Пушкин в зарубежном литературоведении

Вопросу о восприятии и изучении Пушкина за рубежом в различные периоды XIX и XX вв. посвящен ряд исследовании и статей многих ученых. Задача его заключается лишь в том, чтобы кратко охарактеризовать различные тенденции в зарубежном пушкиноведении вплоть до нашего времени.

За рубежом Пушкин оказался понят и в должной мере оценен далеко не сразу. В отличие от быстрого успеха русского романа в конце прошлого века его путь к зарубежной славе растянулся на гораздо более долгий срок. К настоящему времени о нем уже существует большая научная литература на разных языках, и ее наличие убеждает в его признании одним из классиков мировой литературы.

Имя Пушкина стало известно за рубежом, особенно во Франции, Германии и Англии, еще при его жизни; еще большее внимание к нему привлекла его трагическая гибель. К сожалению, из-за недостатка и слабости переводов его произведений они долгое время оставались плохо понятыми и не получили широкой известности. Отрицательную роль сыграло и распространенное за рубежом ложное представление о подражательности Пушкина.

Уже в середине прошлого столетия во Франции, в Германии и в Англии появились обстоятельные статьи о Пушкине, авторы которых, опираясь на русские связи и источники, со знанием дела информировали о его творчестве. В ранней зарубежной критической литературе о Пушкине глубиной постановки вопроса о его вкладе в мировую литературу выделяется статья К. А. Фарнгагена фон Энзе (1838), в которой наследие поэта освещается с философско-исторической точки зрения. Признанием Пушкина в качестве одного из классиков мировой литературы эта статья опередила даже русскую критику. Со стороны Белинского она вызвала такой сочувственный отклик, что в обзоре «Русские журналы» за 1839 г. он с выражением полной солидарности привел из нее обширные цитаты.

Истоки русских симпатий Фарнгагена фон Энзе восходят к эпохе антинаполеоновских войн. Впоследствии, будучи дипломатом на прусской государственной службе, он научился трезво оценивать соотношение международных сил и место России на арене мировой истории. К пониманию творчества Пушкина его приближала собственная литературная позиция. Видный немецкий критик, публицист и историк, в литературе своего времени он был продолжателем великих традиций гуманизма Гете. Друг Гейне, он вместе с ним сознавал изжитость романтизма. Фарнгагену фон Энзе была понятна и близка гетевская идея всемирной литературы; в ней он видел осуществление высокого, чуждого национальной замкнутости идеала человечности; в Пушкине он нашел прямое воплощение этого идеала. К тому, чтобы углубиться в мысли о месте и значении Пушкина в мировой литературе, Фарнгагена фон Энзе подталкивало еще одно обстоятельство: философско-исторические споры о России в немецких философских кругах, близких к Гегелю. пушкин переосмысление восприятие славянская Пушкина Фарнгаген фон Энзе воспринимал как выразителя всемирно-исторической миссии России. «Русские сами, — замечал немецкий критик, — по скромности или осторожности, нередко называют Пушкина подражателем. Но они уже слишком далеко простерли эту скромность или осторожность». Упрек был справедлив. Скромные оговорки об ограниченном национальном значении русской литературы делал Белинский. Даже в 1880 г. Тургенев в речи о Пушкине колебался, можно ли признать его «национальным поэтом в смысле всемирного» .

Новый важный этап в изучении Пушкина наступил за рубежом после Октябрьской революции в России, с ростом международного авторитета советской социалистической культуры. Большой толчок зарубежным исследованиям был дан успехами советской пушкинистики. В новой исторической обстановке, в условиях общего кризиса капитализма, в годы, когда Советский Союз в глазах всего человечества стал оплотом борьбы за мир и социализм во всем мире, во многом оказалось переосмыслено и наследие Пушкина как классика русской литературы. Изучение Пушкина получило гораздо бомльшую идеологическую остроту. Даже при желании сохранить полную академическую бесстрастность зарубежным ученым пришлось так или иначе выразить свое отношение к Пушкину как носителю идей свободы и к оценке его наследия в СССР. Благодаря контакту с советской культурой перед зарубежными культурными деятелями демократического лагеря облик Пушкина как писателя-гражданина раскрылся с гораздо большей полнотой, чем это было возможно раньше. Новое представление о Пушкине создавалось такими книгами, как собрание переводов его произведений выдающегося польского поэта Юлиана Тувима «Лира Пушкина» («Lutnia Puszkina»). «Пушкин — певец свободы» озаглавлена книга известного чешского переводчика Франтишека Таборского; она содержит сжатый очерк жизни и творчества великого русского поэта и глубоко продуманную подборку его стихотворений. «Пушкинские стихи звучат по-новому» (1937) — таково выразительное заглавие статьи Зденека Неедлы, одного из зачинателей современной славистики, перестроенной на марксистской основе. «Нужна была русская революция, чтоб показать нам все величие Пушкина как народного поэта» , — горячо откликнулся он на стихи Пушкина в переводе Таборского.

Биография Пушкина с разных сторон освещается в статьях зарубежных славистов. Не к широкому читателю, а к гораздо более узкому кругу специалистов по истории русской литературы обращена книга Андре Менье «Пушкин-литератор и профессиональная литература в России», основательный научный труд, представленный им в качестве докторской диссертации в Парижский университет. Андре Менье один из тех зарубежных ученых, которых с полным правом можно назвать пушкинистами; Пушкин — основная проблема всех его научных исследований, и в своих изысканиях он обнаруживает превосходную осведомленность как в пушкинских текстах, так и в советской пушкинистике.

Построенное на широкой биографической основе, исследование Менье концентрирует внимание на той стороне литературной деятельности Пушкина, в которой проявляется его личная и социальная эволюция в отношении к роли художественной литературы и к общественному положению писателя. Продолжая и развивая работы советских пушкинистов, еще в конце 20-х годов занявшихся Пушкиным-книгоиздателем и соотношением «словесности и коммерции» в издательском деле и книжной торговле его эпохи, Андре Менье вовлекает в научный оборот разнообразные, еще не затронутые материалы, в том числе книжные каталоги крупнейших книготорговцев пушкинского времени, данные о книжных тиражах и ценах на книги, сведения о различных типах периодических и повременных изданий; все это позволяет ему понять процесс формирования книжного рынка в России и на этом фоне выделить Пушкина. Для Пушкина, убедительно доказывает он, профессионализация была средством борьбы за независимое положение писателя и за свободную от давления извне литературу. Остается пожалеть, что гибель Пушкина в книге французского ученого получает традиционное объяснение как «в значительной мере великосветская трагедия ревности» и не увязывается с его борьбой за свое личное и писательское достоинство.

В истории восприятия Пушкина в отдельных славянских странах наблюдаются значительные различия. Даже в литературной жизни соседних славянских народов — польского, чешского и словацкого Пушкин был воспринят по-разному, хотя в общем итоге и тут, и там его наследие послужило укреплению дружеских связей с русской культурой. Так, по сравнению с отрицательным восприятием пушкинского стихотворения «Клеветникам России» в Польше в словацких литературных кругах оно воспринималось как поддержка общеславянского патриотизма; об этом и о других аспектах судьбы пушкинского наследия в словацкой литературно-общественной жизни пишет А. Попович в книге «Русская литература в Словакии в 1863—1875 гг.» .