетности, то они по своему содержанию не представляют меры структурной политики. Это институциональные коррекции¹, не более того, причем текущего плана, как и стремление обеспечить промышленность длинными деньгами (снижение процентных ставок^[6][7]), а также ввести тариф Менделеева, выйти из ВТО, уйдя от обязывающих норм этой организации, стимулировать сельскохозяйственное машиностроение и иные виды бизнеса и т. д. Даже в сумме они могут рассматриваться как некая совокупность системных изменений, подчиненных общей цели, например поощрения развития науки, техники, производства. Однако все равно остаются мерами текущей политики и текущих изменений, зависимых от исходного состоянии и выделяемых на решение всех этих вопросов одновременно — ресурсов. Причем объем ресурсов и задача их распределения даже в рамках этих мер — вот истинное содержание структурной задачи и политики соответственно. Поиск проектировок в части потребления и инвестиций, старых и новых технологий, трансакционного (финансы, банки, услуги) и производственного сектора, добывающего, обрабатывающего секторов и услуг — вот что составляет содержание структурной проблемы развития. Необходимо найти соотношения, приводящие к определенной структуре ВВП и его динамике, с учетом взаимозависимостей указанных элементов системы и релевантных параметров, отражающих изменение их состояния.

Безусловно, цели развивать инфраструктуру, включая информационную, здравоохранение и медицинские технологии, образование, доходы населения, выступают неоспоримыми стратегическими ориентирами, которые полезны для любой экономики, правительства и общества. Однако важно учитывать то, какими инструментами и ресурсами будут достигаться эти цели. Кроме того, важны структурные параметры системы, которые зададут темп ее экономического роста. Например, совершенно не факт, что инновации в условиях рецессии и стагнатного развития промышленности при весьма высоких ограничениях по ресурсам выступают на первой фазе организации экономического роста необходимым и обоснованным направлением приложения усилий в области макроэкономической политики, хотя денежно-кредитная и бюджетная политика, носящие рестриктивный характер, скорее ограничивают и инновации. Но дело в том, что именно консервативная модель поведения агентов составляет ту основу, которая обеспечит первую фазу роста, а это означает стимулирование широкого применения так называемых стандартных или старых технологий, а отнюдь не инноваций. Приоритеты важны, но они будут бесполезны, если стандартные технологи будут сокращаться, а новые увеличиваться буквально штучно, не внося ощутимого вклада в изменение общей совокупной производительности и технологичности экономики.

Если имеется запас по загрузке мощностей и эксплуатации фондов, даже при высоком их износе, то инвестиционная логика срабатывает так, что агенты заполняют недостаток оборотных средств, а уже затем основного капитала. Если промышленные предприятия имеют проблемы с наполнением оборотного капитала, а именно такова ситуация в России на протяжении многих лет, значит дефицитен ресурс на их развитие в силу сложившихся макроструктурных ограничений на потоки распределения ресурсов в экономике в целом. Поэтому интенсификация инвестиций сначала коснется оборотных средств и затем создания фондов. Конечно, рост инвестиций в основные фонды означает только то, что заменяют выбывающие, тем более если дефицит накоплен весьма значительный. Эта замена может происходить не на самые лучшие фонды. Тем самым докладам о бурном инвестировании в основной капитал обычно противостоят факты работы реальных промышленных структур и других подсистем экономики. Высокие трансакционные издержки, трудности в организации бизнеса также тормозят инвестиции.

Структурные изменения могут происходить не только благодаря инновациям и новым технологиям. При высоком спаде по классическим производствам получение ими ресурса и режим технологического обновления уже будут составлять позитивное структурное изменение, так как это расширяет и закрепляет позиции данных производств хотя бы на внутреннем рынке. В ходе структурных изменений возникают новые законы связи элементов системы, институты, которые задают параметры эффективности функционирования и роста системы. Структура российской экономики на протяжении двух десятилетий ее реформирования оформилась так, что ее основу составляют сырьевые компании (добыча, металлургия, нефтехимия), секторы торговли и элементы «импортной инфраструктуры», банковско-финансовый сектор^[8], а также государство с целями подавления инфляции и выполнения социальных обязательств. Промышленность и секторы создания высокой добавленной стоимости (новых результатов — наукоемкие производства) занимают маргинальное положение. Такая система вполне может демонстрировать экономический рост, повышать свою эффективность, но в границе стратегически неэффективного вектора развития — хреодной траектории. Могут обновляться фонды указанных секторов, закупаться оборудование и даже проводиться цифровизация, в основном за счет импортной основы — покупки элементов и оборудования за рубежом.

Структурно зависимый характер развития при такой модели является закономерным — и именно его демонстрировала и пока еще демонстрирует Россия. Чтобы изменить структуру экономики, сохранив тенденцию роста, нужно решить задачу управления переливом ресурсов из избыточных областей туда, где их явный дефицит. Осуществление такой структурной политики возможно на основе изменения состава факторов производства, распределения потоков инвестиций, отдельных нововведений, формирующих направления и виды новой деятельности (секторы), использования элементов национального богатства. Например, в развитых странах Запада соотношение между тремя основными элементами национального богатства — человеческим капиталом, физическим капиталом, природными ресурсами — соответственно 65, 20, и 15%, для России структура прямо противоположная: 15, 15 и 70% (примерная оценка). Стоит ли направить структурные реформы, которые должны быть стратегически ориентированы, на изменение этого соотношения, причем с одновременным увеличением стоимости труда и удешевлением капитала? Именно такая постановка вопроса составляет стратегию развития страны и требует подчинения мер текущей макроэкономической политики ее решению. Это означает, что меры макрополитики надо ориентировать на решение стратегической задачи, а не соблюдение текущих балансов, поскольку соблюдение балансов может удалить систему от достижения стратегической цели. Таким образом, речь идет о совершенно ином передаточном механизме макроэкономической политики, призванной воздействовать на экономическую структуру и обеспечивать приемлемый темп роста и дальнейшее развитие за счет обновления этой структуры.

Современные сдвиги в структуре экономики происходят довольно быстро, особенно по факторам производства, их могут вызвать, например, демонетизация, внешние шоки, внутренние институциональные изменения и т. д. Однако они всегда сопровождаются либо перераспределением ресурсов, либо дисфункций базовых регулирующих институтов (обычно это наблюдается одновременно). Если диспропорции в структуре ухудшают экономическую динамику (вызывают негативное изменение), то обычно говорят о структурном кризисе. Появлений технологий, новаций также провоцирует такой кризис, который часто завершается тем, что новая технология уступает место прежней, не всегда происходит замена технологий и повышение эффективности. Преодоление кризиса, какой бы он ни был и чем бы он ни был спровоцирован, требует ресурсов, причем ставка на абсолютно новые технологии для макроэкономической политики преодоления кризиса срабатывает далеко не всегда, и не всегда нововведения адекватны сложившимся новым структурным и институциональным условиям.

Передаточный механизм современной макроэкономической политики требует учета структурных и институциональных особенностей хозяйственной системы. Это вызывает необходимость расширить разнообразие субъекта управления и по возможности снизить разнообразие объекта управления — параметров управления, тем самым институционально расширить за счет сформулированной позиции принцип «цели — инструменты» Тинбергена — Тейла, сделав и политику более гибкой, учитывающей многообразие обстоятельств. Недавние исследования передовых западных экономистов, в частности Вернона Смита, подтверждают эту позицию¹. Так, если происходит кризис бухгалтерских балансов, когда обязательства превышают рыночную стоимость активов, так что в бухгалтерском балансе обнаруживается отрицательный капитал, то и денежно-кредитная политика, и фискальная политика в стандартном виде оказываются бессильны повлиять на макроэкономическую ситуацию^[9][10].

Таким образом, кризис 2007 г. был вызван не столько недостатком ликвидности, сколько несостоятельностью банковской системы, принявшей вид невыполнения обязательств. Однако В. Смит уходит от ответа на вопрос о причинах такой несостоятельности. Вольно или невольно он отмечает влияние институтов, в частности банковских, на генерирование общего экономического кризиса. Если макроэкономическая политика не будет исходить из влияния этих институтов и их изменения, то она бессильна будет что-либо поменять коренным образом. Во всяком случае, она точно не убережет от повторения кризиса через относительно короткое время, даже если удастся его преодолеть. Конечно, тут же возник способ ликвидации «токсичных активов», однако он не может «расчистить» активы полностью, потому что обязательства должны быть удовлетворены согласно установленным правилам.

Видимо, стоит предположить, что увеличение «токсичных активов» происходит не только вследствие расширения спекулятивных начал в экономическом развитии, но и в базовом снижении ее эффективности, когда жизнь в долг становится основной схемой функционирования. И это так или иначе отражают рынки и банковская система.

В. Смит прав в том, что обычным увеличением денежного предложения, снижением ставки рефинансирования не решить накопившиеся проблемы¹. Требуются институциональные изменения — и не только финансовой сферы и рынков, банковской системы, но и других подсистем экономики, а также структурные воздействия, которые бы приводили к изменению условий эффективности хозяйственной деятельности.

Конечно, следует отметить, что вводимые институты часто не срабатывают так, как на них рассчитывали. Ярким примером является Бреттон-Вудское соглашение 1944 г. Как отмечают Д. Хелд, Д. Гольдблатт, Э. Макгрю и Дж. Перратон^[11][12], первая статья о Валютном фонде декларировала необходимость обеспечения высокой занятости и реальных доходов в странах, которые примут эту валютную систему. Более того, формируемый новый порядок — система институтов — изначально предполагал приоритет национальных целей макроэкономической политики над целями глобальной финансовой системы. Дальнейшая история развития самих институтов и мировой экономики показала совершенно иной, с точностью до наоборот, порядок.

Именно институциональные эффекты изменяют реальность и требуют модификации передаточного механизма макроэкономической политики, которая в прежнем виде уже не отражает реальности. То обстоятельство, что денежная политика может не сработать при преодолении рецессии, известен еще со времен Дж. М. Кейнса, когда рост денежной массы как стимулирующая мера не снижал процентной ставки по причине того, что она была и так довольно низкой, следовательно, ничего не происходит с инвестициями и совокупным спросом. Влияние данного инструмента обесценивается. Однако эта причина не является единственной. Поскольку рост денежной массы не приводит к покупке облигаций в кейнсианской модели, так как агенты ждут повышения процента, считая его очень низким, тезаврируют деньги у себя, следовательно, низкий процент далее не снижается. Именно так объяснялась сила бюджетной политики при выходе из кризиса. Но этот кризис не был долговым и не был связан с несостоятельностью банков в силу нарушения балансов. Но что ожидают агенты, как они поступят, ведь далеко не все связаны с финансовым рынком — остается самой важной проблемой. Структура агентов, рынков и мотивов будет влиять на поведение.

Обеспечивая динамику процентной ставки вслед за инфляцией, с которой борются посредством сжатия денежной массы и ограничения совокупного спроса, денежные власти в России фактически индексируют доходы владельцев финансового капитала, оставляя реальную ставку положительной. Одновременно отрицательный капитал образуется в банковском секторе, только его формирование связано с накоплением частного внешнего долга, когда взять кредиты за рубежом было легче, чем внутри страны, из-за разницы процентных ставок по кредиту. Эти деньги распределялись в основном в спекулятивных секторах и услугах либо добыче и через банковскую систему аккумулировались и выводились из страны, в том числе в виде погашения внешнего долга. Но рост обязательств при слабости экономики и самого финансового рынка не становится пока фатальным, хотя давление финансового рынка и расширение его масштаба тормозило российский рост всегда, причем особенно сильно с 2010—2012 гг. вплоть до рецессии 2014—2016 гг.

При этом активы банков составляют более 80 трлн руб., а инвестируется менее 2 трнл руб. Тем самым имеется резерв по использованию денег в экономике, особенно в обрабатывающих секторах. Имеются валютные резервы, до 20% которых вполне можно задействовать для решения задач развития, особенно на нужды науки и высокотехнологичных производств.

На семинаре 14 ноября 2017 г. в РАНХиГС академик А. Г. Аганбегян подчеркнул, что эти ресурсы могут инвестироваться с отдачей под процент, который будет меньше официальной процентной ставки^[13]. Конечно, данная идея лежит на поверхности и связана она с острой потребностью насыщения длинными деньгами перспективных направлений развития. Но в этом смысле идея «процентного портфеля» также выглядит адекватной — под разные ставки обеспечивать предоставление длинных денег на нужды развития в различных видах деятельности с привязкой к средней рентабельности соответствующих секторов, а кредитование самой банковской системы привязать к структуре их кредитного портфеля. Если в нем преобладают услуги, спекулятивные сделки, добыча, то повысить стоимость кредитования, если обработка и длинные проекты в промышленности, то понизить эту стоимость. Конечно, должна быть создана гибкая шкала, которую вполне возможно рассчитать исходя из задач развития и при аналитическом планировании соответствующей политики и ее передаточного механизма. Такой подход позволит обеспечить управляемое распределение ресурсов в экономике и управлять структурой взаимодействующих стохастических рынков.

Поскольку на протяжении длительного периода ресурсы вытекали из обработки в сторону банковско-финансового и добывающего секторов и услуг, то для развития обработки потребуется изменить направленность потока. Это снизит рентабельность банковского сектора и других секторов, но повысит рентабельность обработки и расширит возможности внутреннего рынка, на следующем этапе развития усилив и сектор услуг и добычи, которая нуждается в новых фондах, создаваемых в обрабатывающих секторах. Это исключит покупку фондов для добычи и для обработки из-за рубежа. Особая тема — технологическое обновление. Здесь понадобится организовать и кредитовать передачу технологий из оборонно-промышленного сектора в гражданские производства. Возможны несколько схем и вариантов такой политики.

Во-первых, осуществив отбор технологий, которые могут быть использованы в гражданских производствах для создания новых продуктов на внутреннем и внешних рынках, правительство открывает инвестиционный проект развертывания новых заводов и производств на базе этих технологий. Как раз в рамках данной схемы возможно использовать и валютные резервы, и активы банковской системы — государственных банков или банков с государственным участием, потенциал государственных корпораций и т. д. Затем эти предприятия при выходе на необходимую мощность подлежат приватизации, но на условии контроля за созданными рынками продукции и реализуемой экспортной стратегии. Устанавливается норматив распределения прибыли между частными собственниками и государством с решением задачи возврата вложенных средств. Если используется технология двойного назначения, то государство дает «контрольную лицензию», запрещающую продажу этой технологии частником за рубеж при приватизации.

Во-вторых, технология, патент могут выставляться на тендер, продаваться частнику с условием развертывания нового производства, строительства завода, создающего продукцию на основе этой технологии. Однако весь процесс патронируется государством также с выдачей лицензии на использование технологии при запрете на трансферт ее за границу, чтобы предотвратить утечку.

Эти структурно-институциональные схемы полезны в том случае, когда денежно-кредитная и бюджетная политика в сумме не будут блокировать поступление ресурсов в область производства и научной деятельности. Они составляют часть общего передаточного механизма, имеющего совершенно иную, как видим, основу, связывающего различные воздействия в экономике в единую систему. Данный подход позволит запустить рост на новых факторах и создать предпосылки для его устойчивости.

Кроме того, ряд наносных фетишей, как обязательное следование роста заработной платы за ростом производительности труда, перестанут беспокоить экономистов России, так как повысить производительность труда можно только за счет технологического обновления и повышения заработной платы — при изобильном и относительно дешевом капитале. Доступность капитала тогда возрастет, что улучшит возможности его обновления, увеличит ценность труда и интеллектуальную составляющую производства.

Такой «производственный рост», скорее всего, не даст рывка в развитии сразу, но он будет достигаться иной, более качественной, структурой и перманентно улучшать ее, а не происходить за счет динамики внешних цен на сырьевые товары и энергоносители при сказках о том, что свертывание роста произошло не вследствие даже падения этой динамики, сколько по причине малого прироста добычи, эффективность которой сокращалась значительное время, да и осуществлялась за счет импорта добывающего оборудования. При данной модели роста такая ситуация будет изменяться, хотя неверные объяснения могут сохраниться, ибо они зависят от неточностей экспертов, их осуществляющих.

Вопросы и темы для подготовки к сдаче кандидатского минимума

• 1. Центральные проблемы макроэкономической теории — инфляция, безработица (занятость), экономический рост. Сложившиеся современные подходы к их решению в экономической теории (основные школы — кейнсианство, неоклассика, монетаризм, экономика предложения, теория рациональных и адаптивных ожиданий, институциональная теория).
• 2. Теория передаточного механизма экономической политики — сложившиеся подходы и существующие проблемы.
• 3. Структурная политика и экономический рост.
• 4. Кейнсианство — представители и их вклад в экономическую науку.
• 5. Монетарная теория — основные понятия и императивы денежнокредитной политики.
• 6. Связь инфляции и безработицы (динамики цен и занятости) — кривая Филлипса и проблема невыполнения описываемой ею связи указанных макроэкономических параметров.
• 7. Система национальных счетов: ВВП и другие показатели, особенности учета и использование в оценке политики. Критика ВВП и иные индикаторы оценки уровня экономического развития и качества и уровня жизни.

• 8. Равновесия в макроэкономике (кривая IS — LM), долгосрочный и краткосрочный период. Модели.
• 9. Российские особенности проводимой макроэкономической политики современного периода.
• 10. Модели экономического роста: Р. Солоу, Р. Харрода, Мэнкью — Ромера — Уэйла. Содержание и следствия.
• 11. Эволюционная экономическая теория — неошумпетерианские исследования экономики (Й. Шумпетер, Г. Менш, К. Фримен, К. Перес, В. И. Маевский, С. Ю. Глазьев, О. С. Сухарев).

• [1] В общем случае они, безусловно, не совпадают.
• [2] Байков А. Н. Советский опыт инвестиционной политики в отношениик общей стратегии развития // Из истории экономической мысли и народногохозяйства России: сб. науч. тр. Вып. 4. М.: Институт экономики РАН, 2005.С. 51—66.
• [3] Там же.
• [4] У них было право из бюджета предоставлять государственные субсидии, в них же размещались амортизационные фонды промышленных предприятий. См подробнее: Байков А. Н. Советский опыт инвестиционной политикив отношении к общей стратегии развития. С. 59.
• [5] Решение задачи замещения импорта в России сегодня имеет имманентное ограничение по фондам, мощности и даже по кадрам.
• [6] Даже несмотря на то что приватизация изменяет структурное соотношение между государственным и частным сектором, при неэффективностиодного и другого в силу системных ограничивающих факторов она не приведет к формированию обоснованной структуры, способной задать модельэффективного экономического роста, под которой можно понимать модельинтенсивного роста (расширенного воспроизводства на новой технологической основе) с удовлетворением основных социальных потребностей наиболее широких и, что самое важное, бедных слоев населения.
• [7] Автор 12 лет как предлагает ввести «процентный портфель» и предложил теорию процентного портфеля, в рамках которой модели показываютадекватность применения различных ставок на деньги, требующиеся дляразвития различных секторов и видов деятельности. Однако и этот подходвместе с реализацией принципа «плохого баланса» для банковской системы, способный привести к направлению ресурсов от банков в обработку (сегодняперелив ресурсов продолжает идти обратно, как это происходило практически весь период реформ за 27 лет с разной интенсивностью), является текущей институциональной мерой экономической политики, хотя и приводящейв сумме к перераспределению ресурсов в экономике на стратегически значимом интервале. Конечно, рентабельность банковского сектора, очевидно, понизится, может быть, несколько снизятся устойчивость его работы, запасликвидности, однако это будет в большей степени отвечать стратегии развития России и той модели нового роста на основе развития обрабатывающего сектора и развития внутреннего рынка, которая и составляет подлиннуюперспективу. Современные проекты и программы различных групп не даютстратегического видения перспективы России, ограничиваясь текущими корректировками, не раскрывают в полном объеме проблемы распределенияресурсов, которая является коренной проблемой структурной политики и экономического роста вообще и в России в частности.
• [8] Первый сектор такой экономики — высоко монополизирован, второй —олигополизирован, третий — наиболее конкурентный относительно первыхдвух. Инфраструктура (в том числе информационная) обычно поделена междугосударством, национальными монополиями и иностранным капиталом. Однако наличие именно этой структуры так формирует рынки и взаимодействие между ними, что затратный механизм становится производной такогопостроения экономики, и борьба с инфляцией сдерживанием денежного предложения означает провокацию дальнейших структурных и технологическихразрывов и даже углубление структурной зависимости.
• [9] Смит В. Переосмысление экономики: классическое понимание // Экономика для любознательных: о чем размышляют нобелевские лауреаты.С. 37—54.
• [10] Там же. С. 49.
• [11] Он говорит, что в эпоху Великой депрессии 1930;х гг. выход из кризисабыл обусловлен именно оздоровлением балансов, когда долги были списаны, прошла череда банкротств, причем не только корпораций, но и банков. Этобыл трудная институциональная ломка экономики, но без нее ни денежная экспансия, ни смягчение бюджетной политики (за счет наращиваниярасходов) не привели бы к восстановлению. Несмотря на периоды роста, по П. Кругману возможности экономики во время Великой депрессии оставались сужены, что и характеризовало ее. (См.: Кругман П. Депрессии — этонечто иное. С. 25—27).
• [12] Хелд Д. и др. Глобальные трансформации: Политика, экономика, культура. М.: Праксис, 2004. С. 233—234.
• [13] Озвучивался еще ряд мер, лежащих на поверхности, но вполне приемлемых для решения задачи наращения инвестиций и финансирования обрабатывающих секторов. Например, увеличение внутренней части госдолга и др.