Оппозиционная стихия в поздних зрелищных формах

Публика зрелищ как коммуникативная общность: оппозиция публики и толпы

Выявляя связанные с противопоставлением «мы» и «они» закономерности зрелищного общения, нельзя не обратить внимания на тот факт, что на всех этапах истории формирование публики в разных ее проявлениях оказывается обусловленным механизмом противопоставления «мы» и «они». Систематическое обращение определенного числа людей к каким-то видам искусства формировало общность или публику. Общность, использующая в течение какого-то времени один из способов общения, становится коммуникативной общностью. Понятие «публика» могло родиться лишь из противопоставления тому, что публикой не является. Но в истории зрелища для обозначения «непублики» существовало понятие «толпа», под которым подразумевались все, кто остается вне пространства общения, находясь в неоформленном, неопределенном состоянии, т. е. в состоянии, не дающем права определенное количество людей называть общностью, поскольку общность — всегда коллектив людей, объединенных какой-то общей идеей или целью, с которыми зрелище ассоциируется.

В ряде работ по психологии театра конца XIX — начала XX в. синонимом слова «публика» было слово «толпа». Однако это не только разные, но и противоположные понятия. Публика — уже не стихийно возникающая общность, но общность, каждый представитель которой имеет определенную общую цель, общность, осознающая себя таковой лишь из противопоставления тем, кто к этой общности не относится. Поэтому высказанный в конце XIX в. Г. Тардом призыв прекратить смешение слов «толпа» и «публика» не лишен основания⁹⁰. Именно Г. Тард первым предложил заслуживающую внимания интерпретацию отношений между «публикой» и «толпой», распространяемых им на всю культуру.

Г. Тард не отождествлял понятия «толпа» и «публика», но он полагал, что значение публики как толпы не единственное и не главное ее значение. В принципе Г. Тард не выступал против отождествления понятий «публика» и «толпа», но он считал, что публика проявляет себя как публика лишь в том случае, если состоит из пространственно разделенных и не вступающих в непосредственный контакт индивидов. Если в понятие «публика» вкладывать именно это значение, то ее рождение связывается лишь с временем возникновения книгопечатания.

Для него публика — не зрители театра, а читатели книг и газет. Он справедливо доказывает, что такая публика — явление исторически позднее, предполагающее более сложную социальную общность. В основе ее образования оказываются механизмы общения, не связанные лишь с непосредственным эмоциональным контактом, как это происходит в толпе:

Чисто идеальная способность к восприятию внушений, передача чувств и впечатлений без всякого взаимного соприкосновения, предполагаемые одухотворенной толпой, этой чисто отвлеченной и все-таки реальной группировкой, возведенной, так сказать, на вторую степень могущества и силы, могли появиться только после долгих веков грубой и элементарной социальной жизни⁹¹.

Развивая эту мысль, Г. Тард показывает, что до появления печатного станка об отсутствии понятия «публика» свидетельствует и тот факт, что ни в латинском, ни в греческом языках слова, соответствующего тому, что мы называем «публикой» не существует, и то, что упоминания о публике невозможно отыскать ни у одного древнего писателя, поскольку они знали лишь разновидности толпы:

Каждый из них знал только свою аудиторию, наполнявшую залы, в которых происходили публичные чтения и в которых собиралась толпа, сочувствующая поэтам…⁹²

Лишь позднее «ежедневное и одновременное чтение одной и той же книги, Библии, изданной на первых порах в миллионах экземпляров», привело к тому, что «вся масса читателей почувствовала, что она составляет новое социальное тело, оторванное от церкви». Публику сначала составил избранный кружок «почтенных людей», читающих свою ежемесячную газету и книги, печатавшиеся в незначительном количестве для незначительного числа читателей⁹³.

Затем тиражи книг стали увеличиваться, возросло и число читателей. Таким образом, Г. Тард говорит о возникновении читающей публики, противопоставленной тем, кто к книге не приобщен. В последующей истории, считает он, публика начала дифференцироваться по интересам: литературная публика раздробилась на философскую, научную и политическую.

Г. Тард описал механизмы возникновения читающей публики, но он оказался не прав в своем отождествлении совместного присутствия людей (в том числе и в театре) лишь с толпой. Г. Тард справедливо подметил, что публика шире понятия толпы, но, связав понятие публики лишь с формированием читающей публики, он абсолютизировал одну сторону вопроса. Он игнорировал тот факт, что вступившие в коллективный контакт зрители тоже уже не толпа. Театральная общность потому и возникла, что, противопоставив себя толпе, перестала быть толпой. Тем более театральная публика. Начиная с XVI в., т. е. с распространения книгопечатания, ее интересы (и даже развитие самого театра) стали формироваться в тесной связи с литературой и журналистикой. Поэтому публика театра оказывалась и частью читающей публики. Перенесение психологии толпы как единственной реальности на другие объекты, в том числе, и на публику, было заблуждением не одного Г. Тарда, но и всей «коллективной» психологии рубежа XIX—XX вв.еков.

Отдавая должное Г. Тарду, впервые описавшему публику как социальную общность и по-своему попытавшемуся преодолеть узость господствовавшего в то время научного подхода, характерного, скажем, для Г. Лебона, нельзя, вместе с тем, не видеть, как ограниченность, преодоленная исследователем при осмыслении одного аспекта, проявляется при оценке другого. Так, для Г. Тарда театральная публика остается лишь толпой, т. е. «социальной группой прошедшего», представляющей после семьи «самую древнюю из всех социальных групп». Что касается толпы, то она у него противопоставлена публике как «социальной группе будущего»⁹⁴. История МК позднее продемонстрирует, как приблизительны описанные Г. Тардом отношения между толпой и публикой.

Французский исследователь противопоставил публику толпе в рамках художественной культуры в целом. Но подобное противопоставление можно обнаружить в самом мире зрелищ. Так, в конце XIX в. в связи с появлением кино обнаружилось, что термин «толпа» синонимом театральной публики решительно быть не может. Если так называть публику театра, то как в таком случае называть публику кино, которая ни традиций, ни прямых связей с социальными настроениями и культурными установками не имела? В первые годы существования нового вида зрелища публика называлась толпой именно потому, что противопоставлялась публике, т. е. театральной публике. В последней успели появиться и оформиться традиции, театральная культура, стереотипы восприятия театрального языка, владение которым делает зрителя театралом.

Журналист из «Синефоно» язвительно писал о новой оппозиции, возникшей в обществе начала XX в. С одной стороны, незначительная группа защитников культуры, эстетики, красоты, искусства, всех ценностей нашей жизни. С другой, гений «великого немого» — Макс Линдер⁹⁵.

Таким образом, оппозиция возникла между «толпой» синематографа и театральной публикой, которые к тому же в тот период различались и по своему социальному составу, хотя со временем, претерпевая сложные превращения, эта оппозиция во многом сгладилась.