Прусский конституционный конфликт

Хотя осенью 1858 года буржуазия при посредстве регентства принца Прусского достигла кормила правления, однако она не сумела использовать этот успех таким образом, как этого требовали бы интересы страны или даже только ее собственные интересы.

Она встретила «принца-картечь» восторгами, которые в связи со всем его прошлым приобретали курьезный характер, тем более, что он не давал себе труда хотя бы только прикинуться либералом или выразить что-нибудь похожее на признательность за выражаемые ему верноподданнические чувства. Все осталось совершенно так же, как было во времена Мантейфеля, — разве только кое-где была смягчена слишком мелочная придирчивость полиции или отставлен с пенсией какой-нибудь реакционный чиновник, который раньше слишком уж досадил принцу Прусскому.

В то время, как юнкера, прочно окопавшиеся в палате господ, ни на мизинец не уступали либеральному министерству, восторгам либералов по случаю наступления так называемой новой эры конца не было, и даже решительные элементы буржуазной оппозиции, которые до сих пор не принимали участия в трехклассных выборах вследствие противозаконности их происхождения, отказались теперь от обструкции и пожертвовали всеобщим избирательным правом. На выборах, состоявшихся в 1858 году, непосредственно за началом регентства, действительно удалось провести в палату депутатов либеральное большинство, хотя ландраты оказывали этому всяческое противодействие и хотя либеральные министры преспокойно вели такую реакционную избирательную агитацию, как это было только в дни Мантейфеля.

Однако, прежде чем это большинство успело испытать свою жизнеспособность, весной 1859 года разразилась война между Францией и Сардинией, с одной стороны, и Австрией — с другой. Торговый кризис 1857 года во всей Европе пробудил новую жизнь. В Италии оживились старые стремления к единству, и быстро нарастающее народное движение в Верхней Италии направилось против позорного гнета, исходившего от чужеземного австрийского господства. Однако, савойская династия, которая царствовала в королевстве Сардинии и в лице графа Кавура имела либерального, но в то же время энергичного и ловкого министра, сумела подчинить себе это движение. Слишком слабая для того, чтобы собственными силами начать борьбу против австрийского государства, она обратилась к псевдо-Бонапарту, который со времени декабрьского переворота 1851 г. сидел на французском императорском престоле, и встретила с его стороны благосклонное отношение. Этому авантюристу была необходима счастливая и популярная война для того, чтобы поднять свой падающий престиж. Торговый кризис 1857 года пробудил рабочий класс Франции и в то же время поселил во французской буржуазии тревожные опасения, в состоянии ли бонапартизм прочно обеспечить хороший ход дел, из-за чего она только и уступила ему политическое господство.

В виду опасности, угрожавшей со стороны Франции и Сардинии, Австрия обратилась к помощи Германского Союза, в первую очередь прусского государства. В Германии тоже возникло некоторое национальное брожение; правда, оно идейно было совершенно спутанное и обнаруживало опасный уклон в том направлении, что превращалось в реакционную ненависть к французам. Но наибольшую спутанность проявлял прусский принц-регент; он с великим треском уселся между двух стульев: он мобилизовал прусскую армию, что уже само по себе было угрозой по адресу Франции, и в то же время требовал, чтобы ему принадлежало верховное командование германской союзной армией, что было такой же угрозой по адресу Австрии. Единственным результатом этой бессмысленной и бестолковой политики было то, что Франция и Австрия заключили в Виллафранке мир, по которому Австрия, чтобы обеспечить за собою верховенство в Германии, уступила Ломбардию Сардинии, и то, что политика Пруссии опять сделалась предметом насмешек на всех перекрестках Европы. Национальное движение в Германии закончилось национальными муками после похмелья, а они в свою очередь привели к общему взрыву раздоров. Но так как ни одна из охваченных распрями партий не хотела наложить руку на корни зла, на господство в Германии многочисленных династий, то гора родила только мышь, да и то мертвую: бумажную общегерманскую конституцию, принятую франкфуртским национальным собранием весной 1849 года. Вокруг нее собирал свои силы национальный союз, возникший весной 1859 года; он опирался главным образом на буржуазию небольших и мелких государств и написал на своем знамени объединение Германии под главенством Пруссии.

В Пруссии первая сессия новой палаты депутатов под давлением военных событий прошла безрезультатно. Во вторую сессию либеральное министерство выступило на сцену со своим первым крупным предложением, с требованием широкой военной реформы, которая должна была обременить государственный бюджет дополнительным расходом почти в десять миллионов талеров в год. С военно-технической точки зрения план имел за собой известные основания, тем более, что он стремился провести всеобщую воинскую повинность много последовательнее, чем это было сделано до того времени. Он шел навстречу желаниям буржуазии и в том смысле, что ей пора было уяснить себе, что нельзя без подготовленного прусского войска достигнуть единства Германии под главенством Пруссии. Но реорганизация армии была в то же время усилением власти короля и юнкеров, и не было никакой гарантии в том, что она будет использована в интересах буржуазии. Теперь уже никого нельзя было обмануть мнимым либерализмом принца-регента. В его самом главном собственном деле, как он обыкновенно называл организацию армии, ему было важно что угодно, но только не желания либеральной буржуазии. Кроме личной любви к солдатчине, усиление собственной политической позиции вовне и внутри было для него главной движущей силой. У буржуазии не, было никакой охоты платить за это десять миллионов талеров в год.

Тем не менее нельзя сказать, чтобы положение, в котором она находилась, было тяжелое. Не получив согласия палаты депутатов, принцрегент не мог и думать о том, чтобы провести дорого стоящую военную реформу; палата же депутатов могла обусловить свое согласие на десять миллионов тем, чтобы ей, наконец, хотя бы отчасти была обеспечена реальная власть и в особенности воздействие на применение военных сил. Между тем палата депутатов в непонятной слепоте не делала, ни того, ни другого. Она не отвергла реорганизации армии, но и не соглашалась на нее, предварительно, потребовав создания условий, которые вели бы к усилению ее власти. Напротив, во второй и третьей сессиях палата депутатов вотировала требуемые средства временно, на один год, при чем представила это, как «вотум доверия» к «честным людям», заседающим в министерстве; благодаря этому, игра была потеряна раньше, чем она началась. Если корона не могла, не испросив согласия палаты депутатов, создать несколько сотен новых батальонов, эскадронов и батарей, то для палаты депутатов было столь же невозможно, или еще много невозможнее, разом смести уже созданные батальоны, эскадроны и батареи.

Такая невероятная политика совершенно спутала либеральных избирателей. В июне 1861 года, когда закрылась третья и последняя сессия этой палаты депутатов, возникла германская прогрессистская партия, все еще с очень бледной и насквозь буржуазной программой, отвергавшей всеобщее избирательное право; но при всем том она пришла к решению выступать несколько энергичнее, чем выступало прежнее либеральное большинство. Между тем в январе 1861 года Фридрих Вильгельм IV умер, и его преемником сделался принц-регент, под именем короля Вильгельма I. Скудной амнистией, полной коварных ловушек и оговорок, уже при своем вступлении на престол он возвестил всему миру, что он остается прежним реакционером и хорошо помнит 18 марта 1848 года. То же самое он показал и теперь, проявив смешанные чувства страха и ярости по отношению к такой невинной организации, какою была новая партия прогрессистов. В качестве контр-удара он издал манифест, в котором заявлял, что в засвидетельствование непреложных прав короны милостию божией он совершит торжественное коронование в Кенигсберге, а во время самой коронации разразился такими вызывающими речами, что его абсолютистская неизлечимость должна была сделаться ясной для всякого избирателя, еще сохранявшего некоторое чувство собственного достоинства.

И действительно, на новых выборах, которые состоялись в декабре 1861 года, через несколько недель после коронации, партия прогрессистов разом получила 161 мандат. Свою более резкую оппозицию она начала чрезвычайно скромным требованием: бюджет, до сих пор расписывавшийся только по немногим крупным статьям, под покровом которых министры могли производить всяческие обходы воли парламента, должен составляться детальнее. Это предложение прошло 6 марта, в ответ на что министерство, до крайности возмущенное этим мнимым вотумом недоверия, распустило палату депутатов, но затем через несколько дней и само убралось вслед за палатой. Второе либеральное министерство в Пруссии нашло столь же позорный, но и столь же заслуженный конец, как первое.

После этого корона призвала новое министерство, которое было составлено из бюрократическо-либеральных элементов и пошло на выборы с паролем: власть королю или парламенту? Но свои действительные надежды оно возлагало не на эту пустую фразу, а на такое постыдное воздействие на выборы, какого не было даже при министерстве Мантейфеля. Партия же прогрессистов заявила, что конституции угрожает опасность, если палата депутатов не может осуществлять своего бюджетного права. Она говорила, что конституция не имеет никакой ценности, если она должна служить только для того, чтобы давать большие количества денег и солдат. Партия прогрессистов не шла дальше этих жалких общих мест, и ее вожди со всей силой нравственного негодования оскорбленных филистеров отвергали упрек, будто они требуют парламентского режима.

Но нашелся человек, который возвысил свой предостерегающий голос против этой постыдной политики. Это был Фердинанд Лассаль.