Категория этничности и локальная картина мира

Категория этничности и локальная картина мира

Т.А. Сироткина Одной из существенных для языкового сознания категорий, на наш взгляд, является категория этничности. Человек осознает сам себя как часть определенного этноса, в то же время идентифицирует других людей по признаку этничности. Под этничностью обычно понимают присущие только данному сообществу людей язык, менталитет, моральное и духовное наследие, знание об этногенезе и особенностях этнокультурного развития.

В настоящее время в лингвистике огромное внимание уделяется соотношению различных понятий и категорий с феноменом картины мира. Под картиной мира подразумевается целостный облик мира, обладающий свойством системности, формирующийся посредством человеческого опыта на основе исходных мировоззренческих установок.

Одной из ипостасей образа человека в картине мира является человек этнический. Основной способом актуализации данной ипостаси, на наш взгляд, — это этнонимы (названия людей по этнической принадлежности). Наличие этнонима как у всего исторически возникшего сообщества людей, так и у какой-то его части (субэтноса) служит проявлением самоидентификации людей и принадлежности их к конкретной общности.

Когда картина мира отражает какой-либо определенный фрагмент действительности, говорят о локальной картине мира [4. С. 51].

Говорить о локальной картине мира возможно, как представляется, также в том случае, если она отражает языковое сознание носителей определенной локальной культуры. В данной статье таковыми являются русские диалектоносители Пермского края.

Как известно, территориальные диалекты, будучи средством общения населения исторически сложившихся областей со специфическими этнографическими особенностями, являются универсальной формой накопления и трансляции этнокультурного своеобразия языковой картины мира диалектоносителей [2. С. 6].

В сознании диалектоносителей присутствует определенный набор представлений об этничности тех, кто живет с ними по соседству.

Функционирование этнонимов в диалектной речи связано с языковой компетенцией личности. Как отмечает Н. Д. Арутюнова, компетенция в области идентифицирующих имен создается знанием их референции [1. С. 24].

Анализируя пермский этнонимический материал, мы обнаружили, что референция этнического имени может быть:

• 1) известна говорящему: «Личность такая мариец. Глаза узкие. С женой был»; " Манси раньше наезжали. Унты продавали, туфли теплые" ;
• 2) неизвестна говорящему, в этом случае:
  • а) говорящий признает свою некомпетентность: «Не видал, не знаю ханты, манси»; «Не видела хантов, мансей» ;
  • б) пытается произвести категоризацию самостоятельно, в этом случае обычно происходит генерализация этнонимического значения: " Вогула живут в юртах, а зыряна-то тоже вогула"; «Вотяки они тоже наверно зыряна, наверно, вотяк и те, и другие» ; «Сё равно хоть уж он зырян, а мась-то сё рано у их вогульская» ; «У них [вогулов. — Т. С.] нации нету, только они сами подразделяются на вогул и зырянов» .

Вместе с тем в любом из указанных случаев отмечается «чужесть», «заграничность» культуры соседей: " Татара наверно съели его с кобылой вместе. Он по лошадь ушел" .

Представитель своего этноса часто описывается через особенности другой культуры, другого склада характера: «Да вот у нас тут в суседях есть парень. Такой чернущий, как китаец» ; «Проспишь до утра. А утром глаза как у китайца станут. Распухнет лицо от комаров» .

Иногда подобное обозначение становится устойчивым либо для отдельного человека, либо для целого коллектива. Представители целой деревни могут иметь отэтнонимное прозвище, в основе которого лежат какие-либо внешние особенности или особенности поведения, речи: «Сыпучане — монгольцы» : «Монголы — в Сыпучах» .

В сознании народа часто нет границы между этнонимами и катойконимами, что хорошо репрезентируют диалектные тексты: «Раз уж с Башкирии, так башкирцем и называм. Есть у него, ага, свой язык». Только по второй фразе можно установить, что речь все же идет скорее об этнониме, нежели о катойкониме или прозвище. «Многие есть белорусы. Из Белоруссии. Как их русскими назовешь?» .

Не различаются также собственно этнонимы и названия этноконфессиональных групп: «Анфиза кержачка. Нация такая» .

Иногда наблюдается окказиональное использование форм этнических наименований: «Соня на стрелке. Отец и мать греки были. Соня гречка была». этнос культура диалект мировоззрение Кроме того, сам термин этнос, репрезентирующий категорию этничности в научных текстах, в бытовом дискурсе не представлен. Его заменяют синонимичные термины народ, нация, национальность: «Есь такая нация — башкиры»; «Украинцы — национальность у них такая. Их же называют хохлами. Это у них прозвишшо. Сами себя называют. Не серчают»; «Цыгане-то — своя нация у них». Реже заменой термина этнос является лексема сословие: «Есь люди вогульского сословья» .

Кроме общерусских этнонимов, в диалектном дискурсе функционируют народные названия этносов. Так, слово алышка, имеющее в СРНГ помету «пермское», называет татарку; слово апайка (там же, с этой же пометой) — замужнюю татарку, чувашку (от татар апа — старшая сестра).

Возникают народные названия отдельных этнических групп. Так, чердаками местное население называет этническую группу русских на севере Куединского района, сформировавшуюся в начале ХІХ века из переселенцев Чердынского уезда Пермской губернии, шишмой — этническую группу русских, основу которой составляли помещичьи крестьяне, переселенные из Казанской и Нижегородской губерний [8. С. 22].

Различаются внутри русского населения этнические группы коренных уральцев (челдоны) и выходцев из центральной России (кацапы): «Я вот, например, челдонка, муж — кацап». В ряде случаев носители пермских говоров реагируют на данное именование как обидное: «Сам ты челдонья, понятно? Белорус!»; «Вы нас челдонцами не называйте, если мы не такие слова говорим» .

Особенно интересным явлением, отражающим функционирование этнонаименований в диалектном дискурсе, является их способность к образованию устойчивых сочетаний. Часто в языке мы можем наблюдать акты «ксенономинации», т. е. номинации через чужое. Показательны, на наш взгляд, в этом плане фразеологизмы с этническим компонентом.

Как известно, «в процесс фраземообразования активнее вступают те свободные словосочетания, которые отражают конкретные явления материальной действительности, связанные с жизнью человека» [4. С. 194]. Фразеологизмы в большей степени, чем единицы других языковых уровней, вбирают в себя национальную специфику и ценностную ориентацию их носителей.

Очень продуктивен в пермской фразеологии этноним татары: татара (молотят) в голове — головокружение, головная боль, тяжесть: «Сёдни я ничё не скажу, у меня татара молотят в голове; татарам на хмель — ни на что не годен: «Баушка, праздник нынче, дай выпить маленько, потом помогу тебе чем-нибудь. — Да кому ты нужен! Тебя только татарам на хмель; татарин родился — о моменте мгновенной тишины: «Татарин что ли родился? Почему тогда замолчали? Разговаривайте» .

Наряду с этнонимами в состав фразеологизмов входят отэтнонимные прилагательные: коромысло татарское — высокий сутулый человек: «Спать ложуся, дак только и разгибаюсь, а днем как коромысло татарское — не согнуться, не разогнуться» .

Это же прилагательное становится основой для образования ортонима: татарская ворона — одна из разновидностей семейства вороньих: «У нас новая птица появилась — татарская ворона. Похожа на галку, хохолок большущой, под крыльями бело; на сороку находит, а поет — как маленький ребенок» .

Существует в говорах и фитоним с данным прилагательным: татарские мыльца.

— травянистое лекарственное растение: «Эта трава от тоски помогает. Вот ведь если не татарские мыльца, то уж не знаю, чё бы со мной было — ведь сколько я тосковала»; «От тоски пили татарские мыльца, у воды ростут, цветки красные, а листики-те узкие, длинные» [6. С. 226].

Этноним лопь не представлен в Прикамье так ярко, как на Русском Севере. Однако и у нас упоминание об этом северном народе содержит фразеологизм Шиша да Лопа — случайные, незначительные люди; сброд, пустословы: «У нас пекаря Шиша да Лопа, плохо пекут, пьяницы, неохота робить-то» .

Показательны в плане сравнения «своих» и «чужих» устойчивые сравнения. В сравнительных конструкциях, по наблюдениям лингвистов, «фиксируется социальный и культурный опыт языковой личности, находящий отражение в общей картине мира» [3. С. 665].

В пермских говорах функционируют сравнения как вогулы, как чучмеки, как чучкари (чучмеками или чучкарями в Прикамье назывался древний народ — чудь): «Живем, как вогулы, ругамся, грешим, переговаривам, вот дождя и нет»; «Раньше чё, книжек не читали, радиво не слышали, как чучмеки жили»; «Дикие, как чучкари жили, не смели ничего, кроме отца сделать, ничего не знали, не училися дак» [6. С. 420].

Функционирование этнонимов в диалектной речи тесно связано с проявлением когнитивной категории дуальности. Дуальность — это такой принцип восприятия и языкового отображения мира, в соответствии с которым действительность интерпретируется как единство антиномий, противоположностей [7. С. 18].

Основные антиномии, представленные в этнонимии, — мы / они, свои / чужие: «Чиганьё-то — своя нация у них» .

Яркой репрезентацией данной категории в этнонимии являются «отрицательные этнонаименования» (например, нерусский), которые имеют значение «не такой, как все, плохой, бестолковый, злой»: «У нас на работе палец отпили пилой, стали разбирать-то, уж нерусский — так нерусский, так и есть — разява»; «Дак ведь настукают нерусские люди-то»; «У меня сноха, как медведица в берлоге. Проклятые нерусские татары, да немцы. Чо сыну, по какой леший принес» .

Носители говоров осознают, что при использовании этнонаименований небходимо осуществлять:

• 1) выбор формы имени (единственное и множественное число, форма рода): «Ну, а один — дак башкир» ;
• 2) выбор одного из нескольких возможных этнонимов: " Украинцы — национальность у них такая. Их же называют хохлами. Это у них прозвишшо. Сами себя называют. Не серчают" ;
• 3) выбор именования в зависимости от ситуации общения (лично или «за глаза»): «Если он настояшшый татар, мы ево так не назовем. А один между другим скажем когда и: татарин ты!»; " Татарином как-то оно неудобно, некультурно татарином в лицо назвать" .

Таким образом, можно говорить о том, что существует некий этнический фрагмент локальной языковой картины мира жителей Пермского края, содержащий некий традиционный для данной территории набор этнонаименований. Определяющими признаками данного фрагмента являются антропоцентризм, наличие оппозиций свой/чужой, мы/они, а также стереотипное восприятие явлений «чужого» культурного пространства.

• 1. Арутюнова, Н. Д. Язык и мир человека / Н. Д. Арутюнова. — М., 1999. — 490 с.
• 2. Брысина, Е. В. Этнокультурная идиоматика донского казачества / Е. В. Брысина. — Волгоград: Перемена, 2003. — 293 с.
• 3. Еримбетова, А. М. Компаративный фрагмент семантического микрополя «человек» / А. М. Еримбетова // Новое в когнитивной лингвистике. — Кемерово, 2006. — С. 664−669.
• 4. Золотых, Л.Г. Когнитивно-дискурсивные истоки фразеологических единиц (на материале народных обычаев и обрядов) / Л. Г. Золотых // Новое в когнитивной лингвистике. — Кемерово, 2006. — С. 194−200.
• 5. Маслова, В. А. Когнитивная лингвистика / В. А. Маслова. — Минск: ТетраСистемс, 2004. — 256 с.
• 6. Прокошева, К. Н. Фразеологический словарь пермских говоров / К. Н. Прокошева. — Пермь, 2002. — 432 с.
• 7. Федяева, Н. Д. Языковой образ среднего человека в аспекте когнитивных категорий дуальности, градуальности, оценки, нормы: дис.. канд. филол. наук / Н. Д. Федяева. — Омск, 2003. — 171 с.
• 8. Черных, А. В. Этнические особенности русских башкирского пограничья / А. В. Черных // Пермский край: прошлое и настоящее. — Пермь, 1997. — С. 22−23.