Подтекст и категории текста

В ряде работ по лингвистике текста подтекст относится к категориям текста. Так, М. Н. Кожина пишет: «Подтекст, или глубина текста — это категория, связанная с проблемой взаимопонимания при общении» (Кожина 1975, 62); к семантическим категориям текста относит глубину текста (также считая этот термин синонимом термина «подтекст») И. Р. Гальперин (Гальперин 1977, 525).

Насколько справедлива эта точка зрения? Прежде всего необходимо определиться, что понимается под термином «категория текста». И. Р. Гальперин, обсуждая этот вопрос, приходит к выводу, что «грамматическая категория — одно из наиболее общих свойств лингвистических единиц вообще или некоторого их класса, получившее в языке грамматическое выражение» (Гальперин 1977, 523).

Оставляя в стороне вопрос о том, применимо ли понятие грамматической категории к фонетическим единицам, данное определение можно считать достаточно адекватным отражением сложившейся в лингвистике практики употребления термина «категория». Действительно, говоря о категории, обычно имеют в виду определенное свойство, определенную характеристику той или иной единицы, состоящую в наличии или отсутствии у нее того или иного значения и средств его выражения. Но можно ли говорить о подтексте как категории, характеризующей такую единицу, как текст?

Прежде всего стоит отметить, что сам И. Р. Гальперин предпочитает использовать в данной работе термин «глубина», гораздо более «признаковый», чем термин «подтекст». Действительно, говорить о глубине текста как его свойстве гораздо более естественно, чем называть свойством подтекст. Но, поскольку понятие подтекста кажется более определенным и проработанным, представляется правильным решить, является ли подтекст категорией, а не избегать трудностей при помощи синонимии. Безусловно, наличие или отсутствие подтекста характеризует текст, является его свойством, так же как наличие или отсутствие определенного грамматического значения характеризует слово.

Однако вряд ли правильным будет называть наличествующее у слова конкретное грамматическое значение грамматической категорией, поскольку категория включает в себя все однородные значения и способы их выражения. Грамматическое значение есть реализация некоторого общего признака, реализация некоторой категории, но не сама эта категория. Точно так же и подтекст — не категория, а лишь реализация одной или нескольких категорий текста.

Подтекст есть часть семантической структуры текста так же, как грамматическое значение есть часть семантической структуры слова, и потому не сам подтекст характеризует речевую единицу — текст, но его характеристики — это характеристики текста. Но если подтекст — реализация одной или нескольких категорий текста, логично задаться вопросом о том, какие же категории представлены в этом явлении.

Вопрос о номенклатуре категорий текста вряд ли можно считать закрытым: в различных работах называется различное число категорий текста, обсуждается вопрос об их соотношении и т. д. Поэтому более разумным представляется пойти не дедуктивным путем — от имеющегося списка категорий к реализуемым в подтексте значениям, а индуктивным — от имеющегося определения, отграничивающего подтекст от смежных явлений, к списку категорий, благодаря которым подтекст этим явлениям противопоставлен.

В первой части данной работы подтекст был определен как сознательно или бессознательно создаваемая говорящим часть семантической структуры текста, доступная восприятию в результате особой аналитической процедуры, предполагающей переработку эксплицитной информации и вывод на ее основе дополнительной информации. В этом определении можно выделить следующие характеристики подтекста, реализующие категории текста:

• 1. Подтекст несет информацию, а значит, связан с такой категорией текста, как информативность.
• 2. Подтекст не может быть обнаружен в результате стандартных аналитических процедур, при помощи которых выявляется эксплицитная информация, заложенная в тексте, а значит, связан с категорией эксплицитностиимплицитности;
• 3. Подтекст может возникать как спонтанно, так и в результате сознательных действий говорящего (так же как может восприниматься осознанно или неосознанно), а значит, связан с категорией интенциональности. Названные категории — информативность, эксплицитность имплицитность, интенциональность — вероятно, не исчерпывают характеристики подтекста.

Для более адекватного определения категориальных признаков подтекста, как уже говорилось, следует рассмотреть смежные с ним явления, чтобы выяснить, чему противопоставляется подтекст благодаря этим категориям. Такую исследовательскую процедуру предпринимали некоторые ученые: И. Р. Гальперин противопоставлял подтекст пресуппозиции, символу, приращению смысла, обнаруживая соответственно такие его характеристики, как лингвистичность (в отличие от пресуппозиции, которая, с точки зрения И. Р. Гальперина, экстралингвистична), имплицитность и неясность, размытость, а также интенциональность («запланированность») (Гальперин 1981). И. В. Арнольд вводит термин «текстовая импликация» для обозначения того явления, которое отличается от подтекста, как оно понимается в настоящей работе, только количественно: «Как импликация, так и подтекст создают дополнительную глубину содержания, но в разных масштабах. …Подтекст и импликацию часто трудно разграничить, поскольку оба являются вариантом подразумевания и часто встречаются вместе, присутствуя в тексте одновременно, они взаимодействуют друг с другом» (Арнольд 1982, 85).

Тем самым подтексту приписывается свойство макротекстуальности. Кроме того, сопоставляя текстовую импликацию (и, косвенно, подтекст) с эллипсисом и пресуппозицией, ученый выделяет еще две характеристики этих «разновидностей подразумевания» — неоднозначность и рематичность, то есть способность подтекста сообщать новое, ранее неизвестное. Кроме отграничения подтекста от смежных явлений, некоторые ученые вводят дополнительные различения в само описание подтекста. Так, выше уже упоминалось предложенное И. Р. Гальпериным разделение СПИ на ситуативную и ассоциативную; В. А. Кухаренко, используя термин «импликация» для обозначения всех видов подразумевания, различает импликацию предшествования, которая предназначена для создания «впечатления о наличии предшествующего тексту опыта, общего для писателя и читателя», и импликацию одновременности, цель которой — «создание эмоционально-психологической глубины текста, при этом полностью или частично изменяется линейно реализуемое смысловое содержание произведения» (Кухаренко 1988).

Как представляется, все названные характеристики подтекста могут быть включены в единую систему категорий. Наиболее обшей категорией текста, используемой для описания подтекста, может считаться категория информативности.

Прежде всего, она реализуется в характеристиках «наличие отсутствие информации», значимых для различения нулевого и ненулевого подтекста («отсутствия» или «наличия» подтекста). Кроме того, она может реализоваться в признаках «фактуальная концептуальная информация» и «предметно-логическая эмоциональная информация), характеризующих содержание подтекста; в признаках «известная новая информация», различающих пресуппозиционный и рематический подтекст; в признаках «текстовая ситуативная информация», характеризующих источники образующей подтекст информации; возможно, следует различать признаки «определенная неопределенная информация», которые должны отразить неоднозначность, размытость, неясность содержания подтекста (впрочем, этими признаками зачастую характеризуется и вполне эксплицитно выраженная информация — ср. примеры типа «…если кто-то кое-где у нас порой…»).

Категория эксплицитности имплицитности (возможно, правильнее назвать ее категорией выраженности или категорией способа выражения) — наиболее однозначно характеризующая подтекст категория. Безусловно, подтекст всегда выражается имплицитно; однако можно выделять более частные способы имплицирования информации, в соответствии с которыми и характеризовать подтекст. Что же касается категории интенциональности, то она, прежде всего, реализуется во множестве возможных речевых задач, благодаря чему можно различать, например, подтекст информирующий, побуждающий и проч.; эта категория может реализоваться и в признаках «спонтанность подготовленность», различая подтекст неосознанный и осознанный. Особо следует рассмотреть вопрос о связи между категорией интенциональности и фигурами коммуникантов.

Обычно под интенцией подразумевается намерение говорящего, и это совершенно естественно. Слушающий в таком случае выступает не как носитель интенции, а как ее объект (или условие и т. д.). Однако в ряде случаев слушающий, восприняв высказывание, интерпретирует его не так, как этого хотел бы говорящий; такие случаи рассматриваются как примеры коммуникативной неудачи, происходящей в силу коммуникативной некомпетентности одного из участников общения. Однако этот факт может восприниматься и иначе, как проявление конфликта между речевыми интенциями говорящего (например, намерением сообщить информацию) и слушающего (например, намерением не воспринять эту информацию). Иными словами, адресат тоже может рассматриваться как носитель определенных установок, намерений, интенций, иногда способствующих, а иногда и мешающих коммуникации. Возможно, к интенциям слушающего определение «речевая» неприменимо, и правильнее говорить о коммуникативной интенции.

Введение

понятия коммуникативной интенции позволяет снять противоречие между позициями, согласно которым подтекст создается только говорящим (точка зрения И. Р. Гальперина, М. Н. Кожиной, Т. И. Сильман и проч.) или только слушающим (точка зрения К.А. Долинина). Поскольку и говорящий, и слушающий реализуют в процессе общения свои коммуникативные интенции, они могут быть в равной степени ответственны за порождение и восприятие всех аспектов семантической и, особенно, прагматической структур текста. Поэтому подтекст может создаваться как говорящим, так и слушающим; более того, абсолютно неуникальна ситуация qui pro quo, когда говорящий и слушающий параллельно создают два различных подтекста; и хотя обычно в таких ситуациях ответственность за коммуникативную неудачу возлагается на слушающего (говорят, что он «не понял» говорящего), коммуникативной реальностью обладают оба эти подтекста, поскольку подтекст слушающего определяет последующую (неадекватную, с точки зрения говорящего) его реакцию.

Поэтому с категорией интенциональности следует связать и признак принадлежности подтекста, реализуемый в характеристиках «подтекст адресанта адресата». Данная система категорий, описывающих подтекст, не может считаться завершенной, пока не будет проведено детальное исследование всех разновидностей подтекста. Однако задача определения тех категорий текста, которые имеют отношение к подтексту, безусловно, является одной из насущнейших.

Основные выводы данной части таковы:

• 1. Подтекст не является категорией текста, поскольку это часть семантической структуры текста, а не его характеристика.
• 2. Подтекст может описываться при помощи различных категорий текста, среди которых основными следует считать информативность, способ выражения и интенциональность.
• 3. Данные категории реализуются в конкретных текстах в форме различных признаков текста и или подтекста, полный список которых следует выявить в результате специального исследования разновидностей подтекста.