Система демократических институтов власти на Северном Кавказе: история, особенности (1918 г. — 30-е годы ХХ в.)

Система демократических институтов власти на Северном Кавказе: история, особенности (1918 г. — 30-е годы ХХ в.)

Д.Х. Мекулов Становление государственности у народов на Северном Кавказе протекало органично с процессами формирования системы власти. Прежде всего создавалась не только система выборных центральных (республиканских, областных) органов власти, но и ее низового аппарата.

Формы проводимой в массах работы носили различный характер, однако их борьба, несомненно, оставляла отпечаток на формировании государственных органов власти. При этом процессы развивались равнозначно как в многонациональных районах, так и в районах с преобладающим составом населения, принадлежащего к одной национальности. К весне 1918 года в национальных районах установилась своеобразная советская власть — «народной демократии» советов — в городах, национальных и казачьих советов и комитетов — в крестьянских районах.

Развитие событий, связанных с получившим в истории начиная с 1918 года название «триумфального шествия» новых общественных отношений, протекало в сложных условиях острой борьбы альтернативных сил. Эта цель была строго направлена — закрепление позиций боровшегося за власть пролетариата и крестьянства [1].

Возникшие на местах органы власти, в том числе и на территории многонационального Северного Кавказа, советы, исполкомы, военнореволюционные комитеты, занимаясь мобилизацией, сумели за короткое время добиться победы над представителями буржуазного строя.

В национальных районах СевероКавказского края была создана в 1918 году система военно-революционных комитетов, призванных к установлению и упрочению власти советов. [2].

Однако образованные военнореволюционные комитеты, в том числе и на Северном Кавказе, носили временный характер, наделялись правами решения задач по установлению власти советов, созданию условий для организации выборов в советы, — органов, базировавшихся на принципах более широкой демократии.

Надо признать, что военнореволюционные комитеты сыграли заметную роль в разгроме контрреволюции, функционируя в некоторых районах Северокавказского региона вплоть до осени 1918 года. Выполнив свою задачу, они были ликвидированы. На местах были вызваны к жизни комбеды (комитеты крестьянской бедноты). Правда, на территории Северного Кавказа к созданию комбедов прибегали редко, что, очевидно, объяснялось различным уровнем подготовленности крестьянства к новым общественным преобразованиям и различным уровнем состояния работы по привлечению кулака и середняка на сторону борцов за новый общественный порядок.

Развитие событий на Северном Кавказе, связанное с гражданской войной, обусловленной остротой противоречий в обществе, последующими политическими и военными событиями, осложняло процесс становления советской системы власти. Это было характерным как для национальных районов края, так и для районов с казачьим населением. Если в первом случае объединенная буржуазия выступала против нового общественного порядка, то во втором — альтернативной силой является казачество. Все это, несомненно, прерывало процесс строительства новой системы государственной власти — советской.

Второй этап ее начался в основном после окончания гражданской войны на Северном Кавказе (март 1920 года). Хотя вряд ли можно констатировать, что это было характерным для всей территории Северо-Кавказского края. Там, где это было возможно, проводилось, даже в условиях гражданской войны, избрание органов власти. Для Северо-Кавказского края была характерна хаотичность в процессе организации аппарата государственной власти на местах.

Избранные в 1920 году советы не смогли проявить себя во всей своей полноте. На Северном Кавказе, как и в некоторых других регионах Советской республики пришлось прибегнуть к созданию временной чрезвычайной системы власти, олицетворением которой стали почти повсеместно гибкие и мобильные органы власти — революционные комитеты (ревкомы). По данным исследователей: Н. Ф. Бугая, А.-К.М. Исрапилова, Ю. М. Понихидина и других на Северном Кавказе, например, была организована в 1920;21 годах целая сеть временных чрезвычайных органов власти, включающая около 2090 революционных комитетов (республиканских, областных, станичных, хуторских, аульских и др.). [3].

Изучение проблемы строительства государственного аппарата власти применительно к Северному Кавказу позволяет сделать вывод о том, что революционные комитеты, оставаясь в основном назначаемыми, временными органами власти (за редким исключением избирались), не были глубоко демократическими органами власти, слабо отражали интересы и чаяния масс. Их в значительной мере военный характер деятельности скорее был предназначен для укрепления позиций советов и в целом советской системы, а для Северного Кавказа и для упрочения создаваемых автономий.

Разумеется, что советская власть, утверждаясь, не брала на себя обязательства защищать существовавшие порядки на занятой территории. «Наоборот, — замечал известный юрист Е. Коровин, — борясь сама за свое социалистическое бытие, оказывала (власть — Д. М.) всемерное содействие стремлению местных трудящихся… к организации общественности на социалистических началах». [4] Коровин также замечал: «Отсюда, — ревкомы содействовали возникновению национальных советских республик и прочих элементов так называемой «советизации». [5].

Первая половина 20-х годов в советском строительстве на Северном Кавказе претерпевала заметные изменения, характеризуя тем самым состояние общества, уровень национального сознания населения, степень готовности его к защите нового общественного порядка и т. д.

Об отсутствии стабильности в системе органов советской властисвидетельствует и уже упоминаемый факт абсентеизм советов, имевший место не только в национальных районах, но и в районах с преобладающим русским составом населения. Например, в Кубанской области процент участвующих выборов в советы составлял в 1922;23 годах от 25 до 40%. Аналогичным было положение и в национальных районах этой же области. Более того для всех регионов оставалось характерным копирование во многих случаях процесса строительства государственного аппарата власти, проводимого в центральных районах Советской республики. Практиковалась также идентичность названий органов власти, например, через создаваемые волости, характерные, как правило, для центральных районов страны. Это вносило зачастую недоумение, особенно в национальных районах, имевших совершенно иную «модель» административно-территориального обустройства: национальный округ, аул, селение.

Несомненно и то, что копировался и метод проводимой централизации власти. Так, на Северном Кавказе уже в 20-х годах создавались органы власти, распространявшие свои функции на всю территорию края: СевероКавказский революционный комитет, Бюро по восстановлению советской власти на Северном Кавказе, ЮгоВосточное Бюро ЦК ВКП (б), Горский исполком и другие.

В ходе дальнейшего советского строительства эта же модель управления получила применение и в горской АССР, правда, это уже было самостоятельное государственное образование, имевшее наряду с системой органов управления и аппарат власти для установления вертикальных и горизонтальных связей, осуществлявший свои функции через сформировавшийся институт представительства. По данным проведенных исследований, такие представительства были созданы всеми государственными образованиями, при этом они действовали как в центре Советской республики, затем в СССР, так и в соседних республиках и областях. Так, Дагестанская республика имела свое представительство в Азербайджанской, горской АССР, в грузии, в центре Советской республики. Представительства горской АССР функционировали в Закавказской Федерации, Дагестане, Грузии. Наряду с этим практиковалось и образование представительств по различным сферам народного хозяйства — Экономическое представительство Горской АССР и другие.

Опыт формирования системы представительств получил применение и в середине 20-х годов, уже после состоявшегося административнотерриториального разделения Северного Кавказа, а также во второй половине 20-х годов (1927;28 гг.) в ходе районирования края. [6].

Как известно, после проведения в жизнь принятой резолюции «О районировании» (25 апреля 1923 г.), базировавшейся на основе использования принципа хозяйственно-административного деления, Северный Кавказ — ЮгоВосточная область — были избраны в качестве экспериментальной. В середине октября 1924 года Президиум ВЦИК создал Северо-Кавказский край в составе 10 округов (приравнивались к губерниям, округа имели административные районы) и 4 автономные области. С 10 января 1934 г. край был разделен на Азово-Черноморский (Ростов-на-Дону) и Северо-Кавказский (Пятигорск). 13 сентября 1937 года из Азово-Черноморского края образованы Краснодарский край и Ростовская область.

Такие территориальные преобразования вызывали изменения и в строительстве государственного аппарата управления столь огромным по территории краем.

Исследование различных аспектов строительства аппарата власти в новой государственности — СССР — позволяет сделать вывод о целесообразности проводимых преобразований.

Однозначно, что это был своеобразный поиск более эффективных путей строительства государственности, консолидации народов. На примере возникшего Северо-Кавказского, СевероЗападного и других административных краев в этот период, образованных на экономической основе, можно было бы говорить о промежуточной ступени власти между центром и автономными государственными образования. Ведь на практике получалось так, что автономные гособразования, применительно к Северному Кавказу — 4 автономные области, имевшие ранее непосредственную связь, теперь осуществляли ее через посредство органов власти Северо-Кавказского края. Такая модель управления была характерной и для проводившегося партийного строительства.

Изучение этого аспекта проблемы строительства аппарата государственной власти позволяет сделать вывод и об усиливавшихся центробежных тенденциях к самостоятельному существованию. Эта временная модель управления обществом утратила свое значение и была ликвидирована самой жизнью. Однако наступило это время только во второй половине 30-х годов.

Безусловно, что с организацией Северо-Кавказского края была создана сеть органов государственной власти в округах, автономных областях, национальных районах. Практиковалось не только образование национальных районов, но и окружных, сельских национальных советов. В качестве иллюстрации рассмотрим распределение национальных советов в КабардиноБалкарской автономной области. По данным 7 округов, к концу 20-х годов функционировали 54 кабардинских сельских национальных совета, 21 балкарский, 18 русских и украинских, 3 немецких, 1 кумыкский, 1 еврейский,.

1 осетинский. Всего 99 национальных советов. [7] Можно было бы проиллюстрировать данные по другим государственным образованиям. Все это свидетельствует о гибкости государственной политики в сфере национальных отношений в Северо-Кавказском крае, стремлении к вовлечению в советскую работу местных народов. При этом особое внимание обращалось на состав органов власти. И это не случайно. Население национальных районов Северо-Кавказского края болезненно воспринимало назначение направляемых Центром спецов на руководящие должности в аппарате управления. Одновременно урегулировать эти соотношения, недовольство не всегда удавалось, так как на местах как в 20-е годы, так и в 30-х ощущалась острая нехватка специалистов — выходцев из местных народов, знакомых с работой в органах государственной власти. Например, в Дагестане в феврале 1925 года, по материалам обследования, состояние низового советского аппарата представляется таким образом: Махачкала — при общем количестве 1324 советских служащих, горцев — 27%. В этих же материалах читаем: «резко бросается в глаза отсутствие местных технических работников. Во всех деревенских (аульских, сельских — Д.М.), кроме Ланского, технические работники русские. [8].

Хотя одновременно следует заметить, что в 30-е годы благодаря работе по подготовке специалистов, выходцев из северокавказских народов, эта проблема теряла свою актуальность. Это позволяло усилить работу, начало которой было положено еще в 20-е годы, по коренизации государственного и управленческого аппарата. Опубликованные А. Гоновым в вышеназванном сборнике «Русские на Северном Кавказе в 2030;е годы» архивные материалы, как раз и свидетельствуют о состоянии дел в решении этой сложной проблемы в этот период.

По Дагестану эта ситуация в 1928 году выглядела следующим образом. Из 1999 работников центральных учреждений республики представителей местных национальностей было 418 чел. (20%), а русских 1324 чел. (около 80%), прочих — 257. По районным и окружным учреждениям (за исключением Хасав-Юртовского и Кизлярского округов) из 4037 специалистов — 1886 было представителей из местных национальностей (46,7%), 1788 русских (44,7%) и 363 специалиста прочих. [9] В это же время по линии Наркомзема (в центре и на периферии) из 204 специалистов было русских — 153 чел., из местных национальностей — 4 чел., прочих — 29 человек. [10].

Как известно, важную роль в консолидации горских масс играл перевод работы органов власти на местные языки. Хотя это и была временная мера, но, несомненно, она имела политическое значение.

Так, в Дагестанской АССР из 600 сельских советов на местные языки уже в 1927;1928 годах было переведено 542 (89,2%), на русском языке работали 66 сельских советов (10,8%). [11].

Однако как в Дагестане, так и в национальных регионах СевероКавказского края это вовсе не означало, что делопроизводство велось исключительно на одном языке. В окружных исполкомах оно проводилось смешанно — на русском языке при взаимодействии с центральными окружными органами республики и на местных языках — при работе с сельскими и аульскими советами. Все это объяснялось, читаем в отчете о коренизации Северо-Кавказского края (март 1928 г.), «отсутствием в прошлом у народностей областей своей письменности, недостаточной грамотностью у населения, подготовленностью специалистов для работы в органах власти на местах». [12].

Совместная работа со специалистами русской национальности способствовала обретению опыта местными специалистами. Так, например, если в Адыгейской автономной области в 1924 году в состав аульских и сельских советов и их представителей было черкесов 296, русских — 188 (председателей 27:5), то в 1927 году это соотношение уже выглядело так: черкесов — 547 (51,4%), русских — 503 (47,3%), прочих — 14 (1,3%), председателей соответственно — 30−14−4. [13].

В Кабардино-Балкарской автономной области в 1927 году в 185 сельских советах было занято специалистов: 56 кабардинцев, 22 балкарца, 91 русский, 16 прочих. [14] Среди 53 председателей сельских органов власти: кабардинцев было 33, балкарцев — 10, русских — [15].

Несомненно, что в 30-е годы в ходе состоявшихся выборов в советы имелась тенденция в сторону увеличения численности представителей местных народов в органах государственной власти. Если в Северо-Осетинской автономной области в середине 20-х годов в 5 окружных исполкомах было занято 87 человек, из них: осетин — 70, русских — 16, немцев — 1; в 76 сельских исполкомах 1438 специалистов (осетин 1242, русских — 171, немцев — 18, прочих 7) [16], то в начале 30-х годов в автономной области в имевшихся 74 сельских советах были заняты 1864 представителя разных национальностей, из них: осетин — 1514, русских 313, немцев — 15, грузин — 6, прочих — 16. [17].

В начале 30-х годов в Ингушской автономной области в 40 сельских советах работали 814 депутатов, из них: чеченцев — 24, русских — 24, дагестанцев (так в документах) — 2, тавлинов — 3, прочих — 5. [18].

Аналогичная ситуация была характерна и для других государственных образований на Северном Кавказе как функционировавших в структуре Северо-Кавказского края, так и в самостоятельном режиме. Это можно проиллюстрировать, в частности, на советах Дагестана в начале 30-х годов.

Так, в Махачкалинском городском совете (1931 г.) из 184 его депутатов, русских было 81, кумыков — 34, аварцев 15, тюрок — 11 [19], т. е. в городском совете преобладали пока русские. Однако в районных советах ситуация выглядела несколько иначе. Например, в Махачкалинском районном совете было занято 63 депутата, из них 49 кумыков, 7 русских, 5 аварцев, 2 прочих. [20] В гунибском районном совете числилось 97 депутатов, из них: 28 русских, 22 ногайца, 7 туркменов, 2 татарина, 3 прочих. В Касумкентском районном совете из 56 депутатов было 46 ногайцев, 5 русских, 3 кумыка, по одному лезгин и прочих. [22].

Безусловно, что ситуация в государственном аппарате власти в СевероКавказском крае заметно изменилась. Советы благодаря своему составу становились более близкими к трудовым массам, усиливалась тенденция к защите интересов масс, удовлетворения их потребностей. Хотя решение таких задач, в связи с проводимыми установками партии, связанными с коллективизацией, индустриализацией, затянувшимися на продолжительное время, затрудняли процесс демократизации органов власти. Их деятельность во многом зависела от воли партии и от проводимой государственной политики в сфере национальных отношений, которая по-прежнему базировалась на принципе исполнения установок, определяемых центральными органами власти, действенным оставался учет интересов масс.

Не исключая того положения, что советы пользовались все-таки авторитетом среди масс, им приходилось приспосабливаться к формам и методам, использовавшимся партийными органами на местах. Зачастую вмешательство партийных органов в работу советов приводило их к размыванию изнутри, ослаблению их влияния среди трудящихся, а в отдельных случаях и к сведению советов на нет.

Исследование проблемы становления государственной власти применительно к Северному Кавказу приводит и к выводу о сложности процесса строительства органов власти в казачьих областях. Исторически сложилось так, что казачье население (русские, украинцы) проживало чересполосно, а это накладывало отпечаток и на строительство аппарата государственной власти.

Надо признать, что в казачьих областях, в районах горской АССР, Кубанской области, Терской и Ставропольской губерниях в начале 20-х годов эти процессы были затруднены, что явилось следствием ожесточенного сопротивления установлению нового общественного строя. Однако в последующем этот процесс приобрел более активную форму и во многих случаях население названных районов адаптировалось за короткое время к новым условиям, восприняв, в том числе и под воздействием репрессивных мер со стороны государства, идеи советов.

В конце февраля 1920 года состоялся первый Всероссийский съезд трудового казачества, ставший поворотным пунктом в изменении политики в отношении казачества и положивший начало строительству местных органов государственной власти в казачьих областях, привлечению казаков на сторону советов. Разумеется, что эти меры не всегда протекали безболезненно. Имели место острые противоречия. С этого времени советская власть в казачьих областях строилась на общих основаниях Конституции РСФСР и принятого «Положения о сельских советах и областных исполкомах». [23].

Однако более упорядочилось советское строительство в казачьих областях Юга Советской республики после принятия 25 марта 1920 года СНК декрета «О строительстве Советской власти в казачьих областях». Правда, и этот юридический государственный акт не мог унифицировать процесс советского строительства в казачьих областях, поэтому оно, естественно, претерпевало отдельные отклонения. Так, учитывая особые бытовые условия жизни казачества и в целях усиления работы среди казаков, разрешалось в структуре местных советов создавать казачьи секции, которые не являлись самостоятельными органами власти, осуществляли агитационные и информационносправочные функции.

Наряду с Донской и Кубанской областями, эти процессы затронули, начиная с 20-х годов, и другие районы с казачьим населением. Безусловно, что здесь соседство с местным населением накладывало определенный отпечаток на организацию государственного аппарата власти на местах. Это в полной мере относится к Адыгейской, Карачаевской, Кабардино-Балкарской, Северо-Осетинской автономным областям, Сунженскому отделу Горской АССР, Кизлярскому округу Дагестанской АССР. Строительство аппарата государственной власти в казачьих районах также переплеталось с административно-территориальным обустройством казачества, начало которому в значительных масштабах было положено только с апрельского (1925 г.) Пленума ЦК РКП (б).

Безусловно что даже в обстановке невосприятия советской власти в полном ее понимании, стремление казачества к спокойному и плодотворному хозяйственному укреплению, согласию с проводимой государственной политикой в этом вопросе, естественно было тесно связано с экономическими факторами — укреплением земельных отношений, налогов и повинностей, с безусловным уничтожением огульноотрицательного отношения ко всему казачеству. Только такой подход мог стабилизировать ситуацию в отношениях советской власти с казачеством.

Поэтому не случайно, что в первой половине 20-х годов на передний план выдвигалась задача привлечения казаков к участию в строительстве государственного аппарата власти в казачьих районах, к хозяйственному и культурному строительству.

В Адыгейской автономной области в конце 20-х годов избирателей великороссов было 51,7%, в составе советов они занимали 52,3%.

В целом по Северо-Кавказскому краю число русских в районных съездах, райисполкомах, президиумах районных исполкомов составляло от 75 до 78%. [24].

В Кизлярском районе Дагестанской АССР в начале 30-х годов на съезде было избрано 139 членов, среди них русских — 119, ногайцев — 9, немцев — 2, грузин — 1. [25] На районном Шелковском съезде советов из 64 членов — русских было 59 человек, прочих — 5. [26].

По данным выборов (1931 г.) сельских органов власти Сунженского округа Чеченской автономной области (128 000 чел.), в сельские советы были избраны 628 членов, из них русских — 422, чеченцев — 195, ингушей — 8, немцев — 2, евреев — 1. [27].

В целом же строительство государственных органов власти в 30-е годы не отличалось от строительства, проводимого в целом по стране. Постепенно исчезало из названных советов и сочетание «казачьих депутатов».

Основной опорой осуществления государственной политики партии в экономической, культурной сферах, межнациональных отношениях выступали с начала 30-х годов районные советы. XVI конференция ВКП (б), проходившая в апреле 1929 года, отмечала: «. Поскольку узловым пунктом, где осуществляется директива партии и Советской власти, является район, сюда необходимо перенести центр тяжести работы по улучшению и исправлению государственного аппарата». [28].

Как известно, Северо-Кавказский край оказался разделенным на 87 районов (из них 7 национальных), 10 городов и 7 национальных автономных областей. Все районы и области управлялись из единого краевого центра. Под флагом «укрепления районов», протекала бюрократизация их аппарата, усложнение структуры.

В соответствии с этим пересматривалась структура окружного советского аппарата власти, под углом зрения обеспечения районных центров возможно большим количеством проверенных организаторов и специалистов.

Хотя установка партийных органов, как свидетельствуют документы XIV съезда советов РСФСР, не была воспринята досконально, делегаты выступали против чрезвычайного укрепления районных сельских советов, которое «привело к отдалению власти от населения и ослаблению руководства низовыми советами со стороны вышестоящих органов: равным образом такое укрупнение затрудняло широкое развертывание массовой работы советов». [29] В целом все эти меры вели к жесткой централизации управления обществом. Однозначно следует вывод, что строительство государственного аппарата власти на местах, в том числе и на Северном Кавказе, недвусмысленно и окончательно объявлялось зависимым от способов решения внутрипартийных задач.

В середине 30-х годов произошли коренные административные преобразования в крае. На базе Северо-Кавказского края создавались Азово-Черноморский край (26 районов), Адыгейская автономная область и 110 самостоятельных районов (6 национальных), и СевероКавказский край (остальные территории). В 1937 году возникли Орджоникидзевский и Краснодарский края, Ростовская область.

Продолжалось дробление районов внутри республик, областей и краев. Так, на апрель 1941 года в Дагестанской АССР насчитывалось 34 района, в Кабардино-Балкарской АССР — 16, в Северо-Осетинской — 11, в Чечено-Ингушской — 23, в Адыгейской автономной области — 7, в Карачаевской — 46, Черкесской — 5, в Краснодарском крае — 73, Орджоникидзевском — 40, в Ростовской области — 65. [30] В этих районах функционировали советы.

Таким образом, исследования показывают, что Северный Кавказ имел свои особенности в строительстве государственного аппарата власти, отличные от других районов страны. Это соответствовало стремлению народов реализовать государственное начало в форме национально-территориальных образований.

Проводимое районирование показало, что не совсем соответствовал северокавказским требованиям и определенный госпланом СССР размер административного округа (220 тыс. кв. верст с населением 700−750 тыс. чел.). На Северном Кавказе пришлось из-за чересполосицы расположения русских округов отступить от названных параметров.

Соответственно другой была и нагрузка создаваемых органов государственной власти. В дополнение к этому следует отметить, что национальный фактор все менее учитывался в практической деятельности созданной системы советов.

государственность северный кавказ власть.

Примечания

• 1. Демократия и советы. Ученые и практики за круглым столом // Советы народных депутатов. М., 1988. № 5 и др.
• 2. Амелин Г. К. Петроградский Военно-революционный комитет и его роль в закреплении и охране завоеваний Великой Октябрьской социалистической революции, октябрь-декабрь 1917 года. М., 1963; Хесин С. С. Становление пролетарской диктатуры в России. М., 1975; Цыпкина Р. Г. Военно революционные комитеты в Октябрьской революции. М., 1980; Растригин А. Ф. Революционные комитеты в борьбе с экономической контрреволюцией История КПСС. 1967. № 5; Зайдиев З. З. Военно-революционные комитеты Дагестана: автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 1972; Он же. Военно-революционные комитеты Дагестана. Махачкала, 1973 и др.
• 3. Бугай Н. Ф. Чрезвычайные органы Советской власти в создании основ многонационального союзного государства // Советы национальных регионов России. 19 171 922 гг. Рига, 1985; Он же. Чрезвычайные органы Советской власти. М., 1991; Исрапилов А.-К.М. Революционные комитеты в борьбе за установление и упрочение Советской власти в национальных районах Северного Кавказа. Махачкала, 1976; Понихидин Ю. М. Революционные комитеты РСФСР, 1918;1921 гг. Саратов, 1982. С. 35.
• 4. Коровин Е. А. Современное международное публичное право. М.; Л., 1926. С. 158.
• 5. Там же.
• 6. Бугай Н. Ф., Мекулов Д. Х. Народы и власть: «социалистический эксперимент». Майкоп, 1994 и др.
• 7. ГАРФ. Ф. Р.-235. Оп. 124. Д. 93. Л. 59.
• 8. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 904. Л. 32.
• 9. ГАРФ. Ф. Р.-1235. Оп. 123. Д. 69. Лл. 27−35. Из сведений о коренизации Северокавказского края.
• 10. Там же.
• 11. Денисова Г. С., Уланов В. П. Русские на Северном Кавказе: анализ трансформации социокультурного статуса. Ростов н/Д, 2003 С. 103.
• 12. Там же.
• 13. Там же.
• 14. Там же.
• 15. Бугай Н. Ф., Мекулов Д. Х. Указ. соч. С. 60.
• 16. ГАРФ. Ф. Р.-1235. Оп. 108. Д. 735. Л. 47.
• 17. Там же. Д. 775. Л. 4.
• 18. Там же.
• 19. Там же. Д. 708. Л. 26.
• 20. Там же. Д. 733. Л. 13.
• 21. Там же. Л. 4.
• 22. Там же. Л. 8.
• 23. Постановления и резолюции I Всероссийского съезда трудового казачества. М., 1920. С. 19−20.
• 24. Денисова Г. С., Уланов В. П. Указ. соч. С. 141.
• 25. ГАРФ. Ф.Р.-1235. Оп. 108. Д. 733. Л. 11.
• 26. Там же. Л. 15.
• 27. Там же. Д. 707. Л. 58.
• 28. КПСС в революциях. Т.4. С. 234.
• 29. Съезды Советов СССР. Т. IV. С. 122−133.
• 30. РСФСР. Административно-территориальное деление на 1 апреля 1941 года. М., 1942. С. 7, 10.