Образцы современных понятий повседневности с подразумевающимися понятиями с противоположным смыслом

исторический материальный социальный повседневность Повседневность (сознание повседневности) = Воплощение идеологических, наивных, непродуманных и фальшивых переживаний и мыслей.

Итак, он пытался дать определенное понятие повседневности через противопоставление не-повседневности. И отмечает, что в начале 80-х гг. история повседневности — это пока что «ни рыба, ни мясо» [7].

Ответы на поставленные вопросы пытались дать многие немецкие историки, в частности, Петер Боршайд, который, заметил, что «повседневность» используется некоторыми учеными как собирательное понятие для всех форм проявления частной жизни; другие охватывают, в том числе, ежедневные повременные действия так называемой «серой повседневности» или сферу естественного нерефлективного мышления [10 С.1].

П. Боршайд соглашается с упреком Ю. Кокка, что очень часто то, что называют историки «историей повседневности» — есть на самом деле не больше чем собрание различных анекдотов и произвольная смесь многих непроверенных фактов. И во многих этих работах часто не определена предметная область повседневности.

Многие разработки, которые относят к исследованиям по истории повседневности, охватывают следующие темы: проведение свободного времени, культура рабочих, праздники и традиции, которые открывают исторической науке некоторые новые поля для исследований. Но все же вопрос о значимости таких исследований получит неудовлетворительный ответ, так как очень часто у читателя возникает впечатление, что он находится в музейных остатках универсама, в котором как на толкучке, предлагаются мелочи, что продаются во время движения ностальгической волны.

Остается опасность, что история повседневности будет рассматриваться только как история маленького человека и как продолжение рабочей истории или как история героических действий маленького человека.

Существует угроза впасть в крайность. Ведь и буржуазия, и дворянство, и «большие люди» имеют будний день. Многочисленность ложных путей и опасностей для еще молодой истории повседневности покоится также на отсутствии пригодного понятия повседневности и применяемой в истории теоретической концепции, при помощи которой были бы возможны ограничение предмета исследования, расчленение бесконечного вороха информации и подготовка каузальных гипотез и вопросов, не говоря о том, является ли повседневность вообще особенной сферой с автономной структурой. Многообразие смыслов понятия повседневности, находящееся в обращении, также объясняет насущную проблему обозначения границы между «повседневностью» и «не-повседневностью».

Итак, П. Боршайд пытался ответить на многие вопросы, касающиеся повседневности, и определиться с понятиями; при этом он изучил исследование Агнес Хеллер, которая присуждает повседневности принципиальную необходимую позицию «индивидуального воспроизводства» [25].

Ее теория повседневности привлекла его внимание. Он характеризует повседневность теми же категориями, что и А. Хеллер. По ее определению, «повседневная жизнь есть совокупность деятельности индивидуумов к их воспроизводству, которые, соответственно, создают возможность к общественному воспроизводству» [25. С.250]. Так как никакой одиночка и никакое общество не может жить без своей репродукции, то в каждом обществе существует повседневная жизнь. И отправной, и конечной точкой для А. Хеллер является деятельность каждого. В повседневности человек находит и формирует свою личность, в ней он развивает свои способности. Как А. Хеллер, так и П. Боршайд выделяет три категории, которыми регулируется и определяется повседневность человека: предметы, созданные людьми, обычаи, язык. Предметы, а еще можно сказать, устройства или вещи, возглавляют материально-техническую деятельность. Они являются преимущественно результатами работы. Обычаи руководят человеческими отношениями. В языке же активизируются человеческие мысли.

П. Боршайд отмечает, что он не полностью согласен с моделью А. Хеллер, а только в основном. Эта модель не позволяет четко отделить повседневное от не-повседневного. Очевидно, что граница между повседневностью и не-повседневностью размыта, и действия, которые можно относить к одной из двух областей, могут тесно соприкасаться друг с другом. И, по мнению П. Боршайда, существенным, решающим признаком повседневной деятельности является повторение, которое создает обязательный фундамент всем человеческим мыслям и действиям.

И на вопрос о связи повседневности и не-повседневности можно ответить, что значение повседневной жизни, прежде всего, в том, что она представляет собой предварительную школу для не-повседневности, так как здесь изучаются основные исполнительские навыки, которые люди могут совершенствовать вне повседневности, и извне способствовать тому, чтобы «серая», трудоемкая часть повседневности стала сносной, чтобы уменьшились хлопоты повседневности.

Таким образом, Петер Боршайд в своих размышлениях о повседневности затронул основные вопросы, касающиеся «истории повседневности», изучая при этом исследования социолога Агнес Хеллер. Это вопросы основных категорий: повседневность, повседневная жизнь, жизненный мир; основные сферы, регулирующие повседневность: вещи, обычаи, мысли, а также религия. Также он столкнулся с проблемой связи между повседневностью и не-повседневностью. Он пришел к выводу, что повседневность — не есть лишь мир маленького человека, это мир всех людей, в котором должны исследоваться не только материальная культура, питание, жилье, одежда, но и повседневное поведение, мышление и переживания.

Представления и понятия истории повседневности воздействуют на исследования макроистории, в частности, на историческую динамику. Так, важнейшей идеей относительно повседневности является представление о ней как о сложной ткани переплетения различных порядков, компенсирующих ослабление или разрушение их в одном месте за счет усиления в другом [26]. Эта мысль оказывается очень продуктивной при исследованиях макроистории. Объяснительные схемы истории изменились. Если прежнее описание истории было насквозь детерминистским, в этой модели история представала как система динамичных, непрерывных изменений, сознательно совершаемых людьми, то новая история не управляется больше желаниями, намерениями, ценностями и идеалами людей так жестко и последовательно, как это было в прошлой истории. Она как будто бы выпала изпод власти человеческого разума. Для ее описания оказались больше пригодными математические методы, позволяющие работать с последовательностями, рядами, сериями событий, которые не находятся в причинно-следственной связи.

Изменения предстают в новой истории как сдвиги в самых фундаментальных предпосылках. Они имеют парадигмальный характер. Не отдельные люди, а структуры их взаимосвязей — вот что оказывается важным. Менталитет, рациональность, коммуникативные нормы, структуры повседневности — нечто, считающееся незыблемым, самоочевидным и не привлекающим внимания в силу своего постоянства — тем не менее, изменяются, и эти точки ломки старых и формирования новых парадигм привлекают современных историков… Человек — функционер структуры. Отсюда понятно почему внимание исследователей истории переключилось от человека к тем структурам, которые он исполняет, на службу которым он отдает свой разум и сердце [26. С.141−142].

Структуры человеческих взаимосвязей, взаимопереплетение различных факторов — вот, что оказывается существенным для развития истории. Об этом пишут многие современные ученые — это и И. Валлерстайн [27], и Р. Коллинз [28], и П. Мэннинг [29], и Н. С. Розов [30].

Современные многообразные модели исторического развития [30] построены с учетом взаимопереплетения этих значимых факторов, этих структурных взаимосвязей.

Среди этих факторов самые разнообразные — это и природные условия, и субъективные, и, как отмечал Валлерстайн [27. С.110], нормы, решения, «рациональности», а также паттерны или социально обусловленные способы действий, предрасположенность действовать определенным образом, т. е. те же габитусы или схемы действий людей, и то, что вслед за Н. Элиасом называют «человеческими режимами». На основе учета этих составляющих и тенденций социального развития в определенном регионе сегодня возможно прогнозировать те или иные социальные события. Так, уже ставший классическим пример предсказания Р. Коллинзом [28] развала Советского Союза. На наш взгляд, эти успехи в исследовании и прогнозировании истории наряду с другими факторами объясняются также применением подходов, используемых в изучении повседневности, к анализу макроистории. В этом нет ничего неожиданного, во-первых, и макроистория есть повседневность, вовторых, сказывается распространение идей повседневности, в частности, например, такой ученый, как Валлерстайн, является учеником и продолжателем идей основателя исследований повседневности Фернана Броделя.

В заключение хотелось бы подчеркнуть, что в XXI веке уже всеми признано, что история повседневности стала заметным и перспективным течением в исторической науке. Ныне историю повседневности уже не называют, как это было раньше, «историей снизу», и отделяют ее от сочинений непрофессионалов. Ее задача — анализ жизненного мира простых людей, изучение истории повседневного поведения и повседневных переживаний.

История повседневности интересуется, прежде всего, многократно повторяющимися событиями, историей опыта и наблюдений, переживаний и образа жизни. Это история, реконструированная «снизу» и «изнутри», со стороны самого человека. Повседневность — это мир всех людей, в котором исследуется не только материальная культура, питание, жилье, одежда, но и повседневное поведение, мышление и переживания. Развивается специальное микроисторическое направление «истории повседневности», концентрирующееся на одиночных обществах, деревнях, семьях, автобиографиях. Интерес представляют маленькие люди, мужчины и женщины, их столкновения со значительными событиями, такими как индустриализация, образование государства или революция.

Историки очертили предметную область повседневного бытия человека, указали на методологическую значимость его исследования, так как в эволюции повседневности отображается развитие цивилизации в целом. Исследования повседневности помогают выявить не только объективную сферу бытия человека, но и сферу его субъективности. Вырисовывается картина того, как укладом повседневности детерминированы поступки людей, влияющие на ход истории.