Моральная паника, связанная с ЛГБТ-сообществом

Возникшая в современной России ситуация вокруг ЛГБТ-сообщества (лесбиянки, геи, бисексуалы и транссексуалы) ситуация характеризуется понятием «моральной паники», то есть страхом, что какое-либо явление подрывает сами моральные основы, на которых зиждется общество. Только угрозой этим основам можно объяснить ту паническую реакцию, которая преобладает сегодня в обществе. Или, еще один термин, — «девиационным преувеличением», то есть раздуванием реальных масштабов какого-либо общественного явления.

Очевидно, что в нашем обществе налицо все признаки моральной паники: озабоченность поведением группы лиц, называемой «гомосексуалистами», демонстрируется на многих уровнях, начиная от коммунально-бытового и заканчивая высокими: выступление политиков, общественных и религиозных деятелей, etc.

«Геев демонизировали и назначили козлами отпущения не только за их собственные грехи, но за все беды и противоречия жизни, от деморализации армии до снижения рождаемости (с тем же основанием его можно приписать увеличению числа монастырей). Главной движущей силой этой кампании стала РПЦ. Ее враждебное отношение к гомосексуальности имеет не только канонические, но и политические мотивы»

В данной работе я постараюсь рассмотреть явление моральной паники, способы ее конструирования и возможные негативные последствия на примере ЛГБТ-сообщества.

1. Понятие моральной паники

Моральная паника (moral panic) — преувеличенная массированным влиянием средств массовой информации общественная реакция на относительно малозначащие действия кого-либо, обладающие характером социальной девиации, или нечто, что само по себе не имеет значительной ценности. Негативное отношение к явлению строится даже, если реципиент никогда напрямую не сталкивался с ним и его последствиями. Например, лишь небольшой процент россиян лично знакомы с представителями ЛГБТ-сообщества или сталкивались их деятельностью, однако при этом они имеют необоснованное негативное представление о них.

Американский социолог Эрих Гуд и израильский исследователь Нахман бен-Иегуда выделяют пять составных элементов моральной паники:

1. Повышенная озабоченность поведением определенной группы;

2. Повышенная враждебность к этой группе;

3. Широко распространенный консенсус, что поведение этой группы несет в себе угрозу всему обществу;

4. Преувеличение числа лиц, демонстрирующих это поведение, и угрозы, заключающейся в нем;

5. Неустойчивость существующей ситуации.

Общества оказываются подвержены моральным паникам в различные периоды. Это происходит тогда, когда «условие, эпизод, лицо или группа лиц определяется теми или иными группами как представляющая угрозу общественным ценностям и интересам; их природа представляется в стилизованном и стереотипизированном виде средствами массовой информации, моральные баррикады занимаются редакторами, священниками, политиками, и другими „праведно мыслящими“, социально аккредитованные эксперты ставят диагнозы и предлагают решение проблемы, появляются пути решения проблемы (как правило, силовые); после чего условие исчезает из поля общественного внимания». При этом, либо исчезает само условие, либо оно институционализируется и занимает устойчивую нишу на арене социальных проблем. Таким образом, моральная паника состоит из двух элементов:

1. Конструирование преувеличенной опасности какого-либо явления.

2. Конструирование этого явления как угрожающего саму моральному порядку общества.

Итак, моральная паника в большинстве случаев не зарождается сама по себе, а конструируется.

2. Способы конструирования моральной паники

В создании моральных паник одну из ключевых ролей занимают масс-медиа. В данной главе будут рассмотрены основные стратегии, используемые для этого.

Дискурсивные стратегии, направленные на конструирование повышенной опасности наркомании:

1. Спираль сигнификации. Это способ сигнификации общественных проблем, направленный на увеличение воспринимаемой угрозы, путем отождествления сигнификатора с социальной проблемой (например, называть гомосексуальность «чумой», «национальной катастрофой»).

2. Конвергенция проблем. Конвергенция проблем происходит, когда в процессе сигнификации два вида активности связываются между собой с целью увеличения эффекта и размера опасности. Например, гомопедофилия (проблема гомосексуальности путем сигнификации связывается с проблемой педофилии), гомосексуальная проституция = гомосексуальнасть+проституция.

3. Автоматическая проблематизация, когда с проблемой связываются другие социальные проблемы. Например, связывание гомосексуальности с демографическим кризисом и СПИДом. Такую проблематизацию можно назвать автоматической, потому что величина и опасность этих проблем-сателлитов автоматически (само собой разумеющимся образом) ставятся в прямую зависимость, и только лишь от нее, от размера проблемы гомосексуальности. Так, например, постулируется, что количество больных СПИДом увеличивается только лишь из-за увеличения количества гомосексуалистов. То, что это происходит главным образом из-за большого количества половых партнеров у оных и пренебрежение средствами защиты, и что можно остановить распространение СПИДа путем организации грамотного построенной кампании по просвещению, как правило, даже не рассматривается.

4. Социальная работа по категоризации. Так, все люди, совершающие половые акты с лицами своего пола, неважно с какой частотой, относятся к одной категории — «гомосексуалисты». «Гомосексуалист» и человек, имевший или эпизодически имеющий любые эротические контакты с лицами своего пола — практически одно и тоже. При этом возможна такая ситуация, когда к «гомосексуалисту» приравнивается человек, не имеющих гомосексуальных контактов, а просто отклоняющийся от привычной гендерной модели поведения. Понятия бисексуал, транссексуал, трасвестит, бигендер, андрогин, etc. сводятся к одному — «гомосексуалист» при игнорировании существующих различий между ними. При этом число гомосексуалистов постоянно растет. «Проявления пропаганды гомосексуальности можно увидеть на каждом шагу, поскольку эти люди стремятся расширить свою сексуальную активность. Им это хочется, понимаете? И они ищут, воспитывать, как бы, пытаются таких же людей»

5. Селективная типизация. Так, например, преступления гомосексуалов, связанных с сексуальным насилием и педофилией подаются как типичные, в то время как большая часть преступлений против сексуальной свободы совершается гетеросексуалами.

Однако социальные агенты, занимающиеся конструированием моральной паники должны не только показать опасность «угрозы», но и постараться мобилизовать общество для борьбы со «злом».

Для этого применяются следующие мобилизационные стратегии:

1. Риторика катастрофы. Риторика катастрофы состоит из метафор и мыслительных практик, призванных вызвать у убеждаемого (риторика всегда предполагает субъекта имеющего возможность выбрать) чувство неминуемой катастрофы. Она также призвана объединить всех агентов, конкурирующих на рынке социальных проблем, под один символический зонт, поскольку все остальные проблемы оказываются логически подчинены главной. Для нее характерны такие выражения как: «сейчас не время для разногласий», «настало время действовать», «нам всем нужно объединиться для борьбы с этим злом» и т. п. Такая риторика призвана мобилизовать и сплотить для борьбы с «пропагандой гомосексуализма» как «широкую общественность», так и агентов из конкурирующих институций, занимающихся решением социальных проблем. Например, в отношении ЛГБТ-сообщества проправительственные партии и СМИ все громче озвучивают тему «европейского заговора», специально рассчитанного на подрыв российской морали и государственности.

2. Прямая мобилизация — призывы создавать комитеты сознательных граждан, обращаться в различные органы власти, сообщать о случаях «гомосексуальной пропаганды», вплоть до открытых призывов к насилию в отношении представителей ЛГБТ-сообщества.

3. Конструирование «врагов народа». Эта стратегия используется для того, чтобы показать, с кем надо бороться. Любая моральная паника сопровождается конструированием «врагов народа» (Стэн Коэн использовал для обозначения этих конструктов термин «народные дьяволы» (folk devils)), т. е. тех, кто персонально ответственен за сложившуюся ситуацию. Гомосексуальность — это сложное явление, обусловленное рядом биологических, социальных и культурных факторов. Путем персонификации зла легче как драматизировать обстановку, так и конкретизировать ее (сделать зло простым и наглядным). Отсюда социальная работа по конструированию образа «гомосексуалиста» — воплощения зла. Это помогает отвлечь внимание от сложных структурных и институциональных аспектов социальной реальности и свести проблему к простому уничтожению, изоляции или переделке личности. Кроме того, на такого «врага народа» можно свалить немалую часть существующих в обществе проблем (например, недобор призыва в армию). Конструирование образа «другого» в случае проблемы гомосексуальности имеет характерные особенности, отличные от тех, что встречаются, например, в этническом дискурсе. В то время как в этническом дискурсе «они» — пришлые, «гости», в проблеме гомосексуальности «они» — это превращенные или совращенные «мы». «Гомосексуалистом» может оказаться любой из «нас» — сосед по лестничной клетке, водитель в автобусе, учитель в школе, даже собственный ребенок. В самых страшных случаях, «им» можешь оказаться ты сам. Происходит нагнетание атмосферы подозрительности и недоверия, которые еще больше снижают критичность мышления у целевой аудитории.

В довершение ко всему полученная картина мира или определение ситуации должна быть легитимирована. Это происходит путем:

1. Апелляции к мнениям экспертов. В случае ситуации с ЛГБТ такими экспертами, как правило, становятся представители религиозных конфессии и политики, которые и свидетельствуют о катастрофичности ситуации и необходимости принятия, как правило, жестких мер. Владение проблемой — это обладание правом называть эту проблему и иметь в состоянии предложить что-то, что может быть сделано по поводу нее. Знание этого что-то — есть мандат профессии на обладание проблемой. Кроме того, экспертом может выступать сам представитель дискриминируемой группы. При этом гомосексуал выступает в роли частичного эксперта — когда он говорит то, что согласуется с тем, что говорится в рамках доминирующих дискурсов, то он подтверждает и легитимирует их, как «человек, знающий все изнутри». Если он говорит что-нибудь, что не согласуется с ним, то его высказывания объявляются мифами или сознательным распространителем выгодных ЛГБТ-движению вымыслов.

2. Устранение конкурентных определений ситуации. Это вторая стратегия по легитимации — это, которые ставят под сомнение навязываемую картину мира.

Как правило, клэймсмэйкеры, т. е. те кто выдвигает требования (claims) в отношении какого-либо условия, в данном случае СМИ, оперируют оборотами «всем известно», «во всех странах» и т. д., т. е. пытаются нейтрализовать дискуссию, показать ясность, непротиворечивость, единственность их решения, монополизировать дискурс, сделать свою точку зрения единственно возможной. Все остальное объявляется мифами, и отбрасывается без рассмотрения. Часто приводится заявления о том, что есть некоторые таинственные силы, пытающиеся проводить либеральные законы. При этом сами эти силы в дискурсе СМИ практически не представлены. Более того, сторонники противоположной точки зрения сами объявляются «гомосексуалистами» и обвиняются в «пропаганде гомосексуализма» — или в сговоре «гомосексуальным лобби». Таким образом, происходит не только монополизация дискурса, но и попытки дискредитировать контр-дискурс. Контр-дискурсом можно назвать дискурс, в рамках которого признается возможность решения и смягчения существующих проблем не только с помощью запретительных мер, а с помощью снижения вреда от явления. Возможно, что одна из причин этого заключается в том, что меры предлагаемые в рамках этого дискурса направлены на снижение отрицательных последствий, но не предлагают главного для тех, кто принимает участие в конструировании моральной паники, — защитить мораль, которая и является главным объектом моральной паники. Как раз традиционная мораль в рамках контр-дискурса терпит поражение.

3. Отрицательные последствия моральной паники

Моральная паника таит в себе немалую опасность, нередко не меньшую, чем-то явление, для борьбы с которым она создавалась, ибо моральная паника — это социальный конструкт, в создании которого участвуют «моральные антрепренеры» всех мастей: и правительство, и СМИ, и различные государственные и негосударственные организации. Вообще, в мире (в том числе и социальном) существует немало ужасных вещей, однако лишь небольшая их часть воспринимается как социальные проблемы, и, наоборот, то, что воспринимается как данная проблема, может не иметь объективного обоснования в реальности. Социальная проблема может появиться и исчезнуть, хотя само явление остается и даже растет. Например, проблема бедности, доминировавшая в США в 30-х годах, практически не фигурировала в качестве социальной проблемы в течение войны и последующего десятилетия, вновь появившись лишь в начале 60-х. Означает ли сие, что все это время, то есть во время войны и сразу после нее, бедности не было? Или другой пример — проблема расовых отношений. В прошлом расовая дискриминация была несомненно выше, чем сейчас, однако в социальную проблему она превратилась лишь в конце 50-х — начале 60-х. Американская моральная паника по поводу наркотиков начала 80-х годов вспыхнула тогда, когда реальное число актуальных потребителей наркотиков шло на спад, и погасла в конце десятилетия, несмотря на то, что потребление наркотиков в обществе нарастало. Таким образом, ясно, что моральная паника представляет собой не отражение некоего объективного условия, а общественно созданное «девиационное преувеличение». Иными словами, решающее значение имеет не объективное существование явления, а процесс придания ему общественной проблематики. В чем же заключаются основные опасности моральной паники?

Истории о «характерном» поведении гомосексуалов способствуют формированию них специфической социальной идентичности, принятию особой роли «гомосексуалиста» и связанных с этой ролью моделей поведения. Когда на человека навешивается «стигма» (этикетка или ярлык) — «алкоголик», «наркоман», «двоечник», — она оказывает воздействие как на его личность, так и на систему взаимных ожиданий между ним и обществом, иными словами, ему приписывается определенная роль — роль девианта, которая во многом и определяет его поведение.

Особенно подвержены такому влиянию подростки в связи с несформированной у них до конца идентичностью, ведь человека можно уничтожить не только физически и юридически, но и морально. Для этого достаточно внушить с детства: мы не запрещаем тебе существовать, но ты должен все время помнить, что ты — извращенец, изгой, неполноценный, так что сиди тихо и ни на что не претендуй. Ребенок, который это усвоит, всю жизнь будет испытывать презрение или ненависть к себе. Человек, у которого убито самоуважение, действительно становится социально и психически неполноценным. Этот феномен в отношении гомосексуальности называется интернализированной гомофобией.

Однако моральная паника может оказать негативное влияние и на людей, далеких от ее проявлений и последствий. Так, например, многие подростки в период формирования идентичности испытывают страх оказаться «не таким как все». Моральная паника, развивающаяся в обществе может многократно усилить этот страх, вызвать сильнейшие негативные эффекты, вплоть до психических заболеваний. Некоторым гетеросексуальным мужчинам эти страхи отравляют всю жизнь, затрудняя эмоциональную близость с друзьями и товарищами.

В социальной психологии высказывается точка зрения, согласно которой моральная паника нередко намеренно инициируется и поощряется правительствами, поскольку порождает у населения ощущение «общей угрозы», тревоги и подавленности и тем самым играет властям на руку — такими людьми легче управлять, манипулировать, поскольку они подавлены, а их инициатива заторможена. Например, отнюдь не случайно, что информационные сообщения слишком перегружены негативными сведениями в то время как о позитивных событиях, которых на самом деле не меньше или даже много больше, упоминается много реже и как бы вскользь. Вообще говоря, СМИ или те лица, под чьим контролем они находятся, очень часто грешат тем, что невольно или преднамеренно искажают масштабы происходящих событий, значимость определённых людей до такой степени, что человек ощущает себя как бы находящимся в комнате с кривыми зеркалами, в некоей виртуальной реальности или в роли оторванного от действительности психиатрического пациента.

В итоге непродуманная, сеющая панику и тенденциозная информация, выдаваемая за реальное положение дел, безусловно, оказывает негативное влияние, воздействуя как на индивида, так и на все общество в целом.

Не думаю, что нужно подробно останавливаться на том, какая враждебность существует сегодня в российском обществе в отношении ЛГБТ-сообщества, однако эта враждебность проявляется не только на бытовом уровне, но и на уровне законодательства.

В России запрет на пропаганду гомосексуализма среди несовершеннолетних действует в Рязанской, Архангельской областях и в Санкт-Петербурге. На федеральном уровне закона, запрещающего пропаганду гомосексуализма нет, но различными законодателями производятся действия по введению такого закона.

Отдельно стоит остановиться на Законе против пропаганды гомосексуализма в Санкт-Петербурге. «Публичные действия, направленные на пропаганду мужеложства, лесбиянства, бисексуализма, трансгендерности среди несовершеннолетних» в законе определяются как «деятельность по целенаправленному и бесконтрольному распространению общедоступным способом информации, способной нанести вред здоровью, нравственному и духовному развитию несовершеннолетних, в том числе сформировать у них искаженное представление о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных брачных отношений».

Отсутствие четкого определения понятия «пропаганда» может использоваться для всяческого рода злоупотреблений, а вводимое законодательно представление о неравноценности традиционных и нетрадиционных брачных отношений может послужить для оправдания насилия в отношении представителей ЛГБТ-сообщества. Кроме того, здесь прослеживается тенденция к связи гомосексуальности и педофилии, которое по принципу «фактора близости» (один из методов воздействия на восприятие) может сформировать одинаковую эмоциональную реакцию на разные явления.

На мой взгляд, очевидно, что подобные законопроекты являются не столько следствием личной позиции депутатов, сколько попыткой выполнить некий социальный заказ.

Стоит задать себе вопрос, который ставили древние римляне: cui bono? Кому это выгодно? Кто объективно заинтересован в моральной панике, чьим интересам служит раздувание массовых истерий? Существует несколько ответов на этот вопрос. Марксистская социология и у нас, и на Западе всегда подчеркивала экономическую и идеологическую заинтересованность правящего класса и «его прислужников» в существовании различных форм отклоняющегося поведения, которое, в свою очередь, рассматривалось как проявление стихийного протеста против класса «эксплуататоров». Как ни странно, подобный редукционистский подход получил распространение и у многих российских социологов либерального направления, отбросивших политическую программу марксизма, но оставшихся верными (намеренно или нет) его философскому основанию (экономический сверхдетерминизм). Нередко приходится слышать, что административные органы не заинтересованы в снижении градуса моральной паники, потому что вместе с этим будут снижены их административные ресурсы, силовые структуры также в этом не заинтересованы, поскольку от этого зависит их финансирование, а религиозным организациям (формально отделенным от государства) необходимо поддерживать число последователей.

Возможно, подобная одномерная модель заинтересованности не передает существа дела. Безусловно, экономические и административно-политические мотивы имеют место и во многом действительно определяют позицию различных социальных групп. Но не только они определяют заинтересованность этих групп в моральных паниках. Речь идет о других мотивах и о другом типе господства — пожалуй, самым важном в современную эпоху — символическом доминировании.

Социальные группы, заинтересованные в моральной панике, не просто стремятся выкачать побольше денег из государства и из карманов платежеспособных пациентов, — они стремятся навязать свое видение социальной реальности, свое определение ситуации. Умышленным разжиганием гомофобии занимаются те же самые люди и организации, которые проповедуют традиционализм, национально-религиозную исключительность и ненависть к демократическим ценностям.

Множество современных битв проходит не на полях сражений и не у фабричных проходных, как это было в прошлом. Они разгораются на страницах научных и популярных изданий, на кафедрах университетов, на парламентских трибунах. Один из основателей чикагской школы социологии Уильям Исаак Томас еще после Первой мировой войны сформулировал свою знаменитую «теорему Томаса»: «…если люди определяют ситуацию как реальную, она реальна в своих последствиях». Отсюда важность тех символических битв, о которых говорилось выше. Символические битвы — это битвы за определения, категоризации, критерии классификации, теоретические модели.

Заключение

В данном реферате было рассмотрено и описано явление моральной паники на примере ЛГБТ-сообщества.

Моральная паника — это преувеличенная массированным влиянием средств массовой информации общественная реакция на относительно малозначащие действия кого-либо, обладающие характером социальной девиации, или нечто, что само по себе не имеет значительной ценности.

Моральная паника формируется с помощью средств масс-медиа путем использования определенных воздейственных стратегий, таких как спираль сигнификации, конвергенция проблем, автоматическая проблематизация, категоризация, селективная типизация, риторика катастрофы, прямая мобилизация, конструирование «врагов народа», апелляции к мнениям экспертов, устранения конкурентных определений ситуации.

Моральная паника имеет множество негативных последствий, затрагивающих не только людей, непосредственно, причастных к объекту паники, но и все общество в целом. Уменьшить негативное влияние моральных паник можно путем повышения критичности к получаемой информации.

моральный гомосексуальность паника педофилия

1. «Дискурс прессы и пресс дискурса: конструирование проблемы наркотиков в Петербургских СМИ», статья с сайта http://www.indepsocres.spb.ru/

2. Жмуров В. А. Большая энциклопедия по психиатрии, 2-е изд., 2012 г.

3. Кон И. С. «Гомофобия как лакмусовая бумажка российской демократии», статья с сайта http://www.pseudology.org/

4. Коэн С. «„Народные дьяволы“ и моральная паника», 1972 г.

5. Материалы с сайта http://ru.wikipedia.org/, статьи «Законопроекты по запрету пропаганды гомосексуализма в России», «Закон против пропаганды гомосексуализма в Санкт-Петербурге»

6. Материалы сайта http://lgbt-grani.livejournal.com

7. Мейлахс П. «Четвертая мировая война или очередная моральная паника?», статья с сайта http://magazines.russ.ru