Яркие индивидуальности, составлявшие единую команду

Подведем итоги. Сразу же оговоримся, что в них отражены наиболее яркие черты соратников Петра, ибо опираясь на изучение биографии не всех сподвижников царя-реформатора, а только наиболее выдающихся личностей. Известный историк первой четверти первого столетия, которого я уже упоминал во вступлении к работе, Карамзин писал о людях боровшихся за власть после смерти Петра: «…пигмеи спорили о наследии великана». Тем самым он выразил негативной отношение к сподвижникам царя. Вряд ли можно согласиться с подобной оценкой тех, кто сотрудничал с Петром в годы тяжелой Северной войны и одерживал в ней победы, участвовал в административных реформах и поднимал культурный уровень страны, закладывал основы регулярной армии и создавал военно-морской флот, утверждал величие России на международной арене.

Подобно тому, как Петр не похож по складу своей натуры на царя Алексея Михайловича, так не похожи соратники Петра на бояр, и окружавших трон его родителя. Но сподвижники Петра не схожи и с людьми, находившимся у подножия трона, скажем, Екатерины II или Александра I. Главное, что отличало Меньшикова Шафирова, Ягужинского, Шереметьевых и Куракиных, с одной стороны, и от Потемкиных и Новосильцевых, Воронцовых Строгановых — с другой, состояло в отсутствии традиции.

Отсчет времени, когда началось формирование личности в России, следует вести со знаменитой Табели о рангах 1722 года, хотя идеи, в ней заложенные, начали внедряться Петром задолго до ее обнародования. Петр, нарушая традиции и преодолевая сословную замкнутость, комплектовал ряды своих сподвижников, как мы знаем не только из людей «породных», но и бывших холопов, посадских и иностранцев.

Когда присматриваешься к деяниям Петраи его сподвижников, обращаешь внимание на то, сколь основательно опережал свое время царь идеей всеобщего блага, которой он служил. Из этого отвлеченного понятия соратникам царя было ближе и роднее благо — личное. Суровые меры Петра оказались бессильны преодолеть казнокрадство, прежде всего тех, кто вышел из низов. Шереметьев, Голицин и прочие аристократы не были уличены в этом пороке. Князь Матвей Петрович Гагарин, повешенный за казнокрадство, являл собою исключение.

Четыре очерка, входящих в реферат, посвящены биографиям четырех несхожих людей. Самой яркой фигурой среди них был, бесспорно, Александр Данилович Меньшиков. Он был, наверное, самым выдающимся сподвижником Петра. Необычным был путь восхождения его к могуществу, славе и богатству; пирожник стал вторым лицом в государстве. Незаурядными были дарования этого человека, в полной мере раскрывшихся на военном и административном поприщах. Не оставляет равнодушным падение князя, последние годы жизни, проведенные в полной безвестности в далеком Березове. Интересен Меньшиков, прежде всего, как личность — личность нового времени, пробужденная к жизни реформами царя-преобразователя.

Этот деловитый делец занимал совершенно исключительное положение в кругу соратников Петра. Человек темного происхождения, «породы самой низкой, ниже шляхетства», по выражению князя Б. Куракина, едва умевший расписаться в получении Жалования и нарисовать свое имя и фамилию, почти сверстник Петра, сотоварищ его воинских потех в Преображенском и корабельных занятий на голландских верфях, Меньшиков, по отзыву того же Куракина, в милости у царя «до такого градуса взошел, что все государство правил, почитай, и был такой сильный фаворит, что разве в римских гисториях находят». Он отлично знал царя, быстро схватывал его мысли, исполнял самые разнообразные его поручения, даже по инженерной части, которой совсем не понимал, был чем-то вроде главного начальника его штаба, успешно, иногда с блеском командовал в боях. Смелый, ловкий и самоуверенный, он пользовался полным доверием царя и беспримерными полномочиями, отменял распоряжения его фельдмаршалов, не боялся противоречить ему самому и оказал Петру услуги, которых он никогда не забывал.

Что князь принадлежал к деятелям крупного масштаба, явствует из значимости его поступков — не в манере светлейшего было мельчить и довольствоваться малым. Размах, как свойство широкой натуры князя, виден во всем: и на театре военных действий, где он никогда не ограничивался полумерами, и в отношениях со своими недругами, где он был неумолим, и в сооруженных по его заданию дворцах, по всей пышности и размерам превосходивших все, что в то время было сооружено в новой столице и ее пригородах, и в его самом длинном и пышном, уступавшем лишь царскому титуле, и в захватывающей воображение роскоши, и в казнокрадстве, и в безграничном честолюбии. Заслуги Меньшикова в преобразовательных начинаниях Петра Великого вряд ли можно переоценить. Даже если бы эти заслуги ограничивались только воинскими подвигами князя, то просто их перечисления достаточно, чтобы увековечить его имя: Калиш, Лесная, Батурин, Полтава, Переволочна, Штеттин — вот главные победы князя в северной войне. Если в двух из них он делил радость триумфа с Петром, то в остальных он руководил операциями самостоятельно, показав при этом недюжие способности военачальника. Но он проявил себя, как мы узнали из очерка о нем, не только на поле брани, но и как крупный государственный деятель. Что касается Меньшикова в правительственном механизме, то природа сохранившихся источников такова, что, пользуясь ими, невозможно вычленить его роль как сенатора или даже руководителя Военной коллегии. Если течение дел журчало по привычному бюрократическому руслу и не вызывало осложнений, то, как говорится, за лесом не видны деревья, участие каждого сенатора или члена коллегии скрыто общим решением. Исключение составляет знаменательная свара в Сенате в 1722 оду, когда за скупой регистрацией перебранки можно восстановить ход разыгравшегося скандала и роль в нем отдельных сенаторов. Именно поэтому в реферате отмечена роль князя в строительстве Петербурга и ничего не сказано о Меньшикове-сенаторе, равно как и о Меньшикове — президенте Военной коллегии. Слабость Меньшикова на виду, как на виду и его вклад в победы Северной войны, в создании регулярной армии и флота, в строительстве и благоустройстве новой столицы. Алчность светлейшего, его порою затмевавшая рассудок страсть к стяжанию способны в известной мере «подмочить» репутацию князя. Но в жизни выдающейся личности привлекает, прежде всего, ее реальный вклад во славу России, разумеется, России той поры, с ее социальными порядками. Вклад его велик, и потому потомки помнят имя Меньшикова.

Не менее яркой личностью является и Петр Андреевич Толстой. Он вызывал чувство глубокой неприязни у Андрея Артамоновича Матвеева, сына боярина Артамона Сергеевича, убитого стрельцами во время бунта 15−17 мая 1682 г. Одним из виновников гибели его отца был Толстой, действовавший в интересах Милославских. И тем не менее Матвеев-младший характеризовал Петра Андреевича как человека острого ума. Репутацию умного, ловкого и проницательного деятеля Толстой сохранил и к исходу своей жизни. Французский посол Кампредон не жалел хвалебных эпитетов в его адрес: «Это человек даровитый, скромный и опытный»; «Это лучшая голова России»; «Толстой самый доверенный и бесспорно самый искусный из министров царицы»; «Это человек тонкого ума, твердого характера и умеющий давать ловкий оборот делам, которым желает успеха» .

Кампредона можно было бы заподозрить в предвзятости, ибо он, как и прочие иностранные послы в Петербурге, не скупился на похвалы тем русским государственным деятелям, которые охотно шли ему на уступки. Но из очерка о Толстом нам известно, что дела Петра Андреевича подтверждают, а не опровергают характеристику Кампредона. Толстой служил делу Петра верно и преданно и без оглядки отдавал этой службе все свои недюжинные дарования.

Поле деятельности Петра Андреевича — дипломатия. Занятие этим ремеслом не всегда предполагало наличие чистых рук. В ход пускалось все, что обеспечивало успех: обман, шантаж, подкупы, вероломство, лицемерие и даже убийство. После того, как узнаешь о том, как он использовал все рычаги давления на царевича Алексея, чтобы добиться от него согласия вернуться в Россию, или о том, как он скупал оптом и в розницу османских министров, может создаться впечатление, что Толстой был злодеем или, во всяком случае, человеком, лишенным элементарной нравственности. Нельзя, однако, игнорировать то обстоятельство, что Толстой-дипломат, как и русская дипломатия в целом, всего лишь постигал азы европейской дипломатической службы, весьма не разборчивой в средствах достижения цели. Петр Андреевич руководствовался не своекорыстными, а государственными интересами, и его действия вознаграждались в той мере, в какой они способствовали укреплению либо мощи государства, либо позиции монархов.

В ином ракурсе выглядит Толстой в общении с Петром и его министрами, а также в семейном кругу. Здесь он был и преданным слугой, и добрым порядочным семьянином, заботливым супругом и отцом.

Иные черты были присущи Борису Петровичу Шереметьеву. По своему мироощущению, привычкам это был человек XVII века, волей судьбы заброшенный в бурное время петровских преобразований. Он и не порвал с прошлым, и полностью не воспринял настоящее, точнее не смог превозмочь себя, чтобы органически слиться с этим настоящим. Из XVII века он прихватил черты патриархального воеводы и представления о военном искусстве, определяющим признаком которого являлось не умение, а число. В петровское время он приобрел навыки в создании и управлении регулярным войском, более мобильным и боеспособном, чем поместная конница прошедшего века. В сплаве этих двух качеств и формировался полководец Шереметьев. Его главная сфера деятельности — поле брани, и Россия была обязана первыми победами.

Присущее Шереметьеву сочетание названных выше качеств определяло отношение царя к своему фельдмаршалу. Оно никогда не было теплым, и в то же время его нельзя назвать враждебным. Борис Петрович с завидным терпением переносил постоянные понукания царя, чаще всего являвшиеся результатом его медлительности, иногда брюзжал, но никогда не уклонялся от любых поручений царя и с чувством долга их выполнял. Последнее обстоятельство необходимо подчеркнуть в связи с тем, что в литературе бытует пущенная князем Щербатовым молва о словах, будто бы сказанных Борисом Петровичем, когда он отказался участвовать в суде над царевичем Алексеем: «…служить своим государям, а не судить его кровь моя есть должность» .

Письма Шереметьева кабинет-секретарю Макарову, князю Меньшикову, генералу Апраксину и самому царю дают основание отклонить версию Щербатова: на подобную демонстрацию фельдмаршал был не способен не только на исходе своих сил, но и в годы их расцвета.

В отличие от Меньшикова, Толстого и Шереметьева, пользовавшихся большей или меньшей самостоятельностью и силой обстоятельств вынужденных иногда принимать собственные решения, Алексей Васильевич Макаров подобных трудностей не испытывал: он всегда был при Петре, неукоснительно следовал за ним, куда бы тот ни направлялся, хотя бы на курорт.

Конечно же, могучая фигура Петра заслоняла Макарова, но, присмотревшись к деятельности его кабинет-секретаря, можно без риска ошибиться сказать, что Алексей Васильевич принадлежал к числу самых доверенных лиц царя и был непременным его помощником во всех его начинаниях. Если Петра его можно сравнить с маховым колесом, приводящим в движение весь правительственный механизм, то Макаров выполнял функции приводного ремня.

Через руки Макарова проходили все донесения Петру, равно как и указы, исходившие от царя, каких бы вопросов они не касались: военных, дипломатических или относившихся к внутренней жизни страны. И все же главным поприщем, где Макаров, проявлял необыкновенное трудолюбие, феноменальную работоспособность и высочайшую степень организованности, значительно облегчал титанический труд Петра, был «распорядок» .

Петр, поучая как-то своего сына, заявил, что управление страной складывается из двух забот: «распорядка и обороны». Шереметьев, Меньшиков и Толстой подвизались в области «обороны», полем деятельности Макарова был «распорядок». Яркие и не похожие индивидуальности, они дополняли друг друга, создавая, выражаясь спортивным языком, единую команду. В конечном счете, деятельность каждого из них, направляемая твердой рукой Петра, была подчинена его воле.

Но вот Петра не стало. Наступила пора безвременья, когда государственная телега в силу инерции продолжала двигаться в раз заданном направлении. Страна, подобно путнику, израсходовав ресурсы во время продолжительного и изнурительного похода, как бы сделала привал, решила передохнуть, чтобы собраться с новыми силами и вооружиться новыми идеями.

При Петре его сподвижники блистали, после его смерти блеск потускнел, и создается впечатление, что вместо личностей выдающихся у трона стали копошиться заурядные люди, лишенные государственной мудрости. Они продолжали дело Петра, скорее всего, в силу инерции, как отмечалось выше, чем вследствие творческого восприятия полученного наследия и четких представлений, как им распорядиться. Более того, современники стали свидетелями острого соперничества за власть, начавшегося у еще неостывшего тела Петра и продолжавшегося свыше полутора десятка лет.

Эта метаморфоза была обусловлена абсолютистским режимом, признававшим покорность и слепое повиновение и ограничивавшим проявление у соратников Петра инициативы, воли и самостоятельности не только в действиях, но и в мышлении. Режим воспитывал деятелей особого рода, главным достоинством которых являлась исполнительность. Петр умел подавить соперничество и противоречия между своими соратниками в самом зародыше. Свары выносились наружу лишь изредка как это, например, случилось в Сенате в 1722 году, когда царь, предводительствуя войсками, отправился в Каспийский поход. После смерти Петра соперничество в борьбе за власть стало нормой жизни.

Абсолютистский режим уготовил сподвижникам Петра еще одну общность, относящуюся к их судьбам: почти все они плохо кончили. Вспомним трагическую судьбу Меньшикова, или Толстого, скончавшегося ссыльным на Соловках, опалу Макарова и завершение жизненного пути на эшафоте Голициным и Долгоруковым. По трупам соперников уверенно и медленно продвигался к вершинам власти лишь ловкий Остерман. Система правления имела самое прямое отношение к этим падениям, ибо самодержавный строй ставил, как возвышение, так и опалу государственных деятелей в прямую зависимость от личных качеств монархов: их способностей, вкусов, представлений о своей роли в государстве. Совершенно очевидно, что бездарным наследникам Петра оказались не ко двору его незаурядные сподвижники.

При Петре никто из них не осмеливался навязывать ему свою волю и править страной его именем. При ничтожных приемниках Петра Великого такие возможности появились. Короче, с соратниками Петра, многих из которых можно назвать людьми одаренными, произошло то же самое, что и с маршалами Наполеона, низведенными до положения заурядных людей после того, как их гениальный повелитель сошел с исторической сцены.

" … История вся слагается именно из действий личностей, представляющих из себя несомненно деятелей" , — писал В. И. Ленин. В этом реферате мы проследили жизненный путь четырех «несомненно деятелей». Их жизнеописание поучительно в нескольких аспектах. С одной стороны, каждый из них — Меньшиков, из пирожника ставший великим князем, аристократ Шереметьев, представитель посада Макаров и потомок помещиков средней руки Толстой — служил одному классу — дворянство, вождем которого являлся Петр Великий. Само собою разумеется, что их служба в условиях того времени укрепляла позиции этого класса в феодальном обществе России.

С другой стороны, надобно подчеркнуть социальную среду, из которой царь рекрутировал сподвижников. Она была очень разнородной, в ней присутствовали люди даже из «подлых» сословий, как я уже отвечал в начале реферата. В связи с этим вспомним вещие слова К. Маркса: «Чем более способен господствующий класс принимать в свою среду самых выдающихся людей из угнетенных классов, тем прочнее и опаснее его господство» .

Важный итог деятельности «птенцов гнезда Петрова» состоит в том, что каждый из них вносил свою лепту в укрепление могущества России и превращение ее в великую европейскую державу.