Московская архитектура и живопись

РЕФЕРАТ.

" МОСКОВСКАЯ АРХИТЕКТУРА И ЖИВОПИСЬ XV-XVI ВВ." .

Вступление.

На первое место в содружестве искусств во второй половине XV—XVI вв. выдвигается архитектура. Именно она обладала наибольшими возможностями для творческой реализации главных идей времени.

При Иване III происходит, по существу, полная перестройка Кремля. В 60-х годах трудившуюся здесь артель каменщиков возглавил выдающийся русский зодчий В. Д. Ермолин. Те кремлевские стены и башни, которые с переделками дожили до наших дней, воздвигнуты в основном итальянскими архитекторами во главе с Антоном Фрязином, Марко Фрязином, Пьетро Антонио Солари и Алевизом Фрязином Старым. Работы начались в 1485 г. и были закончены только в 1516 г. Иноземные мастера сумели создать фортификационный комплекс в духе национальных традиций русского оборонного зодчества, придерживаясь плана старой крепости Дмитрия Донского, тонко прочувствовав значение башенных силуэтов в общем художественном звучании всего кремлевского ансамбля.

Итальянские зодчие приняли самое активное участие в реконструкции Кремля. Впервые со времен Андрея Боголюбского Русь так широко распахнула двери для западных мастеров, и это было актом большого историко-культурного значения, обогатившим русское искусство передовыми творческими и техническими идеями.

Перестройка Кремля. Успенский собор.

Пожалуй, наиболее крупной фигурой в колоритной группе итальянских архитекторов, работавших в это время в Кремле, был болонец Аристотель Фиораванти. Ему было поручено самое ответственное задание — возведение кафедрального Успенского собора, важнейшего здания Кремля и центра его архитектурной композиции. Для решения этой задачи Фиораванти пришлось посетить Владимир, Успенский собор которого должен был послужить образцом при строительстве.

Ориентация на владимиро-суздальское наследие была вообще характерна для московского искусства XV—XVI вв. Она проявилась и в творчестве Рублева, и в раннемосковском зодчестве.

Построенный Фиораванти в 1475—1479 гг. белокаменный собор действительно во многом напоминал владимирскую святыню. Он сохранил вытянутый план его основного объема, величавое пятиглавие, аркатурно-колончатый пояс, перспективные порталы. Вместе с тем Фиораванти создал храм, в котором традиции влади-миро-суздальского и раннемосковского зодчества были переработаны и переосмыслены с позиций строительного опыта и творческих достижений итальянского Возрождения.

В московском Успенском соборе торжествуют рационализм и геометрическая правильность форм. Строгость и четкость пропорций выдерживаются здесь во всем, от соотношения основных архитектурных объемов до размеров белокаменных квадр (в кладке применялся также кирпич). Здесь нет живописной разномасштабности прясел владимирской церкви. Ширина их везде одинакова, соответственно одинаковой стала и высота закомар, над которыми вознеслось могучее пятиглавие. Торжественное спокойствие каменных масс оттенено мерным ритмом строгих вертикалей лопаток, узостью ниш верхнего яруса окон, не дробящих монолитности белокаменных плоскостей, наконец, характером решения восточной части храма. Из апсид лишь широкая средняя несколько выдвинута вперед. Благодаря этому каждый из фасадов приобретает особую законченность и самостоятельность.

Необычайной цельностью отличается интерьер собора, прекрасно освещенный через окна пяти барабанов и стен. Отсутствие хор, изящество высоких столбов-колонн — все это позволяло окинуть внутреннее пространство собора одним взглядом, сообщало ему почти светский, зальный характер. В летописи находим восторженные строки, написанные человеком с зорким взглядом знатока: «Бысть же та церковь чюдна велми величством, и высотою, и светлостию, и звоностию, и пространством, такова же прежде того не бывала на Руси, опроче Владимирскиа церкви».

Успенский собор надолго стал архитектурным образцом, на который ориентировались зодчие многих русских городов. В какой-то мере храм Фиораванти оказал влияние и на другого итальянского зодчего — Алевиза Нового, который в 1505—1509 гг. перестроил кремлевский Архангельский собор. Вместе с тем сооружение Алевиза очень оригинально. Весьма внушительное по размерам здание (шестистолпное, с притвором), к тому же служившее усыпальницей великих князей, отличается светским изяществом и нарядностью. Алевиз пышно декорировал фасады, использовав для этого мотивы ренессансной ордерной архитектуры Венеции. Сложный карниз разделил здание на два этажа. Сочный антаблемент «отсек» от стен и полукруглые закомары, великолепно декорированные венецианскими раковинами.

Между Успенским и Архангельским соборами в 1505—1508 гг. вырос столп храма-колокольни, созданной Боном Фрязином, — знаменитый Иван Великий, получивший свой окончательный вид в 1600 г., когда был значительно надстроен его верх. В основе композиции Ивана Великого лежит идея плавного нарастания постепенно суживающихся восьмериков с пролетами для колоколов.

Ряд кремлевских сооружений был возведен русскими мастерами самостоятельно. К ним относятся построенные псковскими зодчими необыкновенно изящная миниатюрная церковь Ризположения (1484−1485) и Благовещенский собор «на сенях» великокняжеского дворца (1484−1489). Последний возведен на подклете более древнего здания. Первоначально Благовещенский собор представлял собой небольшой, изысканных пропорций трехглавый храм с открытыми галереями на подклетах (за исключением южной, в которой был устроен придел Василия Великого). В его архитектуре своеобразно сочетались псковские, владимиро-суздальские и раннемосковские черты. Свой нынешний вид собор приобрел при Иване Грозном, когда все галереи были перекрыты и над ними устроено еще три придела.

От самого каменного великокняжеского дворца, строительство которого было закончено в начале XVI в., до нашего времени дошла лишь одна из его составных частей — величественная Грановитая палата (получила свое название от облицовки главного фасада граненым камнем), сооруженная в 1487—1491 гг. Марко Фрязином и Пьетро Антонио Солари. Ее второй этаж, по композиции представляющий почти квадратный, очень просторный зал, крестовые своды которого опираются на стоящий в центре столп (первоначально украшенный белокаменной резьбой), предназначался для различных дворцовых церемоний. Вместе с так называемой палатой (или дворцом) царевича Дмитрия в Угличе (1482), входившей в состав дворцового комплекса князя Андрея Васильевича Большого, Грановитая палата является уникальным образцом русской гражданской архитектуры XV в.

Грановитая палата построена по широко распространившемуся со второй половины XV в. типу трапезных монастырских палат. К числу наиболее известных сооружений такого рода принадлежала созданная в 1469 г. В. Д. Ермолиным трапезная палата Троице-Сергиева монастыря, послужившая в известной мере образцом для позднейших монастырских трапезных. Сохранилась трапезная Спасо-Андроникова монастыря в Москве (1504−1506) — квадратная в плане, двухэтажная, с крестовыми сводами и опорным столпом в середине.

Изобразительное искусство Москвы второй половины XV — начала XVI в. Дионисий.

В изобразительном искусстве Руси второй половины XV в. ведущую роль играло «рублевское» направление. Наиболее выдающимся представителем последнего был Дионисий (род. в 30−40_х годах XV в., ум. ок. 1508) — крупнейший после Андрея Рублева древнерусский живописец.

Дионисий был мирянином, видимо, знатного происхождения. В синодике Кирилло-Белозерского монастыря перечень «рода Дионисия-иконника» включает несколько князей, а также ордынского царевича Петра. В семье Дионисия, как и в семьях ряда других художников его времени, иконописание стало наследственной профессией. Вместе с Дионисием в выполнении многочисленных княжеских, митрополичьих, монастырских заказов принимали участие его сыновья Владимир и Феодосии.

Важнейшим среди сохранившихся творений Дионисия является цикл росписей Рождественского собора Ферапонтова монастыря (1502), работа над которым была завершена, видимо, в необычайно короткий срок — за один месяц и два дня. Ферапонтовские фрески, дошедшие до нашего времени почти полностью и никогда не записывавшиеся, представляют ансамбль удивительной красоты. Именно колористическая гармония прежде всего очаровывала современников Дионисия в его произведениях. Краски Дионисия прозрачностью и нежностью полутонов напоминают акварели. Подобно рублевским, они обладают большой светоносностью. В палитре Дионисия очень редко тот или иной цвет дается во всю силу тона, становясь как бы колористическим ядром композиции, что характерно для Рублева. Дионисий предпочитает гармонизировать легкие и радостные бирюзовые и светло-зеленые, сиреневые и светло-коричневые, нежнейшие розовые и палевые цвета, незаметно переходящие в сияющий белый и соседствующие иногда с густыми пурпурно-вишневыми и темно-коричневыми. Объединенные яркой синевой лазурного фона, они создают аккорд, обладающий исключительной декоративной выразительностью.

Ферапонтовская роспись очень оригинальна по своему композиционно-иконографическому замыслу. В храме, посвященном прославлению Богоматери, отсутствуют некоторые канонические для восточнохристианских стенописей циклы, например праздничный, в том числе и сцены из жизни Марии («Рождество» вынесено на западный фасад церкви). Богородичная тема осталась при этом центральной темой росписи, «подчиняющей» себе остальные сюжеты. Но ее ядром стал «Акафист» — цикл торжественных и в то же время лирических песнопений в честь Богоматери, прославляющих ее в полных высокой поэзии символических образах. «Жанр» торжественно-прекрасного, «украшенного» лирического песнопения был наиболее созвучен творческой индивидуальности Дионисия. К тому же мастер получил относительную свободу композиционно-иконографических характеристик. Например, иллюстрируя седьмую песнь акафиста, Дионисий не стал изображать здесь традиционное «Рождество Христово». Он написал более оригинальную композицию, согретую искренним чувством. На светозарном фоне нежно-голубоватых горок с как бы тающей белизной лещадок резко очерченным темно-вишневым пятном выделяется покрывало Марии. Голова Богоматери изящно наклонена. Линия силуэта ритмически связана с силуэтом горок. Богоматерь рукой указывает на лежащего в яслях Христа. В характеристиках Марии и младенца сконцентрирован внутренний смысл композиции.

Большая светоносность фрески связана, очевидно, с особенностями ее идейного истолкования. Светом насыщены не только горки. Светла и «черная» пещера, на фоне которой изображена Богоматерь, светятся ясли, в которых лежит завернутый в бледно-голубые пелены младенец. Свет излучается Христом и пронизывает собой все окружающее. Дионисий вслед за Рублевым размышляет над религиозно-мировоззренческими проблемами, пытается осмыслить назначение человека, его путь к совершенству. Нестандартность решения и исключительная красота колорита являются главными достоинствами фрески, прекрасно выражающими талант Дионисия.

По своим взглядам Дионисий был близок к Иосифу Волоцкому, с которым поддерживал тесные отношения. Это проявлялось в любви к искусству торжественно-праздничному, нарядно-декоративному, соответствующему пышной церемониальности церковного обряда, в многолюдности дионисиевых композиций. Но проникновенным лиризмом своего творчества, душевным благородством своих героев Дионисий близок к оппоненту Иосифа в идеологической борьбе — «премудрому старцу» Нилу Сорскому, учившему, что совершенного человека бог «ангелом равна показает». Для Дионисия характерна преувеличенная удлиненность пропорций персонажей, замедленность и мягкость их движений. Художник изображает одухотворенную, «очищенную» человеческую плоть.

Прекрасными образцами творчества Дионисия-иконописца являются «Богоматерь Одигитрия» (Одигитрия (греч. путеводительница) — один из основных иконографических типов Богоматери с младенцем, отличающийся торжественностью поз и в этом отношении резко не схожий с типом умиления. Богоматерь и младенец Иисус часто изображаются в фас; младенец — с благословляющей рукой) из местного ряда ферапонтовского иконостаса, восхищающая тонкой прелестью лика, и «Распятие» из иконостаса собора Павлово-Обнорского монастыря. Иконографическая схема последнего восходит к иконе Троицкого иконостаса. Очень красивая по колориту, икона Дионисия покоряет совершенством композиции и пластичностью рисунка. В мягко изогнутом теле Христа, в плавно повисших тонких руках не выражено страдание. Оно «снято» философским пафосом иконы. Группа женщин с вытянувшимся в центре темным силуэтом Марии — это стройный «хор», ритмическая организованность которого и звучность цветовой характеристики оставляют сильное впечатление.

Будучи последователем Рублева, Дионисий вместе с тем, как выдающийся и самобытный мастер, нашел свой собственный путь и свое место в древнерусском искусстве. Ему не свойственна присущая Рублеву четкая ритмическая организация живописной поверхности, придававшая какую-то особую, упругую, внутреннюю динамику персонажам гениального художника. Отсутствует у него и то внимательное отношение к человеческому лицу, та любовь к его изображению, которые так характерны для Рублева. Персонажи Дионисия как бы менее зависимы от особенностей композиционной плоскости, в лицах есть элемент стандартизации. Некоторые приемы Дионисия роднят, его с живописцами «моравской» (сербо-македонской) школы. Влияние творчества Дионисия на древнерусское искусство было огромным и прослеживается до середины следующего столетия как в монументальной и станковой живописи, так и в миниатюре и прикладном искусстве.

Близок к Дионисию мастер великолепной иконы «Апокалипсис» (конец XV в.) из Успенского собора Московского Кремля.

Книжная миниатюра и скульптура.

Во второй половине XV в. произошли существенные изменения в области книжного дела и книжной миниатюры, связанные с вытеснением пергамента бумагой. Последнее отразилось на технике, а также колорите миниатюр. К художникам дионисиевского направления принадлежали иллюстраторы «Книги пророков» (1489). «Евангелие» 1507 г., украшенное сыном Дионисия — Феодосией, отличается утонченной нарядностью колорита и изяществом рисунка. Несколько сот миниатюр Радзивилловской летописи конца XV в., скопированные с древнего оригинала, отражают разнообразные стороны русской жизни, политическую и идейную борьбу.

В древнерусской скульптуре этого времени сосуществуют два направления — традиционное, ориентирующееся на плоский, низкий рельеф, и новое, тяготеющее к объемной и пластической трактовке фигур. К памятникам второго направления относится конная скульптура Георгия (мастерская В.Д. Ермолина), украшавшая Спасские ворота Московского Кремля.

Искусство московского государства в XVI веке.

В первые десятилетия XVI в., при Василии III, в основном завершается объединение русских земель. В правление Ивана IV Русское государство ведет активную внешнюю политику на востоке и западе, решая поставленные перед ним ходом исторического развития национальные задачи. В социально-экономической, политической и идеологической сферах жизни общества резко усиливается роль дворянства, мироощущение которого отразилось в культуре и искусстве этого времени. Важные реформы, осуществленные в начале царствования Грозного, крупные внешнеполитические успехи самым благоприятным образом сказались на духовной атмосфере и творческом потенциале эпохи. Однако во второй половине столетия перенапряжение сил страны, истощение ее экономических и людских ресурсов в процессе длительной Ливонской войны и опричного террора породили иные общественные настроения. В произведениях публицистов и художников отчетливо зазвучали трагические ноты.

Искусство XVI в. все теснее связывает свои судьбы с интересами государства. Над личностью мастера-творца, над самим художественным творчеством все сильнее довлеет «злоба дня». В царствование Ивана Грозного государство переходит к осуществлению непосредственного контроля над развитием искусства. Стоглавый собор 1551 г. регламентирует не только взаимоотношения мастера-живописца и ученика, но также художественный процесс и его результаты, канонизируя освященные веками и авторитетами иконографические схемы, призывая копировать старые «греческие письма» и композиции Андрея Рублева. Подобные меры в целом наносили большой вред изобразительному искусству, выхолащивали его живую душу, поощряли ремесленничество, бездумное механическое повторение прославленных «образцов». Но они обусловливались логикой общественного развития.

В XVI в. интенсивно идет процесс интеграции Москвой областных художественных школ, особенно заметный в живописи. Он был естественной реакцией в искусстве на усиление социальных и культурных связей между отдельными княжествами и политическое объединение страны. В ходе этого процесса и благодаря ему самые отдаленные русские земли могли воспринять и использовать высшие достижения столичного искусства, и в какой-нибудь глухой северной веси появлялась из-под кисти патриархального сельского мастера икона, написанная по композиции Андрея Рублева, а искусство самой Москвы обогащалось творческим опытом Новгорода, Пскова, Твери и других высокоразвитых русских центров.

Архитектура XVI в..

В конце XV — начале XVI в. начинает распространяться новый тип храма, как полагают, отразивший прежде всего вкусы и потребности посада. Это сравнительно небольшая по размерам церковь с достаточно вместительным интерьером. Последнего можно было достичь, убрав одну или обе пары опорных столбов и переосмыслив конструкцию сводов, тяжесть которых должны были выдержать стены. Так появились сомкнутые, как бы рассеченные «траншеями» своды, которые называют крещатыми. Для внешнего вида церквей подобного рода (например, церкви Трифона в Напрудном в Москве) характерны трехлопастные, венчавшие фасады арки, которые отражали конструкцию сводов.

Шатровое зодчество.

Величайшим завоеванием архитектурной мысли XVI в., одним из высших достижений всего древнерусского зодчества являются шатровые храмы — столпообразные сооружения с невиданной ранее в каменной архитектуре конструкцией верха: «на деревянное дело». Шатры были издревле хорошо известны в русской деревянной архитектуре, как церковной, так и светской. Но говоря о становлении каменного шатрового зодчества, следует учитывать и возможное влияние бурно развивавшейся в XVI в. крепостной архитектуры, и наметившуюся еще в домонгольский период в древнерусском культовом зодчестве тенденцию к динамической конструкции верха, и возведение столпообразных церквей «иже под колоколы». Возникновение шатровых храмов было органичным результатом развития русского каменного зодчества.

Выдающийся памятник шатровой архитектуры — церковь Вознесения в Коломенском (1530−1532) — построен Василием III в честь рождения долгожданного наследника, будущего грозного царя всея Руси. Стремительная упругая вертикаль храма вознеслась на высоком холме в живописной долине Москвы-реки, подобно церкви Покрова на Нерли, став неотъемлемой частью среднерусского пейзажа. Основной объем коломенской церкви представляет собой высокий, квадратный в плане четверик, которому выступающие со всех сторон притворы (уровень их стен соответствует уровню стен четверика) придают затейливую и сложную, необыкновенно оригинальную крещатую форму. Углы обработаны резко выступающими мощными пилястрами с ордерными капителями. На них опирается тройной, постепенно «отступающий» к центру ярус килевидных декоративных кокошников. Последние, не отделенные от стен карнизами, являются их логическим завершением и одновременно незаметно «переводят» усложненный четверик основного столпа в вырастающий над ним восьмигранник. Восьмерик строго центрирован и опирается на внутренние стены столпа, сообщая храму исключительную цельность и отражая ясность мышления зодчего. Единство архитектурного замысла обеспечило коломенской церкви характер естественно развивающегося «живого» организма, настолько закономерно и непринужденно каменные массы «перетекают» из одной формы в другую. Сначала взгляд сосредоточивается на эффектном ритме граней столпа, вертикальная устремленность которых как бы заставляет пружинить кокошники и упругим усилием «вытолкнуть» вверх восьмерик, а динамическая инерция находит разрядку в легком и стройном шатре, увенчанном маленькой главкой, «рождает» его. Стройность сооружения усиливается его четкой центричностью (апсиды здесь отсутствуют). Лишь пристроенное несколько позднее живописное «гульбище» чуть сдвинуло акценты, расставленные первоначально безвестным зодчим. Вертикальная ориентированность внутреннего пространства, спланированного в отчетливой форме креста, достигалась за счет значительной высоты восьмерика.

В архитектуре церкви Вознесения в Коломенском — лучшем произведении русского шатрового зодчества — с наибольшей силой отразилось национальное начало в русской архитектуре, те представления о прекрасном, которые были свойственны сознанию современников этого шедевра. Более того, шатровые храмы, подобные коломенскому, продолжали вдохновлять русских зодчих и столетие спустя.

Также очень оригинальная по своей архитектурной конструкции церковь была построена в 1553—1554 гг. Иваном Грозным в селе Дьякове близ Коломенского. Композиция дьяковской церкви состоит из пяти близко сдвинутых восьмигранных столпов. Средний — массивный и величественный, завершенный мощным барабаном, декорированным полуцилиндрами, — господствует над сравнительно небольшими боковыми, соединенными папертями. Проработка архитектурных деталей царственно пышна. Церковь Иоанна Предтечи в Дьякове является одним из предшественников великого творения русских зодчих XVI в. — храма Покрова на Рву, известного больше как храм Василия Блаженного (1554−1561).

Строители Покровского собора — русские мастера Барма и Постник Яковлев (существует предположение, что это одно лицо — Иван Яковлевич Барма) возвели его в память о выдающемся событии русской истории, происшедшем в 1552 г., — взятии Казани. Есть сведения, что царь приказал мастерам поставить «заветных восемь престолов». Но «мастеры же божьим промыслом основаша девять престолов, не якоже повелено им, но яко по бозе разум даровася им в размерении основания». Конструктивно-художественная идея, увлекшая зодчих, оказалась сильнее царского указа.

Центром архитектурного ансамбля стала увенчанная высоким шатром церковь Покрова Богородицы (в день этого праздника готовился решительный штурм Казани, увенчавшийся полной победой). Восемь столпообразных храмов разной высоты (в посвящении которых также отразилась казанская эпопея) окружили ее со всех сторон, образовав знакомую уже нам крестообразную композицию. Различная высота столпов сообщила всему облику собора черты естественного динамизма и праздничной нарядности. Размещение приделов в целом было основано на принципе вращающихся прямоугольников или восьмиконечной звезды. Восьмерик — основной мотив архитектурной композиции собора Василия Блаженного.

Огромное внимание зодчие уделили декоративному убранству здания, «раскрашенного» первоначально в два цвета — красного кирпича и белого камня, из которых оно построено. Ярусы полукруглых и килевидных кокошников, вторящие аркадам гульбищ, сменяются фронтончиками и «стрелами», как бы помогающими движению вверх центрального шатра. Великое творение Бармы и Постника ярко индивидуально, неповторимо. Нет двух точек обзора, с которых оно смотрелось бы одинаково. Все время меняется его «лик», ритм его ярусных башен. Время многое изменило в облике храма. В конце XVI в. появились очень нарядные луковичные главы. В 70-х годах XVII в. были перекрыты галереи, а весь собор снаружи покрыла яркая, праздничная, многоцветная раскраска, отразившая новые эстетические представления и вкусы XVII столетия. В этой звонкой полихромии несколько растворилась выразительность архитектурной композиции Бармы и Постника, но само сооружение не утратило величественности в новых роскошных «одеждах». Вздымая свой фантастический силуэт над Красной площадью Москвы, вторя ритму башен и глав Кремля, собор Василия Блаженного стал неотъемлемой частью архитектурной панорамы столицы Руси, памятником гения русского народа.

Крепостная архитектура.

В конце XV—XVI вв. в процессе объединения страны, длительных и кровопролитных войн большое значение приобрело крепостное строительство, ставшее одной из важнейших забот государственной власти. Существенно меняется в это время архитектурный облик городских укреплений. Если в эпоху господства холодного оружия внешний вид древнерусского города-крепости характеризовался живописной асимметрией как в композиции, целиком зависевшей от особенностей местности, так и в распределении башен по стенам, то теперь, в эпоху развития «огненного боя», в крепостном строительстве проводятся новые идеи. Башни городских укреплений, ставших более высокими и мощными, располагаются относительно равномерно по периметру стен, и это резко влияет на всю архитектурную панораму города. В планировке начинает осуществляться принцип «регулярности», геометрической правильности фортификационного сооружения, имевшего форму квадрата, треугольника, трапеции.

К числу первых русских крепостей, построенных по этому принципу, принадлежат Иван-город (1492−1496), Тульский (1514−1521) и Зарайский (1531) кремли. Многое изменилось во внешнем облике башен и стен, ставших более мощными. Их толщу прорезали бойницы для «верхнего» и «подошвенного боя». Башни были рассчитаны на установку артиллерии. Наибольшее внимание уделялось воротным и угловым башням, игравшим особую роль как в системе обороны, так и в формировании архитектурной панорамы города.

Крепостное зодчество оказало большое влияние на развитие приемов градостроительства. Город начинался с крепости. От ее центра к воротам и башням веером растягивались улицы, соединенные сетью переулков. Под стенами крепости вырастали слободы, городской торг, формировался многолюдный посад, который в это время также стали обносить стенами (обычно деревянным «острогом»). Московский посад — Китай-город — в 1535—1538 гг. был окружен каменным кольцом укреплений, которые воздвиг Петрок Малый.

К концу XVI в. в связи с ростом Москвы как столицы и необходимостью усиления ее обороны начинается сооружение третьего крепостного пояса — Белого города ' под руководством Федора Коня, выдающегося мастера оборонного зодчества. Венцом русского градостроительства XVI в. явилось сооружение им смоленских укреплений. На время «смоленского дела» было запрещено всякое каменное строительство в других местах.

Большое значение для развития градостроительного искусства имело монастырское зодчество этого времени. Монастыри продолжали оставаться важными оборонительными узлами. Поэтому их крепостной архитектуре уделяли не меньшее внимание, чем культовой. Великолепные фортификационные ансамбли были созданы в московских Новодевичьем и Симоновом монастырях, а также в Троице-Сергиевом, Пафнутьево-Боровском, Кирилло-Белозерском и ряде других монастырей.

В культовой архитектуре второй половины XVI в. проявилась консервативная тенденция к созданию громадных, массивных соборов, спокойные линии которых как бы зримо отражали величие укреплявшегося самодержавия. В это же время возникает тип двухстолпного храма. При Борисе Годунове в зодчестве ясно сказывается тяга к изяществу, к повышенной декоративности. В целом зодчество XVI столетия по своим масштабам и разнообразию, по оригинальности архитектурного творчества и высоте его достижений принадлежит к самым ярким эпохам в истории русской архитектуры.

Живопись XVI века.

На протяжении XVI в. в древнерусской живописи происходят весьма важные изменения. Существенно расширяется ее тематика. Гораздо чаще, чем раньше, художники обращаются к сюжетам и образам Ветхого завета, к назидательным повествованиям притч и, что особенно важно, к легендарно-историческому жанру. Никогда ранее историческая тема не занимала так много места в монументальной живописи и иконописи, в миниатюрах и прикладном искусстве. В связи с этим в художественное творчество все более проникают жанровость, интерес к быту, все чаще в композициях появляются русские «реалии», русская архитектура сменяет условную «эллинистическую». В то же время в живописи XVI в. ощутимо тяготение к отвлеченному «мудрствованию», к истолкованию в зрительных образах богословских догматов. Одновременно усиливается контроль церкви над работой художников с целью воспрепятствовать свободному «самомышле-нию». В XVI в. распространяются «иконописные подлинники», лицевые и толковые, в которых регламентировалась иконография изображения основных сюжетных композиций, а также отдельных персонажей.

Монументальная живопись XVI в. известна нам прежде всего по столичным памятникам. В 1508 г. сын Дионисия Феодосии расписал Благовещенский собор в Кремле (фрески были переписаны в 1566 г.). В стенописи возвеличивался московский великокняжеский род как преемник власти киевских и владимирских князей и императоров Византии. В живописи соборных галерей (1520−1563), видимо, впервые на Руси появились изображения «эллинских мудрецов» — Аристотеля, Анаксагора, Пто-ломея, Зенона, Фукидида, Плутарха, Гомера, Вергилия, — что нельзя не поставить в связь с длительным пребыванием в Москве деятелей ренессансной культуры. Около 1530 г. или в середине столетия был расписан Смоленский собор Новодевичьего монастыря. Художники стремились прославить военное могущество Москвы, ее роль как центра собирания русских земель и нового вселенского центра православия — «третьего Рима».

Среди фресковых циклов XVI в. особое место принадлежало утраченной ныне росписи Золотой палаты царского дворца (1547−1552), реставрированной в XVII в. Как здание светского назначения она была украшена «бытийским письмом». По описанию Симона Ушакова, на стенах и сводах Золотой палаты можно было видеть изображения событий и героев библейской истории, средневековой космогонии, олицетворения природных явлений и времен года, аллегории «Целомудрия», «Правды», «Безумия» и т. д., портреты русских князей и легендарно-исторические циклы, посвященные князьям Владимиру Святославичу и Владимиру Мономаху. Роспись прославляла молодого царя Ивана IV, его военные успехи, сопоставимые с подвигами библейских героев, и отражала основные политические концепции московской публицистики этого периода. Сходные по идейному замыслу циклы содержались и в переписанных позднее фресках Архангельского собора, где было изображено «родословие» московских князей. В стенописи Успенского собора в Свияжске (1561) в алтарной фреске «Великий вход» — торжественной композиции, живописующей церковный литургический обряд и заменившей традиционную «Евхаристию», — среди участников действа художник изобразил и царя Ивана. Заметное место в свияжских росписях занимали также ветхозаветные и апокрифические сюжеты, «Апокалипсис». О том, какое громадное значение придавало правительство Грозного возвеличению средствами искусства своих политических идей, свидетельствует икона-картина «Благословенно воинство небесного царя» («Церковь воинствующая»), происходящая из Успенского собора в Москве. Призванная, как и храм Василия Блаженного, увековечить «казанскую победу», она мало напоминает традиционный моленный образ. На очень вытянутом по ширине композиционном поле представлено многочисленное войско, тремя дорогами, в конном и пешем строю, удаляющееся от объятого пламенем города. Воинский поток, предводительствуемый архистратигом Михаилом, устремляется к «граду» на другом краю композиции, откуда благословляют шествующих венцами Богоматерь с младенцем Христом. Здесь отражено торжественное возвращение в Москву русского войска из покоренной Казани, переданное как апофеоз «воинства небесного царя», движущегося из разгромленного «града нечестивых» к «горнему Иерусалиму». В композиции принято обратное обычному направление движения — справа палево, что делает его более медленным и торжественным, а легкие ангелы в ярких одеждах, с венцами в руках, взлетающие навстречу воинам, помогают добиться в изображении динамического равновесия. Впереди среднего полка, с алым стягом, или в центре его, в царском наряде, с крестом в руках, едет сам Иван Грозный. В рядах святого войска прославленные русские князья и полководцы — предки юного царя, «вселенские» святые воины и русские ратники, сложившие головы под Казанью и уподобившиеся древним мученикам. У ног всадников струится река. Рядом изображен иссякший источник. Он символизирует падший «второй Рим» — Византию. Полноводный источник — «третий Рим» — Москва.

В 1547 г. псковские мастера Останя, Яков, Михаил, Якушка и Семен Высокий Глаголь написали для Благовещенского собора икону, которая наряду с росписями Золотой палаты и другими произведениями вызвала бурные протесты дьяка Ивана Висковатого, усмотревшего здесь сомнительные новшества. Икона эта, называемая «Четырехчастной», содержит очень сложные для расшифровки богословско-догматические сюжеты. Композиционное поле иконы превратилось в пестрый ковер, раздробленный множеством традиционных и новых иконографических сюжетов и образов, каждый из которых требовал не столько художественного сопереживания, сколько схоластических размышлений над смыслом того или иного символа или аллегории. Как ни «вопил» и ни «возмущал» народ Висковатый, новый способ художественного мышления, новая тематика и иконография в иконописи были приняты церковью и государственной властью.

Важные изменения произошли в XVI в. и во внешнем облике икон. Их чуть ли не обязательной принадлежностью является серебряный басменный или чеканный оклад. Образ человека в иконописи XVI в. становится более приземленным, лишается той высокой духовности, того внутреннего благородства, которыми наделяли его мастера XV столетия.

В 60−70-х годах XVI в. возникает многотомный «Лицевой летописный свод», большая часть иллюстраций которого посвящена русской истории и насыщена характерными русскими «реалиями». Большими художественными достоинствами отличаются многочисленные миниатюры «Жития Сергия Радонежского».

Растущая потребность в книгах вызвала в середине XVI в. появление в Москве и книгопечатания. Это было событием огромного культурно-исторического значения. Дьякон одной из кремлевских церквей Иван Федоров выпустил 1 апреля 1564 г. книгу «Апостол», затем «Часослов». Издание книг типографским путем дало сильный толчок развитию книжного искусства. Уже первые печатные книги на Руси украшались гравюрами.

В орнаментике XVI в. Сосуществуют е несколько стилей — нововизантийский и балканский, старопечатный. Большое место принадлежит «травному» орнаменту, восточным и ренессансным мотивам. Именно в орнаментальном искусстве наиболее э полно и ярко проявилось творчество народных мастеров. Их фантазия, которую продолжали питать полуязыческие образы и представления, порой совершенно преображала заимствованные мотивы.

Прикладное искусство также находилось на весьма высоком уровне. Велико —; лепной пластикой отличаются рельефы, а «царского места» Ивана Грозного в Успенском соборе, иллюстрирующие легенду о о происхождении «шапки Мономаха». Прекрасные, высокохудожественные произведения шитья были созданы в мастерских Евфросиньи Старицкой.