Российская экономическая власть: поведенческие характеристики и принятие решений в период спада

РОССИЙСКАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ: ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ И ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЙ В ПЕРИОД СПАДА

В ортодоксальной экономической теории власть рассматривается исходя из доминирования агентов на отраслевых рынках. Властные полномочия государства трактуются в рамках, как общей экономической политики, так и применительно к субъектам регулирования, выделяя промышленную, финансовую, денежно-кредитную, бюджетно-налоговую политику. В институциональной теории рассматривается 4-х видовая модель роли государства, как совокупность уровней субъектов собственности. Более подробно поведение экономической власти даётся в теории общественного выбора — как решения принципала и агента, их реализующего. Их взаимоотношения складываются в форме диады власти: А влияет на действия Б, в большей степени, чем Б влияет на действия А. Применительно к российской действительности, где власть имеет патримониальный характер, это влияние гипертрофировано [Олейник А., 2011]. В теории организации это подаётся как «ручное управление».

В поведенческой экономике принятие решений базируется прежде всего на иерархическом принципе, который предполагает разнообразие свободы, обеспечивающей гомеостаз экономической системы. В кибернетике это соответствует «закону Седова» или закону иерархических компенсаций: рост разнообразия на верхнем уровне системы обеспечивается ограничением разнообразия на предыдущем уровне. При усложнении рынков идёт стандартизация (упрощение) управления и институтов; рамки устраняют избыточную сложность. Один из пионеров экономического бихевиоризма Г. Саймон показал, что должна проявляться процедурная рациональность. Создатель современного программирования (60-е гг. ХХ века) Х. Мински выделил когнитивный элемент процесса: фреймы как кодировка смыслов (информации) или следование определённому клише. На примере Государственной Думы было показано, что «процесс принятия решений состоит из повторяющихся действий в рамках определённой стратегии», создающий «значимые элементы самоусиливающегося механизма» [Кирдина С., Рубинштейн А., 2014] («эффект бутылочного горлышка»). Причём такое поведение приемлемо для привычной окружающей среды (стабильной экономики), признаками которого служат эвристики и интуиции. По Д. Канеману-А.Тверски, эвристики определяют цели в контексте предпочтений [Тамбовцев В., 2008] в вариациях: пригодно и привлекательно. Интуиция же, есть структурное понятие, и придаёт робастность системе.

В периоды спада (длительная рецессия) поведение субъектов экономической власти становится нерациональным, а подчас и иррациональным. Трансакционные издержки резко возрастают (увеличиваются согласования и процедуры, усиливается информационная близорукость), сложность принятия решений такова, что агенты борются за то, чтобы ограничить свое собственное поведение [Коландер Д., 2009] (Ж. Тироль, Т. Шеллинг). Иллюстрацией может служить исполнение майских указов Президента 2012 г. Противоречивость воплощения, перекладывание ответственности, постоянные апелляции к первому лицу государства продолжаются по апрель 2016 года. Более того, даже в начале спада и неопределённости в природе и типологии новейшего кризиса, прогнозы в правительстве были не совсем корректны: «Анализ достоверности предшествующих прогнозов и выполнения, принятых ранее планов в тексте новых правительственных документов традиционно отсутствуют» [Букина С., Маневич В., 2013]. Приверженность к повтору в шоковых ситуациях ведёт к прямому (конфликтному) противостоянию, к рассогласованию действий и целей регулирующих властных органов. Примером этому служит несостыкованность прогнозов, выбор определяющих индикаторов, невнятность теоретических посылов, неадекватная оценка ситуации, неверное истолкование статистических данных, что проявлялось в публичных дебатах и заявлениях на протяжении 2014;2015гг. Частота встреч и собраний на уровне правительства и президента усиливалась (авралы и паника при составлении антикризисного плана). Представленный МЭР вариант из 101 пункта был подвергнут критике МФ по 93, первый вице-премьер И. Шувалов создаёт новую версию из 63 пунктов. Финальная версия, утверждённая президентом (62 пункта) обрела новую идеологию — чистой экономии и выжидания [Коммерсантъ, 2015]. Проявляется чисто иррациональное начало — вера в постепенную адаптацию рынка к сложившимся условиям (МЭР) и устойчивость инфляционных ожиданий (Банк России). Хотя исследователи указывают, что сегодняшние решения через адаптивные ожидания зависят от прошлых решений остальных агентов [Фаджиело Д., Ровентини А., 2009].

В разбалансированной экономике у экономической власти нет чёткой функции полезности, меняется окружающий контекст и ролевые позиции (например, Банк России в качестве мега-регулятора, что весьма избыточно и проблематично). Спонтанно меняется ценность благ (финансовая индифферентность к доходам населения и реальное сокращение бюджета в части социальных расходов по антикризисному плану), формируется «плавающий критерий» принятия решений (переключение предпочтений и интересов). Рациональность становится переменной (непоследовательные оценки и прогнозное манипулирование) и интегративной (методологическая и теоретическая аберрация — выбор эконометрических моделей и инструментов ЦБ, например, таргетирование). В период кризиса экономическое решение приобретает значение редкого блага. Его потребление (приобретение и внедрение, в случае проектного финансирования) может быть чрезвычайно неэффективно (особенно в монополизированных или закрытых рыночных сегментах, например, объекты ВПК). Рост издержек как экономических (из-за имеющихся технологий), так и психологических («бремя принятия решения») сужает «проспектное видение», цели становятся расплывчатыми и неконкретными; возможна путаница в субъекте потребления, как индивидуального, так и коллективного [Тамбовцев В., 2013].

В экономической политике выбор инструментов регулирования достаточно ограничен, однобокая инвариантность ведёт к иррациональным суждениям. «Закон Ч. Гудхарта» гласит, что любая попытка правительства контролировать одну переменную посредством другой может так исказить исходную связь между этими переменными, что сделает государственный контроль неэффективным. «Закон Кемпбелла»: чем больше используются количественные социальные показатели в принятии решений, тем сильнее искажаются социальные процессы, попадающие под мониторинг. «Лемма Арнольда-Фаулера» определяет: когда достижение некоторого индикатора становится целью, он перестаёт быть хорошим показателем [Балацкий Е., 2013]. экономический власть разбалансированность рациональность В экспериментальной поведенческой экономике (теории) выделяют уже устоявшиеся, по сути кодифицированные, стереотипы нерационального принятия решений (аномалии), которые можно представить как имплицитные установки российской экономической власти:

• • зависимость от точки отсчёта (майские указы президента 2012 г.),
• • неприятие потерь (запаздывание с открытием резервных фондов и валютного контроля),
• • социальные предпочтения (неоднозначный выбор финансовых преференций),
• • эффект постановки проблемы (нереалистичность сценариев социально-экономического развития; нарушения и приостановка бюджетного правила),
• • эффект первоначальной наделённости (ключевой ориентир-цена на нефть),
• • гиперболическое дисконтирование (линейное, а не циклическое понимание развития событий),
• • эффект невозвратных издержек (капитализация проблемных банков),
• • эффект якорения (ключевая ставка ЦБ),
• • эффект масштаба решения (ЦБ: девальвация и поддержка рубля),
• • эффект контекста (неопределенность с типологией кризиса),
• • смещение, вызванное имеющимся опытом (перенос признаков предыдущего кризиса на современность),
• • ментальная бухгалтерия (ЦБ и таргетирование инфляции).

• 1. Олейник А. Политическая экономия власти // Вопросы эконмики. 2011. № 5.
• 2. Кирдина С., Рубинштейн А. Эффекты path dependence и экономии от масштаба в российском законодательстве // Вопросы экономики. 2014. № 11.
• 3. Тамбовцев В. Цели социально-экономического развития России в четырёх измерениях // Вопросы экономики. 2008. № 3.
• 4. Коландер Д. Революционная теория сложности будущее экономической науки // Вопросы экономики. 2009. № 1.
• 5. Букина С., Маневич В. Монетарные и финансовые факторы рецессии в российской экономики // Общество и экономика. 2013. № 11−12.
• 6. Коммерсантъ. 22.01.2015.
• 7. Фаджиело Д., Ровентини А. О научном статусе экономической политике: повесть об альтернативных парадигмах // Вопросы экономики. 2009. № 6.
• 8. Тамбовцев В. Управленческое решение как экономическое благо // Общественные науки и современность. 2013. № 1.
• 9. Балацкий Е. Концепция сложности и экономическая теория демократии // Общество и экономика. 2013. № 5.