Массовая культура и политика: теоретический аспект

Массовая культура и массовое общество — феномены, возникшие в ХХ веке в результате фундаментальных изменений, затронувших все сферы человеческой жизни. Многие философы указывают на то, что именно технический прогресс стал причиной тотального «омассовления» всей нашей действительности — от производства товаров потребления до политических процессов. Повышение уровня жизни, развитие коммуникационных технологий, доступность образования вызвали унифицирование ценностей и моделей поведения, а также их распространение и укрепление. Информационное пространство приобретает мозаичную структуру, становится причудливым калейдоскопом, поражающим нас своими мировоззренческими и образными комбинациями. Об этом впервые упомянул в своих трудах канадский философ Маршалл МакЛюен, один из самых известных теоретиков массовой культуры. Свой анализ он начал со средств массовой информации — именно они, по его мнению, подавая свои материалы в мозаичной форме, изменили восприятие целых поколений и сделали его типовым.

В культурологической среде принято придавать феномену массового общества и свойственной ему массовой культуре отрицательное значение. Исследователи приводят в пример множество негативных факторов влияния массовой культуры на массовое сознание. Прежде всего, упоминается отрыв от вековых культурных традиций и замещение их на массовые поведенческие и идеологические тенденции, проводником которых становится все информационное пространство вокруг каждого индивида. Естественно, такая система порождает идеальные условия для всевозможных манипуляций массовым сознанием. Технологии рекламы и политической пропаганды получают возможность беспрепятственно развиваться, а коммерческий характер самой массовой культуры обеспечивает производителям ее единиц постоянный доход.

Так как проблематика массовой культуры и массового общества слишком обширна, в данной работе эти темы будут рассмотрены только на срезе взаимодействия с политической сферой жизни общества. Более конкретно интересующую меня область можно обозначить как применение политтехнологических практик, функционирование которых возможно только благодаря существованию массовой культуры. Помимо этого, я приведу примеры проникновения с помощью политтехнологий стереотипов и мифов массового сознания, порожденных массовой культурой, в политическую сферу.

Актуальность проведения такого исследования обусловлена тем, что на данный момент Россия только осваивает институты демократии, и в ситуации, когда формально власть является избираемой снизу, неформально она устанавливается в результате манипуляции общественным сознанием. Моя работа не ставит себе цели найти выход из сложившейся ситуации, так как для этого требуется глубокое изучение институциональных сторон политики, и не позиционирует вышеописанный факт как уникальное открытие. Целью моего исследование является анализ работ различных философов и культурологов ХХ века, затрагивающих тему массовой культуры и массового общества. Данный анализ будет проводиться с выявлением таких аспектов в объекте исследования, как философский аспект, социально-психологический и социально-политический. Так же помимо теоретических тезисов, по ходу повествования я буду приводит некоторые конкретные примеры из политической и социальной жизни ХХ века.

Степень разработанности проблемы массовой культуры и массового общества достаточно широка. В своей работе я буду пользоваться трудами Ортега-и-Гассета «Восстание масс» и «Дегуманизация искусства», Маршала МакЛюена «Понимание медиа», культурологическим трудами Йохана Хейзинги «Homo Ludens» и «В тени завтрашнего дня», а так же работами Марии Хевеши. Вспомогательной литературой для моего исследования станут учебники украинского филолога и специалиста по PR Георгия Почепцова, книга Сергей Кара-Мурзы «Манипуляция сознанием», работа Ги Дебора «Общество спектакля», а так работа Малкина и Сучкова, посвященная политическим технологиям.

В своей работе в рамках социокультурного подхода я использовала библиографический метод, компилируя различные подходы к изучению влияния массового общества и массовой культуры на человеческую психологию.

Структура моей работы выстроена следующим образом:

Глава 1. Философские аспекты массового общества и массовой культуры.

В ней я привожу наиболее общие положение рассматриваемых мною исследователей, касающиеся феномена массовой культуры и массового общества, а так же их влияния на общественную и политическую жизнь. Прежде всего, я рассматриваю в ней работы Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс» и «Дегуманизация искусства», где испанский философ описывает факторы, повлекшие за собой появление массового общества как площадки для появления человека массы, который легко подвергается манипуляциям. Далее на основе работы «Дегуманизация искусства» я даю определение массовой культуры как культуры коммерческой и эксплуатирующей человеческие чувства. После идет анализ работ Йохана Хейзинги, где я даю общий экскурс в его культурологическую и этическую концепцию, которая рассматривает кризис современной культуры как фактор, определенным образом влияющий на все сферы жизни общества. Анализируя философские основания в работе Маршалла МакЛюена, я описываю его взгляды, касающиеся трех стадий развития человеческой цивилизации в зависимости от развития средств коммуникации, а так же рассматриваю его известный тезис о том, что «средства коммуникации есть само сообщение».

Глава 2. Социально-психологические основания массового общества. Человек массы как манипулируемый человек.

В данной главе, вновь опираясь на теоретические работы трех взятых мною исследователей, я раскрываю суть психологии массового человека, как феномена массового общества, воздействия на него массовой культуры и тех психологических особенностей, который позволяют им манипулировать. Для этой цели наиболее подошли работы «Восстание масс» и «Homo Ludens», а работа Маршалла МакЛюена «Понимание медиа» стала основой для понимания того, как именно изменения в технологии передачи информации влияет на восприятие конкретных новостей. Кроме того, с помощью этого труда мне удалось выяснить, как телевидение повлияло на мировоззрение целого поколения американцев только одним своим существованием как специфического средства коммуникации, даже без привязки к содержанию телевизионных программ.

Глава 3. Социально-психологические аспекты массовой культуры. «Гипердемократия», политическая фикция и телевизионный образ политика.

В этой главе, завершающей теоретический обзор феномена массового общества и массовой культуры, рассматривается взаимосвязь политической сферы общества во всем ее многообразии с данными феноменами. Так, на основе работы испанского философа я рассматриваю феномен «гипердемократии», который объясняет одновременно и иррациональность массового сознания в фашистских режимах, и в период свершения «бархатных» революций. Из работы Хейзинги мною было взято понятие «пуэрилизм» на срезе политической жизни общества, тенденция к которому привела к утверждению «общества спектакля», для политическая жизнь представляет собой грандиозную фикцию, сквозь пронизанную манипуляцией сознанием на основе политических мифов, распространяющихся с помощью СМИ. В завершении данного обзора я рассматриваю примеры, взятые из книги Маршалла МакЛюена, где он приводит зависимость телевизионного образа политика с формированием к нему отношения телезрителей.

Глава 1. Философские аспекты массового общества и массовой культуры

Массовое общество стало одной из центральных тем философских работ ХХ века. Еще в конце ХIХ века, знаменитый базельский затворник Ницше забил тревогу о всеобщем падении уровня элитного образования (в том числе и из-за качества преподавания), культурных и нравственных притязаний, утрате религией ее истинного значения. Его концепция «сверхчеловека» с его «волей к воле» была, пусть и в истеричной форме, выражением надежды на будущий расцвет европейской культуры, подъем чувства ответственности людей за свои действия и стремления, возвращение понятия «благородство и честь» в аристократическую среду. Ницше бросил вызов терпящей кризис цивилизации, с верой в то, что этот вызов будет достойно принят.

Оставшись при жизни непонятым, а в последствии, неверно истолкованным вульгаризаторами, немецкий философ все же получил преемников в лице Ортега-и-Гассета и Освальда Шпенглера. Явившись свидетелями масштабных социальных, политических и культурных перемен, они формируют свои концепции о кризисе европейской традиционной культуры, которые излагают в своих важнейших трудах. У Шпенглера им стал нашумевший «Закат Европы», а у Хосе Ортега-и-Гассета — «Восстание масс», где он последовательно раскрывает вопрос происхождения массового общества. Данная работа легла в основу моего исследования, и далее я проанализирую ее с точки зрения философского осмысления массового общества и массовой культуры.

«Восстание масс» испанский философ начинает с тезиса о том, что произошли глобальные изменения в жизни общества начала ХХ века, в ходе которых европейская культура пришла к глубокому кризису. Объясняется это тем, что массовый человек (об определении его по Ортега-и-Гассету будет написано далее) захватил всю власть в общественной жизни, вытеснив при этом аристократию (или меньшинство), именно которая по своей природе и обязана нести на себе бремя управления. Массу, или большинство, автор данной концепции наоборот считает неспособной к самоорганизации и властвованию, и такой переворот в общественной и политической иерархии Ортега-и-Гассет называет причиной негативных перемен, обозначившихся в начале века.

По мнению философа, причиной тому послужил резкий подъем уровня жизни еще в конце ХIХ века, связанный с развитием медицины, науки и экономики, а так же с развернувшейся по всей Европе урбанизацией. Жившие ранее маленькими группами люди «внезапно сгрудились», что вызвало при таком «столпотворении» неминуемое усреднение их качеств, ценностей и вкусов. Кроме того, они получили те материальные блага, что прежде были доступны только немногим, даже не задумываясь о том, откуда эти блага берутся, и что именно обеспечивает им спокойное существование и безопасность. В этом, по мнению Ортега-и-Гассета, и проявляется одно из главных свойств «человека массы» — он не чувствует себя благодарным за то, что у него есть, и по-варварски эксплуатирует имеющиеся у него богатства.

К данному качеству, особенно сильно влияющему на политическую жизнь, является осознание собственных, отныне узаконенных естественных прав. Как писал сам философ, «Приоритет человека вообще, без примет и отличий, человека как такового, превратился из общей идеи или правового идеала в массовое мироощущение, во всеобщую психологическую установку"[1;27]. Действительно, то, что раньше описывалось на страницах фундаментальных трудов Монтескьё, Локка и Руссо, стало юридической практикой. Но никто из ратовавших за всеобщие права интеллигентов не мог подумать, что их цель будет выглядеть именно так. Масса перестала подчиняться меньшинству, почувствовала себя хозяином собственной судьбы, и, вопреки здравому смыслу, начала агрессивно утверждать ценности большинства, не сумев распорядиться своими правами во имя более благородных целей. Как пишет испанский философ, этим отличалась в то время даже научная среда.

Веками люди жили в ожидании лучшего, нового времени, когда найдутся те методы, что навсегда оставят их проблемы в прошлом. Надежда на перемены в жизни заставляла человека безропотно принимать все удары судьбы, с верою в наступление благополучного и счастливого завтра. И вот, в начале ХХ века мечты начинают сбываться — общество в массе своей получает все то, что раньше казалось недостижимым. Это приводит к полной идейной дезориентации. Традиционная культура и религия утрачивают свое значение, так как уже не способны выполнять одну из главных своих функций — мировоззренческую. Зачем сохранять прежние ценности, зачем следовать заповедям, если то, для чего раньше выполнялись эти действия, наконец достигнуто? Общество перестало признавать авторитеты. Достижения прошлого, обеспечившие благополучие нынешним поколениям, стали восприниматься массой как нечто само собой разумеющееся. В этом выразился, прежде всего, отрыв от традиционной патриархальной культуры, предполагающей под собой следование заветам отцов и почтение к тому, что было для них ценно.

Почему же Ортега-и-Гассет считает, что масса, в отличие от меньшинства, неспособна управлять собой и принимать верные решения? Для ответа на этот вопрос следует привести цитату философа о том, что «человечество можно разделить на два класса: на тех, кто требует от себя многого и сам на себя взваливает тяготы и обязательства, и на тех, кто не требует ничего и для кого жить — это плыть по течению, оставаться таким, каков он есть, не пытаться перерасти себя"[1; 21]. Здесь, конечно, понятие «меньшинство» выражено с явной отсылкой к ницшеанскому «сверхчеловеку», но суть вопроса от этого не меняется: масса не ставит собой цели развиваться, так как по достижению относительного комфорта и безопасного существования, она закована в рамки спокойной жизни, как в золотую клетку. Кроме того, философ говорит о том, что меньшинство формируется из людей, выделенных особыми качествами, а масса — из людей, не выделяющихся ничем. Можно сделать предположение, что, таким образом, массовое общество и присущая ему массовая культура имеет устойчивую тенденцию к самовоспроизведению — большинство, сметающее различия между людьми, со временем становится все более и более усредненным в своих стремлениях, вкусах и моделях поведения.

Более подробно социально-психологический портрет массового человека в соответствии с идеями Ортега-и-Гассета будет рассмотрен мною в следующей главе, а далее я продолжу анализировать данную работу с точки зрения ее философских аспектов.

Еще одним важным тезисом «Восстания масс» является тезис о «технике и одичании». Под ним подразумевается, что чем сильнее развита техника, чем дальше ушел вперед прогресс, тем менее способен человек понимать всю суть происходящих вокруг него вещей, разбираться в заполнивших его жизнь механизмах. Одной из сторон этого явления становится «варварство специализма» — недуг, поразивший именно научную среду. Заключается он в том, что по мере развития науки, каждый ученый все более углубляется в свою сферу деятельности, и порою оказывается совершенно неосведомленным о том, что происходит в остальных. Растет число междисциплинарных, прикладных наук, которые в дальнейшем еще более способствуют разрыву между основными дисциплинами. Попытка охватить как можно больше научного знания приравнивается к дилетантству и не воспринимается научным сообществом всерьез. Кроме того, такой феномен означает то, что оформляющееся массовое общество не способно произвести ученых такого масштаба, которые смогли бы охватить все науки системно. Это тревожный знак, указывающий на то, что общество, при непрекращающемся росте проблем и усложнении социальных взаимодействий, остается без тех людей, которые способны были бы эти проблемы решить.

Из тенденции массового общества к унификации и упрощению следует склонность массового человека к прямому действию. Не зная о собственной заурядности, полагая себя правомочным утверждать повсюду эту заурядность (как пишет философ, «масса утверждает свое право на пошлость, а точнее, утверждает пошлость, как право» [1;66]), массовый человек не видит иного способа доказательства собственной правоты, как метод прямого действия. Этим и объясняются социальные катастрофы, потрясшие Европу и Россию в начале ХХ века.

От данного утверждения я хотела бы перейти к важному замечанию Ортега-и-Гассета о том, что понятие «масса» не подразумевает под собой рабочий класс или вообще какую-либо социальную принадлежность. Под ним понимается образ жизни и мировоззрение, которые преобладали во всех слоях общества, и олицетворяли собой эпоху зарождения массового общества и массовой культуры.

«Кто сегодня правит? Кто навязывает эпохе свой духовный облик? Несомненно, буржуазия» [1;98]. Отождествляя современную аристократию с учеными и специалистами, он утверждает, что именно человек науки (как раньше упоминалось, «варвар узкой специализации») оказывается прототипом массового человека. «Приходится признать его сведущим невеждой, что означает, что к любому делу, в котором он ничего не смыслит, подойдет не как невежда, но с дерзкой самонадеянностью человека, знающего себе цену» [1;101].

Итак, подводя итоги, по мнению Хосе Ортега-и-Гассета можно вывести несколько основных причин возникновения в начале ХХ века массового общества:

Рост числа населения Европы, урбанизация.

Улучшение условий жизни большинства населения.

Юридическое утверждение естественных и гражданских прав личности.

Технический прогресс и тенденция к появлению узкоспециализированных наук.

Трансляция ценностей от научной среды и буржуазии к широким слоям населения.

Еще одним важным трудом Ортега-и-Гассета стало эссе «Дегуманизация искусства», написанное в 1925 году. Оно стало взвешенной и обстоятельной реакцией на процессы, происходящие в культурной среде, так или иначе отражавшие общие настроения в обществе. Главным посылом этой работы является идея о том, что по сравнению с предыдущими эпохами, фигура человека и вообще, «человеческое», постепенно стирается из искусства в целом. Появление таких направлений, как кубизм, импрессионизм, сюрреализм, ознаменовали возникновение «искусства ради искусства», целевой аудиторией которого становится сама академическая среда. Для моей работы важно вынести из эссе «Дегуманизация искусства» то утверждение, что причиной дегуманистических тенденций в искусстве является отношения современных художников к зарождающейся массовой культуре, призванной удовлетворять потребности общества в развлечениях.

Урбанизация и повышение качества жизни привели к увеличению количества свободного времени у среднестатистического человека. Но на что тратить это время малообразованным массам, которые далеки от академического искусства? Естественно, на увеселительные программы, которые созданы специально для такой публики. Вместе с этим, новое искусство, являясь общим выражением массового общества, и, не содержит в себе отсылок к традициям, к культурным корням. По сути своей оно носит синтетическую природу, и является сосредоточением банальности и пошлости, а так же апеллирует к эмоциям, и воздействие его имеет характер механического отклика на раздражители. Как говорит об этом сам философ, «не следует смех от щекотки путать с подлинным весельем. Искусство не может основываться на психическом заражении — это инстинктивный бессознательный феномен, а искусство должно быть абсолютной проясненностью, полуднем разумения» [2;226]

Развивающийся кинематограф, театр, музыка, литература, все больше приобретают черты развлекательного характера, следовательно, в капиталистическом обществе быстро становятся коммерческим товаром. Это приводит к тому, что силы, обладающие достаточными для того ресурсами, получают доступ к формированию «произведений» такого искусства. Впервые в истории, искусство ставится на конвейер, и производиться с конкретными целями — под оберткой невинного развлечения, массовое сознание усваивает идеи и смыслы, выгодные текущей власти, какую бы природу она не имела — политическую или экономическую. В подтверждение можно привести цитату отечественного социолога Питерима Сорокина: «Как коммерческий товар для развлечений, искусство все чаще контролируется торговыми дельцами, коммерческими интересами и веяниями моды… Подобная ситуация творит из коммерческих дельцов высших ценителей красоты, принуждает художников подчиняться их требованиям, навязываемым вдобавок через рекламу и другие средства массовой информации» [3;34]

Доказательствам приведенных здесь тезисов будет посвящена четвертая глава моей курсовой, где на конкретных примерах будет показано, как работает подобный механизм внедрения идей и ценностей в массовое сознание.

Далее от рассмотрения идей Хосе Ортега-и-Гассета, как исследователя массового общества, я перейду к анализу трудов голландского культуролога и историка Йохана Хейзинги. В своих работах «Homo Ludens», (или «Человек играющий»), а так же, «В тени завтрашнего дня», он выразил идеи о кризисе современной европейской и западной культуры в целом.

«Теоретические положения учения Хейзинги продумывались и утверждались им в тесной связи с конкретной исторической реальностью, с опасными изменениями в социально-политической ситуации буржуазной Европы» [4; 203], пишет один из позднесоветских исследователей творчества голландского историка, Гаянэ Тавризян. По ее мнению, идеи Хейзинги, как истинного гуманиста и моралиста, формировались в тот период, когда историческая мысль вступила в полосу кризиса, ознаменовавшегося распространением идей, ставших фундаментом фашистской идеологии, и все чаще «сбивалась на путь интуитивизма, иррационализма и создания мифов», а так же обнажала корни человеконенавистнической мифологии. «Историческое сознание нашего времени должно быть бдительным, дабы не были воздвигнуты от имени истории кровожадные идолы, которые поглотят культуру» [5;58]

Тем не менее, самым известным трудом культуролога является «Человек играющий» (опубликован в 1938 году), отразивший умонастроения значительной части интеллигенции Запада, а так же духовные и нравственные поиски современников. В нем Хейзинга отстаивал тезис о том, что игра является культурообразующим фактором, и уже из него выводил следующий — о кризисе современной культуры.

Описывая понятие игры, как культурообразуеющего фактора, Хейзинга выделяет несколько основных ее свойств. Это ограниченность в пространстве, во времени, добровольное участие игроков в ней, свод правил, которые одинаково принимают все участники, и самое важное — возможность недетерминированного выбора на каждом из определяющих этапов игры, свойство, которое и делает игру затягивающей и интересной для игроков. Таким образом, массовое общество, с его «одномерным» мышлением предполагает, что выбор, как одно из условий существования игры, постепенно исчезает из социальной и политической жизни. Авторитарное общество не приемлет этот важный культурный элемент, что, по мнению исследователя, приводит к социокультурному кризису.

«Настроение игры есть отрешенность и воодушевление — священное или праздничное, смотря по тому, является ли игра посвящением или забавой. Само действие сопровождается чувствами подъема и напряжения и несет с собой радость и разрядку» [6, с. 152]. Описывая так воздействие, оказываемое игрой на культуру, Хейзинга подводит свою мысль к тому, что современная культура лишена легкости и воодушевления в своих формах. Все становится слишком серьезным. Голландский историк вводит новое понятие для обозначения социо-психологического состояния, которое захватило современное массовое общество — пуэрилизм, состояние подростка, который воспринимает все гипертрофированно серьезно, и вместе с тем морально не готов взять на себя всю полноту ответственности за происходящее с ним, ребячливость, лишенная детской простоты и легкости, порою грубая и иррациональная.

Пуэрилизм как определяющая черта общества ХХ века критикуется Хейзингой во многих работах. Как пишет Гаянэ Тавризян, наиболее яркий пример пуэрилизма прослеживается в жизни американского общества, смешение мнимой серьезности игры, при этом, совершенно непонятной в своих правилах: «с одной стороны, бесконечная псевдосерьезная политическая возня, с другой стороны, игры, утратившие качества развлечения» [4, c. 238].

Осмысление иррационального элемента в современной культуре приводит автора к мысли о том, что массовое отрицание логичного несет собой большую опасность, так как, совмещаясь с мощным прогрессом техники и прагматизацией задач общества, релятивизмом истин в каждой конкретной ситуации, способно породить такие идей и ценности, которые будут иметь разрушительную силу для культуры. Идеологией, подтвердившей его опасения, в последствии становится фашизм. В связи с этим, стоит отметить указание Хейзинги на важность духовного и нравственного начала в истинно развитой культуре. «Культура может считаться высокой, даже если она не имеет блестящих достижений в области техники; но она не может быть таковой, если ей не хватает сострадания». [5, c. 61]

Одной из определяющих черт культуры исследователь считает так же способность социальной общности подчинить свою жизнь конкретному идеалу. Если бы такой универсальный идеал в современной культуре существовал, по его мнению, это помогло бы определить все значение понятия современной культуры. Но вместе с тем, он выделяет основную негативную черту современной культуры — именно отсутствие в ней гомогенной тенденции, наличие множества взаимопротиворечащих стремлений. Что касается идеалов «порядка» и «благосостояния», проповедуемых западной идеологией, Хейзинга отвергает их в качестве универсальных человеческих идеалов. «Диспропорции и абсурдность капиталистического производства приводят к перепроизводству с одной стороны, а с другой стороны — к нищете и безработице, что никак не согласуется с понятием равновесие» [5, c. 138].

Кроме того, именно в своей работе «Человек играющий», голландский исследователь, подходя к вопросу сугубо с историко-культурологических позиций, фактически дал объяснение тому, как появилась популярная коммерческая культура. Это умозаключение в целом не противоречит приведенным мною выше высказываниям Хосе Ортега-и-Гассету и Питириму Сорокину. Его суть заключается в том, что к ХIХ веку искусство по причине усовершенствования технических средств, появлению фотографии, приобщению масс к образованию, становится всеобщим достоянием. Любить искусство становится хорошим тоном, при этом распространяется такая поведенческая особенность, как снобизм. В условиях такого спроса на искусство, художники вынуждены все время искать оригинальные формы для своих произведений, что становится импульсом для создания «художественной продукции» (такую формулировку дает сам Хейзинга). Эта постоянная потребность во всем новом устремляет искусство от импрессионизма к «эксцессам XX столетия». По мнению исследователя, в отношении пагубных факторов современного производственного процесса искусство оказалось уязвимее, чем наука. Механизация, реклама, погоня за внешним эффектом влияют на искусство больше, так как оно становится ориентированным на рынок и работает с привлечением технических средств.

Хейзинга еще не употребляет понятие «массовая культура» в своей работе, но уже подводит к ее основным свойствам, оформившимся в связке с пуэрилизацией всей жизни общества. Подробней взаимовлияние этих двух феноменов это будет раскрыто мною в следующей главе.

Подводя итоги краткому обзору философского содержания работ Йохана Хейзинги, следует выделить несколько ключевых тезисов, пронизывающих все его творчество:

Традиционная культура всегда несет в себе элемент игры.

С утратой игрового (агонального) элемента культура впадает в состояние кризиса.

В современной культуре присутствует феномен пуэрилизма, сочетающийся с тенденцией к иррациональности, что может привести к серьезным идеологическим последствиям.

Помимо игрового элемента, культура невозможна без элемента нравственного.

Идеалы западного общества непригодны для того, чтобы стать культурообразующими факторами, так как не являются гомогенными.

Истоки «современной культуры» лежат в потребности широких масс в «художественной продукции», искусство приобретает коммерческий характер.

Итак, от рассмотрения двух концепций социокультурного кризиса ХХ века, я перейду к анализу работы канадского философа Маршалла МакЛюена. Вышедшая в свет в 1964 году, книга «Понимание Медиа: внешнее расширение человека» ознаменовала совершенно иной подход к рассмотрению феномена массового общества и массовой культуры. Предыдущие исследователи, в основном, ставили своей целью найти уязвимые места в обществе, построенном по принципу всеобщей массовости и одномерности, и доказывали негативное влияние массовой культуры на моральные и интеллектуальные качества человека в таком обществе. МакЛюен сделал попытку не то чтобы оправдать, но проанализировать произошедшие изменения с нейтральных позиций. Кроме того, в данной работе делается разбор некоторых явлений, касающихся СМИ, таких как управление новостями, создание новостей, утечка информации. Но в целом, «Понимание Медиа» является неким обзором преобразований, произошедших в политической и социальной жизни, при этом ключевым фактором этих преобразований канадский философ называет «внешнее расширение человека» — понятие, несомненно, требующее развернутого толкования.

Начиная свою работу, Маклюен пишет: «В этой книге исследуются некоторые основные расширения и некоторые вызываемые ими психические и социальные последствия» [7, c.13]. Таким образом, первопричиной исследователь считает именно «внешние расширения» человека, под которыми автор подразумевает любое серьезное техническое открытие, так или иначе повлиявшее на жизнь общества. Так, особое значение МакЛюен придает изобретению Гуттенберга, давшему стимул дальнейшему развитию книгопечатания. «Конвейерное» производство книг, предмета, долгое время считавшегося роскошью, доступной лишь единицам, исследователь считает причиной рационализации европейского сознания, формирования линейности восприятия. Именно книгопечатание, по мнению философа, породило человека письменной культуры и индивидуалиста, психология которого совершенно отличается от человека устной (племенной) культуры. Объясняется это тем, что «Гутенбергов факт единообразных, непрерывных и до бесконечности повторяемых единиц способствовал рождению связанного с ним понятия исчисления бесконечно малых величин, благодаря которому стал возможен перевод любого пространства, пусть даже самого хитрого, в прямое, плоское, единообразное и «рациональное» [7, c.22].

В еще одном своем аксиоматическом тезисе, МакЛюен утверждает, что «средство коммуникации есть само сообщение». Данное высказывание тесно связано с изложенными мною выше цитатами автора — действительно, при передаче информации важно не только содержание сообщения, но и сам способ передачи, варьирующийся в зависимости от используемой технологии. Так, философ в своем труде доказывает, что одна и та же информация воспринимается совершенно по-разному в зависимости от способа ее передачи, кроме того, определяющим фактором является и исторически сложившийся вид культуры реципиента. Точной классификации Маршалл Маклюен в книге «Понимание медиа» не дает, но в его работе упоминается два понятия, относящихся к культуре восприятия информации — культура письменная (западная, индивидуалистическая, рациональная) и культура устная (племенная, коллективистская, эмоциональная). Примечательно, что русских МакЛюен относит к культуре устной, так же как и немцев, утверждая, что в годы фашистского режима радио, где эфир разрывали вечные эмоциональные выступления Адольфа Гитлера, по силе сплачивающего воздействия напоминало племенной барабан.

Интересно также высказывание канадского философа о составной части массовой культуры — массовом искусстве, феномен которого к тому времени уже окончательно оформился в современном обществе. Впервые в сторону данного явления звучит оправдательная речь: «Массовое же искусство — это клоун, напоминающий нам о всей полноте жизни и обо всех способностях, упущенных нами в нашей повседневной рутине» [7, c.46]. Действительно, в противовес элитарному искусству и академической культуре, стремящихся к постоянному поиску новых форм, вырождающемуся в самые причудливые и загадочные явления, продукты массовой культуры всегда остаются максимально простыми для понимания широкими массами. Но, легко сделать вывод, что созданная как для развлечения, так и для постоянной спекуляции вечными человеческими ценностями и истинами, о которых в повседневной суете люди обычно забывают, массовая культура легко становится сосудом, в котором вместе с простыми общечеловеческими идеями легко размешать так же определенные политические и потребительские установки. Они будут легко восприняты и усвоены за счет общей эмоциональной и развлекательной подачи вместе с непреложными истинами.

Стоит особенно отметить то, как относится МакЛюен к вопросу об управлении новостями. В своей книге он приводит критический отзыв 1963 года одного из американских журналистов о том, что президент Кеннеди «нагло, цинично, исподтишка управляет новостями», коме того, журналист добавляет к этому, что ответственность за это ложится на сам современный печатный процесс. На это философ отвечает, что «именно мгновенные последствия электрического перемещения информации делают необходимым внедрение в размещение новостей и управление ими осознанной художественной цели» [7, c. 56]. Тем самым, Маклюен фактически дает научно обоснованное разрешение на использовании конкретной манипулятивной технологии, объясняя свой вывод тем, что при такой высокой скорости распространения информация может вызвать отрицательные социально-политические последствия. Нельзя однозначно утверждать, что тезис философа нелогичен или несет в себе долю цинизма — как и любая технология, управление новостями может рассматриваться с разных позиций, в зависимости от того, какие цели преследует тот, кто ею пользуется. Для моей работы важно то, что уже в шестидесятых годах прошлого века данная проблема стояла на повестке дня, и взгляды общественных деятелей на нее были самые различные.

Продолжая тему рассмотрения МакЛюеном явлений, связанных с деятельностью СМИ, стоит обратиться к его утверждению о непосредственно создании новостей. Так, он считает, что пресса сама по себе есть «воздействие и фикция», но представляющая собой определенный срез общества, во всем его многообразии мнений, событий и феноменов. Тем самым, создание новости, а не изложение уже случившихся фактов, не является чем-то предосудительным, так как все равно даже искусственно созданная новость будет отражать одну из граней общественной жизни хотя бы потому, что ее «создатели» имеют багаж знаний и впечатлений, привнесенных из социума. Этот тезис очень важен, так как несет в себе философское обоснование «общества спектакля» и постмодернистского мозаичного бытия.

Предыдущий тезис плавно переходит в следующее утверждение философа: «в то время как назначение прессы состоит в очищении сообщества посредством предания всего огласке, в электронном мире сплошной паутины событий большинство дел должно, тем не менее, оставаться засекреченным. Магической гибкостью контролируемой утечки информации высшая секретность переводится в публичное участие и ответственность» [7, c. 94].

Ранее я упоминала о том, что автор в «Понимание медиа» не дает четкой классификации культур, детерминирующим свойством которых является способ получения и передачи информации. Но, данная информация подробно излагалась им более ранней книге «Галактика Гуттенберга». В ней он пишет о том, что существуют три вида культуры и три этапа развития цивилизации: первобытная дописьменная культура с устными формами связи и передачи информации, основанная на принципах коллективного образа жизни, восприятия и понимания окружающего мира; письменно-печатная культура («галактика Гутенберга»), эпоха дидактизма и национализма, заменившая естественность и коллективизм индивидуализмом, а так же современный этап «глобальной деревни», возрождающий естественное многомерное восприятие мира и коллективность, но на основе преобладания радиотелевизионных и сетевых средств массовой коммуникации. В окончании работы «Понимание медиа» Маршалл Маклюен подводит итог и утверждает, что одним из причин наступления эпохи «постгуттенберга» является автоматизация процессов, позволяющих увеличить скорость распространения информации, и, таким образом, расширить, по выражению самого философа, нервную систему человека до масштабов всего общества. Такое неотрайбализованное состояние он и называет «глобальной деревней». Важно привести здесь его цитату на эту тему: «Автоматизация несет нам настоящее „массовое производство“ — массовое не с точки зрения размера, а в плане мгновенного инклюзивного охвата. Таков же характер „средств массовой информации“. Они являются массовыми не из-за размера их аудиторий, а в силу того факта, что в одно и то же время каждый становится в них вовлеченным».

В данной главе, посвященной философским аспектам теоретических работ, посвященных массовому обществу и массовой культуре, я сознательно обошла известное положение Маршала МакЛюена о том, что все средства коммуникации делятся на «горячие» и «холодные» по способу восприятия передаваемой ими информации. Данная тема будет подробно освещена мною в следующей главе рассматривающей социально-психологические аспекты, а сейчас я бы хотела суммировать вышеизложенные утверждения в несколько тезисов:

1. С развитием технологий меняется человеческой мировосприятие, и особенно это заметно при изменении коммуникационной технологии.

2. Одна и та же информация воспринимается по-разному в зависимости от вида средства коммуникации.

3. Массовое искусство призвано напоминать о простых истинах, которые в ежедневной рутине оказываются забытыми, но так же является действенным способом для внедрения идей.

4. Управление новостями — научно утвержденный и одобренный процесс влияния на общественное сознание, как и контролируемая утечка информации.

5. Создание новостей помимо тех, что происходят без вмешательства ньюсмейкеров, является явным признаком наступления постмодернистской эпохи и важным элементом «общества спектакля».

Таким образом, подводя совокупный итог всего вышеизложенного, можно сделать вывод о том, что феномены массового общества и массовой культуры с философских позиций трактовались по-разному, в зависимости от философских концепций, в которых работали те или иные исследователи. Но для данной работы необходимо отметить несколько основных свойств данных феноменов, которые в дальнейшем объяснят суть манипулятивного потенциала массовой культуры. Во-первых, это тенденция к узкой специализации в науке, которая формирует ученых, неспособных к системному мышлению, следовательно, подверженных манипуляциям в тех сферах науки, в которых они мало осведомлены. Являясь авторитетами для остальных членов общества, люди науки могут передавать идеи, которые были внедрены в их сознание с помощью манипуляций (по Гассету). Во-вторых, коммерческий характер массового искусства позволяет транслировать ценности, стереотипы и модели поведения, внедрение которых в массовое сознание выгодно для сохраненения власти тех или иных элит, имеющих доступ к технологическим средствам, создающим продукты этой массовой культуры.

Немаловажным является тезис Хейзинги об иррациональности массового общества, приводящей к тому, что умами масс могут завладеть совершенно нелогичные идеологические компоненты. За счет иррациональности мышления снижен порог критического восприятия, и в таких условиях манипуляция сознанием оказывается более легкой процедурой.

Стоит отметить еще одно утверждение, высказанное МакЛюеном — если восприятие различной информации варьируется в зависимости от средства коммуникации, следовательно, основой для манипуляции может являться использование разных средств коммуникации для разных целей.

Глава 2. Социально-психологический аспект массовой культуры

медиа общество культура пуэрилизм Данная глава является наиболее важной для понимания того, какие именно изменения произошли в массовом сознании людей с развитием массового общества и массовой культуры, каким изменениям подверглись способы восприятия информации, и к каким возможностям для манипуляции эти изменения открыли путь для утверждения.

Для начала, наиболее общие положения по этому вопросу я рассмотрю с позиций Ортега-и-Гассета. По его мнению, развитие технических средств для передачи информации привело к колоссальному расширению масштаба восприятия индивида всего мирового процесса в целом. Говоря о том, что «мир неожиданно вырос», испанский философ фактически предрекает идеи Маршалла МакЛюена о «глобальной деревне». С психологической точки зрения, такое расширения восприятия привело к укреплению у массового человека, ежедневно включающего радио для того, чтобы узнать, что происходит на другом конце страны или света, чувства собственного всемогущества. С одной стороны, осознание эпохой такого сильного «исторического подъема», по словам самого Ортега-и-Гассета, и приводящее к небывалой уверенности в собственных силах, является положительным явлением — но, в совокупности с остальными факторами, приводит к отрицательным последствиям. «В массу вдохнули силу и спесь современного прогресса, но забыли о духе» [1, c. 50]. Философ говорит о том, что по сути дела, современность воспитывает технически обученного дикаря, в духовном плане гораздо более бедного, чем свои предшественники. По его мнению, избыток возможностей, несомненно, обернется «тоскливым бесплодием», и приведет самому настоящему упадку, к «вертикальному вторжению варваров».

Так, в своей книге Ортега-и-Гассет вводит нас в анатомию массового человека. Главное его свойство — это необузданность и неблагодарность избалованного ребенка. Проводя исторические параллели, философ утверждает, что для «плебея» всех времен сама жизнь была равнозначна постоянному гнету и стеснению. Современность порывает с такими условиями — «тот мир, что окружает нового человека с колыбели, не только не понуждает его к самообузданию, не только не ставит перед ним никаких запретов и ограничений, но, напротив, непрестанно бередит его аппетиты, которые в принципе могут расти бесконечно» [1, c. 55]. Таким образ, исследователь утверждает, что в совокупности с неспособностью современного человека воспринимать авторитеты, уровень жизни делает его эгоцентричным, подобно невоспитанному и избалованному ребенку.

Еще один важный тезис, характеризующий психологию массового человека, раскрывает взгляды философа на «жизнь высокую и низменную». Так, самообуздание, рвение и стремление целенаправленно приложить свои усилия для изменения окружающей действительности, отличают личность благородную, которую Ортега-и-Гассет противопоставляет массовому человеку, который и без того ощущает себя совершенным и не стремится перерасти собственное существо. Ощущение собственной правоты, завершенности и уверенности, дает ему право на все иметь свое мнение, и агрессивно навязывать его всем остальным. Имея подобную психологическую установку, массовый человек выбирает единственный способ утверждения своего мнения — метод «прямого действия». «Все человеческие связи подчинились этому новому порядку, упразднившему „непрямые“ формы сосуществования. В человеческом общении упраздняется воспитанность. Словесность как „прямое действие“ обращается в ругань. Сексуальные отношения утрачивают свою многогранность» [1, c. 70].

О социально-психологической тенденции, упрочившейся с начала ХХ века, философ говорит как о «веке самодовольных недорослей», выставляя современного человека баловнем эпохи, подобно наследственному аристократу, которому достались все блага, кроме способности управлять собой и своими желаниями. Но, тем не менее, квинтэссенцию его мнений о психологическом устройстве массового человека в контексте с социокультурной ситуацией можно выразить в следующей его цитате: «шквал повального фиглярства катится по европейской земле. Любая позиция утверждается из позерства и внутренне лжива… Живут в шутку, и тем, шуточней, чем трагичней надетая маска… Массовый человек боится встать на твердый скальный грунт предназначения… Никогда еще не носилось по ветру столько жизней, невесомых и беспочвенных, так легко увлекаемых любым, самым жалким течением. Поистине, эпоха «увлечений» и «течений» [1, c. 96]. Это высказывание можно считать пророческим по отношению к грядущей эпохе постмодернизма. В дальнейшем, рассматривая позиции культуролога Йохана Хейзинги о таком массовом психологическом явлении, как пуэрилизм, мы найдем в них подтверждения приведенным словам испанского философа.

Итак, прежде всего, рассматривая позиции Хейзинги о современной культуре и ее влиянии на общество, стоит привести его слова о том, что в распространении игрового чувства на все сферы общественной жизни, присутствует чисто внешний фактор, в основе своей независимый от «духа культуры». Техника, публичность информации, пропаганда во всем подталкивают к конкуренции и дают все возможности для реализации этого конкурентно-игрового чувства. «Коммерческое соревнование не принадлежит к области изначальных древних, священных игр. Оно появляется, когда торговля начинает создавать зоны активности, внутри которых одни стараются одержать верх над другими и вывести их из игры» [6, c. 145]. До сравнительно поздних времен, торговая конкуренция оставалась на достаточно примитивном уровне. По мнению исследователя, именно внедрение современных средств сообщения, коммерческой рекламы и статистики делает ее более интенсивной. Таким образом, исключительно спортивное понятие «рекорд» завоевывает себе место и в деловой жизни.

Внедрение этого понятия стало еще одним фактором для укрепления такое социально-психологической тенденции, как пуэрилизм. Говоря о пуэрилизме, Хейзинга обозначает те сферы деятельности, в которых человек, будучи членом того или иного организованного коллектива, ведет себя словно по мерке отроческого или юношеского возраста. Это касается большей частью навыков, вызванных или поддерживаемых техникой современной коммуникации. Сюда попадает, например, легко удовлетворяемая, но никогда не насыщаемая потребность в развлечениях, жажда сенсаций, тяга к массовым зрелищам. На несколько более глубоком уровне, по мнению исследователя, к ним примыкают: «бодрый дух клубов и разного рода объединений с их обширным арсеналом броских знаков отличия, церемониальных жестов, лозунгов и паролей (кличей, возгласов, приветствий), маршированием, ходьбой строем и т. п.» [6, c. 167]. Как пример свойств, психологически укорененных еще глубже, чем вышеназванные, и также лучше всего подпадающих под понятие пуэрилизма, Хейзинга называет недостаток чувства юмора, вспыльчивая реакция на то или иное слово, далеко заходящая подозрительность и нетерпимость к тем, кто не входит в данную группу, резкие крайности в хвале и хуле, подверженность любой иллюзии, если она льстит себялюбию или групповому сознанию. «Многие из этих пуэрильных черт более чем достаточно представлены в ранних культурных эпохах, но никогда с такой массовостью и жестокостью, с какими они распространяются в общественной жизни нашего времени» [6, c. 168]. К числу факторов, являющиеся причинами распространения пуэрилизма, голландский исследователь относит приобщение к духовным контактам широких полуграмотных масс, ослабление моральных стандартов и чрезмерная самостоятельность, которую технический прогресс предоставил обществу. Состояние духа, свойственное подростку, не обузданное воспитанием, привычными формами и традицией, пытается получить перевес в каждой сфере общественной жизни и весьма в этом преуспевает. «Целые области формирования общественного мнения пребывают в подчинении темпераменту подрастающих юнцов и мудрости, не выходящей за рамки молодежного клуба» [6, c. 168]. Это высказывание особенно важно для моей работы, так как, по сути, в нем Хейзинга обращает внимание на то, что возрастающая роль пропагандистской машины совмещается с преобладанием в ней пуэрилистических свойств. В качестве иллюстрации к этому тезису исследователь приводит сводки из советских газет, где публикуются сообщения из различных концов страны о количестве собранного урожая, при этом каждый колхоз пытается соревноваться в этом с остальными.

Завершает свою работу «Человек играющий» Йохан Хейзинга повторением утверждения о том, что истинная культура невозможна без самовоспитания и самообуздания. Возрастающая склонность к пуэрилизму во всех сферах жизни открывает огромные возможности для манипулирования сознанием. Основываясь на изложенном мною материале из работы Хейзинги, можно выстроить следующую цепочку умозаключений: пуэрилистическая тенденция рождает конкуренцию во всех сферах общественной жизни; не обладая при этом склонностью к самоограничению и самообузданию, массовый человек готов с полной ребяческой серьезностью, не стремясь одуматься и проанализировать ситуацию, принять любой вызов, который бросит ему пропагандистская машина; средства массовой пропаганды заставляют разные социальные группы (вплоть до масштабов целых наций) конкурировать друг с другом, обеспечивая при этом достижение чужих целей. Непосредственно к этому относится такая манипулятивная техника, как внедрение в общественное сознание образа врага, против которого стоит всем вместе бороться. Сейчас, открыв любой учебник по психологии или педагогике, можно легко прочесть о том, что провоцирование конкуренции оказывает стимулирующий эффект для работы большинства коллективов.

Рассмотрение с точки зрения социально-психологического аспекта работы Маршалла МакЛюена «Понимание медиа» правомерно будет начать с его концепции и «горячих» и «холодных» средствах коммуникации, так как она в его труде является ключевой. Для начала, обозначим примерную классификацию данных средств. Так, радио, кинематограф и книга являются горячими средствами, а телефон, телевидение и газеты — холодными. Есть основной принцип, по которому они различаются. Горячее средство — это такое средство, которое расширяет одно-единственное чувство до степени «высокой определенности». Высокая определенность — это состояние наполненности данными. Фотография, с визуальной точки зрения, обладает «высокой определенностью». Комикс же — «низкой определенностью», просто потому что он дает очень мало визуальной информации. Речь является холодным средством с низкой определенностью, поскольку слушателю передается очень мало, и очень многое ему приходится додумывать самому. С другой стороны, горячие средства коммуникации оставляют аудитории мало простора для заполнения или довершения. Горячие средства характеризуются, стало быть, низкой степенью участия аудитории, а холодные — высокой степенью ее участия, или достраивания ею недостающего. А потому естественно, что горячее средство коммуникации, например радио, оказывает на пользователя совершенно иное воздействие, нежели холодное средство, например телефон.

Так, глубинным вовлечением больших масс людей с помощью радио МакЛюен объясняет пропагандистский успех выступлений Гитлера. Комментирует это он следующим образом: «Они в трансе танцевали под племенной барабан радио, расширивший вовне их центральную нервную систему и создавший тем самым для каждого глубинное вовлечение» [7, c. 48]. Способность радио глубоко вовлекать людей, по мнению исследователя, проявляется в использовании его молодыми людьми во время работы по дому и многими другими людьми, носящими с собой транзисторные приемники, чтобы создать для себя приватный мир в гуще толпы.