Субъективность и полярность участников речевого акта

Субъективность — фундаментальное свойство языка, вытекающее из функций языка по отношению к мышлению, сущность которого, по В. Гумбольдту, состоит в различении и противопоставлении мыслящего субъекта и объектов мысли (В. Гумбольдт, 1984, с. 301). Она пронизывает весь язык, «ибо только язык, — как отмечает Э. Бенвенист, — придает ре-альность, свою реальность, которая есть свойство быть, — понятию «Ego» — «моё я» (Э. Бенвенист, 1974, с. 293). В более узком смысле субъективность — это «способность говорящего представлять себя в качестве субъекта», или: «Тот есть «ego», кто говорит «ego» (там же).

При любом — феноменологическом, психологическом или языковом — подходе субъективность сопряжена с языковым статусом лица: «слова я и тыуказывают на исполнителя роли в разыгрываемой речевой драме, на исполнителей ролей речевого действия. Греки нашли для этого прекрасное слово prosopon „лицо, действующее лицо“, и римляне под словом persona „действующее лицо, персонаж“ подразумевали также не что иное, как роль в речевом акте» (К. Бюлер, 1993, с. 104 — 105). Субъект я конституирует внешнее лицо ты, которое становится своеобразным alter ego, способным в процессе коммуникации, в ходе речевого акта говорить «ты», обращаясь к субъекту я: «Поскольку человек есть животное общественное — и в этом специфика его характера, — постольку другой ему нужен не для защиты, оказания помощи, воспроизведения, сохранения жизненных привычек (как некоторым видам животных), а потому, что он возвышается до осознания Я, а Я без ТЫ представляется его рассудку и чувству бессмыслицей, то в его индивидуальности (в его Я) одновременно освобождается индивидуальность его общества (его ТЫ)» (В. Гумбольдт, 1985, с. 283). Участники коммуникативного и речевого акта таким образом поляризуются, и такая полярность «представляет собой особый тип противопоставления, не имеющий аналога нигде вне языка» (Э. Бенвенист, 1974, с. 294). Механизм полярности таков, что оба термина, обозначающие участников общения, не являются ни равнозначными, ни симметричными, но взаимообратимыми, взаимодополнительными, в основе чего лежит единство индивида и общества: «в создании речевой ситуации не только отправитель как деятель процесса говорения, отправитель как субъект речевого акта. но и получатель как тот, к кому обращаются, получатель какадресат речевого акта имеют свои собственные позиции. Они являются не просто частью того, что может быть предметом сообщения, но партнерами по общению» (К. Бюлер, 1993, с. 36).

Рассуждая об истоках языка и его устройстве, Г. Гийом утверждает, что основанием является не «маленькое противостояние Человек/Человек, но великое противостояние Универсум/Человек» (Г. Гийом, 1992, с.161), что вполне согласуется с пониманием языка как посредника между миром и человеком, по В. Гумбольдту. Фактически оба «противостояния» находятся в неразрывной связи, более того отношение Универсум/Человек как бы поглощает отношение Человек/Человек. Одним из доказательств тому служит рассмотрение взаимодействия «1-го лица (кто говорит)» и «2-го лица (с кем говорят)» в рамках отношения Человек/Человек, но «имплицитное присутствие 3-го лица (о ком говорят)», которое «принадлежит отношению Универсум/Человек», заключающему в себе «все содержание языка» (там же, с. 162), т. е. 1-ое и 2-ое лицо сопряжены с имплицитным 3-им лицом, включены в него особым образом в процессе общения, т. е. включены в мир, в действительность.

В актах речи реализуется пропозициональная функция, когда «субстанции (индивиды), скрывающиеся под ориентирами „я“ и „ты“, постоянно меняются (не в том смысле, что изменяется субстанция каждого, а в том, что одна субстанция занимает место другой), в то время как сами ориентиры образуют чисто реляционный каркас, постоянный и неизменный» (Ю.С. Степанов, 1985, с. 234).

Бинарность и асимметрия коммуникативного акта, речевого акта и перформативного высказывания обусловлены тем, что хотя я всегда доминирует, всегда трансцендентально в отношении к ты, тем не менее ни один из терминов не мыслим друг без друга. Их оппозиция не одномерна: ты — внешний термин в отношении я, но я и ты взаимообратимы. За счет этого линейность высказывания, последовательность развертывания речевого акта нарушается, развертывается же многомерность, объемность, порождающая новые смыслы и противопоставления, обратимые впоследствии в новую линейность и последовательность. Все это естественные информационные процессы: «Если хранение информации наиболее надежно обеспечивается симметрическими структурами, то генерирование связано с механизмами асимметрии. Обнаружение в семиотическом объекте (в языке, в высказывании. — Е.К.) асимметричной бинарности всегда заставляет предполагать какую-либо форму интеллектуальной деятельности» (Ю.М. Лотман, 1996, с. 103).

Между говорящим субъектом я и адресатом ты неизбежно чередование понимания и непонимания, что «является необходимым условием коммуникации» (там же), поскольку всякая симметрия в лице абсолютно понимающего собеседника, как и в феномене абсолютно понятного текста, создавала бы механическую копию «моего я», и тогда коммуникация утрачивала бы свою цель и становилась бесполезной.

В свою очередь, принцип бинарности предполагает множественность, поскольку каждое из высказываний, произведенных или даже воспроизведенных, но всегда в изменившихся условиях, подвергается новому бинарному членению — «от я» и «от ты». В этом и проявляется неповторимость и особенность положения человека в языке: бинарность сменяется многомерностью, симметрия — асимметрией, и наоборот.

Уникальность местоимений я и ты объясняется референтной соотнесенностью я с индивидуальным актом речи, в котором я обозначает говорящего субъекта и конструирует слушающего ты: «Нет понятия „я“ объемлющего все я, произносимые в каждый момент всеми говорящими» (Э. Бенвенист, 1974, с. 295). Тем не менее, в речевом акте я имеет сложную организацию: это и субъект высказывания, и говорящий субъект, и конкретное лицо, которое говорит сейчас и здесь.

Будучи ярким выражением субъективности в языке, все личные местоимения зависят от я в данном акте речи, а субъективность одновременно подчиняет в нем и временные отношения: референтно лишь соотношение с настоящим моментом, «совпадение во времени описываемого события с актом речи, который его описывает» (там же, с. 296), т. е. настоящее — это «время, когда мы говорим», потому-то оно аутореферентно. Я, локализуясь во времени, неизбежно локализуется и в пространстве, выстраивая следующие ряды субъективности:

• (1) я — здесь — сейчас// ego — hic — nunc
• (2) ты — около тебя — теперь// tu — istic — tunc
• (3) он — там — тогда// ille — illic — tum.

Первый ряд отражает интенсиональный мир говорящего, представляя собой своеобразную метафору, позволяющую вычленить и другие миры: «между реальным миром, удаленным от говорящего, миром „он — там — тогда“ (например, на корабле, находящемся в плавании далеко от нас) и миром лишь мыслимым, „интенсиональным“, нет непроходимой границы (выделено нами. — Е.К.); дело, скорее, в ступенях отдаления» (Ю.С. Степанов, 1985, с. 230).

Итак, сфера говорящего субъекта я имеет сложную организацию и является доминантой речевого акта, проектируя речевой акт в целом и конструируя сферу адресата ты — другого лица, в частности. Если сфера говорящего субъекта я в пределах диктума высказывания эксплицирует и конкретное лицо я, и трансцендентальное я в отношении ты, тем самым конструирует ты как свою интегральную составляющую и как интегральную часть речевого акта и перформативного высказывания, то сфера адресата ты, создавая свой мир, свое положение дел, вовлекает я в совместную деятельность, более полно обеспечивая взаимодействие я с другими мирами: «ты — около тебя — теперь» и «он — там — тогда». Таким образом, я и ты утрачивают бинарность и симметричность, но сохраняют свою противоположность как необходимые участники речевого акта и создают реляционный каркас коммуникации вообще, обеспечивая условия для получения новой информации и нового знания.