Творчество Агнии Барто

1. Барто Агния Львовна

поэтесса барто стихотворение дошкольник Поэтесса.

Родилась 4 февраля (17 н.с.) в Москве в семье ветеринарного врача. Получила хорошее домашнее воспитание, которым руководил отец. Училась в гимназии, где и начала писать стихи. Одновременно занималась в хореографическом училище, куда на выпускные зачеты приехал А. Луначарский и, прослушав стихи Барто, посоветовал ей продолжать писать.

В 1925 были опубликованы книжки стихов для детей — «Китайчонок Ван Ли», «Мишка-воришка». Беседа с Маяковским о том, как нужна детям принципиально новая поэзия, какую роль она может сыграть в воспитании будущего гражданина, окончательно определила выбор тематики поэзии Барто. Она регулярно выпускала сборники стихов: «Братишки» (1928), «Мальчик наоборот» (1934), «Игрушки», (1936), «Снегирь» (1939).

В 1940 — 1950 вышли новые сборники: «Первоклассница», «Звенигород», «Веселые стихи», «Стихи детям». В эти же годы работала над сценариями детских кинофильмов «Подкидыш», «Слон и веревочка», «Алеша Птицын вырабатывает характер» .

В 1958 написала большой цикл сатирических стихов для детей «Лешенька, Лешенька», «Дедушкина внучка» и др.

В 1969 вышла документальная книга «Найти человека», в 1976 —- книга «Записки детского поэта» .

Умерла А. Барто в 1981 в Москве.

" Идет бычок, качается, вздыхает на ходу…" — имя автора этих строк знакомо всем. Одна из самых известных детских поэтесс — Агния Барто — стала любимым автором для многих поколений детей. Но мало кто знает подробности ее биографии. Например, о том, что она пережила личную трагедию, но не отчаялась. Или о том, как она помогла встретиться тысячам людей, потерявших друг друга во время войны.

Февраль 1906 года. В Москве прошли масленичные балы и начался Великий пост. Российская империя находилась в преддверии перемен: создании первой Государственной думы, проведении аграрной реформы Столыпина; в обществе еще не угасли надежды на решение «еврейского вопроса». В семье ветеринарного врача Льва Николаевича Волова тоже ожидались перемены: рождение дочери. Лев Николаевич имел все основания надеяться, что его дочь будет жить уже в другой, новой России. Эти надежды сбылись, но не так, как можно было представить. До революции оставалось чуть больше десяти лет.

Вспоминать свое детство Агния Барто не любила. Домашнее начальное образование, французский язык, парадные обеды с ананасом на десерт — все эти приметы буржуазного быта не украшали биографию советского писателя. Поэтому о тех годах Агния Львовна оставила самые скупые воспоминания: няня из деревни, страх грозы, звуки шарманки под окном. Семья Воловых вела типичную для интеллигентов того времени жизнь: умеренная оппозиция к властям и вполне обеспеченный дом. Оппозиция выражалась в том, что Лев Николаевич чрезвычайно любил писателя Толстого и по его детским книжкам учил дочь читать. Хозяйством ведала его жена Мария Ильинична, женщина немного капризная и ленивая. Судя по отрывочным воспоминаниям, Агния всегда больше любила отца. О матери она писала: «Помню, моя мать, если ей предстояло заняться чем-то для нее неинтересным, часто повторяла: „Ну, это я сделаю послезавтра“. Ей казалось, что послезавтра — это все-таки еще далеко. У меня всегда есть список дел на послезавтра» .

Лев Николаевич, поклонник искусства, видел будущее дочери в балете. Агния прилежно занималась танцами, но большого таланта в этом занятии не обнаруживала. Рано проявившуюся творческую энергию направляла в другое русло — стихотворное. Стихами она увлеклась вслед за гимназическими подругами. Десятилетние девочки тогда все как одна были поклонницами молодой Ахматовой, и первые поэтические опыты Агнии были полны «сероглазых королей», «смуглых отроков» и «сжатыми под вуалью руками» .

Юность Агнии Воловой пришлась на годы революции и гражданской войны. Но каким-то образом ей удавалось жить в собственном мире, где мирно сосуществовали балет и сочинение стихов. Однако чем старше становилась Агния, тем яснее было, что ей не стать ни великой балериной, ни «второй Ахматовой». Перед выпускными зачетами в училище она волновалась: ведь после них надо было начинать карьеру в балете. На экзаменах присутствовал нарком просвещения Луначарский. После экзаменационных выступлений ученицы показывали концертную программу. Он прилежно посмотрел зачеты и оживился во время исполнения концертных номеров. Когда юная черноглазая красавица с пафосом читала стихи собственного сочинения под названием «Похоронный марш», Луначарский с трудом сдерживал смех. А через несколько дней он пригласил ученицу в Нарком-прос и сказал, что она рождена писать веселые стихи. Много лет спустя Агния Барто с иронией говорила, что начало ее писательской карьеры было довольно оскорбительным. Конечно, в юности очень обидно, когда вместo трагического таланта в тебе замечают лишь способности комика.

Как Луначарскому удалось за довольно посредственным стихотворным подражанием разглядеть в Агнии Барто задатки детского поэта? Или все дело в том, что тема создания советской литературы для детей неоднократно обсуждалась в правительстве? В этом случае приглашение в наркомат просвещения было не данью способностям молодой поэтессы, а скорее «правительственным заказом». Но как бы там ни было, в 1925 году девятнадцатилетняя Агния Барто выпустила свою первую книжку — «Китайчонок Ван Ли». Коридоры власти, где Луначарский своей волей решил сделать из хорошенькой танцовщицы детскую поэтессу, привели ее в мир, о котором она мечтала, будучи гимназисткой: начав печататься, Агния получила возможность общаться с поэтами Серебряного века.

Слава пришла к ней довольно быстро, но не добавила ей смелости — Агния была очень застенчива. Она обожала Маяковского, но, встретившись с ним, не решилась заговорить. Отважившись прочесть свое стихотворение Чуковскому, Барто приписала авторство пятилетнему мальчику. О разговоре с Горьким она впоследствии вспоминала, что «страшно волновалась». Может быть, именно благодаря своей застенчивости Агния Барто не имела врагов. Она никогда не пыталась казаться умнее, чем была, не ввязывалась в окололитературные склоки и хорошо понимала, что ей предстоит многому научиться. «Серебряный век» воспитал в ней важнейшую для детского писателя черту: бесконечное уважение к слову. Перфекционизм Барто сводил с ума не одного человека: как-то, собираясь на книжный конгресс в Бразилии, она бесконечно переделывала русский текст доклада, несмотря на то, что читать его предстояло по-английски. Раз за разом получая новые варианты текста, переводчик под конец пообещал, что больше никогда не станет работать с Барто, будь она хоть трижды гений.

В середине тридцатых Агния Львовна получила любовь читателей и стала объектом критики коллег. Барто никогда не говорила об этом прямо, но есть все основания полагать, что большая часть откровенно ругательных статей появилась в прессе не без участия известного поэта и переводчика Самуила Яковлевича Маршака. Поначалу Маршак относился к Барто покровительственно. Однако его попытки «наставлять и учить» Агнию с треском провалились. Однажды, доведенная до белого каления его придирками, Барто сказала: «Знаете, Самуил Яковлевич, в нашей детской литературе есть Маршак и подмаршачники. Маршаком я быть не могу, а подмаршачником — не желаю». После этого ее отношения с мэтром испортились на много лет.

Карьера детской писательницы не мешала Агнии ввести бурную личную жизнь. В ранней молодости она вышла замуж за поэта Павла Барто, родила сына Гарика, а в двадцать девять лет ушла от мужа к мужчине, который стал главной любовью ее жизни. Возможно, первый брак не сложился, потому что она слишком поторопилась с замужеством, а может быть, дело в профессиональном успехе Агнии, пережить который Павел Барто не мог и не хотел. Как бы там ни было, Агния сохранила фамилию Барто, но всю оставшуюся жизнь провела с ученым-энергетиком Щегляевым, от которого родила второго ребенка — дочь Татьяну. Андрей Владимирович был одним из самых авторитетных советских специалистов по паровым и газовым турбинам. Он был деканом энергомашиностроительного факультета МЭИ, и его называли «самым красивым деканом Советского Союза». В их с Барто доме часто бывали писатели, музыканты, актеры — неконфликтный характер Агнии Львовны притягивал к себе самых разных людей. Она близко дружила с Фаиной Раневской и Риной Зеленой, и в 1940 году, перед самой войной, написала сценарий комедии «Подкидыш». Кроме того, Барто много путешествовала в составе советских делегаций. В 1937 она побывала в Испании. Там уже шла война, Барто видела руины домов и осиротевших детей. Особенно мрачное впечатление произвел на нее разговор с испанкой, которая, показывая фотографию своего сына, закрыла его лицо пальцем — объясняя, что мальчику снарядом оторвало голову. «Как описать чувства матери, пережившей своего ребенка?» — писала тогда Агния Львовна одной из подруг. Спустя несколько лет она получила ответ на этот страшный вопрос.

О том, что война с Германией неизбежна, Агния Барто знала. В конце тридцатых она ездила в эту «опрятную, чистенькую, почти игрушечную страну», слышала нацистские лозунги, видела хорошеньких белокурых девочек в платьицах, «украшенных» свастикой. Ей, искренне верящей во всемирное братство если не взрослых, то хотя бы детей, все это было дико и страшно. Но с ней самой война обошлась не слишком сурово. Она не разлучалась с мужем даже во время эвакуации: Щегляев, ставший к тому времени видным энергетиком, получил направление на Урал. У Агнии Львовны в тех краях жили друзья, которые пригласили ее пожить у них. Так семья обосновалась в Свердловске. Уральцы казались людьми недоверчивыми, закрытыми и суровыми. Барто довелось познакомиться с Павлом Бажовым, который полностью подтвердил ее первое впечатление о местных жителях. Свердловские подростки во время войны работали на оборонных заводах вместо ушедших на фронт взрослых. Они настороженно относились к эвакуированным. Но Агнии Барто было необходимо общаться с детьми — у них она черпала вдохновение и сюжеты. Чтобы иметь возможность побольше с ними общаться, Барто по совету Бажова получила профессию токаря второго разряда. Стоя у токарного станка, она доказывала, что «тоже человек». В 1942 году Барто сделала последнюю попытку стать «взрослым писателем». Вернее — фронтовым корреспондентом. Из этой попытки ничего не вышло, и Барто вернулась в Свердловск. Она понимала, что вся страна живет по законам войны, но все же очень тосковала по Москве.

В столицу Барто вернулась в 44-м, и почти сразу жизнь вошла в привычное русло. В квартире напротив Третьяковской галереи снова занималась хозяйством домработница Домаша. Возвращались из эвакуации друзья, сын Гарик и дочь Татьяна опять начали учиться. Все с нетерпением ждали, когда закончится война. 4 мая 1945 года Гарик вернулся домой раньше обычного. Домаша запаздывала с обедом, день стоял солнечный, и мальчик решил прокатиться на велосипеде. Агния Львовна не возражала. Казалось, ничего плохого не могло случиться с пятнадцатилетним подростком в тихом Лаврушинском переулке. Но велосипед Гарика столкнулся с выехавшим из-за угла грузовиком. Мальчик упал на асфальт, ударившись виском о бордюр тротуара. Смерть наступила мгновенно. Подруга Барто Евгения Таратура вспоминает, что Агния Львовна в эти дни полностью ушла в себя. Она не ела, не спала, не разговаривала. Праздника Победы для нее не существовало. Гарик был ласковым, обаятельным, красивым мальчиком, способным к музыке и точным наукам. Вспоминала ли Барто испанскую женщину, потерявшую сына? Мучило ли ее чувство вины за частые отъезды, за то, что Гарику иной раз не хватало ее внимания?

Как бы там ни было, после смерти сына Агния Львовна обратила всю материнскую любовь на дочь Татьяну. Но не стала меньше работать — даже наоборот. В 1947 году она опубликовала поэму «Звенигород» — рассказ о детях, потерявших родителей во время войны. Этой поэме была уготована особая судьба. Стихи для детей превратили Агнию Барто в «лицо советской детской книги», влиятельного литератора, любимицу всего Советского Союза. Но «Звенигород» сделал ее национальной героиней и вернул некое подобие душевного покоя. Это можно назвать случаем или чудом. Поэму Агния Барто написала после посещения реального детского дома в подмосковном городке Звенигороде. В тексте, как обычно, она использовала свои разговоры с детьми. После выхода книги ей пришло письмо от одинокой женщины, во время войны потерявшей свою восьмилетнюю дочь. Обрывки детских воспоминаний, вошедшие в поэму, показались женщине знакомыми. Она надеялась, что Барто общалась с ее дочерью, пропавшей во время войны. Так оно и оказалось: мать и дочь встретились спустя десять лет. В 1965 году радиостанция «Маяк» начала транслировать передачу «Ищу человека». Поиск пропавших людей при помощи СМИ не был изобретением Агнии Барто — такая практика существовала во многих странах. Уникальность советского аналога заключалась в том, что в основе поиска лежали детские воспоминания. «Ребенок наблюдателен, он видит остро, точно и часто запоминает увиденное на всю жизнь, — писала Барто. — Не может ли детская память помочь в поисках? Не могут ли родители узнать своего взрослого сына или дочь по их детским воспоминаниям?» Этой работе Агния Барто посвятила девять лет жизни. Ей удалось соединить почти тысячу разрушенных войной семей.

В ее собственной жизни все складывалось благополучно: муж продвигался по карьерной лестнице, дочь Татьяна вышла замуж и родила сына Владимира. Это о нем Барто сочиняла стихи «Вовка — добрая душа». Андрей Владимирович Щегляев никогда не ревновал ее к славе, и его изрядно веселил тот факт, что в некоторых кругах он был известен не как крупнейший в СССР специалист по паровым турбинам, а как папа «Нашей Тани», той, что уронила в речку мячик (эти стихи Барто написала для своей дочери). Барто по-прежнему много ездила по всему миру, побывала даже в США. Агния Львовна была «лицом» любой делегации: она умела держаться в обществе, говорила на нескольких языках, красиво одевалась и прекрасно танцевала. В Москве танцевать было решительно не с кем — круг общения Барто составляли литераторы и коллеги мужа — ученые. Поэтому Агния Львовна старалась не упускать ни одного приема с танцами. Однажды, будучи в Бразилии, Барто в составе советской делегации была приглашена на прием к владельцу «Машете», самого популярного бразильского журнала. Глава советской делегации Сергей Михалков уже ждал ее в фойе гостиницы, когда сотрудники КГБ сообщили, что накануне в «Машете» напечатали «злобную антисоветскую статью». Естественно, ни о каком приеме речи быть не могло. Рассказывали, что расстроенное лицо и слова Агнии Барто, вышедшей из лифта в вечернем платье и с веером, Михалков не мог забыть еще долго.

В Москве же Барто часто принимала гостей. Нужно сказать, что хозяйством писательница занималась крайне редко. Она вообще сохраняла привычный с детства образ жизни: от домашних забот ее полностью освободила домработница, у детей были няня и водитель. Барто любила играть в большой теннис и могла организовать поездку в капиталистический Париж, чтобы купить пачку понравившейся ей бумаги для рисования. Но при этом у нее никогда не было ни секретаря, ни даже рабочего кабинета — лишь квартира в Лаврушинском переулке и мансарда на даче в Ново-Дарьино, где стоял старинный ломберный столик и стопками громоздились книги. Но двери ее дома всегда были открыты для гостей. Она собирала за одним столом студентов МЭИ, академиков, начинающих поэтов и знаменитых актеров. Она была неконфликтна, обожала розыгрыши и не терпела чванства и снобизма. Однажды она устроила ужин, накрыла столи к каждому блюду прикрепила табличку: «Черная икра — для академиков», «Красная икра — для членов-корреспондентов», «Крабы и шпроты — для докторов наук», «Сыр и ветчина — для кандидатов», «Винегрет — для лаборантов и студентов». Рассказывают, что лаборантов и студентов эта шутка искренне повеселила, а вот у академиков чувства юмора не хватило, — некоторые из них тогда серьезно обиделись на Агнию Львовну.

В 1970;м умер ее муж, Андрей Владимирович. Последние несколько месяцев он провел в больнице, Агния Львовна оставалась с ним. После первого сердечного приступа она боялась за его сердце, но врачи сказали, что у Щегляева рак. Казалось, она вернулась в далекий сорок пятый: у нее снова отнимали самое дорогое.

Она пережила мужа на одиннадцать лет. Все это время не переставала работать: написала две книги воспоминаний, более сотни стихов. Она не стала менее энергичной, только начала страшиться одиночества. Часами разговаривала с подругами по телефону, старалась чаще видеться с дочерью и внуками. О своем прошлом вспоминать по-прежнему не любила. Молчала и о том, что десятки лет помогала семьям репрессированных знакомых: доставала дефицитные лекарства, находила хороших врачей; о том, что, используя свои связи, много лет «пробивала» квартиры — порой для людей совершенно незнакомых.

Ее не стало 1 апреля 1981 года. После вскрытия врачи были потрясены: сосуды оказались настолько слабыми, что было непонятно, как кровь поступала в сердце последние десять лет. Однажды Агния Барто сказала: «Почти у каждого человека бывают в жизни минуты, когда он делает больше, чем может». В случае с ней самой это была не минута — так она прожила всю жизнь.

Творчество А. Барто для дошкольников. Агния Львовна Барто начала свой путь, в литературе в 20-е годы. В поэзии А. Барто встает многообразная, полная радостных, а то и грустных настроений, боевая, трепетная, содержательная жизнь растущего человека буквально с момента появления его на свет. Вот стихотворения для самых маленьких: «Машенька», «Машенька растет», «Фонарик», «Игрушки». Каждая стихотворная «игрушка» Барто («Зайка», «Слон», «Деревянный бычок» и другие), как русские народные песенки-потешки, не только забавляет ребенка, но в то же время преподает ему первые уроки нравственности. Растет человек, а дружба его с поэзией Барто не кончается. Переступил он школу — его снова встречают стихи любимой поэтессы — «В школу», «Сережа учит уроки», «Лешенька, Лешенька», «Буква «Р», «Арифметика», «Что делать с Алексеем»… Так к каждому новому поколению Барто приходит заново, воспитывая и радуя, отдавая детям свой талант щедро, без остатка. Раскрыть внутренний мир советского ребенка, отобразить всю его многообразную жизнь, способствовать исправлению дурных черт характера и развивать светлые, гуманные — вот что отличает поэзию Барто. Слияние интереса писательского и педагогического позволило поэтессе сделать много открытий в детской поэзии. Барто явилась первооткрывателем неведомого до нее в поэзии для малышей жанра сатирического портрета. До нее считалось, что детям младшего возраста совершенно недоступна сатира, что им годится только юмор с его добродушием и мягкой веселостью. Сатира же с ее сарказмом, насмешкой, острым осмеянием, обличением пороков недоступна ребенку. Поэзия Барто опровергла это мнение. Поэтесса понимает жизнь, и жизнь детских коллективов в особенности, как столкновение характеров, как борьбу. Конфликты в ее произведениях никогда не бывают надуманными, случайными. Они отражают жизненные коллизии, происходящие изо дня в день в школе, в семье, на улице. Ее первые сатирические стихотворения для детей — «Девочка чумазая» и «Девочка-ревушка» — появились раньше аналогичных произведений Маршака («Кот и лодыри», «Мастер-ломастер», «Четыре конца» и др.). Не сразу сатирические стихи Барто были поняты критиками, педагогами, родителями. Поэтессу упрекали в жестокости, в отсутствии педагогического такта. «Разве допустимо, — писал один рассерженный папа,-чтобы книжка для маленьких вызывала слезы? Почему автор позволяет себе омрачать счастливое детство советского ребенка и травмировать его душу?» Речь шла о стихотворении «Зайка». Так в свое время упрекали С. Маршака за стихи про обезьянку из книги «Детки в клетке», так упрекали А. Гайдара за трагическую гибель Альки. Барто возражает подобным критикам: «Стоит ли нам так уж рьяно охранять детей от сильных чувств? Ведь беречь детскость совсем не значит приглушать восприимчивость к глубоким переживаниям, обогащающим душу». Поэзия Агнии Барто обостряет в детях восприимчивость к глубоким переживаниям, воспитывает в них качества борца со всем несправедливым, глупым, порочным, развивает в них, по ее выражению, «сердечную гражданственность». Едва ли не впервые в детской литературе тех лет, А Барто взялась за международную тему: она написала книгу для маленьких детей 'Братишки' (1927). Книга имела большой успех. Никогда раньше ребятам не говорили так понятно и просто о международном братстве, об интернационализме. Книга легко находила путь к сердцам советских ребят — им были близки и маленький индус, и китайчонок, и негритенок, которых ждала нелегкая жизнь, но которые еше из колыбельной песни матери узнавали, что 'у тебя есть братья — ты не одинок'. Вслед за 'Братишками' появились 'Октябрьская звездочка' и 'Звездочка в лесу'. В поисках новых форм писательница удачно сочетала в этих книжках стихи с прозаическим диалогом. С первых шагов А. Барто почувствовала, что детский писатель не может не быть воспитателем. Искусство воспитателя — это большой талант. Еще Белинский утверждал, что детским писателем надо родиться. А советский детский писатель впервые за всю историю литературы получил поистине необозримое поле деятельности — он воспитатель строителей нового, коммунистического общества. И весь свой талант поэта и воспитателя отдает А. Барто формированию нового поколения. Воспитательный метод А. Барто угадывается уже в ее первом драматическом произведении — театральном обозрении 'Миллион почтальонов'. Этот веселый, сатирический спектакль-игра был поставлен в 1934 году в театре для детей. В спектакле участвовал и зрительный зал, делившийся на 'почтальонов' и 'корреспондентов'. Весело и наглядно спектакль учил ребят, что товарищеский смех хорошо излечивает недостатки. У сатирика для детей Агнии Барто есть свои последователи в нашей стране и за рубежом. Известно, что поэзия Барто пользуется большой известностью в других странах: уже в начале 30-х годов ее стихи стали переводиться в Англии, Германии и с тех пор обошли весь мир.