Любовная лирика Марины Цветаевой и Анны Ахматовой

Дихотомия «любовь — разлука» в поэтическом сознании Марины Цветаевой

Стремление к эстетической независимости — общая тенденция в лирике «Серебряного века». Характерными для эпохи фигурами были поэты «вне направлений», стоявшие в стороне от литературной полемики между группировками или обеспечившие себе большую степень свободы внутри близких им поэтических течений и школ (М.А.Кузмин, М. А. Волошин, М.И.Цветаева). Широта эстетической платформы позволяла им смелее экспериментировать, используя все богатство художественных ресурсов отечественного и европейского модернизма.

Своеобразным синтезом многих важнейших тенденций русского модернизма и стала поэзия Марины Ивановны Цветаевой. Хотя хронологически самые совершенные создания Цветаевой были созданы за пределами «Серебряного века», ее поэзия по духу и по форме — одно из высших достижений этой эпохи.

Поэтический стиль Цветаевой сформировался под влиянием богатейшей культуры последнего постсимволистского десятилетия «Серебряного века». Вступив в литературу в период кризиса символизма, Цветаева заняла позицию вне литературных школ и группировок. Противостояние большинству, вызов общему мнению и любым условностям — определяющие принципы ее жизненного и творческого послания.

Унаследовав на раннем этапе творческого пути достижения символистской поэтики, лирика Цветаевой в зрелый период творчества оказалась близка поэтической практике футуризма. Два самых близких ей по духу русских поэта — Маяковский и Пастернак. Некоторые исследователи, в том числе А. В. Леденев, считают Цветаеву «самым ярким представителем русского поэтического авангарда 1920;х — 1930;х годов» [22, с. 459].

Творчество Цветаевой претерпело на протяжении тридцати лет ее активной поэтической работы сложную эволюцию. Однако неизменным качеством ее поэзии оставался универсализм — переплавка личного, интимного опыта в общечеловеческий. Уникальность цветаевского лиризма заключается в единстве мощной эмоциональности и острой логики, «поэзии сердца» с «поэзией мысли», конкретности образного высказывания с его обобщенностью.

Формальные особенности цветаевской лирики связаны с беспрецедентной свободой обращения с языком: углублением в звуковой и морфологический состав слова, использованием окказиональных лексических значений, обновлением поэтического синтаксиса.

Зачастую она использует прием парономазии, сталкивая вместе семантически разнородные, но сходно звучащие слова, выявляя в них прежде неосознаваемые смежные значения и тем самым резко обновляя их восприятие.

Она отходит от речевой нормы и в использовании некоторых грамматических конструкций. Например, деепричастный оборот может употребляться в ее стихах самостоятельно, без указания на субъект и без глагола, к которому этот деепричастный оборот относится:

С такою силой в подбородок руку Вцепив, что судорогой вьется рот, С такою силою поняв разлуку, Что, кажется, и смерть не разведет, ;

Так знаменосец покидает знамя, Так на помосте матерям: «Пора!».

Так в ночь глядит — последними глазами ;

Наложница последнего царя.

(«С такою силой в подбородок руку…»).

Роль адресата в лирике Цветаевой намного значительнее, чем у ее предшественников и современников. Именно наличие адресата мотивирует цветаевскую манеру активного внушения и убеждения. Отсюда столь частые в ее поэзии обращения, вопросы, побудительные предложения, риторические восклицания. Последние являются одними из самых характерных «цветаевских» средств эмоционального воздействия.

Поэзия Цветаевой — это поэзия экстремальных нравственных ситуаций и максимального самоуглубления. О. А. Скрипова отмечала, что «качества максимализма и предельности в равной мере характеризуют и тематический строй цветаевской лирики, и ее формальную организацию. Поэтому поэтика Цветаевой в самом общем виде определяется исследователями ее творчества как поэтика предельности и семантической компрессии» [37, с.2].

Мотив разлуки очень типичен для любовной лирики Марины Цветаевой, учитывая ее склонность к любовным увлечениям и сильным переживаниям.

И что тому костер остылый, Кому разлука — ремесло!

Одной волною накатило, Другой волною унесло.

(«И что тому костер остылый…»).

Мотив разлуки с вероломным любовником раскрывается в контексте женской несчастной доли:

«Вчера еще в глаза глядел, А нынче — всe косится в сторону!

И слезы ей — вода, и кровь ;

Вода, — в крови, в слезах умылася!

Не мать, а мачеха — Любовь:

Не ждите ни суда, ни милости.

Увозят милых корабли, Уводит их дорога белая…

И стон стоит вдоль всей земли:

«Мой милый, что тебе я сделала?».

(«Вчера еще в глаза глядел»).

Разлука с возлюбленным измеряется годами, которые оставляют отпечаток внутреннего горя во внешности героини:

Не похорошела за годы разлуки!

Разочаровался? Скажи без боязни!

То — выкорчеванный от дружб и приязней Дух. — В путаницу якорей и надежд Прозрения непоправимая брешь!

(«Не похорошела за годы разлуки»).

Окончательная разлука у Цветаевой связана с полным отторжением объекта былого увлечения:

Широкое ложе для всех моих рек ;

Чужой человек.

Простор-человек, Ниотколь-человек, Сквозь-пол — человек, Прошел-человек.

(«Широкое ложе для всех моих рек»).

Чувство неотвратимости любовной разлуки и ее предугадывание также свойственно для цветаевской любовной лирики. Оно связано с фатальным ощущением скоротечности и конечности любовного чувства, которое преследует героиню:

В ворко-клекочущий зоркий круг Голуби встреч и орлы разлук.

Ветвь или меч Примешь из рук?

В щебете встреч ;

Дребезг разлук, А сугробы подаются, Скоро расставаться.

В две руки беру — за обе:

Ну — не оторвуся?

Не гляди, что слезы льются:

Вода — может статься!

Раз сугробы подаются ;

Пора расставаться!

(«Сугробы»).

Когда расставание уже произошло и любовный пыл угас, чувство переживаемой разлуки переносится в область внутреннего спокойного созерцания:

Забвенья милое искусство Душой усвоено уже.

Какое-то большое чувство Сегодня таяло в душе.

(«Сегодня таяло, сегодня…»).

Для личности Цветаевой в целом, а значит и для ее лирики, в частности, характерно столкновение всевозможных противоречий. Разлука с возлюбленным может быть «благословенной» и «сладостной»:

Вечерние поля в росе, Над ними — вороны…

— Благословляю Вас на все Четыре стороны!

(«Хочу у зеркала, где муть…»).

Само переживание разлуки и невозможность соединения с предметом обожания воспринимается Цветаевой со свойственной ей экспрессией как самодостаточное и «сладостное» чувство, самостоятельное любовное переживание, даже в том случае, если оно имело место только в ее воображении:

Никто ничего не отнял!

Мне сладостно, что мы врозь.

Целую Вас — через сотни Разъединяющих верст…

Нежней и бесповоротней Никто не глядел Вам вслед…

Целую Вас — через сотни Разъединяющих лет.

(«Никто ничего не отнял!..»).

В сборнике «Стихи о Москве» Цветаева исследует тему разлуки с собственной с жизнью. Этот мотив может раскрываться через ощущение связи между поколениями:

Будет твой черед:

Тоже — дочери Передашь Москву С нежной горечью.

Мне же вольный сон, колокольный звон, Зори ранние ;

На Ваганькове.

(«Облака — вокруг…»).

Марина Цветаева исследует вопрос бренности земного существования, «примеривает» собственную кончину:

Настанет день — печальный, говорят!..

На ваши поцелуи, о, живые, Я ничего не возражу — впервые.

По улицам оставленной Москвы Поеду — я, и побредете — вы.

И наконец-то будет разрешен Себялюбивый, одинокий сон.

И ничего не надобно отныне Новопреставленной боярыне Марине.

(«Настанет день — печальный, говорят!»).

Для Цветаевской лирики характерен образ бессонницы, которая чаще всего переживается в контексте разлуки с возлюбленным:

Сегодня ночью я одна в ночи;

Бессонная, бездомная черница! ;

Сегодня ночью у меня ключи От всех ворот единственной столицы!

Бессонница меня толкнула в путь.

(«Сегодня ночью я одна в ночи…»).

Бессонница лирической героини включается в концепт бессонницы окружающего мира:

Нынче я гость небесный В стране твоей.

Я видела бессонницу леса И сон полей.

(«Нынче я гость небесный…»).

Чувственное переживание разлуки может трансформироваться в сильный поэтический образ, который приковывает к себе внимание в границах поэтического произведения:

Крик разлук и встреч ;

Ты, окно в ночи!

Может — сотни свеч, Может — три свечи.

Нет и нет уму Моему — покоя.

И в моем дому Завелось такое…

(«Вот опять окно…»).

Переживание бессонной разлуки принимает в лирике Цветаевой облик служения своему возлюбленному:

И не знаешь ты, что зарей в Кремле Легче дышится — чем на всей земле!

И не знаешь ты, что зарей в Кремле Я молюсь тебе — до зари!..

(«У меня в Москвет — купола горят!»).

Тема экзальтированного обожания и «служения» предмету обожания характерна для всего творчества Цветаевой:

Ты проходишь на Запад Солнца, Ты увидишь вечерний свет, Ты проходишь на Запад Солнца, И метель заметает след.

Я на душу твою — не зарюсь!

Нерушима твоя стезя.

И по имени не окликну, И руками не потянусь.

И, под медленным снегом стоя, Опущусь на колени в снег, И во имя твое святое, Поцелую вечерний снег.

(«Ты проходишь на Запад Солнца…»).

Сила любовного служения Цветаевской героини зачастую выражается в полном самоотречении:

Ты этого хотел. — Так. — Аллилуйя.

Я руку, бьющую меня, целую.

(«Ты этого хотел. — Так. — Аллилуйя…»).

У Марины Цветаевой дихотомия понятий «любовь-разлука» пронизывает все творчество и находит свою реализацию с помощью наиболее ярких стилистических и синтаксических средств выразительности. Разлука переживается со свойственным поэту накалом чувств и предельным переживанием эмоций, воспринимается как ситуация, выходящая за рамки обыденности.

В излюбленной манере поэта любовное вероломство может доводиться до противоположности. Цветаевская парономазия в контексте следующего стихотворения превращает вероломство в собственную верность:

Цыганская страсть разлуки!

Чуть встретишь — уж рвешься прочь!

Я лоб уронила в руки И думаю, глядя в ночь:

Никто, в наших письмах роясь, Не понял до глубины, Как мы вероломны, то есть ;

Как сами себе верны.

(«Цыганская страсть разлуки…»).

М. Слоним в рецензии на сборник «Разлука» трактовал мотив цветаевской разлуки следующим образом: «Разлука» отмечает своеобразный момент в творчестве одной из лучших русских поэтесс и является примечательным литературным явлением… Эта маленькая книжка не только «разлука», но и уход, и отказ. Уход от прежней Марины Цветаевой. В этом и есть разлука: разлука с дружбой, с любовью, с самой жизнью ради крещенья Духом Святым, ради «невесомых крыльев за плечами», ради освобождения от пут земных" [50].

Таким образом, для лирики Цветаевой характерны глубокие переживания, связанные с предощущением или непосредственным переживанием любовной разлуки. Это переживание подчас воспринимается поэтом как акт любовного служения. Другим мотивом в творчестве Цветаевой является мотив разлуки с собственной жизнью, переживание и «примеривание» на себя будущей смерти, Что характерно, этот мотив встречается в относительно раннем творчестве поэта.