Объединение рабочей партии

Те же выборы 1874 года доставили большие успехи обеим социалдемократическим фракциям и дали решительный толчок их объединению, которое медленно подготовлялось с 1871 года.

С одной стороны, раздор, вызванный национальным вопросом, улегся после заключения мира с Францией, с другой стороны, само историческое развитие толкало враждующих братьев в одну и ту же боевую линию. Новогерманская империя с самого начала оказалась для пролетариата злой мачехой. У ее официальных властей не было настолько политического приличия, и такта, чтобы прекратить злосчастные преследования, начатые во время войны против эйзенахской фракции. Члены брауншвейгского комитета еще довольно дешево отделались от ученых судей. Но лейпцигские присяжные под самыми жалкими предлогами осудили Бебеля и Либкнехта на два года заключения в крепости. Правда, последствием такой незамаскированно тенденциозной юстиции было нечто совершенно иное, чем рассчитывали инициаторы дела: прения на лейпцигском процессе послужили широкой пропаганде дела социал-демократии.

Даже благословение миллиардов послужило для пролетариата проклятием. Оно удешевило деньги и удорожило необходимые средства существования рабочего класса. Чтобы сохранить реальную заработную плату на прежнем уровне, он должен был повышать свою денежную заработную плату. Так возникло сильное стачечное движение, которое, как бы справедливы ни были его основания, натолкнулось на озлобленное сопротивление буржуазных рабочелюбцев, не говоря уже о правительствах, и которое не могло воспрепятствовать значительному ухудшению жизненного положения массы рабочих.

С таким же озлоблением старались буржуазные партии искоренить зародыши профессионального движения, возникшие из этих стачек. Конечно, они еще не соглашались провести уголовные наказания за нарушения договора найма, — за меру, которой уже в 1873 году требовал от рейхстага Бисмарк, стремившийся к уничтожению только что предоставленной свободы коалиций; но они, не колеблясь, делали все зависящее от них для того, чтобы воспрепятствовать всем попыткам рабочих создать профессиональную организацию. Буржуазная пресса кричала о всякой стачке и всяком профессиональном союзе, как о «социал-демократических махинациях», как о результате искусственного подстрекательства бессовестными демагогами. Но социалдемократическим фракциям и во сне не приходило в голову провоцировать стачки. Напротив, они неустанно внушали рабочим, что сначала следует создать хорошую организацию и лишь после того можно будет прибегнуть к обоюдоострому оружию стачки. Разумеется, и в этом случае, как всегда, ложь буржуазии обращалась против самой буржуазии. Она внедряла в рабочие массы сознание, что только в социал-демократии они всегда найдут надежного друга.

Не менее сильный толчок получило рабочее движение в политической области. Старо-прусская правительственная система, неизменно сохранявшаяся в ново-германском обществе, очень быстро положила конец тому энтузиазму и воодушевлению, с каким относились к императору и к империи. Военное и налоговое бремя не уменьшалось, и оно вдвойне устрашающим образом действовало повсюду в Германии, где еще не привыкли к ежовым рукавицам. Кроме солдатчины и платежа налогов сохранилось в прежнем почете зажимание рта. Бисмарк требовал от рейхстага внесения в закон о печати новых растяжимых параграфов, которые назначали тяжелые наказания за нападки на семью, собственность, всеобщую воинскую повинность. Как закон о нарушении договора найма в экономической области, так этот параграф в политической области был первым исключительным законом Бисмарка против социал-демократии; однако, пока что эти меры шли слишком далеко для буржуазного большинства рейхстага.

На выборах 1874 года обе социал-демократические фракции получили в общей сложности 351.670 голосов, которые довольно равномерно распределялись между ними. Если бы они с самого начала выступали сообща, то, может быть, получали бы несколькими мандатами больше. Тем не менее было лучше, что они раздельно пошли в избирательный бой. То обстоятельство, что они получили почти равное количество голосов, произвело охлаждающее действие на разгоряченное настроение обоих фракций. Лассальянцы увидали, что эйзенахцы — вовсе не придаток буржуазной демократии, а эйзенахцы увидали, что дружба лассальянцев с правительством относится к области вымыслов. Личное соприкосновение в рейхстаге в свою очередь содействовало смягчению еще сохранявшейся враждебности, тем более что обе фракции были со всех сторон окружены врагами; буржуазные партии с высокомерным издевательством относились к ним как к гостям, которые должны вести себя чинно, если они хотят, чтобы их терпели. Бисмарк в свою очередь немедленно выступил с обоими исключительными законами, с которыми он провалился в прошлом рейхстаге, — и вначале провалился и в этом рейхстаге. Во всех случаях социал-демократические депутаты голосовали одинаково, и вообще между ними было только одно различие, о котором стоит упомянуть: в организационном вопросе. Эйзенахцы находили, что организация у лассальянцев слишком строгая, лассальянцы — что организация у эйзенахцев слишком слабая.

Но здесь Бисмарк сломал последнюю перегородку, которая еще разделяла два течения германского рабочего движения. Он призвал в Берлин прокурора Тессендорфа с той целью, чтобы уничтожить социалдемократические фракции процессами на основании растяжимых параграфов уголовного уложения, и этот продажный карьерист сделал все лежащее в человеческих силах, чтобы выполнить данное ему грязное поручение. Но так как дело у него не шло, то он напал на блестящую мысль разрушить социал-демократическую организацию: при своей глубоко бюрократической ограниченности он воображал, что герцогом делает только мантия. С помощью послушных судов ему очень скоро удалось разрушить организации как лассальянцев, так и эйзенахцев, хотя все эти меры стояли в вопиющем противоречии даже с прусским законом о союзах. Миновали те времена, когда реакция еще считалась хотя бы с смыслом и текстом своих собственных законов. Она быстро отказалась от этой роскоши, как только рабочее движение стало перерастать ее силы. И если, объединения социал-демократических фракций и вообще пришлось бы ждать недолго, то оно замечательно ускорялось гениальной тактикой Бисмарка и Тессендорфа.

Оно совершилось на съезде в Готе, заседавшем с 22 до 27 мая 1875 года. Во всех существенных вопросах, составляющих современный рабочий вопрос, обнаружилось достаточное единодушие, распространявшееся и на те пункты, в которых и лассальянцы и эйзенахцы еще не возвысились до научного познания. Несмотря на опасения, которые в этом отношении питал Маркс, ни одна из обеих сторон не принесла делу объединения каких-либо интеллектуальных йли принципиальных жертв, и таким образом оно оказалось прочным.