«Трудно быть императором»: император Павел I в исторической памяти рубежа XIX-XX вв

" ТРУДНО БЫТЬ ИМПЕРАТОРОМ": ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ I В ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ РУБЕЖА XIX-XX ВВ.

О.Б. Леонтьева В современных исследованиях по проблемам исторической памяти изучение «образов прошлого» сформировалось как самостоятельный жанр. Предметом исследования здесь становится не историческое событие или явление как таковое, а воспоминания о нем, которые живут в сознании общества. Исследователь обращает внимание не только на свершения какого-либо исторического деятеля, но и на то, какой след он оставил в памяти общества, в какие моменты его образ становился актуальным, выходил на первый план общественного сознания. Проследив, какие изменения происходили в научной и художественной трактовке каждого такого образа, и как эволюционировала его семантическая нагрузка, можно понять логику перемен коллективной идентичности общества [1−3]. Если же в исторической памяти уживаются взаимоисключающие образы одних и тех же событий и персонажей — это верный знак, что общество проходит через период социокультурных трансформаций, ломки стереотипов мышления и ценностных систем.

Вторая половина XIX — начало XX в. в российской общественной мысли были отмечены повышенной рефлексией над пройденным историческим путем; это должно было помочь преодолеть кризис идентичности, определить перспективы дальнейшего развития общества. Вокруг реальных событий прошлого в пореформенной культуре стремительно возникали «исторические мифы» — представления о прошлом, которые носили сюжетно-образный характер и служили утверждению тех или иных социально значимых ценностей [4]. В первую очередь такие мифы формировались вокруг ключевых сюжетов идентичности образованного российского общества: взаимоотношений народа и интеллигенции, власти и общества.

Одним из притягательных сюжетов исторической памяти рубежа XIX—XX вв. была история короткого правления и трагической гибели императора Павла I. Историографическая традиция вокруг этой темы формировалась медленно в силу цензурных запретов. Так, в 1870 г. с издателя журнала «Русская старина» М. И. Семевского была взята подписка, что его издание «не будет печатать ничего, что касается некоторых фактов из русской истории конца прошлого и начала текущего столетия», в том числе убийства императора Павла I [5, с. 119]. Тем не менее, мифологизированная история жизни и смерти Павла I сохранялась в устной памяти; амбивалентный образ императора — деспота и жертвы — в исторических анекдотах и преданиях предвосхитил накал ученых споров вокруг его правления.

Кульминация дискуссий о характере павловского правления и о личности императора пришлась на начало XX века: после первой русской революции, когда цензурные преграды были сломлены, снятие запретов повлекло за собой всплеск исследований и публикаций. «Павловский текст» формировался не только в исторической науке: в стремлении разгадать тайну личности императора соперничали друг с другом авторы научных исследований, психологических реконструкций, художественных произведений. император павел правление личность В отношении личности и правления Павла I сложились противоположные оценки. Основные постулаты «антипавловского мифа» были сформулированы еще мемуаристами Александровской эпохи и усвоены либеральной историографией: Павел — деспот с несомненными психическими отклонениями; его государственная деятельность носила бурный, но бессистемный характер и была продиктована, прежде всего, враждебностью к екатерининскому правлению; цареубийство стало актом самозащиты со стороны общества и навело наиболее дальновидных политиков на мысль о необходимости конституционного ограничения самодержавия. Впервые эта концепция в развернутом виде была изложена в работе А. Г. Брикнера, изданной на немецком языке в 1897 г.; на страницах этой работы Брикнер, цитируя письмо С. Р. Воронцова Н.П. Новосильцеву, сравнивал Павла I с «помешанным капитаном», у которого необходимо было отобрать штурвал ради спасения экипажа и корабля [6, с. 73−75].

Эту концепцию разделяли также А. Н. Пыпин, В. И. Семевский, А. А. Кизеветтер и А. А. Корнилов, характеризовавшие павловское правление как эпоху «необузданных крайностей», когда в политике господствовало полное «отсутствие принципа и последовательности»: то и другое заменял личный произвол императора [7, с. 50−57; 8; 9, с. 331; 10, с. 40−47]. Именно поэтому они отказывали павловскому правлению в долговременном и серьезном историческом значении: как констатировал А. А. Корнилов, «в том историческом процессе развития русского народа, который нас интересует, оно [царствование Павла]является каким-то внезапным вторжением, каким-то неожиданным шквалом, который налетел извне, все спутал, все переворотил временно вверх дном, но не мог надолго прервать или глубоко изменить естественный ход совершающегося процесса» [10, с. 40].

Однако приверженцы «антипавловского мифа» все же не были единодушны в своей оценке личности императора. Так, А. Г. Брикнер и В. И. Семевский считали его душевнобольным; В. И. Семевский полагал, что психическое заболевание Павла является своего рода «смягчающим обстоятельством» для поступков императора-деспота («только несомненное существование такой болезни позволяет снисходительнее относиться к Павлу и не ставить его на одну доску с такими злодеями, какими были, например, Аракчеев… Клейнмихель и некоторые другие») [8, с. 206−207]. Это мнение было подкреплено авторитетным суждением ученого-психиатра П. Н. Ковалевского, объяснявшего психическую болезнь Павла («бред преследования») его дурной наследственностью и дегенеративными чертами [11, с. 160−172]. Напротив, психиатр В. Ф. Чиж полагал, что несомненные отклонения в поведении Павла I были вызваны не столько реальным психическим заболеванием, сколько атмосферой вседозволенности — неизбежной спутницей неограниченной власти русских самодержцев [12].

Но, как бы ни трактовали эти исследователи глубинные причины поведения Павла I, все они сходились в одном: его правление рассматривалось как важный исторический урок, наглядно доказавший необходимость ограничения самодержавной власти. Проецируя проблемы прошлого на современные ему реалии, В. И. Семевский риторически восклицал: «Осуждая то, что творилось при Павле, можем ли мы теперь сказать, что Россия избавилась как от ужасного насилия над человеческой личностью, так и от крайне вредных мероприятий в области социального законодательства? Не творятся ли истязания в настоящее время?..» [8, с. 254]. «антипавловский миф» перерастал в манифест, отстаивающий ключевые либеральные ценности — неприкосновенность личности и правовые гарантии от всякого произвола.

Ключевые тезисы противоположного, «павловского мифа» были сформулированы М. И. Семевским в 1860-е гг., а затем развиты в ходе дискуссий начала XX в. В работах приверженцев этой трактовки император представал воплощением патерналистских или даже эгалитаристских ценностей; его фигура приобретала привлекательные черты «рыцаря на престоле»; отмечалось, что у него была продуманная программа правления, выношенная еще в бытность цесаревичем; что его преобразования были направлены на благо непривилегированных сословий и ограничение дворянского произвола; что его политика вызывала недовольство лишь у своекорыстной элиты, которая и устранила императора [13−15].

Среднюю позицию между «павловским» и «антипавловским» мифами занимали В. О. Ключевский и Н. К. Шильдер. Так, Ключевский в своем «Курсе русской истории» высказывал мнение, что Павел I ставил вполне здравые и прогрессивные для своего времени задачи — борьбу с сословными привилегиями и упорядочение управления на бюрократических началах, но из-за «полного притупления политического сознания и гражданского чувства» он не справился ни с тем, ни с другим, превратив борьбу с порядками в борьбу с отдельными лицами. История правления Павла I под пером Ключевского представала «как первый неудачный опыт новой политики, как назидательный урок для преемников», а по большому счету как драма несоответствия здравых целей и анекдотических средств [16, с. 363−367]. В свою очередь, Н. К. Шильдер не одобрял деспотизма, но тем не менее предпринял попытку вызвать у читающей публики сочувствие к трагической судьбе «русского Гамлета» [17].

Порой «павловский» и «антипавловский» мифы сталкивались буквально на страницах одного и того же издания. Так, в юбилейном издании «Три века», опубликованном к 300-летию дома Романовых, правлению Павла I были посвящены три статьи. В одной из них — работе К. В. Сивкова — Павел Петрович предстает как вспыльчивый и неуравновешенный человек с явными признаками душевной болезни; в другой — статье М. К. Любавского — заговор 1801 г. трактуется как акт общественной самообороны от душевнобольного тирана; и тут же — в работе Д. И. Успенского — доказывается, что правление Павла представляло угрозу только для сословных привилегий дворянства и что описываемые в историографии «безумства» Павла I в реальности были следствием умелой провокационной деятельности со стороны администрации и лично графа П. А. Палена [18, с. 90−135].

Таким образом, противостояние «павловского» и «антипавловского» нарративов оставалось непримиримым: историографические мифы отторгали друг друга, а научная дискуссия упиралась в вопрос доверия мемуаристам (поскольку сторонники «павловского» нарратива отметали сообщения о сумасбродных выходках императора как заведомо предвзятые). Тем самым ставилась проблема роли ближайшего окружения Павла I в формировании его прижизненной и посмертной репутации и — шире — проблема ответственности общества за эксцессы деспотизма.

Убедительные решения данной проблемы на том этапе были предложены в литературных произведениях о павловской эпохе: образы Павла I, созданные в трудах историков, шагнули в пространство художественной культуры России. Так, в драме Д. С. Мережковского «Павел I» (открывающей собой трилогию «Царство Зверя») в самой первой картине Павел предстает в привычном для российского читателя облике деспота, подозрительного и вспыльчивого, порой вроде бы выказывающего явные признаки сумасшествия. Однако ближе к неминуемой развязке всевластный тиран на поверку оказывается объектом политических и психологических манипуляций, заложником и жертвой собственного окружения; его убийство прочитывается как грозный пролог грядущих событий — в сцене совещания заговорщиков угадываются политические прожекты начала XX в. [19].

Блистательная и едкая повесть Ю. Н. Тынянова «Подпоручик Киже» (1927), построенная на сюжетной основе известного исторического анекдота времен Павла I, также вскрывает двойственную природу взаимоотношений самодержца и его окружения. Подпоручик Киже, «персона, фигуры не имеющая» , — фантом, рожденный всеобщим страхом перед императором; окружение императора-безумца, страшась его непредсказуемой реакции, совершает все более иррациональные действия, пока всех действующих лиц повести — по существу, всю страну — не оплетает круговая порука безумия [20].

Безусловно, события революции 1917 г., участь Николая II и его семьи бросили новый свет на историю правления Павла I, заставили пересмотреть ее в ином ключе. Эпоха сместила акценты: так, Марка Алданова, автора исторической повести «Заговор», интересовала уже не столько личная драма Павла I — по его версии, одаренного и благородного человека, ставшего жертвой стремительно развивавшейся психической болезни [21], — сколько перерождение благих намерений заговорщиков в кровавый и пьяный кошмар ночи с 11 на 12 марта 1801 г.

" Трудно быть императором! Страшно быть самодержцем!" - эти слова стали ключевыми в историко-психологическом очерке о Павле I, принадлежащем перу Г. И. Чулкова. Биография императора представлена в этом очерке как глубоко трагичная история человека, который большую часть своей жизни «жил в опале, окруженный врагами, опасаясь всех и больше всего своей матери», а, придя к власти, превратил свое правление в попытку реванша за все психологические травмы и унижения; однако, продолжает Чулков, «тысячи незримых сил влияли на Павла, и он тщетно пытался уверить себя, что он управляет народом самодержавно. От его прихотей зависели иногда те или другие лица, но общий поток жизни он не в силах был остановить или произвольно направить по другому руслу» [22, с. 61, 64, 69]. Бессилие власти, ее мнимое величие и иллюзорная сила становятся лейтмотивом литературных произведений о Павле I и павловской эпохе, написанных в 1920;е годы.

Таким образом, павловский текст русской культуры, сформировавшийся к концу первой четверти XX в., отразил мировоззренческие сдвиги в сознании российской образованной элиты. Столкновение «павловского» и «антипавловского» мифов привело не к победе какого-либо одного из них, но скорее к разрушению и переосмыслению обоих. Единоличная власть больше не воспринималась как могущественная сила, которой подвластны судьбы народов; из размышлений над трагическими страницами истории рождалось осознание, что даже неограниченные правители в действительности являются заложниками реальной политической ситуации и своекорыстных интересов социальных элит.

Библиографический список

• 1. Данилевский И. Н. Александр Невский: парадоксы исторической памяти // Цепь времен: проблемы исторического сознания. М., 2005.
• 2. Шенк Ф. Б. Александр Невский в русской культурной памяти: Святой, правитель, национальный герой. М., 2007.
• 3. Мутья Н. Н. Иван Грозный: Историзм и личность правителя в отечественном искусстве XIX—XX вв. СПб., 2010.
• 4. Леонтьева О. Б. Историческая память и образы прошлого в российской культуре XIX — начала XX вв. Самара, 2011.
• 5. Тимощук В. В. Михаил Иванович Семевский. Основатель исторического журнала «Русская старина». Его жизнь и деятельность. 1837−1892. Биографический очерк, составленный Верой Васильевной Тимощук с предисловием и под редакцией Н. К. Шильдера. СПб., 1895.
• 6. Брикнер А. Г. История Павла I [1897]. М., 2004.
• 7. Пыпин А. Н. Общественное движение при Александре I. Исторические очерки. СПб., 1885.
• 8. Семевский В. И. Послесловие к первому изданию // Брикнер А. Г. История Павла І. — М., 2004. С. 201−256;
• 9. Кизеветтер А. А. Исторические очерки [1912]. М., 2006.
• 10. Корнилов А. А. Курс истории России XIX века [1918]. М., 1993.
• 11. Ковалевский П. Н. Император Петр III. Император Павел I. Психиатрический эскиз по истории. Т. I. СПб., 1909.
• 12. Чиж В. Ф. Император Павел I // Вопросы философии и психологии. 1907. Кн. 88−90.
• 13. Семевский М. И. Материалы к русской истории XVIII века (1788 г.) // Вестник Европы. 1867. № 1.
• 14. Шумигорский Е. С. Павел I // Русский биографический словарь. Т. 13. СПб., 1902.
• 15. Клочков М. В. Очерки правительственной деятельности времени Павла I. Пг., 1916.
• 16. Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций: в 3 кн. Кн. 3. М., 1993.
• 17. Шильдер Н. К. Павел I. Его жизнь и царствование [1901]. М., 2010.
• 18. Три века. Россия от Смуты до нашего времени: в 6 т. Т.5: XIX век. Первая половина. М., 2005.
• 19. Мережковский Д. С. Павел I [1908]// Мережковский Д. С. Собр. соч.: в 4 т. Т. 3. М., 1990.
• 20. Тынянов Ю. Н. Подпоручик Киже [1927]// Тынянов Ю. Н. Соч.: в 3 т. М., 1994.
• 21. Алданов М. Заговор [1927]// Алданов М. А. Заговор; Святая Елена, маленький остров: романы. М., 1989.
• 22. Чулков Г. И. Императоры: психологические портреты [1927]. М., 1995.